За раненых нужно просить
За раненых нужно просить
Наши дивизии наступают на востоке и юго-востоке. Ведущая танковая дивизия продвинулась на 120 километров от Холма, захватила важнейший населенный пункт Молвостицы и уже должна стоять перед Демянском. Три дивизии продвигаются через Ловать к Поле и вдоль реки к Демянску. Таким образом снова образуется зона окружения. Возникают два кольца – на юге и на севере.
Теперь совершенно ясно, что Старая Русса станет важнейшим центром по оказанию помощи раненым. Расположившиеся там лазареты должны сняться с места и следовать за своими дивизиями. Надо приближаться к линии фронта, где идут бои. Главный врач, принимая во внимание эту ситуацию, вызвал военный госпиталь, который должен обосноваться в Старой Руссе. Поскольку я нахожусь в глубоком тылу в Борках, я предлагаю главнокомандующему направить меня в Старую Руссу. Он соглашается.
Как всегда, меня отвозит Густель. Он сильно исхудал, правда, в конце концов, мы все такие. Прямая, как стрела, дорога пока еще в хорошем состоянии. На повороте под Коростынью мы останавливаемся, чтобы вдоволь насладиться удивительным видом, открывающимся на озеро Ильмень. На какое-то мгновение солнце прорывается сквозь низко нависшие тучи. Свежий ветерок колышет сверкающую зеркальную гладь воды. За расплывающимся в тумане горизонтом совсем не видно противоположного берега. Белоснежная пена танцует на гребнях волн, взволнованная вода оживленно пенится у берегового склона, края озера окрасились коричневым цветом. Рыбацкие лодки покачиваются на волнах, рыбаки свернули паруса и спокойно плывут, отдавшись воле волн.
Чтобы не встречаться с начальником Кнорре, я располагаюсь в местном лазарете Старой Руссы.
Здесь главная проблема – особый тип ранений. Русские заложили на главной дороге, а также без разбора на всей территории бессчетное количество фугасов самой примитивной конструкции, в форме деревянных тарелок. Теперь к нам поступают раненые с ужасными повреждениями ног. В одной только Старой Руссе в лазаретах я обнаруживаю двадцать пять таких несчастных. Зачастую ткани настолько разорваны, а кости до такой степени раздроблены, что лечение одно – ампутация. Также чрезвычайно велика опасность газовой гангрены. Троим раненым приходится ампутировать сразу обе ноги.
В тот же день я успеваю посетить еще один госпиталь. Он должен переезжать в Парфино на реке Ловать и напрасно ожидает, что ему на смену приедет отделение военного госпиталя.
Ничего не подозревая, захожу в операционную – и что я вижу? Нет, не верю собственным глазам, неужели это возможно! Невысокий подтянутый человек с умным взглядом, который, стоя у головы пациента, оперирует поврежденный глаз, не кто иной, как полковник доктор Криглер. Ошеломленный, я восклицаю:
– Господин полковник, неужели вы оперируете?
– Ясное дело, как же иначе, – кратко отвечает он и удивленно смотрит на меня, – почему же нет?
– Достойно всеобщего внимания!
– Да в чем дело, профессор?
– Чтобы высокопоставленный офицер медико-санитарной службы еще и за нож брался – такого я пока не видел!
– Послушайте-ка, – с уверенностью начинает он, – я ученик Франца (знаменитого военного хирурга и инспектора медико-санитарной службы), и, как начальник медицинского корпуса и врач-офтальмолог, я не позволю лишать меня права оперировать поврежденные глаза.
Замечательный пример! Большинство офицеров медицинской службы тратят свои силы, ведя изнурительную бумажную войну в администрации, совершенно пренебрегая обязанностями врача. Медицинское руководство становится все более похожим на предпринимателей, занятых транспортировкой больных.
– Могу я поговорить с вами, господин полковник? – прошу я его.
– Конечно! Я почти закончил.
После операции мы долгое время беседуем в соседней комнате. Он передает мне точные сведения о новом расположении дивизионных медпунктов и полевых госпиталей своего корпуса. Я со своей стороны сообщаю о самых серьезных из допущенных ошибок.
Доктор Криглер не боится говорить откровенно и выходит из себя, когда мы начинаем обсуждать некоторые неприятные вопросы, среди которых упавшая за время этой войны репутация врачей и всего медицинского обслуживания по сравнению с опытом Первой мировой войны. Звучат резкие слова.
– Повсюду нужно ходить и просить за раненых, профессор, – с горечью в голосе восклицает он. – А если проявить настойчивость и требовать, то добьешься еще меньшего или вообще ничего. Машины с боеприпасами, конечно, намного важнее, чем транспорт для перевозки раненых. Черт бы их побрал!
Данный текст является ознакомительным фрагментом.