Глава пятая Год Великого перелома

Глава пятая

Год Великого перелома

«Истекший год был годом великого перелома на всех фронтах социалистического строительства. Перелом этот шел и продолжает идти под знаком решительного наступления социализма на капиталистические элементы города и деревни. Характерная особенность этого наступления состоит в том, что оно уже дало нам ряд решающих успехов в основных областях социалистической реконструкции нашего народного хозяйства».

И.В. Сталин

«Год великого перелома» – так называлась статья Сталина, написанная им к 12-й годовщине Октября, в ноябре 1929 года. Этой статьей он отчеркивал период борьбы и подготовки к индустриализации. Сомнения и споры были позади, и теперь только оставалось тверже выдержать намеченный курс индустриализации страны.

Этому предшествовало несколько крупных событий, оказавших очень большое влияние на дальнейший ход выполнения пятилетнего плана и на всю политику партии в области хозяйства. Во-первых, Сталин окончательно размежевался с Бухариным, причислив его самого и его сторонников к правому уклону в партии. После этого политика перестройки промышленности и сельского хозяйства велась уже только по сталинскому плану и под сталинским руководством. В партии уже больше не было крупных и авторитетных вождей, которые могли бы оспорить и повернуть в другое русло партийную политику. С этого момента альтернативные варианты стали невозможными. Страна все больше и больше утрачивала нэповские черты и становилась все больше и больше специфически сталинской.

Во-вторых, пятилетний план подвергся очень существенному уточнению. Было увеличено задание по выплавке чугуна и стали, что повернуло всю работу по выполнению плана в совершенно новое русло. Строительство новых заводов существенно ускорилось, и стали пускаться производства на еще недостроенных объектах. Некоторое время такие гиганты, как Магнитка и Кузнецк, одновременно строились и одновременно начали выплавлять чугун. Вокруг уже работающих домен достраивались помещения над механизмами и агрегатами, достраивались другие цеха и инженерные сооружения.

Ускорение строительства заводов потребовало совершенно нового отношения к кадрам промышленности. Ребром встали вопросы подготовки огромного количества, буквально в миллионы человек, специалистов: металлургов, станочников, инженеров, техников. В распоряжении был только очень «сырой» и негодный человеческий «материал» – массы малограмотных крестьян, из которых требовалось в кратчайшие сроки сделать образованных и дисциплинированных индустриальных рабочих.

Из-за резкого увеличения планового задания по выпуску чугуна и стали, новых машин и тракторов резко увеличились мощности заводов, которые потребовали для себя самой мощной, самой современной техники, которая только была в мире. Советские хозяйственники разворачивают лихорадочную активность в деле изучения и перенимания зарубежного опыта.

В-третьих, изменяется политика в деревне. Сталин, убедившись в эффективности испытанного в 1928–1929 годах метода организации крупных специализированных хозяйств, колхозов и совхозов, поворачивает всю политику в деревне в этом направлении и объявляет политику коллективизации в самые кратчайшие сроки.

«Едва ли можно сомневаться в том, что одним из самых важных фактов нашего строительства за последний год является тот факт, что нам удалось добиться решительного перелома в области производительности труда. Перелом этот выразился в развертывании творческой инициативы и могучего трудового подъема миллионных масс рабочего класса на фронте социалистического строительства. В этом наше первое и основное достижение за истекший год»[183].

Так Сталин охарактеризовал первый из достигнутых к 1929 году успехов в строительстве индустриальной державы. Этот отмеченный Сталиным трудовой энтузиазм и инициатива масс дорогого стоят. В любом производстве всегда есть закоулки, узкие места, которые сдерживают работу и не дают в полную мощь использовать машины. С этими узкими местами боролись все крупнейшие индустриализаторы, начиная с отца индустриального метода производства Генри Форда. Он в своей книге «Моя жизнь, мои достижения»[184], в которой описывал свой путь к поточному производству автомобилей, много места посвятил именно борьбе за улучшение производства. Кстати, и сам поточный метод производства тоже родился из борьбы за улучшение призводства.

В ход пускались все доступные методы: измерение времени на рабочие операции, изучение рациональности расстановки машин и оборудования, изучалась подготовка рабочего места и влияние порядка на производительность, проводилась большая работа по оптимизации перемещения заготовок и полуфабрикатов от одного рабочего места к другому. Но главным источником улучшения производства оставалась изобретательность рабочих. «Идеи летят к нам со всех сторон. Из иностранных рабочих поляки кажутся мне наиболее изобретательными», писал он[185]. Форд скрупулезно собирал рабочие изобретения, тщательно их изучал и многое внедрял в производство, обеспечивая себе только на этом многомиллионные прибыли: «Экономия в один цент на одной единице изделия иногда может оказаться чрезвычайно прибыльной. При наших теперешних размерах производства это составляло бы 12 000 долларов в год»[186].

Советские хозяйственники тщательно изучали опыт Форда в производстве. Как только появилась его книга «Моя жизнь, мои достижения», она сразу была переведена на русский язык, в 1924 году вышла в СССР и до 1932 года выдержала восемь изданий. О фордизме говорили, писали статьи и книги. Н.А. Витке, написавший большую книгу об организации производства, выпущенную не где-нибудь, а в издательстве Наркомата рабоче-крестьянской инспекции, большое внимание уделил как раз достижениям Форда. Витке в гораздо более категоричной форме повторил стремление Форда: «Машинное оборудование должно быть использовано целиком и полностью. Таково первое и основное требование крупного производства»[187].

