Глава 20. Великая Мечта

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 20. Великая Мечта

Подготовка

Гигантская Империя нового Чингисхана воздвиглась на востоке Европы, готовая к прыжку.

До 1938 года внешняя политика обслуживала внутреннюю. Теперь, создав новую страну, он мог себе позволить начать осуществлять внешние задачи, точнее, главную, потаенную — Великую мечту.

Да, с воцарением Сталина ничего не изменилось. Просто великая ленинская мечта, мировая революция, к экспорту которой открыто призывали деятели старой партии, все эти уничтоженные им говоруны, — стала секретной. Хозяин перевел ее в подполье. И в 1936 году в беседе с американским журналистом Роем Говардом, напечатанной в «Правде», на вопрос американца: «Оставил ли Советский Союз свои планы и намерения произвести мировую революцию?» — Сталин преспокойно ответил: «Таких планов и намерений у нас никогда не было».

А в это время шла совсем иная пропаганда, совсем к другому готовил он свой народ. Большую войну во имя Великой мечты воспевала его послушная литература:

Но мы еще дойдем до Ганга,

Но мы еще умрем в боях,

Чтоб от Японии до Англии

Сияла Родина моя.

Павел Коган

Только советская нация будет,

И только советской нации люди.

Михаил Кульчицкий

Следы этой подготовки к Большой войне я встретил в Архиве президента. Еще в 30-х годах (еще до Гитлера) лихорадочно перевооружалась Красная армия. 19 июня 1930 года Тухачевский писал Сталину: «Уважаемый т. Сталин!.. Я вполне понимаю, что войну надо не только выиграть, но надо еще при этом сохранить свою экономическую мощь… Работая в этом направлении, можно будет наиболее рентабельно решать задачи, выдвигаемые большой войной…»

Далее в письме шел детально разработанный план перевооружения Красной армии для «войны моторов» — Большой войны. Здесь Тухачевский столкнулся с Ворошиловым. У них были разные взгляды на грядущую войну, но мы не будем вдаваться в суть их разногласий. Важно одно: и Ворошилов, и Тухачевский готовились к Большой войне.

Будущая Большая война дирижировала и гигантским строительством московского метро, начавшимся в начале 30-х годов.

Во время создания проекта с одного из подмосковных аэродромов поднимались в воздух бомбардировщики, сбрасывавшие на местность фугасные бомбы. При помощи этих бомбежек определялась глубина, на которой должны быть построены тоннели будущего метро, чтобы авиабомбы не могли их поразить. Хозяин запретил строить наземные участки — метро было запрятано глубоко под землю на случай Большой войны.

Жертва ферзя

Хозяин правильно оценил важность появления Гитлера для Великой мечты. Взрывая европейский мир, в марте 1938 года Гитлер захватил Австрию. Сгустились тучи над Чехословакией. Все, как предполагал Хозяин: Гитлер реально вовлекает в войну Европу, начинает разрушать европейскую систему капитализма. Это был уже не призрак, не мечта — реальная мировая революция надвигалась на Европу… Только надо толкать, толкать все дальше Гитлера.

Ситуация для игры была необычайно благоприятная. В такой обстановке Великий игрок впервые начал большую шахматную партию за границами страны.

Уже в 1938 году, ведя переговоры с Францией и Англией о коллективной безопасности, Хозяин делает новый фантастический ход: начинает искать контакты со злейшим врагом — Гитлером. Из Берлина отозван посол СССР еврей Яков Суриц — он заменен русским Мерекаловым.

В то же время усиливается интенсивность переговоров с Францией и Англией — его обычный прием. Хозяин заранее уверен в их провале. Он знает: западные демократии не верят новому Чингисхану, вызывающему у них отвращение и страх. Но эти переговоры должны заманить Гитлера.

И точно: страшась объединения Сталина с Западом, Гитлер начинает демонстрировать интерес к СССР. В 1938 году привычные проклятия исчезают из заявлений немецких официальных лиц, кампания взаимных оскорблений затухает. Наступает новая полоса: непримиримые враги как бы перестают замечать друг друга…

Между тем Чехословакия становится следующей жертвой Гитлера. Хозяин тотчас предлагает военную помощь чехам, правда, при условии, что так же поступят Англия и Франция. Это — отважно… и безопасно. Он знает: помощь оказывать не придется, хотя бы потому, что Польша и Румыния никогда не согласятся пропустить советскую армию. Они понимают: впустить Сталина легко, выгнать его будет трудно… Тем более что польские руководители легкомысленно клюнули на приманку Гитлера — отхватили кусочек растерзанной Чехословакии.

Так, ничем не рискуя, он — благороден в общественном мнении Европы. А пока он устраивает очередной театр: бесконечно заседает Политбюро, обсуждая возможную помощь.

В это время союзники умывают руки — предают Чехословакию. Заключается Мюнхенское соглашение. Премьеры Англии и Франции Чемберлен и Даладье уверены: они успокоили Гитлера, добыли мир. Мощная линия чешских укреплений отходит без единого выстрела к Германии. Боеспособные чешские дивизии перестают существовать, как вскоре и сама Чехословакия, несмотря на все гарантии западных держав.

29 сентября 1938 года в Москве узнают о Мюнхенском соглашении. Всю ночь идет заседание Политбюро (ночное заседание должно подчеркнуть его чрезвычайность). В отсутствие находящегося за границей наркома Литвинова Хозяин грубо обрушивается на него: ведь Литвинов — как бы сторонник союза с западными демократиями. Но именно «как бы». За всеми дипломатическими ходами всегда стоял только он — Хозяин. Однако теперь он обвиняет: в результате политики Литвинова Франция и Англия посредством Мюнхенского соглашения направили агрессию Гитлера против СССР, и вследствие этого предательства ему, Сталину, приходится искать пути предотвращения агрессии.

