Русские кочи у северо-восточного побережья Сибири

Русские кочи у северо-восточного побережья Сибири

Казаки вы мои, казаченьки,

Казаки вы, слуги верные!

Послужите вы, мои казаченьки,

Послужите царю белому.

Старинная казачья песня

Сразу после его основания в 1632 г. Якутский острог стал базой по организации морских и сухопутных экспедиций для поиска новых богатых пушным зверем «землиц», в том числе и расположенных по побережью Ледовитого моря к западу и востоку от устья Лены. Первый морской поход из устья Лены совершил летом 1633 г. отряд енисейских и тобольских служилых людей, а также промышленников в составе более 100 человек под начальством енисейского пятидесятника Ильи Перфильева (Перфирьева).

Отряд спустился по Лене до устья и там разделился. Коч под командой Ивана Ивановича Реброва направился, вероятнее всего, по Оленекской протоке дельты реки на запад. Казаки открыли Оленекский залив, а в следующем году обнаружили устье р. Оленек. Ребров и его казаки — первые русские, побывавшие в устье р. Оленек, поднялись по реке, оборудовали зимовье и более трех лет собирали ясак с эвенков, живших в речной долине.

Перфильев на другом коче по Быковской протоке направился на юго-восток и вышел в губу Буор-Хая. Обогнув восточный мыс губы, он открыл Янский залив и в следующем году обнаружил устье р. Яны. Осенью 1635 г. он первым поднялся до ее верховьев и основал Верхоянское зимовье (теперь г. Верхоянск). Именно в низовьях Яны он первым из русских познакомился с юкагирами, первобытными охотниками и оленеводами, а в верховьях реки собрал ясак с живших там якутов.

В сентябре 1637 г. на Яну в отряд И. Перфильева прибыл И. Ребров. Летом следующего года Перфильев, убывая в Якутск, направил Реброва далее на восток. Впоследствии в приговоре Якутской приказной избы описано, как Ребров готовился к плаваниям в полярных морях: «А подымалися оне на ту государеву службу в новую землицу, суды делали и судовые снасти промышляли собою, и в ясашном зборе в той новой землице давали товары против государева ясаку покупая собою, он, Ивашко, с товарыщи своими деньгами. А служили оне, Ивашко с товарыщи, те государевы службы лет с 6 без государева денежного и хлебного жалованья» (24, с.118).

К осени 1638 г. Ребров завершил открытие и осмотр Янского залива. Он первым прошел проливом, который впоследствии был назван именем Дмитрия Лаптева, морского офицера, участника Великой Северной экспедиции 1733–1743 гг., и плавал в Восточно-Сибирском море. Ребров обнаружил устье большой р. Индигирки, по которой он поднялся на 600 км и выше устья Уяндины, ее левого притока, «два днища», то есть в двух днях езды от устья (24, с.131), основал Уяндинское зимовье. Там он провел более двух лет и возвратился в Якутск только летом 1641 г.

В следующем году он был вновь направлен к побережью Ледовитого моря, вышел на коче из устья Лены и морем вновь достиг р. Оленек, где поставил зимовье и прослужил там до 1647 г. (2, с.32).

В 1636 г. казачий десятник Енисейского острога Елисей Юрьевич (Буза) с отрядом из 10 казаков отправился из Енисейска по Ангаре на Нижнюю Лену. До ледостава он успел из Усть-Кута добраться до основанного в 1635 г. Олекминска в устье Олекмы, правого притока Лены.

Весной 1637 г. после ледохода Буза приплыл в Якутск. Там он увеличил свой отряд до 50 человек за счет «охочих служивых людей» и «промышленных людей». Как потом писал Буза в своей челобитной: «В Якутском, государь, остроге, должась великими долги, покупал я, холоп твой, суды и кочи, и дощеники с парусы и с якори, и со всею судовою снастью дорогой ценою. И тех служивых и промышленных людей для твоей, государевы, дальной службы ссужал я же, холоп твой, пищальми и порохом, и хлебными запасы, и сетьми неводными, и всякими заводами» (24, с.96, 97).