Пока партийные теоретики ломали копья в спорах о путях дальнейшего строительства социализма, советские хозяйственники уже брали и изучали самые новейшие изобретения капиталистов.

Сталин тоже пошел путем Форда и применил его методы в масштабе целого государства и огромной государственной промышленности. Только подошел к ним с другой стороны. Если на фордовских заводах инициатива рабочих и внесение ими рационализаторских предложений были делом самотека, то в СССР была возможность организовать и стимулировать этот процесс, придать ему размах и вовлечь сотни тысяч рабочих. Это можно было сделать через партийные и комсомольские ячейки. Кроме чисто политической необходимости привлечения молоджеи к социалистическому строительству, преследовалась еще и задача повышения квалификации молодых рабочих кадров.

Ставка в кампании за подъем рабочей инициативы делалась на рабочую молодежь. Это была самая динамичная часть рабочего класса, легко обучаемая, с большой инициативностью, легко вовлекаемая в массовые акции. Вовлечь в массовую акцию старых рабочих было бы намного труднее.

Комсомольскими организациями на заводах внедрялись новые, ранее неизвестные формы производственного воспитания: стенгазеты, конкурсы на лучшее рацпредложение, конкурсы на лучшую работу, беседы с хозяйственными работниками, производственные совещания, кружки повышения квалификации и так далее. В 1927 году ЦК ВЛКСМ провел большую работу по изучению способов производственного воспитания на заводах и подготовил по этому вопросу информационный обзор, направленный в ЦК ВКП(б).

Итак, обо всем по порядку. Стенгазета была самым доступным средством воспитательной и пропагандистской работы. Многие еще помнят это замечательное изобретение советской пропаганды. Я сам, правда, уже не захватил те времена, когда стенгазеты освещали политические вопросы, но тем не менее участвовал в подготовке самых разных стенгазет. Это очень простой рукописный информационный орган, делающийся из подручных материалов, на куске ватмана или даже на широком полотнище простой бумаги. На нем краской или тушью пишутся лозунги, заголовки, пишутся тексты статей, помещаются рисунки и карикатуры.

В конце 1920-х годов, когда заводы еще не имели своих газет или многотиражек, стенгазеты были важнейшим средством создания общественного мнения. Партийные и комсомольские организации через стенгазеты боролись с прогулами и браком, нарушениями трудовой дисциплины и разгильдяйством. Все такие случаи находили свое отражение на полосах стенгазет. Конечно, в своем коллективе авторы стенгазеты в выражениях не стеснялись. Чем дальше шла работа по индустриализации страны, тем резче становилась критика прогульщиков и бракоделов.

Времена тогда были менее щепетильные. В то время директор завода мог выгнать плохого работника, не опасаясь окрика из парткома и проработки. В конце 1920-х годов в крупных городах можно было увидеть длинные очереди безработных к биржам труда. Потом, правда, они исчезли, но зато средства воздействия на плохого работника расширились. Брак легко мог быть истолкован как вредительство с вытекающими последствиями, хищения на производстве карались большими сроками лишения свободы, заключением в исправительно-трудовые лагеря. Существовали товарищеские и народные суды, которые могли приговорить провинившегося к принудительным работам или к небольшому сроку исправительных лагерей. В конце 1930-х годов эти меры настолько ужесточились, что бракоделы и разгильдяи на производстве почти полностью вывелись.

Это то, что касается критики и дисциплинарных взысканий. Средств же поощрения было изобретено гораздо больше. В числе самых действенных средств поощрения рабочей инициативы имелись производственные конкурсы. То есть несколько десятков рабочих вступали в соревнование друг с другом. Области соревнования могли быть самыми разными, например рационализаторские предложения. Кто давал предложение, давшее наибольший эффект, тот и становился победителем. Существовали конкурсы по производительности труда. Побеждал тот рабочий, который сумел достичь наибольшей производительности на своем рабочем месте, умел выработать больше за то же рабочее время. Были конкурсы по производственной дисциплине. Побеждал тот, у кого за конкурсный период было меньше всего прогулов. Награды на конкурсах были значительные по тем временам, премии бывали по 500, по 800 рублей. Бывали и более привлекательные призы, например заводоуправление завода «Электросила» в Ленинграде объявило конкурс, наградой в котором была командировка на обучение в Германию. Легко себе представить, какой интерес вызвал этот конкурс[188].

В информационном обзоре ЦК ВЛКСМ отмечалось, что производственные конкурсы вызвали повсеместное одобрение, как самое лучшее средство для воспитания молодежи.

Заводоуправления часто проводили беседы с хозяйственными работниками. Цеховые ячейки ВЛКСМ организовывали встречи членов ячейки с начальниками цехов, с бухгалтерами, со снабженцами, с директором завода. Хозяйственники рассказывали о работе всего производства в целом, о том, как создается стоимость, о тонкостях производственных процессов. Все это, конечно, повышало и квалификацию, и кругозор рабочей молодежи. После таких встреч они уже не были только лишь бессловесными исполнителями чужих приказов. Часто такие встречи переходили из режима монолога гостя в режим спора, обсуждения вопросов и предложений. Тут уже иногда начальникам приходилось защищаться от вопросов и критики со стороны рабочих.

