«Каждый третий был завербован»

«Каждый третий был завербован»

Зорин Иван Иванович, 1918 год, механик

Для нас, малолетних, все происходящие события того времени были очень интересны, все мы ждали чего-то лучшего. Особенно нас, подростков, радовала коллективизация. Мы-то радовались, а большинство населения было против. Лишь небольшая часть населения, которая жила очень бедно, не имела тягловой силы, только она и приветствовала коллективизацию. Почти каждый день проводили сходы (с год, наверное), а иногда в день по два-три схода. Первый раз собирают сельсоветы, второй — с района кто-нибудь, третий раз — с области. Были случаи, я хорошо помню, прежде чем достать бумаги из портфеля, на стол для устрашения выкладывали наган. Под сильным нажимом проведут голосование, составят протокол, что большинством голосов постановили организовать колхоз. А большинства-то и не было. И порядка не было.

Как дойдут до обобществления лошадей, коров, инвентаря — так и все. Сводить-то некуда — ни складов, ни помещений, ни конюшен. Колхоз все же у нас был организован. И все семьи, что вошли в него, вынуждены были держать скот на своих дворах и кормить своим кормом. При этом сдавали продразверстку государству и как за личное хозяйство, и как за колхоз. А самим хозяевам, которые кормили-поили этот обобществленный скот, не оставалось ничего.

Во многих деревнях негде было разместить правление, и чтобы заиметь помещение, власти принимали решение почти в каждой деревне кого-нибудь раскулачивать. И раскулачивали притом самых трудолюбивых и хозяйственных мужиков. Делали опись имущества, продавали его на торгах, а самого хозяина выселяли в Сибирь. Притом, мне кажется, делалось это не по приказу сверху, а по инициативе местных властей и партийных органов. Припоминаю такой случай, когда крестьянин из деревни Лопариха, не имеющий ни кола, ни двора, и никакого скота, пришел в сельсовет и заявил шутейно, что вот тех-то раскулачили, а я что, беднее их, что ли? Почему меня не раскулачат? Что и было принято сельсоветом: как за вылазку классового врага он и был арестован.

Когда я трудился уже на заводе в тридцатые годы, очень часто, приходя на работу, не видел в цехе одного-двух человек. После выяснялось, что они арестованы. За что и почему, никто не знал и объяснить не мог. Даже интересоваться этим было запрещено. Репрессировали зачастую тех, кто больше боролся за правое дело и высказывал свое мнение, как лучше организовать то или иное.

Ну, а больше всего аресты производились просто за неуместную болтовню, за анекдоты. Помню, работал я на стройке МВД и спросил одного, знал, что он сидит по 58-й статье, за что же он был посажен. Он говорит, работал после войны трактористом. А трактор был плохой, чтобы его завести, надо полдня крутить ручку. И он своим товарищам сказал, что на фронте работал на американском тягаче, который заводится от стартера мгновенно, и похвалил эту машину.

Ну и дали ему десять лет как за выхваление иностранной техники и принижение нашей. Можно привести примеров сотню. При Берии ведь разговаривать двум-трем человекам между собой было опасно, так как каждый пятый или даже третий был завербован службами госбезопасности агентом-доносчиком. Поэтому и проходили такие массовые репрессии.