«В разведку боем»

«В разведку боем»

Степанов Петр Степанович, 1917 год, моряк

У меня ведь девять дядьев, десять теток, а всего, я считал, 174 родственника. Будьте любезны… Про войну я никогда и не рассказывал, не люблю. Ну уж если хотите… Еду от фронтового друга. Четыре дня за столом сидели, друг друга не видели, слезы мешали. Внук тут только меня заставил, ну рассказал я про один бой. Мы ж морская пехота были!

Наш батальон в разведку боем пошел. 1942 год, Осташково. Две деревни прошли — тихо. Никто ничего не заметил. А в третьей деревне часовой немецкий засек нас, ну и выстрелил. Немцы всполошились. Бой сильный был. А я гранаты ловко бросал. В домах не крыша — дранка. Бросаешь — она и ухает через крышу. Разрывные пули — пок-пок, ложатся. Пулеметчик у них один много наших посек. Обер-лейтенант ихний из дома выскочил в сапожках, рукава засучены, а я обернулся, командую: «По пять человек на горку, вперед!» Он из пистолета в меня — и так повезло мне, рот открытый был, пуля обе щеки прошила и вылетела, даже зубы не задела. Немца тут скосили. Выбили мы немцев из деревни — сами в их окопах укрепились. Несколько ящиков шнапса нашли. В двух машинах немки были в форме, ну — девушки. Бой же, они визжат. Но ничего, по нашим стрелять начали. Забросали обе машины гранатами, всех посекли.

Три дня отбивались мы в той деревне. Нам приказ — держаться до подхода подкреплений. На четвертый день нас человек 50 осталось. Разрешили отступить. А там поле с капустой. Вилки — во какие. Мы ж голодные. Набросили-ся, на ходу ели. Вдали елочки, посадки. Начали мы по полю уходить к посадкам. А окружение же. Они с флангов пулеметы поставили, строчат. Десять человек нас к леску вышло. Подполковника убило и майора тоже. Девять человек вышло из 186, да еще один без ног, но живой остался. Трудно выходили. Голодные. Коров увидели, у них вымя раздутое, насосались молока, понос всех прошиб.

Бабы-беженки по дороге шли, одни женщины, с ними один дед старый, показали им, куда по дороге к нашим ехать. У нас же карта, а они не знают.

Из сил выбились, грязные, страшные, зашли в лесок. Иду впереди, деревья вот так спилены и уложены. Свежий спил. Ну, думаю, немцы. Но вот чего-то внутри говорит: «Еще маленько вперед пройди». Прошел, гляжу, у леса на полянке старшинка сидит, с буквой «Т» на погонах, борщ из котелка наяривает. Наши! Вот радости-то было. А ребята нас увидели, оружие похватали, мы же с немецкой стороны к ним вышли. Позвонили по начальству, доложили. Генерал приехал, нас накормили, в госпиталь всех. У меня же трех ребер нет, осколок снизу прошел, два осколка и сейчас сидят во мне. В аэропорту сперва звонило все, когда досмотр проходил. Говорят: «Дед, у тебя это, наверное, награды». Вот один осколок можно пощупать, четыре с половиной на два с половиной сантиметра.

Да, сколько тысяч километров исходил я по земле вот этими куцыми ногами. У меня же в кость там штука такая вставлена, на двух шурупах. Тоже ранение. Ничего, все нормально. Повезли нас на санитарном поезде в Калинин. Ну я тебе скажу… Одни развалины кругом. Рельсы втрое изогнуты штопором, вагонные колеса так страшно выгнуты. Мороз по коже. Бомбили же сильно. В Калинин привезли, у вокзала милиция цепью стоит, никого к санитарному поезду не пускает. Женщины, дети, старики к поезду рвутся, плачут, родных ищут. Тяжело… Тяжело…