Производственные совещания тоже посвящались вопросам производства, но проводились в кругу молодых рабочих. Иногда на них приглашались мастера и начальники цехов. Здесь уже говорила молодежь. Читались доклады, шли прения и обсуждения острых вопросов, высказывались предложения. Знаменитый итальянский конструктор дирижаблей Умберто Нобиле, который в 1931–1936 годах работал в СССР на «Дирижаблестрое», описал эти методы работы:

«Однажды мне было предложено овладеть русскими методами работы. Одним из наиболее характерных этих методов был метод самокритики. Что произошло в нашем случае в «Дирижаблестрое», происходило и в любой другой организации, на предприятиях и в институтах всех видов, в научных лабораториях, магазинах, театрах, ресторанах, госпиталях, химических цехах. Везде проводились собрания под председательством директоров. На этих собраниях свободно и открыто обсуждались служебные дела. Каждый сотрудник подразделения мог задать свой вопрос. Таким образом, даже курьер или ученик, который подметал пол, имел право указывать на ошибки, обсуждать программы, предлагать идеи или новые методы работы. Эти митинги назывались совещаниями или собраниями, и я лично уделял им внимание в очень многих случаях…

Но, возможно, это не подходит к положению в России. В то время основа промышленности там была еще в процессе формирования. Таким образом, эта система неметодической критики (чем, по существу, и являлась самокритика) была тем не менее в условиях, преобладающих в России, наилучшим средством для развития в данный период времени. Критицизм в этом случае, даже чрезмерный и дезорганизованный, давал более компетентным людям шанс на выдвижение вперед. Он помогал центральным правительственным органам контролировать активность руководителей-коммунистов, назначенных для управления различными организациями. Этот контроль, который был необходим, давал возможность в то время подобрать достаточное число опытных и надежных руководителей»[189].

Такая форма производственного воспитания была широко внедрена в практику в 1927 года. Поначалу от недостатка опыта дело с производственными совещаниями не клеилось. Заседания плохо готовились, на них выносились непродуманные и непроработанные вопросы, говорить о которых присутствующие были не готовы. Молодежь тоже поначалу старалась не участвовать в производственных совещаниях из-за сильной занятости или слабого интереса. Да и со стороны администрации заводов, и со стороны мастеров к производственным совещаниям было высокомерное отношение, мол, что они там могут предложить. Это приводило к тому, что совещания превращались в одни только разговоры, без конкретных дел. Нобиле увидел и другой недостаток совещаний:

«Неизбежным следствием таких обсуждений было постоянное изменение соответствующих программ и проектов. Часто также, когда подходил момент принятия решения, руководитель, не зная какую лошадь повернуть обратно, предусмотрительно заканчивал обсуждение без принятия решения, откладывая его с целью выиграть время»[190].

После вмешательства ЦК ВЛКСМ положение с производственными совещаниями удалось поправить. На них стали приглашаться директора, начальники цехов и мастера, и вопросы стали разрабатываться гораздо лучше[191]. Интерес к ним вырос.

Для решения задачи роста профессиональных навыков молодых рабочих комсомольские организации создавали кружки повышения квалификации, в которых желающие могли дополнительно учиться. К преподаванию в этих кружках привлекались инженеры, студенты технических вузов, опытные рабочие. ЦК ВЛКСМ поставил перед своими организациями на заводах задачу создать сеть кружков, которая бы смогла обеспечить дополнительную поготовку 5–6 тысяч молодых рабочих[192].

Сейчас, вероятно, к таким мероприятиям отнесутся с иронией, вот, мол, занимались там себе «общественной деятельностью». Но нужно сказать, что эти первые эксперименты конца 1920-х годов по внедрению общественных методов производственного обучения позволили в начале 1930-х годов при пуске заводов-гигантов решить трудноразрешимую задачу – в кратчайшие сроки подготовить десятки тысяч квалифицированных рабочих. Упор был сделан именно на молодежь и именно на переобучение молодых строителей в станочников в кружках и вечерних школах профессиональной подготовки. Опыт организации их был отработан в конце 1920-х годов.

«В неразрывной связи с этим первым достижением партии стоит второе ее достижение. Состоит оно, это второе достижение партии, в том, что мы добились за истекший год благоприятного разрешения, в основном проблемы накопления для капитального строительства тяжелой промышленности, взяли ускоренный темп развития производства средств производства и создали предпосылки для превращения нашей страны в страну металлическую»[193].

Тут Сталин в короткой фразе отразил большую и многостороннюю работу, которая была проделана к 1929 году. Проблема накопления, как мы видели, впервые была поставлена Преображенским еще в конце 1924 года, после того, как он написал и опубликовал работу о закономерностях социалистического накопления. Как пишет Валентинов, сам термин «накопление» с легкой руки Преображенского, прочно поселился на языке советских хозяйственников и в тех кругах, которые не занимались составлением планов, середина и конец 1920-х годов прошли под знаком этого самого накопления.

Поставить задачу было легко, но для того, чтобы приступить к ее решению, ей пришлось проделать долгую и извилистую дорогу эволюции. Плотно приступил к реальным мерам по накоплению капитала только Дзержинский, в марте 1926 года объявив кампанию по экономии.

23 февраля 1926 года Дзержинский подписал приказ № 413 под названием «Режим экономии». В нем он приказал провести меры по экономии средств, расходуемых на содержание аппарата и на непроизводительные цели. По его оценке, сократив эти расходы, можно было сэкономить более 100 млн. рублей в год только от сокращения рекламы, обходившейся ВСНХ в 21 млн. рублей в год, и от сокращения представительств, на содержание которых уходило около 80 млн. рублей ежегодно[194].