Буза с отрядом спустился по Лене, вышел в море западным рукавом дельты и через день вошел в устье р. Оленск. Он поднялся по реке более чем на 500 км и объясачил встреченных там кочевых эвенков. На р. Оленек он построил зимовье и зимовал там, а весной 1638 г. на оленях возвратился на Нижнюю Лену к устью ее левого притока Молодо, верховья которого у 12° в. д. близко подходят к р. Оленек.

О его дальнейших походах сведения противоречивы. Академик И. Е. Фишер в изданной в 1774 г. «Сибирской истории с самого открытия Сибири до завоевания сей земли российским оружием» писал, что Буза, построив на Лене (примерно на 70° с. ш.) два коча, летом 1638 г. восточным рукавом дельты Лены вышел в море и пять дней при попутном ветре плыл на восток вдоль берега в поисках устья неизвестной большой «Ламы-реки», берущей будто бы начало в Китае. Он обогнул восточный мыс губы Буорая (имеющий такое же название, как и сама губа), вышел в Янский залив и достиг устья Яны (Янги). Его отряд три недели поднимался вверх по реке — до мест где жили якуты. Буза собрал там много ясака в виде ценных мехов соболей и перезимовал среди якутов.

В 1639 г. Буза с отрядом на четырех кочах, построенных во время зимовки, вновь вышел в море и завершил обследование Янского залива. Недалеко от устья Яны он к востоку обнаружил «великое озеро» — огражденную со стороны моря о. Ярок обширную бухту, в которую впадала р. Чондон. Буза встретил там юкагиров, способствовавших в дальнейшем скорейшему продвижению русских первопроходцев на северо-восток Азии, а затем и на Камчатку. Он построил в их стане зимовье, в котором прожил не менее двух лет, и в 1642 г. возвратился в Якутск.

По другой версии, приводимой в своих работах историком походов землепроходцев Сибири Н. Н. Оглоблиным, Елисей Буза при плавании на восток от устья Лены не дошел до устья Яны, а добрался лишь до устья р. Омолой, впадающей в губу Буорая. Оттуда уже по зимней дороге, погрузив запасы на нарты, он шел восемь недель через хребет Кулар до Верхней Яны.

Так что Н. Н. Оглоблин считал Бузу первооткрывателем р. Омолой и хребта Кулар (2, с.32; 18, с.277).

В подтверждение версии Н. Н. Оглоблина д. и. н. М. И. Белов приводит слова участника последнего плавания Бузы казака Другана Прокофьева, который в своей челобитной писал: «Пошли они из Якутского острогу вниз Леною рекою и вышед в море, и шли по морю, до усть Омолоевой реки и тут де их замороз взял, не дошед Янского устья». Стремясь быстрее достичь большой реки на востоке, казаки решили продвигаться к Яне по суше. «И шли, — писал Друган, — через Камень (хребет Кулар. — М.Ц.) до Янской вершины восемь недель и пришли наверх Яны, в якуты» (10, с.151).

Ясно только, что морские плавания и сухопутные путешествия, которые совершили Буза и его спутники, проходили в невероятно сложных условиях. Сам он писал в челобитной: «И будучи на твоей, государеве, службе, я, холоп твой, с теми служивыми и с промышленными людьми на Оленьке и на Яне, и на Чандоне реке приимали всякую нужу, ели коренье и траву, и душу сквернили всякою скаредною ядью, и голод и наготу терпели» (24, с.98).

В те же годы был открыт путь по суше через Верхоянский хребет из Якутска в верховья Яны. В 1635–1636 гг. «зимним путем на конях» добрался из Якутска до верховьев Яны и поставил там зимовье служилый Селиван Xаритонов (2, с. 32).

Весной 1637 г. из Якутска вышел конный отряд казаков — 30 человек под командой енисейского служилого Постника Иванова Губаря. Отряд прошел за четыре недели к верховьям Яны, перевалив Верхоянский хребет, отделяющий бассейн Лены от Яны. Там им было расширено и укреплено зимовье — будущий Верхоянск (2, с.32).