Таковы его заявления — желанное оправдание готовящегося очередного поворота. Хозяин строит поиск союза с Гитлером как новый вариант Бреста.

В успехе задуманного Хозяин не сомневается. Он чувствует Гитлера, ведь фюрер — такой же. Его нельзя насытить, Чехословакия — это только начало. Но чтобы идти дальше, Гитлеру нужен союз с СССР.

Сталин создаст этот союз — только бы Гитлер пошел дальше и разрушил капиталистический мир!

А пока он сам делает новые шаги. 3 мая 1939 года Литвинова снимают на заседании Политбюро. Глава правительства Молотов становится по совместительству наркомом иностранных дел, что должно подчеркивать исключительную важность внешней политики.

Литвинова никуда не назначают, и он понимает: это — гибель. В ожидании конца пишет умоляющие письма Хозяину, но ответа не получает. Все ждут его скорого ареста, но, ко всеобщему изумлению, бывшего наркома не трогают.

Это еще одно доказательство: ища союза с Гитлером, Хозяин думал о продолжении шахматной партии, где Литвинов — символ ориентации на западные демократии — должен будет понадобиться. И действительно, когда начнется война, уцелевший Литвинов будет назначен заместителем наркома иностранных дел.

Дальше все идет так, как предполагал Хозяин: Гитлер встал у границ Польши, Чемберлен вынужден дать заверения полякам о помощи в случае нападения.

Союз со Сталиным становится необходимым для Гитлера, а пока Хозяин его подстегивает: Ворошилов во главе военной делегации ведет переговоры с Англией и Францией.

И Гитлер действует: посол Шуленбург заканчивает тайные переговоры с Молотовым. Министр иностранных дел Германии Риббентроп, проклинаемый советскими газетами, готов приехать в проклинаемую немецкими газетами Москву. Фашисты предлагают большевистскому государству делить Европу.

Гитлер уже спешит: чтобы напасть на Польшу, ему нужна полная ясность. Риббентроп забрасывает Шуленбурга шифрограммами. Разведка работает — и Хозяин все знает о нетерпении фюрера. Он его поймал.

Уже середина августа. Гитлер не может более ждать: начнутся дожди, размокнут дороги. И он безоговорочно принимает все предложения Хозяина.

19 августа он посылает Сталину телеграмму о приезде Риббентропа.

Впрочем, для Хозяина этот поворот не принципиален. И Гитлер, и западные демократии — его враги, и союз с любым из них — не более чем ход на пути к Великой мечте. Но, сдавая в архив свою ненависть к Гитлеру, он жертвовал ферзя. Союзнику Гитлера трудно быть Вождем мировой демократии — так что приходится пожертвовать Коминтерном. Он знал: в будущем он вернет отданное. А пока получит территории…

«Мы хорошо поругали друг друга, не правда ли?» — этими словами он встретил в Кремле Риббентропа. Три часа при полном единодушии они делили Восточную Европу. Все дополнительные предложения Хозяина были приняты Риббентропом поразительно легко. Пакт о ненападении и секретный протокол были подписаны. Подписал их, естественно, не Сталин — Молотов.

Все закончилось приемом — столь любимой Хозяином обильной едой и столь же любимыми тостами. Закаленный в его застольях Молотов поразил гостей умением пить, не пьянея.

Сталин поднял бокал за Гитлера, рейхсминистр — за Сталина. После чего немецкой делегации пришлось много пить — и за пакт, и за новую эру в отношениях. Хозяин сохранил чувство юмора — предложил тост за присутствовавшего Кагановича, и Риббентропу пришлось выпить за еврея (впрочем, и Кагановичу пришлось пить за здоровье Гитлера).

Переговоры закончились. В секретном протоколе определялась цена, которую Гитлер платил Сталину за пакт: свобода «территориальных и политических преобразований в Прибалтике», право «реализовать свою заинтересованность в Бессарабии». Получал он и кусок Польши.

После церемонии подписания Хозяин сделал подарок Гитлеру: сидевшие в лагерях остатки старого Коминтерна— немецкие и австрийские коммунисты — были вывезены в Германию, в гестапо.

На следующий день Ворошилов с усмешкой сообщил английской и французской делегациям: «Ввиду изменившейся обстановки нет смысла продолжать переговоры».

Для народа Хозяин сам придумал объяснение нового союза.

В воинских частях чертили два забавных треугольника. Один назывался: «Что хотел Чемберлен?» Вверху треугольника было написано: «Лондон», внизу: «Москва и Берлин» — Чемберлен хотел столкнуть нас с немцами, чтобы самому быть наверху.

Другой назывался: «Что сделал товарищ Сталин?» Теперь наверху было слово «Москва» — Сталин столкнул Берлин с Лондоном, и мы наверху.

Страна единодушно ликовала, выдержав очередной тест на покорность. Да, он создал поистине новое общество.

Вторая мировая

Гитлер вторгся в Польшу. Англия и Франция объявили войну Германии. Игра Хозяина оправдалась: Гитлер окончательно втянул Европу в мировую войну. Глобальный кризис стал явью. Путь к Великой мечте был открыт.

Но шахматная партия продолжалась. Начал действовать и Сталин — забирать обратно потерянные после революции части империи Романовых. 17 сентября его войска вошли в поверженную немцами Польшу.

«В связи с тем что Польское государство перестало существовать, защищая права белорусских и украинских меньшинств (читай — от Гитлера. — Э.Р.), советские войска вошли в Польшу» — так он объявил стране и миру.

Гитлеру пришлось это съесть и вдобавок пойти на отредактированный текст советско-германского коммюнике. Вместо воинственных заявлений Гитлера Хозяин написал любимые идеологические фразы: «для восстановления мира и порядка в Польше, которые вызваны развалом Польского государства, и для оказания помощи польскому народу»…

Короче, ради Польши оккупировали Польшу!