Второй статьей расходов было составление отчетности, особенно требуемой Пятаковым. По подсчетам Дзержинского, на составление отчетов уходило 600 млн. рублей ежегодно. Лучше было бы направить эти расходы на что-то более полезное. 27 марта 1926 года вышел приказ № 517 о сокращении отчетности[195]. Но на этом Дзержинский не остановился. В дополнение к своим приказам он развернул массовую агитацию за экономию в «Торгово-промышленной газете». За апрель – июнь 1926 года в этой газете было напечатано более 700 статей и заметок по экономии, в том числе 37 больших передовых статей. Начало этой кампании положило письмо Сталина и Куйбышева в «Правде» 25 апреля 1926 года. В нем они говорили:

«Режим экономии знаменует наше неустанное стремление учиться с минимальными затратами средств достигать максимальных результатов, означает курс на самую дешевую власть, на удешевление изделий массового потребления и пр.»[196].

Если бы удалось сэкономить хотя бы эти 700 млн. рублей ежегодно, то индустриализация получила бы серьезные дополнительные средства. Но Дзержинский, начав эту кампанию, так и не смог довести ее до конца и увидеть ее результаты. Заботы по проведению экономии достались преемнику Дзержинского по ВСНХ Куйбышеву.

Однако Куйбышев не поддержал затеи Дзержинского. Точнее, поддержал, но так, что интенсивность работы пошла на спад. Количество статей сократилось вдвое, до 400 статей и заметок в октябре – декабре 1926 года. Публикации о режиме экономии в 1927 году практически прекратились. План экономии средств в 700 млн. рублей, был выполнен только на 21 %. Зато Куйбышев пошел по другой дороге. Он открыл, что экономить можно по-разному. Он не стал только призывать к экономии, как это делал Дзержинский, а применил меры административного принуждения.

В контрольных цифрах на 1927/28 год по инициативе Куйбышева была проведена любопытная процедура. Для заводов составлялись задания по снижению себестоимости продукции и подсчитывались доходы, которые должны быть от этого получены. Этот доход заранее вносился в доходную часть предприятия и собирался в бюджет государства независимо от того, снижает ли предприятие себестоимость своей продукции или нет. Директор завода был волен делать что угодно. Но если он не занимался систематическим снижением себестоимости продукции, то тем самым он сокращал ту сумму, которая оставалась на развитие завода, на промышленное и жилищное строительство, на поощрения и премии работникам[197]. Таким образом удавалось собирать очень даже значительные суммы. Это уже, правда, не экономия, а скорее внутрипромышленные накопления от снижения себестоимости продукции. Они перечислялись в бюджет и пускались дальше на строительство новых предприятий.

Это был типично фордовский метод развития производства: «Наша тактика – добиваться понижения цен, увеличения производства и усовершенствования товара. Заметьте, что на первом месте стоит понижение цен. Никогда мы не рассматривали наши издержки как исходную величину. Поэтому мы сначала сбавляем цены настолько, чтобы обеспечить возможно больший сбыт. Затем мы принимаемся за дело и стараемся изготовить товар за эту цену»[198]. Вероятно, Куйбышев позаимствовал свою линию в вопросе экономии и накоплений в промышленности из фордовского опыта.

Сталину этот метод понравился, и он был распространен на всю промышленность. В первом пятилетнем плане большая часть капитальных вложений в промышленность обеспечивалась именно такими внутрипромышленными накоплениями. Впоследствии он широко практиковался и в 1930-х годах. Главное достоинство его состояло в том, что директор завода был вынужден заниматься снижением себестоимости, независимо от своего желания. Лучше бы было, чтобы он занимался. Иначе завод попадал в число отстающих и не только по себестоимости продукции, но и по фактическому объему производства, и по обеспечению рабочих. Такие упущения тогда очень жестоко наказывались.

На этом в деле накопления капитала Сталин и его соратники не остановились. У них в руках имелось еще два источника: государственный бюджет и внутренние займы. Эти два рычага были использованы в полной мере.

В 1927/28 году государственный бюджет СССР был размером в 5 млрд. 705 млн. рублей. Эта сумма складывалась из 2 млрд. 841 млн. налоговых поступлений, 1 млрд. 812 неналоговых поступлений, главным образом, доходов от внешней торговли и 1 млрд. 52 млн. рублей от государственного социального страхования. Это общегосударственный бюджет, не учитывающий местных бюджетов самого разного уровня. Если же брать все бюджетные доходы, то их сумма составила в 1927/28 году 7 млрд. 320 млн. рублей[199]. Дополнительно к этому было еще занято 726 млн. рублей.

Расход бюджета составлял 7 млрд. 205 млн. рублей. Оставался еще излишек в 115 млн. рублей. Из этой суммы расхода 2 млрд. 815 млн. рублей вкладывалось в народное хозяйство. Сталин направлял на развитие своего хозяйства 39 % своего государственного бюджета. Потом эта сумма значительно возрастет. Из вложений в народное хозяйство на развитие промышленности шло 926 млн. рублей, или 12,8 % всей расходной части бюджета[200].

Через два года, в 1929/30 году доход государственного бюджета удвоился и вырос до 13 млрд. 879 млн. рублей. Собственно государственный бюджет составил 11 млрд. 780 млн. рублей. Из них 6 млрд. 437 млн. поступило налогов, и объем налоговых платежей вырос втрое. Удвоились доходы от торговли и достигли 3 млрд. 925 млн. рублей. К доходам был еще сделан заем в 1 млрд. 278 млн. рублей[201].

В 1929/30 году государство израсходовало 13 млрд. 322 млн. рублей, из которых 51 %, или 6 млрд. 814 млн. рублей, пошел в народное хозяйство, из собственно в промышленность 2 млрд. 624 млн. рублей, или 19,6 % всех расходов государства[202].