Далее казаки проследовали вниз по долине Яны, где объясачили местных якутов. Постнику удалось собрать некоторые сведения о расположенных далее на восток реках и проживавших там племенах. Для сбора ясака в долине р. Адыча, правого притока Яны, Постник направил отряд под командой тобольского казака Ивана Родионова Ерастова (Велькова, впоследствии за заслуги был произведен в сыны боярские). Посланные побывали и на ее крупном левом притоке Борулах, то есть первыми проникли на Янское плоскогорье (18, с.278).

Летом 1637 г. Постник на конях продолжил продвижение на восток по долине р. Туостах, правом притоке Яны. С помощью проводников-юкагиров за четыре недели казаки перешли через хребет, который уже в ХХ в. получил имя исследователя Сибири И. Д. Черского, и достигли р. Индигирки. Там они в наскоро срубленном зимовье (названном впоследствии Зашиверским) выдержали «крепкий бой» с юкагирами, и, сломив сопротивление нападавших, объясачили их (2, с.32). Спешно построив лодки, казаки прошли вверх по реке, собирая ясак с местных юкагиров. Возвратившись в зимовье, Постник Иванов оставил там 16 человек, а с остальными вышел в обратный путь в Якутск.

С его слов якутские воеводы доложили в Москву о новых землях: «А Юкагирская де, государь, землица людна и Индигерская река рыбна, будет де, государь, впред на Индигерской реке в Юкагирской землице и 100 человек служивых людей, и тем де людем мошно сытым быть рыбою и зверем без хлеба. И в Индигерь, де, государь, реку многие реки впали. А по всем де по тем рекам жывут многие пешые и оленные люди, а соболя и зверя всяково много по всем по тем рекам и землям. Да у юкагирских же де, государь, людей, серебро есть, а где де они серебро емлют. того он, Посничко, не ведает. И про иные де ему многие землицы юкагири росказывали» (24, с.100, 101). Так что Постник Иванов принес первые сведения о р. Колыме и о р. Погыче, расположенной еще далее к востоку (речь шла о р. Анадырь).

В мае 1638 г. Постник Иванов вновь пошел через Верхоянский хребет на Яну. На хребте он собрал первый ясак с нового для русских народа — ламутов (ныне их называют эвенами). На Яне ему пришлось мирить юкагиров и якутов и взять ясак с обеих враждующих сторон. В следующем году Постник Иванов вновь перешел через хребет в долину Индигирки и оставил там на зимовку 17 казаков, а сам с собранным ясаком возвратился на Лену тем же путем, который до конца XVII в. служил главным сухопутным путем с Лены на Среднюю Индигирку.

Муляж эвенкийского шамана в музее г. Верхоянска. Фото Н. Федорова

Оставленные на Индигирке казаки летом 1640 г. под командой Ивана Ерастова поплыли вниз по реке и объясачили юкагиров по Средней Индигирке. Следующим летом Ерастов добрался до устья реки. От местного племенного вождя он узнал о р. Алазее, расположенной к востоку от Индигирки, на которой также жили юкагиры. Он построил коч и морем перешел в ее устье, то есть совершил второе (после Реброва) беспорно доказанное плавание русских в Восточно-Сибирском море. На Алазее русские кроме юкагиров встретили новый для них народ — оленных чукчей.

Ерастов поднялся по Алазее до границы леса (у 69° с. ш.), построил там зимовье и зимовал в нем. В июне 1642 г. после ледохода он отправил на коче часть казаков с собранным ясаком, а с остальными прошел в верховья Алазеи и объясачил там новый для русских народ — лесных юкагиров, живущих близ Алазейского плоскогорья. Глубокой осенью на оленях он перешел с Верхней Алазеи, проследив ее почти по всей длине (1590 км), в бассейн Индигирки, где провел другую зиму. Только летом 1643 г. он морем доставил ясак в Якутск.

