Гибель

Гибель

Он принимал почести сверх всякой меры, обеспечив себе бессменное консульство, пожизненную диктатуру и прозвание отца отечества. Статуя Цезаря стояла среди статуй древних царей Рима. Также его изваяния находились рядом со статуями богов, и для него было отведено место за столом с угощением для богов. В сенате и суде для него поставили золотые кресла, он использовал для себя священную колесницу и носилки при цирковых процессиях. Месяц июль был назван по его имени. Он мечтал воздвигнуть храм Марса, какого никогда не бывало, засыпав для него и сравняв с землею то озеро, где устраивал он морской бой, а на склоне Тарпейской скалы устроить величайший театр.

Надменны были и его высказывания: «Республика — ничто, пустое имя без тела и облика»; «Сулла не знал и азов, если отказался от диктаторской власти»; «С ним, Цезарем, люди должны разговаривать осторожнее и слова его считать законом». Когда гадатель однажды возвестил о несчастном будущем — зарезанное животное оказалось без сердца, — то он заявил: «Все будет хорошо, коли я того пожелаю; а в том, что у скотины нету сердца, ничего удивительного нет».

Недовольных его властью было много. Особенно римлян возмущало то, что среди сенаторов появились выходцы из Галлии. В народе распевали так:

«Галлов Цезарь вел в триумфе, галлов Цезарь ввел в сенат.

Сняв штаны, они надели тогу с пурпурной каймой».

Штаны считались варварской одеждой, а тога с пурпурной каймой являлась отличительным знаком сенаторского сословия.

Смертельную ненависть сенаторов Цезарь навлек на себя еще и тем, что однажды поленился встать перед ними, когда те явились в полном составе, чтобы поднести ему почетные постановления. Их он принял перед храмом Венеры-Прародительницы сидя. Это показалось особенно возмутительным оттого, что сам он, проезжая в триумфе мимо трибунских мест и увидев, что перед ним не встал один из трибунов по имени Понтий Аквила, пришел тогда в такое негодование, что воскликнул: «Не вернуть ли тебе и республику, Аквила, народный трибун?» И еще много дней, давая кому-нибудь какое-нибудь обещание, он непременно оговаривал: «Если Понтию Аквиле это будет благоугодно».

С тех пор его постоянно подозревали в том, что он стремится к царской короне.

— «Я Цезарь, а не царь!» — возражал он, но ему не верили.

По Риму ходили упорные слухи, будто Цезарь намерен переселиться в Александрию и перевести туда столицу, чтобы быть поближе к своей любовнице Клеопатре. Когда стало известно, что она едет с визитом в Рим и везет с собой сына Цезариона, чернь укрепилась в этом мнении.

В заговоре против Цезаря участвовало более шестидесяти человек; во главе его стояли Гай Кассий, Марк Брут и Децим Брут. Сперва они колебались, убить ли его на Марсовом поле, или же напасть на него на Священной дороге, или при входе в театр. Но когда было объявлено, что в иды марта сенат соберется на заседание в курию Помпея, то все охотно предпочли именно это время и место. Тело убитого заговорщики собирались бросить в Тибр, имущество конфисковать, а его законы — отменить.

Считается, что в короткое время перед смертью Цезарь получил несколько очень плохих знамений, но по своему обыкновению не придал им значения. Гадатель советовал ему остерегаться опасности, которая ждет его не позднее чем в иды марта. Накануне этого дня в курию Помпея влетела птичка королек с лавровой веточкой в клюве, преследуемая стаей разных птиц из ближней рощицы, и они ее растерзали. А в последнюю ночь перед убийством ему привиделось во сне, как он летает под облаками и потом как Юпитер пожимает ему десницу; жене его Кальпурнии снилось, что в доме их рушится крыша и что мужа закалывают у нее в объятиях.

Светоний:

«Из-за всего этого, а также из-за нездоровья он даже колебался, не остаться ли ему дома, отложив свои дела в сенате. Наконец, Децим Брут уговорил его не лишать своего присутствия многолюдное и давно ожидающее его собрание, и он вышел из дому уже в пятом часу дня.

Кто-то из встречных подал ему записку с сообщением о заговоре: он присоединил ее к другим запискам, которые держал в левой руке, собираясь прочесть. Потом он принес в жертву нескольких животных подряд, но благоприятных знамений не добился; тогда он вошел в курию, не обращая внимания на дурной знак и посмеиваясь над Спуринной за то, что вопреки его предсказанию, иды марта наступили и не принесли никакой беды. "Да, пришли, но не прошли", — ответил тот.