Эти цифры хорошо показывают, как росла советская экономика. Я не могу привести другой подобный пример, чтобы доходы государства удваивались так быстро. Такой рост государственных доходов объясняется очень просто – в 1927 году начали работать новые и восстановленные предприятия, построенные в начале и в середине 1920-х годов. Работа этих новых предприятий, электростанций и заводов позволила сделать накопления для решающего рывка в деле индустриализации.

Но даже и этого все равно было недостаточно. Решено было использовать накопления населения. 24 августа 1927 года был выпущен первый Государственный внутренний заем индустриализации СССР. С этого момента государство стало помногу и часто занимать у своего населения. Я уже говорил, что в 1927 году было занято 726 млн. рублей. К 1929/30 году общая сумма займов у населения составила 2 млрд. 729 млн. рублей.

Эти средства тут же направлялись в промышленность, на финансирование разворачивающегося капитального строительства. Начиная с 1925/26 года, когда в промышленность было вложено 830,3 млн. рублей, из которых в тяжелую промышленность пошло 608,9 млн. рублей, вложения с каждым годом возрастали. В 1926/27 году вложения составили 1 млрд. 274 млн. рублей, из которых 903 млн. пошло в тяжелую промышленность. То есть только за год рост вложений составил 153 %. В 1927/28 году в промышленность было вложено 1 млрд. 614,1 млн. рублей, из которых в тяжелую – 1 млрд. 187,5 млн. рублей. Еще год, и рост вложений еще на 78 %. За три года объем вложений удвоился. Причем большая его часть, в среднем 75 % от суммарных вкладываемых в развитие промышленности сумм, направлялась в тяжелую отрасль промышленности.

Всего с начала индустриализации до 1928 года было направлено 3 млрд. 718,6 млн. рублей, из которых 2 млрд. 699,7 млн. рублей в тяжелую промышленность. То есть 72,5 % от всей суммы. В те времена основные фонды тяжелой промышленности были ненамного больше этой суммы. На 1 октября 1928 года было учтено основных фондов на 5 млрд. 752,7 млн. рублей. Размер вложений составлял 47 % от стоимости основных фондов. Почти половина!

С чисто финансовой точки зрения никакого секрета в бурных и огромных темпах роста советской экономики нет. Так будет расти любая экономика, если в нее ежегодно направлять средства, которые бы составили около трети к сумме всех имеющихся основных фондов. Но, с другой стороны, это же и определенный урок. Залог высоких темпов роста заключается в больших объемах вложений. Нельзя претендовать на лидерство в промышленном развитии, если вкладывать в промышленность по чайной ложке в год.

Собственно, это и есть метод сталинской индустриализации – собрать большой финансовый фонд и бросить в один выбранный заранее сектор промышленности, десяток отраслей производства. Отрасли выбираются так, чтобы они потянули за собой остальные отрасли производства и хозяйства. Итогом такого подхода становится бурный в разы рост этих отраслей и рост всей экономики.

Только вот и таких темпов роста Сталину было недостаточно. Он пошел на еще большее расширение капиталовложений. На следующий день после выпуска первого займа индустриализации, 25 августа 1927 года, Политбюро ЦК приняло решение об увеличении сумм, отпускаемых на развертывание промышленности. В течение двух следующих хозяйственных лет вложения еще больше увеличиваются. Если в 1927/28 году сразу после принятия такого решения вкладывается 1 млрд. 614,1 млн. рублей, то в следующем 1928/29 году на развитие промышленности направляется уже 2 млрд. 72,8 млн. рублей. За год вложения выросли на 77 %. Выросла и доля вложений в тяжелую промышленность. Она составила уже не 73,6 %, как в 1927/28 году, а 78 % от всей суммы[203].

Потом капиталовложения еще больше увеличатся и в конечном итоге план по ним будет перевыполнен досрочно на добрых 30 % к первоначальной, достаточно большой сумме. Итак, в конце 1920-х годов вопрос о накоплениях для развития индустрии был решен. Для финансирования хозяйственного строительства были задействованы поступления и доходы государственного бюджета, внутрипромышленные накопления за счет удешевления продукции, а также широкие займы у населения, то есть привлечение народных сбережений. Как показали последующие события, этот способ финансирования развития промышленности вполне себя оправдал.

Второе крупное событие в деле хозяйственного строительства было связано с увеличением программы выплавки чугуна и стали в 1929 году. Согласно первому пятилетнему плану, выплавка чугуна должна была вырасти до 6 млн. тонн по отправному и до 10 млн. тонн по оптимальному варианту плана. Учитывая начальный уровень в 4 млн. тонн годовой выплавки чугуна, это вроде бы очень даже неплохо. Но так казалось только с первого взгляда.

Кроме металлургии в СССР бурное развитие начинали крупные машиностроительные отрасли. Только в тракторостроении за пятилетие планировалось произвести 91 тысячу тракторов. Рост тракторостроения должен был составить к уровню 1928/29 года 4783 %, то есть в 48 раз. Бурное развитие начинало автомобилестроение. Росло производство паровозов и вагонов. Количество вагонов, построенных за пятилетие, должно было составить 460 % к уровню 1928/29 года. Начинали развитие станкостроительная отрасль машиностроения, а также отрасль тяжелого машиностроения, производство оборудования для горной, топливной и металлургической отраслей. Все эти отрасли в огромных количествах потребовали металла. Тут уже количество металла стало определяющим фактором в деле развития машиностроения. Даже не хлеб, даже не накопления, а именно чугун. Рыков так сказал о значении выплавки чугуна в докладе на собрании актива ленинградской парторганизации 30 ноября 1928 года:

«Когда мы разбирались в этих успехах и обсуждали вопрос о том, нельзя ли как-нибудь еще больше ускорить процесс индустриализации, мы натолкнулись на то, что самые для нас важные, самые ценные и самые технически и экономически революционные отрасли производства – именно металлообработка и машиностроение – упираются в недостаток для них сырья, то есть чугуна. Границей для их развития в ряде случаев является не оборудование, а недостаток чугуна…

Проблема чугуна является теперь основной и в цепи промышленных задач, и всесторонний подход к ее разрешению совершенно обязателен. Лозунг – чугун и еще раз чугун на протяжении текущего и ближайших лет должен быть центральным лозунгом работы промышленности»[204].