Летом 1641 г. на р. Индигирку морским путем пытались пройти на трех кочах отряд казачьего пятидесятника Федора Чюрки и две группы промышленников во главе с Вижемцевым и Яковом Тверяковым. Коч Чюрки потерпел крушение между устьем Яны и мысом Святой Нос (у западного входа в пролив Дмитрия Лаптева). Место крушения коча мореходы в XVII в. назвали «Чюркиным розбоем» (то есть местом кораблекрушения судна Чюрки. — М.Ц.), а близлежащий мыс — мысом Чюркина (сейчас мыс Чуркина).

Коч Чюрки, видимо, выбросило на обширную отмель, прилегающую к мысу. Кочи промышленников продвинулись немного дальше, но их также выбросило на «кошку» (подводную мель, тянущуюся от берега). Спасшиеся казаки и промышленники пытались пройти по суше к Индигирке, но большинство из них погибло в пути.

О судьбе полярных мореходов, затертых льдами, рассказал якутский служилый Тимофей Булдаков, который осенью 1651 г. плавал по Ледовитому морю во главе «каравана из 5 кочей». Против устья р. Xромы «пристигла ночная пора, стало темно, и наутрие море стало замерзло». «И мы, Тимошка, — пишет Булдаков, — стали пятью кочами на простой воде вместе… а от земли недалече. И стояли в том месте три дни, и лед почал быть толщиною на ладонь, и хотели волочитца на землю на нартах, и в Семень день (1/11 сентября. — М.Ц.)… потянули ветры отдерные от земли в море, и нас со лдом вместе отнесло в море… и несло нас со лдом в море пятеры сутки, и на море ветры утихли, и лед в море остановился, и море стало и замерзло одною ночью; и на третий день почал лед человека вздымать, и мы учали проведывать земли, к которой стороне, не убоячись смерти, ходить по человеку и по два и по три».

Удалось набрести на коч служилого Андрея Горелого, тоже замерзший во льду. Но через несколько дней внезапно «с моря вода прибыла и почала лед ломать, носило нас в море пятеры сутки, и ветры притихли, и почали почемержи мерзнуть». Как только окреп лед, мореплаватели, «не хотя на тех кочах напрасною нужною смертию помереть без дров и без харчю и с соляной морской воды перецынжали, а в море лед ходит по водам без ветру и затирает теми лды заторы болшие». Мореплаватели решили вновь попытаться разыскать путь на берег. Выгруженные из кочей запасы продуктов разнесло льдами, а люди на нартах и веревках перебирались со льдины на льдину и с великим трудом добрались до земли за 9 дней. «Вышед на землю, поделали нартишки и лыжишка» и, наконец, «с великою нужею, холодни и голодни, наги и босы», достигли Уяндинского зимовья (6, с. 127, 128).

Так что путь первопроходцев на суше отмечен был многими могильными крестами, а для погибших в море могилой становились мрачные полярные пучины.

В 1641 г. по пути, проложенному Постником Ивановым, из Якутска на Индигирку прошел казачий отряд Дмитрия Михайловича Зыряна, по прозвищу Ярило (Ярилков). А весной следующего года группа служилых и промышленных людей из Нижнего Индигирского зимовья во главе с Дмитрием Зыряном на построенных в зимовье кочах вышла в море на поиск новых «землиц» и рек к востоку от устья Индигирки, где еще никто из русских не плавал.

Деревянная церковь в Зашиверском зимовье. XVII в.