Западная Украина и Западная Белоруссия — части прежней империи Романовых — вернулись в лоно его Империи. В это время он сделал подарок Литве — передал ей давнюю мечту литовцев, город Вильнюс. Литва ликовала. Но умные литовцы вздыхали: «Вильнюс принадлежит нам, но мы, кажется, России».

В обмен на ферзя

В конце сентября, когда Риббентроп опять появился в Москве, Хозяин просил уже всю Прибалтику, включая Литву, которая прежде входила в сферу интересов рейха. Попросил он (и получил) и польские нефтеносные районы — Борислав и Дрогобыч, столь нужные бедной нефтью Германии. В обмен он пообещал продавать ей нефть. Гитлеру пришлось согласиться — так он страшился ухода Сталина в англо-французскую коалицию. И опять был банкет в Кремле, и опять рейхсминистру пришлось выдержать бесконечные тосты — и за дружбу между народами, и за мир во всем мире. Хозяин сохранял чувство юмора.

«В России все секрет и ничего не тайна…» Было много слухов о тайной встрече Сталина и Гитлера, которая состоялась где-то на территории, отнятой у поверженной Польши.

В 1972 году во Львове старый железнодорожник рассказал мне о поезде, который прибыл в город в октябре 1939 года, об охране, никого не пропускавшей на привокзальную площадь, об остановленном движении поездов. Он даже помнил число — 16 октября… Я с изумлением вспомнил об этой дате, когда увидел в «Комсомольской правде» фотокопию сенсационного документа, найденного в Национальном архиве США.

«19 июля 1940 года. Лично и конфиденциально уважаемому Адольфу Берлу-младшему, помощнику Государственного секретаря… По только что поступившим данным из конфиденциального источника информации, после немецкого и русского вторжения в Польшу и ее раздела Гитлер и Сталин тайно встретились во Львове 17 октября 1939 года. На этих тайных переговорах Гитлер и Сталин подписали военное соглашение взамен исчерпавшего себя пакта… Искренне ваш Дж. Эдгар Гувер».

Документ был подписан знаменитым многолетним шефом ФБР.

На документе видны пометы о рассекречивании в декабре 1979 года. Даже поверив в его подлинность, я, естественно, продолжал сомневаться в истинности информации. В конце концов, сообщение, посланное Гуверу, могло оказаться ложным. Но публикация все-таки заставила меня перечитать рассказ железнодорожника, записанный в моем дневнике, — и там тоже был октябрь!

Я понимал, что вряд ли удастся это проверить — несомненно, все документы, все следы этой встречи должны быть заботливо уничтожены Сталиным. И я решил обратиться к неожиданному источнику — Журналу регистрации посетителей Сталина, его страницам за октябрь 1939 года…

Нет, 16 октября Сталин был в своем кабинете в Москве. И 17 октября у него — длинный список посетителей. Я уже хотел оставить свое занятие, но все-таки взглянул на 18 октября… В этот день приема не было! Сталин в Кремле не появился! И это не был выходной, обычный рабочий день — четверг.

Итак, 18 октября его нет в Кремле! Отсутствует он и весь день 19 октября и только поздним вечером в 20 часов 25 минут возвращается в свой кабинет и начинает принимать посетителей.

Я знал стиль его неутомимой, запойной работы. Он был типичным работоголиком, и это отсутствие посредине рабочей недели (суббота тоже была тогда рабочим днем) могло произойти только в двух случаях: или он был очень болен, или… отсутствовал в Москве.

Интересен и список его посетителей накануне этого загадочного отсутствия. Вместе с членами Политбюро приходят Ворошилов, Жуков, Кулик, Кузнецов, Исаков — все руководители армии и флота. Но дольше всех в его кабинете в тот день — нарком иностранных дел Молотов.

Нет, Хозяин не был болен. Скорее всего, во время его отсутствия состоялось что-то очень важное, ибо, согласно Журналу, 19 октября, когда он вновь появляется в Кремле, до полуночи идет совещание с глазу на глаз со вторым человеком в государстве — Молотовым. При этом во время их беседы в кабинет вызываются тот же Жуков и функционер номер три — Каганович…

Неужели действительно эта встреча была? Тайная встреча века! Как ее можно описать! Они сидели друг против друга — Вожди, земные боги, столь похожие и столь различные. Клялись в вечной дружбе, делили мир, и каждый думал, как он обманет другого…

Видимо, на встрече Хозяин еще раз понял, как нужен Гитлеру. И уже в конце 1939 года смело подготовил ему сюрприз — попытался завоевать Финляндию.

Гитлер и это съел. Сталин все понял правильно.

Финская война

Еще до заключения пакта с Гитлером начался нажим СССР на Финляндию. В начале осени 1939 года К. Мерецков, тогдашний командующий войсками Ленинградского военного округа, был вызван Хозяином. «У него в кабинете я застал видного работника Коминтерна, известного деятеля мирового коммунистического движения Куусинена, — писал Мерецков. — Мне рассказали об опасении, которое возникло у нашего руководства в связи с антисоветской линией финляндского правительства… Финляндия легко может стать плацдармом антисоветских действий для каждой из двух главных империалистических группировок — немецкой и англо-французской… Имеются разные варианты наших ответных действий в случае удара Финляндии… В этой связи на меня возлагается обязанность подготовить план прикрытия границы от агрессии и план контрудара по вооруженным силам Финляндии».

Поразительная сцена! Никто из собеседников, естественно, всерьез не думает, что маленькая Финляндия нападет на огромную Империю. Никто всерьез не верит, что Гитлер, с которым тогда заканчивались успешные переговоры, или Англия и Франция, с которыми они в то время велись, начнут в Финляндии «антисоветские действия».