Он сел, и заговорщики окружили его, словно для приветствия. Тотчас Тиллий Цимбр, взявший на себя первую роль, подошел к нему ближе, как будто с просьбой, и когда тот, отказываясь, сделал ему знак подождать, схватил его за тогу выше локтей. Цезарь кричит: "Это уже насилие!" — и тут один Каска, размахнувшись сзади, наносит ему рану пониже горла. Цезарь хватает Каску за руку, прокалывает ее грифелем, пытается вскочить, но второй удар его останавливает. Когда же он увидел, что со всех сторон на него направлены обнаженные кинжалы, он накинул на голову тогу и левой рукой распустил ее складки ниже колен, чтобы пристойнее упасть укрытым до пят; и так он был поражен двадцатью тремя ударами, только при первом испустив не крик даже, а стон, — хотя некоторые и передают, что бросившемуся на него Марку Бруту он сказал: "И ты, дитя мое!"»

Тело Цезаря лежало довольно долгое время, сбросить его в Тибр заговорщики не решились. Они были несколько обескуражены тем, что все сенаторы разбежались в испуге, вместо того, чтобы поддержать их. Затем по чьему-то приказу — скорее всего, Марка Антония — трое рабов, взвалив тело на носилки, отнесли его домой. По мнению врача, из всех ран смертельной оказалась только одна — вторая, нанесенная в грудь.

Было вскрыто и прочитано завещание. Бездетный Цезарь назначил наследниками трех внуков своих сестер, он усыновлял Гая Октавия, оставлял ему три четверти имущества и свое имя. Многие убийцы были им названы в числе опекунов своего сына, если вдруг Кальпурния окажется беременной, а Децим Брут — даже среди наследников во второй степени. Народу он завещал сады над Тибром в общественное пользование и по триста сестерциев каждому гражданину.

Светоний:

«День похорон был объявлен, на Марсовом поле близ гробницы Юлии сооружен погребальный костер, а перед ростральной трибуной — вызолоченная постройка наподобие храма Венеры-Прародительницы; внутри стояло ложе слоновой кости, устланное пурпуром и золотом, в изголовье — столб с одеждой, в которой Цезарь был убит. Выло ясно, что всем, кто шел с приношениями, не хватило бы дня для процессии: тогда им велели сходиться на Марсово поле без порядка, любыми путями».

На погребальных играх, возбуждая негодование и скорбь о его смерти, пели куплеты из популярной драмы: «Не я ль моим убийцам был спасителем?» Консул Антоний объявил через глашатая постановление сената, в котором Цезарю воздавались все человеческие и божеские почести. Погребальное ложе принесли на форум должностные лица этого года и прошлых лет. Забыв все обиды и припомнив все хорошее, что сделал Цезарь для Рима, горожане воздали ему почести.

Светоний:

«…толпа принялась тащить в огонь сухой хворост, скамейки, судейские кресла и все, что было принесенного в дар. Затем флейтисты и актеры стали срывать с себя триумфальные одежды, надетые для такого дня, и, раздирая, швыряли их в пламя; старые легионеры жгли оружие, которым они украсились для похорон, а многие женщины — свои уборы, что были на них, буллы и платья детей. Среди этой безмерной всеобщей скорби множество иноземцев то тут, то там оплакивали убитого каждый на свой лад, особенно иудеи, которые и потом еще много ночей собирались на пепелище».

Еще не успело потухнуть пламя погребального костра, как в городе начался бунт. Толпа стремилась расправиться с заговорщиками, и они вынуждены были бежать из города. Из его убийц почти никто не прожил после этого больше трех лет и никто не умер своей смертью. Все они были осуждены и все погибли по-разному: кто в кораблекрушении, кто в битве. А некоторые поразили сами себя тем же кинжалом, которым они убили Цезаря.

Светоний:

«У некоторых друзей осталось подозрение, что Цезарь сам не хотел дольше жить, а оттого и не заботился о слабеющем здоровье и пренебрегал предостережениями знамений и советами друзей. …Другие… полагают, что он предпочитал один раз встретиться с грозящим отовсюду коварством, чем в вечной тревоге его избегать…

Как бы то ни было, в одном согласны почти все: именно такого рода смерть была ему почти желанна. Так, когда он читал у Ксенофонта, как Кир в предсмертном недуге делал распоряжения о своем погребенье, он с отвращением отозвался о столь медленной кончине и пожелал себе смерти внезапной и быстрой. А накануне гибели, за обедом у Марка Лепида в разговоре о том, какой род смерти самый лучший, он предпочел конец неожиданный и внезапный».

Цезарь погиб на пятьдесят шестом году жизни. Мнением народа и указами сената он был причислен к богам. Мартовские иды стали почитаться днем траура, и в этот день никогда не созывали сенат.

Светоний.

«…когда во время игр, которые впервые в честь его обожествления давал его наследник Август, хвостатая звезда сияла в небе семь ночей подряд, появляясь около одиннадцатого часа, то все поверили, что это душа Цезаря, вознесенного на небо».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.