Из расспросных речей одного из участников этого похода енисейского казака Федора Чюкичева, записанных в январе 1646 г., известно: «И они, служилые люди, и с ними Митька Ярилков — пятнатцать человек, зделав на той на Индигирке реки два коча, и пошли на тех кочах вниз тою Индигиркою рекою до моря, шли две недели и с усть де Индигирки реки к востоку бежали по тому морю парусом до усть Алазеи реки, вверх парусом и собою до юкагирсково князца Ноочичан полтретья дни… Шли они, служилые люди, вверх по Алазеи реки в тех кочах шесть ден и дошли до лесу, и у того де лесу зимовье поставили… Да к ним же де, служилым, к зимовью приезжали на оленях чюхчие оленей продавать… А живут де те чюхчие промеж Алазейскою и Ковымскою (Колымскою. — М.Ц.) реками на тундре… Да к ним же де, к служилым людям, приезжали на оленех же ковымские мужики, и сказывали им, что де с Алазейки реки на Ковыму реку аргишем (оленный караван. — М.Ц.) переежают на оленех в три дня. А до них де нихто руских людей у них не бывал… А сказывают они про себя, что де их бесчисленно людей много… А соболей де у них и иного всякого зверя, и рыбы в той реки много. И как де они, служилые люди, перезимовав на той Алазеи реки, на весны лед скрылся, и они, служилые люди, Митька Ярилков, пошел с усть Алазеи реки к востоку на коче, а с ним одиннатцать человек на Ковыму реку» (31, с.57, 58.)

Значит, первое плавание на восток от Индигирки закончилось открытием р. Алазеи. Почти следом за Зыряном на Алазею прибыл отряд Михаила Васильевича Стадухина.

Зимой 1641 г. из Якутска на восток к верховьям Индигирки отправился конный отряд в составе 15 казаков под командой служилого человека Михаила Васильевича Стадухина и, видимо, его помощника Второго Гаврилова. Отряд проследовал в бассейн Индигирки новым для русских путем, который указали «вожи»: по правому притоку Алдана через северную часть хребта Сунтар—Xаята и по одному из левых притоков Индигирки, пересекая Оймяконское плоскогорье.

Пробыв в дороге более двух месяцев, отряд вышел на Верхнюю Индигирку в районе, где впоследствии находился поселок Оймякон (как выяснили в ХХ в., этот район является самой холодной областью северного полушария). Там Стадухин встретил отряд казаков, который поднялся со среднего течения, поставил зимовье и начал сбор ясака.

Из Оймяконского зимовья Стадухин и Гаврилов прислали в Якутскую приказную избу отписку (донесение) о районе Оймякона, характерном для большинства районов Верхней Индигирки: «А на Емоконе (Оймяконе. — М.Ц.) не осталось единого человека, а жить служивым людем не у чего и кормица нечим. А Емокон река (Верхняя Индигирка. — М.Ц.) идет с Камени (с северных отрогов хребта Сунтар-Хаята. — М.Ц.), а по Емокону реке пашенных мест, ни дубровных, ни лугов травных нет, все согры (тайга, плохой лесок с можевелом и вереском по болоту. — М.Ц.) да болота, да Камень. А в Емоконе реке рыбы нет, ни зверя по Емокону нет… Людей по той реке нет нигде. А ламунские тунгусы ходят мимо, а не живут на той реке» (24, с.120).

От окрестных якутов казаки выяснили, что за южным хребтом на юг, к морю, течет р. Охота. На это море Стадухин отправил отряд Андрея Горелого, а сам с Гавриловым и остальными казаками спустился на построенном коче до Северного полярного круга и обследовал низовье р. Момы, правого притока Индигирки, текущей по широкой межгорной долине. В отписке Стадухина и Гаврилова об этом сказано: «И нам учинилося ведомо, што есть река Мома, велика и людей на ней много, и седячи люди по ней живут, а не кочевьем. А река рыбна и зверя по той реке много, соболя и всякого зверя много, нельма и муксуны де в той реке, и луги по той реке великие, и дубровные места, и травны, а юрты деревянные, а огня в юртах не держат. И мы, слышечи про такову реку рыбну и зверисту, и собольну, што есть люди седячие и соболей промышляют, и мы пошли на ту реку для проведыванья иных людей и для ясачного збору» (24, с.121).

Затем Стадухин с казаками спустился к устью Индигирки и осенью 1642 г. морем дошел до устья р. Алазеи, где присоединился к отряду Дмитрия Михайловича Зыряна, пришедшему туда на несколько месяцев ранее. В конце июня 1643 г. объединенный отряд вновь вышел в море и поплыл на восток. По словам из челобитной участника этого плавания казака Ивана Кузьмича Беляны: «морем шли две недели, и пришед, государь, на Ковыму реку, и по Ковыме шли вверх двенатцать ден» (31, с.77).