Собеседники отлично понимают: речь идет о подготовке к захвату Финляндии, а «известный деятель мирового коммунистического движения» финн Куусинен должен будет образовать марионеточное правительство… Но таков обязательный «глубокий язык». На нем «нападение» всегда будет называться «защитой» и «агрессия» — «обороной от агрессии».

Далее все было разыграно как по нотам. Финляндии был предложен невозможный территориальный обмен: Хозяин потребовал уступить районы Карелии, где проходила оборонительная линия Маннергейма, и районы, прилегающие к Ленинградской области. Переговоры, естественно, зашли в тупик, и вскоре советское правительство объявило: «26 ноября наши войска… были неожиданно обстреляны с финской стороны артиллерийским огнем… в результате чего убито четверо и ранено 10 человек».

Напрасно финны доказывали, что пушечные выстрелы были произведены с советской стороны, что убили собственных солдат… Война началась.

За агрессию против Финляндии СССР был исключен из Лиги Наций. Куусинен тотчас образовал правительство Финляндской Демократической Республики из жалких остатков финских коммунистов, не сгинувших в дни террора. Впрочем, сам «известный деятель коммунистического движения» не знал не только о судьбе своих товарищей, но и о собственной семье. Плохо он был информирован и о предполагавшемся будущем Финляндии.

Маршал Конев в своих воспоминаниях пишет, как в присутствии адмирала Исакова и Ворошилова, начиная финскую войну, Хозяин сказал: «Надо будет финнов переселить… Население Финляндии меньше населения одного Ленинграда, можно будет переселить…» Так что, возможно, бедному Куусинену предназначалось исчезнуть вместе с правительством и народом. Хозяин умел осуществлять грандиозные проекты. Если Бог поселил народ не там — он исправит Бога.

Но Бога он не исправил. Войну предполагалось выиграть молниеносно («Было велено вести боевые действия с учетом продолжительности войны 12 суток», — писал Мерецков). Но последовали сокрушительные поражения. Только ценой невероятного напряжения удалось остановить наступление финнов.

«200 тысяч лежат в снежных сугробах и смотрят невидящими глазами в наше хмурое небо, и в том нет нашей вины», — сказал финский президент Маннергейм… И еще — почти три сотни тысяч калек и пропавших без вести.

Маленькая Финляндия выстояла. Руководство Красной армии во главе с Ворошиловым доказало свою бездарность, что весьма успокоило Гитлера. Но ресурсы Финляндии были мизерны, и пришлось ей заключать мирный договор — с потерей территорий.

Хозяин сделал выводы: выгнал Ворошилова из наркомов. Назначенный на его место маршал Тимошенко сказал финскому военному атташе: «Русские многому научились в этой тяжелой войне».

Восстановленная Империя

Между тем весь 1940 год Гитлер пожинает успехи, превосходящие самые смелые мечты. Дания, Норвегия, Бельгия, Голландия, Люксембург и, наконец, Франция — стремительно пали… Мощные танковые атаки, десанты за линию фронта, парашютисты, приземлявшиеся в полях и на крышах домов и начинавшие тотчас бесстрашно действовать, беспощадные налеты авиации, обращавшие в руины города, — такова была эта война железного XX века.

После каждого нового акта агрессии Хозяин не забывает поздравить Гитлера. Но под аккомпанемент этих поздравлений начинает брать по векселю: одну за другой оккупирует республики Прибалтики, причем все это совершается, «чтобы положить конец интригам, посредством которых Англия и Франция пытаются сеять разлад между Германией и СССР в Прибалтийских государствах». Насмешник Хозяин оккупирует Прибалтику исключительно в интересах дружбы с Германией. Эстония, Латвия, Литва (естественно, «по просьбе своих народов») вновь возвращаются в Империю.

Он поспешил на Балканы и летом 1940 года предъявляет ультиматум Румынии — вернуть Бессарабию, захваченную ею в 1918 году. Мощная группировка советских войск сосредоточилась у границ Румынии. Нефть этой страны питала всю немецкую военную машину, и Гитлер, испуганный возможным военным конфликтом, вынужден нажать на румынское правительство. Румыния покорно соглашается отдать земли.

Захватывая больше, чем договаривались, Хозяин все время выказывает преданность Гитлеру. Летом 1940 года, когда новый английский посол в Москве заговорил с ним о союзе против Гитлера, он тотчас послал фюреру текст своего ответа: «Сталин… не обнаружил никакого желания у Германии поглотить европейские страны… Он не считает, что военные успехи Германии представляют какую-то опасность для Советского Союза».

Над кем он издевался — над англичанином? Над Гитлером? Над обоими?

На оккупированных территориях он беспощадно создает «морально-политическое единство общества». НКВД чистит присоединенные области от «чуждых элементов»… И шли эшелоны с новыми зеками: буржуазия, интеллигенция, богатые крестьяне, белоэмигранты, политические деятели — теперь они станут новыми тружениками в его ГУЛАГе. Их везли в товарных составах: нары в два этажа, в центре выводная труба для параши, в крохотные зарешеченные окошки плохо поступает воздух.

В одном из таких вагонов ехал в лагерь арестованный в Литве еврей. Его звали Менахем Бегин — будущий премьер государства Израиль…

Англия держалась, истекая кровью. Сменивший Чемберлена Черчилль был непреклонен: «Мы будем защищать наш остров, чего бы нам это ни стоило. Мы будем сражаться на побережье… мы будем сражаться на полях и улицах… мы никогда не сдадимся, даже если этот остров или большая его часть будут порабощены и начнут умирать от голода… Тогда наша империя будет сражаться за морями… пока по воле Божьей Новый свет не выступит для освобождения Старого света».

