Смерть молодого короля
Смерть молодого короля
История началась в замке Шинон. Два короля Англии — отец и сын — провели вместе несколько дней, развлекаясь охотой и, как казалось окружающим, мирно беседуя. Поужинав, они легли спать в одной комнате, а наутро старый король обнаружил, что его сына рядом нет. Опущенный мост свидетельствовал о том, что принц бежал.
Вскоре «король-юноша» обнаружился во Франции, где, как выяснилось, он принес оммаж Людовику VII. Бывший супруг Алиенор был тоже вовлечен в заговор против Генриха!
Старый Генрих написал во Францию, потребовав вернуть ему блудного сына. Получив письмо английского короля, Людовик саркастически заметил, что король Англии находится рядом с ним, а другого он не знает. Напомним: молодой Генрих был коронован несколько лет назад как соправитель отца.
Генрих II оказался в полной изоляции. Вслед за старшим сыном его предали Ричард и Джеффри, тоже отправившись в Париж. Против него взбунтовалась вся Аквитания, ее графы отказались признать королевскую власть. «Радуйся, о Аквитания, ликуй, о Пуату, ибо скипетр короля Аквилона от тебя удаляется…» — это слова летописца того времени, Ричарда Пуатевинского.
Примеру Пуату последовали и другие графства, затем — островные владения. В Париже мятежные вассалы присягнули на верность молодому королю, было провозглашено, что «тот, кто раньше был королем Англии, отныне королем не является». Молодой Генрих щедро раздаривал своим союзникам земли.
Воспользовавшись этим, английские бароны потребовали снижения налогов. В ближайшем окружении Генриха II опасались за его жизнь. Сохранилось горькое письмо Генриха II к папе римскому, где он жалуется на «козни обоих сыновей, которых дух неправедности вооружил против отца до такой степени, что им стало представляться славным деянием и торжеством преследовать его», — и прибавляет: «Мои друзья от меня отдалились, мои близкие покушаются на мою жизнь…»
Ротру де Барвих, архиепископ Руанский, один из немногих прелатов, оставшихся верными Генриху, отправил королеве суровое официальное послание: «Мы все в один голос и горестно сожалеем о том, что ты, столь благоразумная женщина, рассталась со своим супругом… Отделившись от головы, ни один из членов тела не может больше ей служить. Но еще более чудовищно, что самый плод сеньора короля и твоего собственного чрева ты заставила восстать против отца… Мы знаем, что если только ты не вернешься к твоему супругу, то станешь причиной общего разорения… Вернись же, о прославленная королева, к своему супругу и нашему господину… Прежде чем ход событий приведет нас к трагическому исходу, вернись вместе с твоими сыновьями к мужу, которому ты обязана повиноваться и рядом с которым должна жить… Или же ты вернешься к супругу, или же мы, воспользовавшись каноническим правом, будем обязаны и вынуждены отлучить тебя от Церкви, о чем мы говорим с величайшим сожалением, и мы сделаем это, если ты не одумаешься, со слезами и скорбью…»
Военные действия завязались в Нормандии в июне 1173 года. Старый Генрих не собирался сдаваться. И уже осенью ему улыбнулась удача: его люди взяли в плен горстку вооруженных пуатевинцев. Среди них, переодетая в мужской костюм, обнаружилась королева Алиенор.
Так она стала пленницей, сначала в Шиноне, затем в Англии — в Солсбери. Именно тогда, а не в момент ее замужества, удалился в монастырь Бернарт де Вентадорн, который был моложе своей госпожи на двадцать лет.
Но война продолжалась. Мятежные сыновья то мирились с отцом, выпрашивая прощение и принося клятвы верности, то снова поднимали бунт. Относительное затишье наступило лишь в 1183 году, когда от дизентерии в одном из замков де Борна умер двадцативосьмилетний молодой король.
Перед смертью он послал к отцу с просьбой в последний раз даровать ему прощение. Генрих не сразу поверил, потом достал из шкатулки дорогой сапфировый перстень и отдал его посланцам, те поспешили назад, застав юношу уже в агонии.