Так были открыты 500 км побережья Северной Азии, Колымский залив, устье большой реки Колымы. Плывя вверх по Колыме, казаки открыли восточную окраину Колымской низменности. 30 июля на Средней Колыме для сбора ясака было поставлено первое русское зимовье. На следующий год весной

1644 г., как показала находка первой колымской ясачной книги, в низовьях Колымы в «Юкагирской земле» против устья Большого Анюя, ее правого притока, было поставлено Нижнеколымское зимовье. Именно оно с 1646 г. стало базой для формирования экспедиций при дальнейшем продвижении русских дальше на восток, а по рекам Колымского бассейна — на юг к Ламскому (Охотскому) морю (18, с.279, 280). Через год казаки основали в верховьях реки и Верхнеколымское зимовье.

По поводу открытия устья р. Колымы некоторые историки отдают пальму первенства служилому Селивану Харитонову, который по их версии в 1640 г. с Яны, «перешед море», первым добрался до Колымы (2, с.33). Но первые довольно подробные сведения о Колыме сообщил М. В. Стадухин в конце

1645 г., возвратившись в Якутск: «А Колыма де река велика, есть с Лену реку, идет в море также, что и Лена, под тот же ветр, под восток и под север. А по той де Колыме реке живут иноземцы колымские мужики свой род, оленные и пешие, сидячие многие люди, и язык у них свой. Да на той же де Колыме в сторонней реке, прозвищем на Чюхче, а пала де та река Чюхча в море своим устьем, с приезду по сей стороны Колымы реки, а по той де реке Чюхче живут иноземцы свой же род, словут чюхчи, также что и самаядь, оленные сидячие ж».

Далее Стадухин сообщил важные данные о расположенной далее на восток от Колымы р. Пагыча — так первоначально называли р. Анадырь: «А у тех де чюхчи соболя нет, потому что живут на тундре у моря, а добрый де самой черной соболь все на Колыме. А от Колымы де до реки ж, что выше той Колымы, сказывают Пагыча, а до ней от Колымы парусным по-годьем бежать сутки трои и больши, и та де река большая ж и собольная ж, и иноземцов де по ней много ж, а язык у них свой же… И соболи все добрые черные и зверь коренной, да лисицы все красные, да песцы, а иного опрично того никакова зверя на тех реках нет, потому что место студеное. А они де, служилые и промышленные люди, жили на тех реках и кормились все рыбою, потому что те реки рыбные и рыбы всякой много» (31, с.59, 60).

В расспросных речах М. Стадухин утверждал, что, как ему казалось, «идучи к той Колыме реке судами на левой руке», то есть на севере он видел южный берег огромного острова, протянувшегося от устья Лены до устья Колымы. Стадухин рассказал, что «гораздо тот остров в виду, и горы снежные и пади и ручьи знатны все. А тот де остров-Камень, в мори пояс… И те де чухчи по сю сторону Колымы от своего жилья с той речки зимою чухчи переезжают на оленях на тот остров одним днем. И на том де острову они побивают морской зверь морж» (31, с.60). Сведения об острове на пути в Колыму подтвердила Стадухину юкагирка Калиба, которая три года жила среди чукчей, и об этом он также упомянул в расспросных речах.

Видимо, Стадухин объединил смутные сведения, циркулировавшие среди казаков-первопроходцев об островах против устья Колымы со своими наблюдениями и догадками. Не исключено, что он мог видеть один из еще не открытых в те годы Медвежьих островов (расположенных к северу от Колымского залива), например ближайший к материку о. Крестовский. В возникновении географической легенды о большом острове в Ледовитом море против берегов Восточной Сибири свою роль сыграли и миражи, и нагромождения ледовых торосов, которые наблюдатели принимали за горы, и т. д. Свою лепту в формировании легенды внесли и рассказы некоторых береговых жителей, действительно посещавших еще не известные русским первопроходцам в то время острова. Этой легенде, в чем-то стимулировавшей проведение новых поисковых экспедиций в Ледовитом море, суждено было прожить более ста лет после плавания Стадухина (18, с.280).