Гитлер назначил день форсирования Ла-Манша — высадки в Англии, но англичане бомбежками десантных судов сорвали операцию… А потом последовала неожиданность: в августе 1940 года английская авиация впервые бомбила Берлин. Немцы никак не думали, что это может случиться. Это был шок: война пришла в Германию.

Взбешенный Гитлер предпринял невиданную бомбардировку Лондона. Гигантский столб огня над городом, непрерывные ночные налеты — бомбовый террор. Но и это не сломило англичан. Более того, они постепенно начинают выигрывать войну в воздухе.

В это время оба Вождя заверяют друг друга в дружбе. Молотов отправлен в Берлин с 48-часовым визитом — обсуждать будущие сферы влияния. Переговоры велись в бомбоубежище под грохот очередного налета англичан.

— С Англией покончено, — решительно сказал Риббентроп.

— Тогда почему мы здесь сидим? — сухо спросил Молотов. Да, Хозяин понимал — Гитлер явно не закончил с Англией.

Почему он не верил?

Существует общепринятая версия: именно тогда коварный Гитлер окончательно решил напасть на своего ничего не подозревающего союзника. Именно в то время безумный фюрер готовит план «Барбаросса» — план нападения на СССР.

В декабре 1940 года Гитлер его подписал — все было решено за пол года до объявления войны.

Полгода! И все это время и Черчилль, и оставшиеся в Германии добровольные шпионы, работавшие на Коминтерн, сообщали Хозяину: Гитлер решил напасть. О том же сообщал ему и Рихард Зорге — тайный член немецкой компартии, внук сподвижника Маркса. Зорге работал в Японии под видом нацистского журналиста и регулярно поставлял в Москву разведывательную информацию. Именно ему удалось сообщить точную дату немецкого нападения.

Но Сталин не поверил — ни Зорге, никому. И оно состоялось — внезапное нападение, совершенно неожиданное! Его первая шахматная партия на внешнеполитической арене закончилась крахом. Такова общепринятая версия.

Но эта версия вызывает изумление. Коварный Хозяин, восточный политик, первым правилом которого было не доверять никому, вся стратегия которого состояла в том, чтобы усыпить бдительность врага, вдруг оказался так доверчив к старому врагу и настолько был им усыплен, что не обращал ни малейшего внимания на постоянные предупреждения. Он абсолютно доверяет лгуну Гитлеру, который столько раз предавал, нарушал слово! Это возможно, если только речь идет о другом человеке, но не о нашем герое! У него не тот характер. И он доказал это всей своей жизнью. Тогда что же произошло?

Уже в марте 1941 года разведка представила ему фактически весь план «Барбаросса». Там значилось: начало войны намечено на период от 15 мая до 15 июня. Но прагматик Хозяин верил только в разум: Гитлер не может пуститься на такую авантюру, не может воевать одновременно с несколькими странами, чей потенциал в сумме несоизмеримо больше потенциала Германии.

Не мог он верить и постоянным предостережениям Черчилля, тем более что тот забавно ошибся в одном из своих предсказаний: предупредил Сталина о начале агрессии немцев в мае 1941 года, но именно тогда германские части вместо СССР напали… на английскую базу на острове Крит. Хозяин со своей тихой усмешкой мог спросить: почему британская разведка так печется об интересах Советского Союза, но не может помочь самой себе? И легко ответить: Англия исходит кровью в неравной борьбе, и Черчилль любой ценой хочет втолкнуть его в войну. Так что не мог он верить Черчиллю.

Не мог верить Хозяин и своему разведчику Зорге. Всех работавших с ним расстреляли, да и сам Зорге уклонялся от приезда в СССР… Как можно верить невозвращенцу?

И когда в начале 1941 года Гитлер начал войну на Балканах, Сталин имел право окончательно успокоиться. В апреле югославы капитулировали, и Гитлер двинулся в Грецию. Теперь Хозяину было ясно, куда метил фюрер: захватив Грецию, он получал возможность уничтожить англичан в Египте, взять Суэц. О том же, кстати, думал Черчилль, моливший Америку вступить в войну: «Я умоляю вас, мистер Президент, взвешенно оценить всю серьезность последствий краха на Ближнем Востоке… Этот удар должен стать концом Британской империи».

И было еще одно забавное доказательство невозможности скорого нападения Гитлера на Россию. В мае он был еще на Балканах. Значит, нападение могло случиться никак не ранее конца июня. Отсюда вывод: Гитлер должен подготовиться к русской зиме. Показателем намерений немецкой армии к нападению должны были стать… бараньи тулупы. Для армии их потребуются миллионы, и сталинская разведка тщательно следила… за баранами в Европе. Если Гитлер решился на нападение, он должен срочно позаботиться о тулупах, а это значит, что цены на баранье мясо должны резко пойти вниз, и вверх — на бараньи шкуры. Ничего подобного его разведка не доносила, так что по всему Хозяин имел право полагать: Черчилль решил втянуть в войну Америку мольбами, Россию — дезинформацией.

Итак, Сталин вполне логично заключил: Гитлер не может броситься на Россию. Но Гитлер все-таки бросился. Почему? Может быть, Хозяин не учел иррациональный момент, гитлеровскую экзальтацию? Нет, он замечательно чувствовал людей. Гитлер был истериком, который… играл в истерика, он поддавался наитию, но большей частью… играл в наитие. В узком кругу он часто издевался над тем, что исступленно проповедовал толпе. Решения Гитлера всегда смелы, но логичны. Фюрер — такой же актер, как… Хозяин, только с другим темпераментом. Он европейский актер — декадент с истеричной, многословной речью… Хозяин — восточный актер: он не говорит — он вещает. И удел жрецов — многие дни толковать немногие слова Богочеловека…

Но почему же Гитлер все-таки принял это самое нелогичное решение в самый ответственный миг своей жизни?

Чтобы понять это, нам придется забыть все общепринятые версии.

