Поход Тохтамыша на Москву (1381 год)

Поход Тохтамыша на Москву (1381 год)

Первое, что Дмитрий сделал, – бежал из Москвы, бросив там и княгиню, и своих сыновей. Якобы он отправился в Переяславль и Кострому собирать войско. А оборонять Москву пришлось простому народу, который не выпустил из первопрестольной ни княгиню, ни княжичей, ни бояр. Оборону возглавил и вовсе литовский князь Остей, внук Ольгерда – не правда ли, любопытно? Первое, что сделали русские защитники, – перепились, благо винные погреба оказались бесхозными. В этом пьяном виде и вынужден был Остей ставить их на стены. Оттуда пьяные защитники орали в адрес монголов обидные слова и стреляли из самострелов. Наконец, подошла настоящая сила, а не передовой отряд, тут и началась осада. Остей грамотно построил оборону, и Москва могла выдержать приступ, но с монголами шли свои предатели, шурины великого московского князя Василий и Семен. Они стали убеждать защитников:

«Царь хочет жаловать вас, своих людей и улусников, потому что вы не виноваты: не на вас пришел царь, а на князя Димитрия, от вас же он требует только, чтоб вы встретили его с князем Остеем и поднесли небольшие дары; хочется ему поглядеть ваш город и побывать в нем, а вам даст мир и любовь». Князья клялись, что хан не причинит никакого вреда. Уж кажется, полуторавековой опыт общения с монголами мог подсказать, что оборону нужно держать до последнего человека – все равно город обречен. Но защитники поверили. Бояре взяли в руки дары, духовенство – иконы и кресты, Остей честно повел свою миссию на переговоры. Тут они и были схвачены. Литовского князя увели в сторону, где тут же и убили, а потом принялись рубить всех – и бояр с дарами, и священников с крестами, и народ, который толпился вблизи ворот, ожидая обещанного «непричинения вреда».

Москва была тут же захвачена, разграблена, сожжена, а жители уведены в плен или убиты. Взяв город, хан разбил войско на отряды и отправил их жечь и грабить другие города. Великий князь, как говорит летопись, с большой силой стоял на Волоке. Один из монгольских отрядов на него наткнулся, но был разбит. Соловьев был убежден, что Тохтамыш испугался этого события, почему и велел поворачивать коней и ехать за Волгу. Боюсь, тут тоже некоторая неувязка. Тохтамыш, действительно, испугался русского войска, но это был западный отряд Владимира Андреевича. Почему? А не потому ли, что и Мамай сражался на Куликовом поле не с Дмитрием, а с Владимиром? По пути назад монгольское войско спокойным образом жгло и убивало все, что могло, а Дмитрий даже и не пробовал догнать негодяев и разбить их, чтобы отвадить ходить на Русь. И больше всего от Тохтамыша претерпели снова именованные предателями, показавшими броды и обходы к Москве, рязанские князья: вся их земля была опустошена. Даже если вдруг подумать, что Тохтамыш ненавидел предателей, все равно получается нелепость. А Дмитрий скоро после московской казни пришел в город, где ему оставалось только собирать убитых и хоронить…

Делайте со мной что хотите, но если это победа князя Дмитрия над ордой, равная Каталаунской битве, то что тогда называется поражением? А если учесть, что после Москвы Дмитрий тут же начал безжалостный сбор дани с ограбленной и разоренной земли, то в чем значение этой якобы победы?

Ищу, но никак не могу найти!

Сразу после сожжения Москвы в орду поспешил Михаил Тверской, все еще надеясь хоть теперь-то, когда Дмитрий в опале, получить желанный ярлык. Но Дмитрий тут же отправил своего сына Василия, тот так и пристроился при хане, сдружился с ним, а сам Дмитрий отправился воевать… с рязанцами. Добивать, то есть, разоренную рязанскую землю. Но, как пишет Соловьев, Олега Рязанского нельзя было убедить силой, а народ стоял за своего князя насмерть, так что пришлось звать на помощь троицкого игумена Сергия. Только он смог умолить Олега примириться с Москвой. Для упрочения взаимопонимания, как водится, дочь Дмитрия отдали за сына Олега. Почему-то сложности возникли у Дмитрия и с Владимиром Андреевичем, тот тоже на князя глядел волком. Он хотел получить Владимирский стол. Сложные взаимоотношения между родичами отлично отражены в сохранившихся договорных грамотах. Если в ранних грамотах Дмитрий назван всего-то старшим братом, то в последней – отцом, то есть можно понять, что они кое-как примирились и примирение было с ущербом для Владимира Донского, тот признал старшинство московского князя и всех его наследников. Интересно, что общение между Дмитрием и Владимиром происходило не напрямую, а через митрополита – вот в какой тупик зашли эти отношения. В 1389 году Дмитрий умер, оставив после себя шестерых сыновей и неслыханно дерзкое завещание:

«…московский князь благословляет старшего своего сына Василия великим княжением Владимирским, которое зовет своею отчиною».