Эта проблема осознавалась уже в конце 1928 года. Но тогда казалось, что производства чугуна по оптимальному варианту плана вполне достаточно для развития машиностроительных отраслей. Потому никаких изменений в пятилетний план вносить не стали, ограничившись двумя его вариантами.

Но когда началось строительство, когда стали обозначаться мощности металлургических заводов и заводов машиностроительных, то тогда становилось ясным, что промышленность, после пуска этих новостроек, ожидает острая нехватка металла, чугуна и стали. Особенно сложное положение было с чугуном. Чугун по технологии металлургического производства представляет собой основной полуфабрикат. Из него потом выплавляются все виды сталей, начиная от высококачественных инструментальных и быстрорежущих сталей и кончая конструкционной сталью. В завалке печи при выплавке стали чугун должен составлять не менее 60–70 %. Это одна часть чугуна, большая, которая определяет уровень производства в металлургической отрасли. От количества и качества применяемого в выплавке стали чугуна зависит количество и качество стали, а уже от стали зависит объем производства во всех отраслях промышленности, потребляющих металл.

Другая часть чугуна идет на литье для крупных деталей, применяемых для изготовления машин, тракторов, электромоторов, турбин и тяжелого оборудования. Эта область применения чугуна даже еще важнее первой. Сталь с некоторыми трудностями можно выплавить из скрапа со сравнительно небольшими добавлениями в шихту чугуна или чугунного лома. Но блоки двигателей, корпуса электромоторов, турбин, станины станков, детали трансмиссии автомобилей и тракторов без литейного чугуна не сделаешь.

По всем расчетам выходило, что металлургические заводы-новостройки приступить к производству металла смогут только в 1932–1933 годах или даже в 1934 году. Машиностроительные заводы вступят в строй начиная с 1930 года, как Сталинградский тракторный завод, а большая их часть вступит в строй в 1931 году. Вот, например, в 1931 году вступали в строй:

1. Автомобильный завод им. Сталина в Москве.

2. Харьковский тракторный завод.

3. Ростовский завод сельскохозяйственного машиностроения им. Сталина.

4. Гомельский завод им. Кагановича.

5. Завод комбайнов «Коммунар».

6. Саратовский завод комбайнов.

7. Ташкентский завод сельскохозяйственных машин им. Ворошилова.

В 1932–1933 годах вступят в строй:

1. Челябинский тракторный завод.

2. Ворошиловградский паровозостроительный завод им. Октябрьской Революции.

3. Краматорский завод тяжелого машиностроения.

4. Уральский завод тяжелого машиностроения[205].

Как видите, целый список крупнейших, мощных заводов. Это без тех заводов, которые прошли переоборудование и теперь начинали работать под старыми названиями на новейшем оборудовании с многократно повышенной мощностью. Начав работать, заводы предъявят высокий спрос на металл. В том, что существующая металлургическая промышленность окажется в состоянии удовлетворить заявки новых заводов, у советских хозяйственников появились сомнения.

Сомнения эти были более чем обоснованными. В марте – апреле 1928 года прошел процесс по делу вредителей из г. Шахты. Это была группа инженеров, работавших на шахтах еще до войны и занимавшаяся дезорганизацией добычи угля и постройки новых шахт. Вскоре аналогичная группа была раскрыта и в тресте «Югосталь». Это тоже были инженеры и техники, работавшие на металлургических заводах еще до войны, связанные с прежними владельцами и тоже занимавшиеся дезорганизацией работы треста. Их вредительская деятельность заключалась в дезорганизации капитального строительства, распылении средств среди малозначительных объектов, заказ ненужного оборудования и свертывание под разными предлогами подготовительных работ в строительстве новых рудников, карьеров и угольных шахт. Надо сказать, им удалось достичь своей цели. «Югосталь» лихорадило всю первую половину 1930-х годов, пока наконец проблема не была решена коренной реконструкцией всей южной металлургии.

После раскрытия вредительства, после того, как стали ясны причины замедления темпов работы «Югостали», 8 августа 1929 года ЦК ВКП(б) принял большое постановление о работе «Югостали» и о мерах по развитию этого важнейшего треста. Постановление предписывало довести выплавку чугуна в тресте до 6 млн. тонн в 1932/33 году[206].

В июне – июле 1929 года Наркомат Рабоче-Крестьянской инспекции провел обследование треста «Уралмет». Результаты этого обследования подтвердили опасения и сомнения: работающая уральская промышленность не может удовлетворить потребности заводов-новостроек. Слабые и устаревшие уральские металлургические заводы не могли обеспечить быстрый и существенный рост выплавки металла.

После всего этого стало ясно, что новые машиностроительные заводы металлом могут обеспечить только новые металлургические заводы. Кроме них, других резервов в советской металлургии нет. Вкладывались большие капиталовложения, но даже их не хватит для ликвидации дефицита металла за короткие сроки первой пятилетки. Потому вся надежда была возложена на заводы-новостройки. Сюда была направлена большая часть капиталовложений, пущенных в черную металлургию.