Он сам готовился к нападению

Офицер Главного разведывательного управления Владимир Резун решился остаться на Западе, чтобы опубликовать некое открытие, которое мучило его всю жизнь.

Все началось на занятиях в Академии. На лекциях по стратегии Резун услышал: если противник готовится к внезапному нападению, он должен прежде всего стянуть свои войска к границам и расположить аэродромы как можно ближе к линии фронта.

На лекции по военной истории Резун услышал о том, что Сталин, поверив Гитлеру, оказался совершенно не готов к войне. Он допустил серьезнейшие ошибки и, в частности, стянул к границе лучшие свои части и расположил свои аэродромы на самой границе с немцами.

Резун начал изучать этот вопрос и с изумлением понял: оказывается, доверчивый Сталин после заключения пакта бешено наращивал темпы вооружений и накануне войны разворачивал все новые и новые дивизии у самой границы — по всем правилам стратегии внезапного нападения.

И Резун спросил себя: что же получается? Выходит, сам Сталин собирался напасть на Гитлера?

Да, заключив пакт с Гитлером, Сталин толкнул его на новые завоевания. И пока Германия упоенно воевала, уничтожая капиталистическую Европу, Хозяин готовил Большую войну с Гитлером. Победив в этой войне, он становился освободителем обескровленной Европы и ее повелителем. Сначала — «СССР всей Европы». А дальше — «только советская нация будет», как обещал поэт.

Что ж, Хозяин точно оценил важность появления Гитлера для победы Великой мечты.

Все это время шла идеологическая подготовка войны: газеты, радио, кинофильмы возвеличивают армию. Главная пьеса предвоенного театрального сезона в Москве — «Парень из нашего города» К. Симонова — о военных. И не зря Хозяин отправляет в военные училища обоих своих сыновей — профессия офицера становится самой престижной. Композиторы и поэты получают социальный заказ — и появляется множество песен о Большой войне и скорой победе, таких, как знаменитый «Марш танкистов»: «Гремя огнем, сверкая блеском стали, пойдут машины в яростный поход, когда нас в бой пошлет товарищ Сталин…»

«Правда» печатает выступление летчика Байдукова: «Какое счастье и радость будут выражать взоры тех, кто тут, в Кремлевском дворце, примет последнюю республику в братство народов всего мира! Я ясно представляю бомбардировщики, разрушающие заводы, железнодорожные узлы, склады и позиции противника… штурмовики, атакующие ливнем огня… десантные корабли, высаживающие дивизии…»

Сразу после заключения пакта о ненападении по личному указанию Сталина начинает разрабатываться… план мобилизационного развертывания Вооруженных Сил СССР. Главное сосредоточение усилий планируется — на Западном фронте. В Полевом уставе 1939 года написано: «Красная армия будет самой нападающей из всех когда-либо нападавших армий».

Как пишет Я. Чадаев, тогдашний управляющий делами Совнаркома, в своих неопубликованных воспоминаниях (мы еще не раз к ним вернемся): именно в это время Хозяин поручает ему «подготовить справку о принятых в годы гражданской войны… решениях по оборонным и хозяйственным вопросам». И «постоянно тормошит»:

— Как идет сооружение нового бомбоубежища в Кремле?

— Работы ведутся круглосуточно, — отвечает Чадаев, — два месяца — и все будет готово.

— Примите меры к тому, чтобы закончить раньше…

Гитлер, конечно же, все это знал — разведка работала.

Понимал он и то, зачем Сталин создал мощнейший военный кулак на границе с Румынией (Бессарабия была только поводом). Там, в Румынии, — тайное сердце Германии, там нефть.

Оба союзника-врага, разумеется, никогда не доверяли друг другу. Но оба знали точно: к нападению до конца не готовы ни тот, ни другой, и это успокаивало обоих.

Сталин показывает миролюбие — демонтирует линию укреплений. Но Гитлер знает: Красная армия стоит у его границ. В феврале 1941 года Хозяин разворачивает командные пункты, но зато в мае, задабривая Гитлера, закрывает в Москве посольства Бельгии, Норвегии, Греции и Югославии — государств, враждебных Германии.

5 мая, выступая на выпускном собрании Академии командиров Красной армии, Сталин прямо сказал: «Дело идет к войне, и противником будет Германия». Он заявил: «Произошла коренная перестройка армии и ее резкое увеличение», привел точную цифру — 300 дивизий — и сообщил: «Из них треть — механизированные».

Беда всех диктаторов — им говорят то, что они хотят услышать… Хозяин не знал, что из 300 дивизий четверть еще только формируется, что из его военных училищ, которые он лихорадочно открывал в те годы, выходят плохо обученные командиры.

После выступления, уже во время банкета, он пояснил: «Теперь, когда мы нашу армию реконструировали, насытили техникой для современного боя, когда мы стали сильны, — теперь надо перейти от обороны к наступлению. Проводя оборону страны, мы обязаны действовать наступательным образом».

Вот что пишет об этой речи слышавший ее Чадаев: «Слова Сталина: «Дело идет к войне, и противником будет Германия» были вычеркнуты. В «Правде» был очень скупой отчет. Через корреспондента немецкого информационного бюро был направлен ложный текст, где Сталин делал упор на пакт о ненападении, подчеркивал, что мы не ожидаем агрессии от Германии…»

Тогда же ему докладывают проект создания Ставки Главного командования. Предполагалось в скором времени провести военные учения — «перевод страны под руководством Ставки на военное положение»… Еще в феврале состоялась партийная конференция, посвященная «оборонным вопросам». Сталин предложил «увеличить объем промышленности (военной. — Э.Р.) на 17–18 процентов».

Так он спешил с «обороной».