Он еще успел поцеловать присланное отцом кольцо и надеть его на палец. Он просил передать отцу его последнюю просьбу: выпустить из заключения его мать. Затем молодой король исповедался и соборовался, а потом велел посыпать пол золой и попросил, чтобы его положили на эту золу в простой рубашке, обвязав ему шею веревкой; он хотел умереть подобно раскаявшемуся разбойнику, во искупление ошибок, совершенных им за всю его жизнь. И вот так, лежа на посыпанном золой камне, он раздал все свои богатства, все, чем владел в этом мире, вплоть до своих королевских одежд. Он уже дышал с большим трудом, когда один из монахов тихонько заметил ему, что у него на пальце остался присланный отцом драгоценный камень. «Не хотите ли вы расстаться и с ним, чтобы прийти к полной нищете?» «Это кольцо, — ответил принц, — я оставляю себе не из желания обладать им, но для того, чтобы свидетельствовать перед моим Судией о том, что отец вручил мне его в знак дарованного мне прощения».
С ним его и похоронили: рука молодого короля отекла, и перстень не сумели снять. Это было расценено как знак свыше: отцовское прощение принято Небом.
Узнав о смерти сына, Генрих произнес: «Он дорого мне обошелся, но хотел бы я, чтобы он обошелся мне еще дороже, оставшись жить». Алиенор из заключения он не выпустил, но условия ее содержания были значительно смягчены: ее выпускали из тюрьмы по церковным праздникам для совершения паломничеств к святыням. К ней были допущены гости — ее дочь Матильда с мужем; спустя год она сама навестила Матильду, разрешившуюся от бремени в Винчестере. Генрих стал делать ей подарки: алое платье, подбитое беличьим мехом, богато украшенное седло…
Накануне смерти молодого короля королева Алиенора увидела вещий сон: ее сын лежал со сложенными руками, как у надгробного изваяния; на пальце у него кольцо с драгоценным сапфиром; над его прекрасным, улыбающимся, но очень бледным лицом сияли два венца: один золотой, а другой — словно сделанный из «чистого света».
Когда через некоторое время к королеве прибыли послы, она уже знала, что за горькую весть они ей сообщат. По описанию очевидца, Алиенора, благородная дама, «весьма рассудительная женщина… выдержала со спокойствием и душевной силой известие о смерти сына» и рассказала им про свой сон: «Что, если не вечное блаженство, может подразумеваться под короной, у которой нет ни начала, ни конца? И что может означать этот свет, такой чистый, такой блистающий, если не сияние бессмертного, вечного счастья?
Эта вторая корона была прекраснее всего, что здесь, на земле, может быть доступно нашим чувствам; но разве не то, что „глаз не видел, ухо не слышало, сердце человеческое не чувствовало, Господь уготовил тем, кто Его любит?“»
Плач Бертрана де Борна на смерть короля-юноши.
«Наш век исполнен горя и тоски,
Не сосчитать утрат и грозных бед.
Но все они ничтожны и легки
Перед бедой, которой горше нет,
То гибель молодого короля.
Скорбит душа у всех, кто юн и смел,
И ясный день как будто потемнел,
И мрачен мир, исполненный печали.
Не одолеть бойцам своей тоски,
Грустит о нем задумчивый поэт,
Жонглер забыл веселые прыжки, —
Узнала смерть победу из побед,
Похитив молодого короля.
Как щедр он был! Как обласкать умел!
Нет, никогда столь тяжко не скорбел
Наш бедный век, исполненный печали.
Так радуйся, виновница тоски,
Ты смерть несытая! Еще не видел свет
Столь славной жертвы от твоей руки, —
Все доблести людские с юных лет
Венчали молодого короля.
И жил бы он, когда б Господь велел, —
Живут же те, кто жалок и несмел,
Кто предал храбрых гневу и печали.
Нам не избыть унынья и тоски,
Ушла любовь и радость ей вослед,
И люди стали лживы и мелки,
И каждый день наносит новый вред.
И нет уж молодого короля…
Неслыханной отвагой он горел,
Но нет его, — и мир осиротел,
Вместилище страданья и печали.
Кто ради нашей скорби и тоски
Сошел с небес и, благостью одет,
Сам смерть принял, чтоб смерти вопреки,
Нам в вечной жизни положить завет, —
Да снимет с молодого короля
Грехи и вольных, и невольных дел,
Чтоб он с друзьями там покой обрел,
Где нет ни воздыханья, ни печали».
Данный текст является ознакомительным фрагментом.