Но здесь встала другая задача. Как известно, мощности запроектированных металлургических заводов были не такими уж и большими. Магнитогорский завод по первоначальному проекту имел мощность 650 тысяч тонн чугуна в год, Кузнецкий и того меньше, 300 тысяч тонн чугуна. Если добавить еще заводы-новостройки на Украине и на юге РСФСР: Керченский завод им. Войкова, на котором первая домна была задута в апреле 1930 года[207], мощный Криворожский завод, заводы Азовсталь и Запорожсталь, оба завода им. Орджоникидзе, то общая мощность новостроечной металлургии составит около 1,5 млн. тонн чугуна в год. Ну, может быть, до 1,6–1,7 млн. тонн. Этого вместе с возросшим производством на работающих заводах, которое в 1930 году выросло до 5 млн. тонн чугуна, как раз хватит на выполнение и перевыполнение примерно на 500–600 тысяч тонн отправного плана.

Но суммарное потребление машиностроительных заводов-новостроек было больше этих производственных возможностей. Кроме планов масштабного строительства в машиностроительной отрасли, кроме коренной реконструкции имеющихся заводов, спешно разворачивалось производство тяжелого оборудования.

6 декабря 1928 года Политбюро ЦК увеличило мощность Сталинградского тракторного завода в 4 раза, до 40 тысяч тракторов в год. 5 ноября 1928 года Горловский завод выпустил первую в СССР врубовую машину для разработки угля. Планировалось освоить изготовление блюмингов, прокатных станов для крупносортного проката, оборудования домен и мартеновских печей, разливочных машин, металлургических ковшей, транспортеров, оборудования для химического производства, для крекинг-процесса[208], планировалось освоить выпуск металлоконструкций для строительства. Это все планировалось сделать, не считая еще весьма широкомасштабных планов транспортного машиностроения, судостроения, производства новейших образцов вооружения и развития железных дорог. Одним словом, потребность в металле росла не по дням, а по часам.

Осенью 1929 года специалисты в ВСНХ пришли к убеждению, что при запланированных объемах машиностроительного производства не хватит чугуна даже по оптимальному варианту плана. Главным управлением черной металлургии была составлена записка с обоснованием необходимости увеличения выплавки чугуна с 10 до 12 млн. тонн. 27 октября 1929 года она была представлена в Президиум ВСНХ СССР.

К аналогичному мнению пришли и специалисты в хозяйственных органах Урала. В сентябре 1929 года на Бюро Уральского обкома ВКП(б) обсуждались вопросы о строительстве новых металлургических заводов. Рассмотрев состояние строительства и состояние заводов треста «Уралмет», партийные руководители пришли к тому мнению, что мощности новых заводов недостаточно для удовлетворительной работы в конце пятилетки.

Для решения этой проблемы была предложена идея «Большого Урала», нового варианта Урало-Кузнецкого проекта. Главная мысль ее заключалась в резком увеличении производства и строительстве заводов тяжелой индустрии на Урале наиболее быстрыми темпами. Уралплан предложил увеличить производство чугуна в 3,5 раза по сравнению с показателями пятилетнего плана, меди – в 3 раза, объема продукции машиностроения – в 4,5 раза, объема химической продукции – в 4–5 раза, угля – в 2,5 раза и увеличить вложения с 2,7 млрд. рублей до 8,5 млрд. рублей. Так, под давлением обстоятельств и нужды постепенно изживались недостатки старого планирования, основанного на старых пропорциях и потреблении металла рынком.

План «Большого Урала» был внесен на рассмотрение Президиума ВСНХ СССР 26 января 1930 года. Куйбышев сразу и безоговорочно его поддержал. После рассмотрения этого проекта руководители ВСНХ приняли решение увеличить мощности новых металлургических заводов. 15 февраля 1930 года была увеличена мощность Кузнецкого комбината, установленная теперь в 1 млн. 200 тысяч тонн чугуна в год, и мощность Магнитогорского комбината, доведенная до 2,5 млн. тонн чугуна в первой очереди комбината, и 4 млн. тонн во второй. Эти решения Президиума ВСНХ СССР были утверждены постановлением Политбюро ЦК 25 марта 1930 года. После этого решения черную металлургию СССР должны были тянуть три завода: Магнитогорский им. Сталина, мощностью 2,5 млн. тонн чугуна, Кузнецкий им. Сталина, мощностью 1,2 млн. тонн и Макеевский им. Кирова, мощностью 1,3 млн. тонн чугуна. Вместе они могли дать 5 млн. тонн чугуна, то есть 80 % отправного варианта плана и 50 % оптимального варианта.

Советские хозяйственники в решении проблемы недостаточного производства чугуна и стали пошли по новому, неизвестному в мировой хозяйственной практике пути. Они не стали строить новые заводы с целью увеличить выплавку, а приняли решение увеличить выплавку на уже строящихся заводах, превратив их из металлургических заводов в огромные металлургические комбинаты, и резко ускорить их введение в строй, согласившись на начало производства чугуна на недостроенном заводе.

Так металлургическое хозяйство никто в мире не вел. Никому бы не пришло в голову, ни Круппу, ни Карнеги, построить завод для выплавки 4 млн. тонн чугуна в год. Им бы не пришло в голову возить для него кокс за две с лишним тысячи километров. Они бы точно не решились на производство чугуна на недостроенном заводе. Таких примеров в мировой практике не было. Вообще вся эта эпопея со строительством тяжелой промышленности Советского Союза – вещь совершенно беспрецедентная.