«Самим начать»

— Сталин не планировал нападение на Германию в 1941 году, — заявил автор книги о нем Дмитрий Волкогонов — генерал-лейтенант, историк, первый, кому разрешили работать во всех секретных архивах.

«Передо мной, — писал он, — несколько документов, адресованных Сталину и Молотову. Нарком обороны маршал С. Тимошенко, начальник Генштаба Г. Жуков докладывали «уточненный план развертывания Вооруженных Сил Советского Союза на западе и на востоке», подготовленный 11 марта 1941 года… В плане говорится, что сложившаяся политическая обстановка в Европе заставляет обратить исключительное внимание на оборону наших западных границ. Военачальники считают, что Германия может нанести главный удар на юго-востоке, имея целью прежде всего захватить Украину, а вспомогательные — на Двинск и Ригу. 14 мая Тимошенко и Жуков отправляют особой важности директивы командующим войсками Западного, Прибалтийского, Киевского военных округов. Нигде ни слова об ударе по германским войскам, все документы требуют предпринимать меры обороны».

Но старый работник Политуправления Волкогонов должен был знать цену идеологическим словам. «Оборона» — идеологическое слово. На «глубоком языке», как выяснилось уже в финскую войну, оно часто означает нападение.

Тот же Волкогонов впервые привел удивительный документ, подготовленный Жуковым в Генеральном штабе для Сталина 15 мая 1941 года: «Учитывая, что Германия в настоящее время держит свою армию отмобилизованной, с развернутыми тылами, она имеет возможность предупредить нас в развертывании и нанести внезапный удар… Чтобы предотвратить это, считаю необходимым ни в коем случае не давать инициативы действий германскому командованию, упредить противника в развертывании и атаковать германскую армию в тот момент, когда она будет находиться в стадии развертывания и не успеет еще организовать фронт и взаимодействие родов войск». Волкогонов указывает: «Жуков не расписался». И делает вывод: документ не был доложен Сталину.

Но ситуация оказалась иной.

Документ, о котором писал Волкогонов, сохранился полностью, находится в Историко-архивном и военно-мемориальном центре Генерального штаба и называется «Соображения по плану стратегического развертывания Вооруженных Сил Советского Союза на случай войны с Германией и ее союзниками».

Документ адресован Сталину.

На 15 страницах текста «Соображения» рассказывают о плане внезапного нападения на Германию.

«В настоящее время Германия… вместе с союзниками сможет выставить против СССР 240 дивизий». Предлагалось:

«Упредить противника в развертывании и атаковать… Стратегической целью действий войск поставить разгром главных сил немецкой армии… и выход к 30-му дню операции на фронт Остроленка — Оломоуц…

Для того, чтобы обеспечить выполнение изложенного выше замысла, необходимо:

1. Произвести скрытое отмобилизование войск под видом учебных сборов офицеров запаса.

2. Под видом выхода в лагеря произвести скрытое сосредоточение войск ближе к западной границе.

3. Скрытно сосредоточить авиацию на полевые аэродромы из отдаленных округов и теперь же начать развертывать авиационный тыл…»

Главный удар должен был нанести Юго-Западный фронт в направлении Краков — Катовицы. Целью этого наступления было отрезать Германию от ее южных союзников (Италии, Венгрии, Румынии).

«Соображения» снабжены подробными картами и схемами. Документ разработан и написан от руки черными чернилами генерал-майором Василевским, заместителем начальника Генерального штаба, поправки внесены первым заместителем генерал-лейтенантом Ватутиным. Оставлено место для подписей начальника Генштаба Жукова и наркома обороны Тимошенко.

Обе подписи действительно отсутствуют, но это совсем не значит, что документ не был доложен Сталину. Просто перед нами типичный рукописный черновик (подлинник, скорее всего, был уничтожен во время регулярных чисток архивов, ибо не должен был сохраниться документ, свидетельствующий о планах нападения СССР на Германию).

Нет, подобная кропотливая работа руководителей Генштаба не могла делаться без ведома Хозяина. Недаром, согласно Журналу регистрации посетителей Сталина, вся троица — Жуков, Тимошенко и Василевский — побывала в те майские дни не раз (12, 19 и 24 мая) в кабинете Сталина.

И не случайно тогда же (15 мая) в войска была направлена директива Политуправления, уже откровенно настраивавшая армию: «Многие политработники забыли известное положение Ленина: «Как только мы будем сильны настолько, чтобы сразить весь капитализм, мы немедленно схватим его за шиворот». И далее: «Иногда дается такое толкование о войнах справедливых и несправедливых: если страна первой напала на другую и ведет наступательную войну, то эта война считается несправедливой. И наоборот: если страна подверглась нападению и только обороняется, то такая война якобы должна считаться справедливой. Из этого делается вывод, что якобы Красная армия будет вести оборонительную войну, забывая ту истину, что всякая война, которую будет вести Советский Союз, будет справедливой».

Яснее не скажешь.

Лицо бога войны

И Гитлер решился сделать ход первым. Зная о планах Сталина, он готовил план «Барбаросса». Зная, что Сталин не верит в немецкое нападение, он использовал его уверенность и решился на безумие. И, надеясь на слабость сталинской армии, подтвержденную в Финляндии, на ненависть народа к большевизму, на фактор внезапности, Гитлер делает этот шаг.

Он верит: это даст ему молниеносную победу, ибо только она может спасти его.

Хозяин по-прежнему не верит в безумный шаг Гитлера. Он уверен: у него есть время, и он спокойно готовит свой поворот — тот внезапный удар, о котором писали его военачальники в «Соображениях».

Но по мере приближения рокового дня, несмотря на уверенность, он начал нервничать — слишком много сводок о передвижениях немцев у границы.

Он бросил пробный шар. 14 июня последовало заявление ТАСС о том, что «слухи, появившиеся в английской и не только в английской печати, о близости войны между СССР и Германией — это неуклюжая пропаганда враждебных СССР и Германии сил».