Возвращаясь в Якутск, Стадухин оставил на Колыме 13 служилых во главе с Семеном Дежневым, которым вскоре пришлось выдержать в своем острожке осаду и атаки юкагиров, собравшихся в отряд численностью 500 воинов (2, с.33).

Слухи о пушных богатствах бассейна р. Колымы вызвали в Якутске даже волнения среди казаков и промышленников. Дело в том, что желающих добираться до колымских пушных богатств оказалось слишком много. В 1645 г. якутский воевода попытался запретить казакам покидать Якутск и отказать промышленным людям в выдаче проезжих грамот. В ответ казаки и промышленники захватили стоявшие на Лене «воеводские суды» и поплыли вниз по реке к устью. Воеводе так и не удалось остановить захваченные суда, которые вышли в море и поплыли на восток. Часть захваченных судов погибла, но многие добрались до Колымы (14, с.391).

Морской путь из Якутска на Колыму, проложенный Зыряном и Стадухиным, усилиями русских казаков, промышленников и торговцев вскоре превратился в оживленную полярную торговую дорогу. Летом 1643 г. Иван Ерастов, Федор Чюкичев, Третьяк Алексеев и др. совершили плавание с собранной «меховой казной», то есть мехами, полученными в качестве ясака, и добытыми казаками на охоте и в результате обмена, из устья Алазеи Восточно-Сибирским морем и морем Лаптевых на Лену. Из-за противных ветров и ледостава мореходы вынуждены были зазимовать в Жиганском зимовье.

В том же году из устья Индигирки в Жиганск прибыли морем торговые люди во главе с Иваном Корепановым и Иваном Ожегой, а в следующее лето из устья Лены на Индигирку морем прошли на кочах торговые люди Богдан Евдокимов Зырян и Епифан Иванов Волынкин. Поздней осенью 1645 г. с Колымы в Жиганск на коче купца Афанасия Андреева Вороны прибыл Михаил Стадухин. Такие плавания продолжились почти до конца ХVІІ в. (10, с.153, 155).

Успеху этих морских походов способствовало то, что моря Лаптевых и Восточно-Сибирское отличаются небольшими глубинами. В прибрежных районах этих морей много отмелей, которые задерживали плавучий морской лед. Казацкие и купеческие кочи того времени имели небольшую осадку 1,5–2 м и могли проходить на прибрежном мелководье между льдами, сидевшими на мелях, особенно при отжимных ветрах, когда плавающий лед отжимался от берега. Но абсолютно ясно, что плавание на кочах в полярных морях было опасным и трудным делом. Для проведения успешных полярных рейсов мореходам необходимы были смелость, выдержка и сноровка. Требовались немалые физические и моральные усилия, чтобы преодолеть тягости полярных буден.

Так что вполне уместно привести заслуженно высокую оценку вклада сибирских моряков-первопроходцев ХVІІ в. в открытие бескрайних полярных морей и сибирского побережья, данную отечественным историком мореходства профессором Н. П. Загоскиным в начале ХХ в. (к которой всецело присоединяется и автор уже в начале ХХІ в.): «Но пусть же современники мощных морских колоссов, силою пара рассекающих в наши дни покорные им воды океанов и морей, вспомнят иногда благодарным словом и те несчастные, «староманерные» даже для Петровской эпохи сибирские кочи доброго старого времени, на которых русские смельчаки ХVІІ века стойко воспитывали в себе морской дух и морские качества, всегда отличавшие и отличающие собой тружеников русского мореходного дела и с такой неудержимой силой прорвавшиеся, в конце того же века, в страстной и экспансивной натуре юного царя-преобразователя (Петра Великого. — М.Ц.)» (44, с.463).