Ни одна страна в мире не развивалась с такой быстротой. Начав с уровня производства в 1,5 млн. тонн чугуна в самом начале индустриализации, в 1924 году, Советский Союз через шесть лет утроил его производство, достигнув уровня в 5 млн. тонн в 1930 году. Потом в первую пятилетку получился из-за сильно напряженных темпов строительства спад роста, и до 1933 года удалось увеличить выплавку только на 1,5 млн. тонн, доведя ее до 6,5 млн. тонн чугуна. Но зато во второй пятилетке, когда полностью вошли в строй металлургические заводы-новостройки, удалось сделать еще больший рывок и достичь выплавки в 14 млн. тонн чугуна в год в 1937 году. За тринадцать лет СССР сумел увеличить свою экономическую мощь в черной металлургии почти в 10 раз. Это в той области, в которой работа шла труднее всего. В других же областях рост бывал в 10, 20, а то и в 40 раз по сравнению с началом индустриализации.

Третьим крупным событием, серьезно повлиявшим на ход индустриализации, была реформа управления и организации в промышленности.

До этого советская крупная промышленность была организована в систему трестов, подчинявшихся ВСНХ в организационном отношении, а в деле сбыта своей продукции на внутреннем и внешнем рынках объединенная в синдикаты, созданные при главках все того же ВСНХ. Такая система появилась в начале 1920-х годов после неудачного выхода крупной промышленности на рынок и кризиса 1923 года. Выход предприятий на рынок в 1922 году обернулся крупными потерями оборотных средств и заставил хозяйственное руководство провести синдицирование промышленности[209]. Синдицирование захватило часть крупной промышленности. В синдикаты вошли 189 трестов из 360 и 50 % предприятий. Синдицирование охватило в основном производство текстиля, металлоизделий и нефтепродуктов для бытового применения[210]. После синдицирования промышленность вполне благополучно вошла во внутренний рынок и сумела завоевать на нем достаточно заметное место. Оборот синдикатов вырос в 1927/28 году до 6 млрд. 728 млн. рублей, увеличившись в 5,4 раза по сравнению с 1923/24 годом[211]. Синдикаты активно торговали на внутреннем рынке, выходили на внешний рынок, как, например, Уралмет, и занимались материально-техническим снабжением государственной промышленности. Вместе с кооперативными органами синдикаты в 1925/26 году осуществляли 90,3 % оптовых операций.

Синдикаты помогли в сложное время решить затруднения в сбыте. Их роль в выведении промышленности на более или менее рентабельный уровень, в организации связки промышленности и рынка была очень высокой. Но в результате несколько беспланового процесса организации трестов и синдикатов, в результате пятаковских экспериментов с отчетностью сложилась сложная структура управления и организации промышленности. Предприятие входило в трест, трест, с одной стороны, подчинялся соответствующему управлению в ВСНХ, а с другой стороны, входил в синдикат, который подчинялся соответствующему главку того же ВСНХ. Эта система порождала параллелизм в управлении, излишний бюрократизм и лишнюю отчетность.

В середине 1929 года, когда положение стало совершенно нетерпимым, когда бурное развитие промышленности, народного хозяйства стало предъявлять потребности в материально-техническом снабжении, которые рынок удовлетворить никак не мог, в хозяйственных органах началась разработка плана реорганизации управления хотя бы самых главных отраслей промышленности. Летом 1929 года было создано несколько комиссий. Комиссия Президиума ВСНХ СССР под председательством В.П. Манцева, комиссия Наркомата РКИ под председательством А.З. Гольцмана, комиссия ЦКК при ЦК ВКП(б) под председательством Г.К. Орджоникидзе и комиссия Совнаркома и Экосо РСФСР под председательством В.П. Милютина[212]. Эти комиссии начали изучать положение дел в управлении промышленностью и готовить свои предложения.

8 августа 1929 года члены Президиума ВСНХ СССР М.Л. Рухимович и В.П. Манцев сформулировали позицию ВСНХ в вопросе реформирования управления промышленностью. Их доклад 9 августа был рассмотрен на заседании Президиума ВСНХ.

Когда результаты работы всех комиссий были подведены и представлены в ЦК, 5 декабря 1929 года было выпущено постановление ЦК ВКП(б), в котором отдавалось задание ВСНХ СССР разработать и представить в СТО докладную записку о программе изменений в управлении промышленностью. В самые короткие сроки эта записка была разработана и представлена на рассмотрение Совета Труда и Обороны.

ВСНХ СССР предлагал создать в промышленности хозрасчетные отраслевые промышленные объединения. То есть ликвидировалась сложная система подчинения предприятий, трестов, синдикатов, главков и управлений. Предприятия и тресты союзного значения сливались вместе и разделялись на производственные объединения по отраслевому принципу. То же самое проводилось с трестами и предприятиями республиканского и местного значения. Объединения союзного значения подчинялись ВСНХ СССР. Республиканские объединения подчинялись своим, республиканским хозяйственным органам.

В важнейших отраслях промышленности были ликвидированы главные управления и синдикаты. В начале 1930 года было распущено 14 синдикатов, в том числе:

1. Нефтесиндикат.

2. Всесоюзный текстильный синдикат.

3. Всесоюзный металлосиндикат.

4. Всесоюзный синдикат по цветным металлам.

5. Химсиндикат.

6. Продосиндикат.

7. Солесиндикат.

8. Бумсиндикат.

9. Всесоюзный машинно-тракторный синдикат.

10. Всесоюзный кожсиндикат.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.