Он ждет. Но никакого ответного шага от Гитлера не последовало.

Из германского посольства уезжают сотрудники. Правда, лето, время отпусков — но отъезд носит слишком массовый характер. И опять, проигрывая ситуацию, Хозяин понимает: не может Гитлер сейчас начинать, не сумасшедший же он — грядущая зима, раздетая армия… Тогда что же? Пугает? Возможно, сам боится? Хочет добиться каких-то гарантий? Ну что ж, дадим гарантии, отодвинем дивизии. А потом опять придвинем… И вымуштрованная команда не смела говорить обратное: Молотов знал, когда следует спорить с Хозяином (точнее, когда тот хочет, чтобы с ним спорили). Нет, задача Молотова сейчас — как и посла в Германии Деканозова, как и прочих холуев — подтверждать мысли Вождя.

18 июня Сталину передали донесение агентов из Германии о дислокации немецких истребителей и назначении глав будущих оккупированных русских земель. Он поставил резолюцию: «Можете послать ваш источник на…»

Наконец нарком обороны не выдержал. Как пишет тот же Чадаев, Тимошенко сказал на очередном совещании:

«Приготовления Германии явно свидетельствуют: война начнется в этом году и скоро». И получил жесткий ответ: «Не пугайте нас, гитлеровская Германия попросту пытается провоцировать»…

В те дни Хозяин, как всегда, занимался всем. В Узбекистане работала научная экспедиция. Знаменитый антрополог Михаил Герасимов, восстанавливавший по черепам лица людей, предложил открыть гробницу Тимура. Хозяин согласился — ему хотелось увидеть лицо великого завоевателя…

Тимур был похоронен в Самарканде — в мавзолее Гур-Эмир.

Еще в начале экспедиции Хозяину сообщили местное предание: нельзя нарушать покой бога войны, иначе жди беды — на третий день вернется Тимур с войною. Так говорили старики на базаре в Самарканде.

Но Сталин, видевший, как выбрасывали из гробниц мощи русских святых, взрывали церкви, убивали священников, должен был только улыбнуться. Он сам был восточным богом. Что ему кости Тимура!

В ночь на 20 июня 1941 года склеп мавзолея Гур-Эмир был озарен светом прожекторов. Кинохроника снимала вскрытие могилы. Гигантская мраморная плита в 240 пудов была сдвинута, в темноте саркофага стоял черный гроб, покрытый истлевшим золотым покрывалом. Тимур умер далеко от Самарканда, и к месту погребения его привезли в этом гробу. Старик, работавший в мавзолее, молил не открывать крышку гроба — над ним посмеялись. Из крышки выбили огромные гвозди… Герасимов торжественно достал череп Тимура и продемонстрировал перед камерой. Пленку отвезли в Москву.

Хозяин увидел: череп бога войны глядел на людей…

События развивались: 21 июня ему сообщили, что немецкий фельдфебель-перебежчик заявил: война начнется на рассвете 22 июня.

Неумолимо верящий в здравый смысл, он знает — это провокация. Но весь день из пограничных округов идут сведения о передвижениях немецких войск у границы.

Ночью он все-таки дает осторожную директиву: «В течение 22–23 июня возможно нападение немцев на фронтах. Нападение может начаться с провокационных действий, задача наших войск не поддаваться ни на какие провокации, но одновременно быть в полной боевой готовности, чтобы встретить внезапный удар немцев и их союзников. В течение ночи скрытно занять огневые точки укрепленных районов. Рассредоточить по полевым аэродромам всю авиацию, тщательно ее замаскировать. ВВС привести в боевую готовность».

Глава военно-морского ведомства адмирал Кузнецов получил указание: связаться немедля с командующими флотов — объявить полную боевую готовность.

В 21 час 30 минут Молотов вызвал посла Шуленбурга и высказал обеспокоенность своего правительства: «В чем причина массового отъезда сотрудников посольства? В чем недовольство Германии, если оно есть? Почему нет ответа на миролюбивое заявление ТАСС?»

Шуленбург отвечал невразумительно, он был явно подавлен.

Молотов, конечно же, все понял. И думаю, испугался: не дай Бог, если выйдет, что он понял, когда Вождь не понял…

И Молотов предпочел не понять растерянность Шуленбурга.

Политбюро заседало весь день. В полночь после заседания черные машины повезли Хозяина и ближайших его соратников на Ближнюю дачу. Он старался отвлечься…

Молотов: «21 июня были на даче у Сталина часов до 12. Может быть, даже кино смотрели».

Но с весельем не выходило. И он предложил Молотову отправить шифрограмму послу в Берлине — пусть поставит перед Риббентропом те же вопросы, которые задавали Шуленбургу.

Молотов поехал в наркомат. В 00.40 (уже 22 июня) в Берлин пошла шифрограмма.

В 3.30 немецкие самолеты сбросили бомбы на Белоруссию. В 4.00 немцы уже бомбили Киев и Севастополь.

В это время Хозяин мирно спал на Ближней даче.

Из воспоминаний Г. Жукова: «Нарком велел мне звонить Сталину.

Заспанный голос дежурного:

— Кто говорит?

— Начальник штаба Жуков. Прошу срочно соединить меня с товарищем Сталиным.

— Что? Сейчас? Товарищ Сталин спит.

— Будите немедленно, немцы бомбят наши города». Минуты через три Сталин подошел. Жуков доложил обстановку.

В ответ — молчание.

— Вы меня поняли? — переспросил Жуков. Снова молчание. И наконец:

— Где нарком? Приезжайте с ним в Кремль. Скажите Поскребышеву, чтобы вызвал все Политбюро.

В ночь на 22 июня началась война.

Шел третий день после вскрытия гробницы Тимура.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.