«ПАТРИОТЫ» И «ДЕМОКРАТЫ»…

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

«ПАТРИОТЫ» И «ДЕМОКРАТЫ»…

ДО СЕРЕДИНЫ 1989 ГОДА дискуссии сторонников и противников усиления республиканской власти в РСФСР велись вяло. Но ее оживили «патриоты», которые помогли «расставить точки над i». На съезде народных депутатов известный лидер «патриотов» писатель В. Распутин сделал заявление, серьезно повлиявшее на настроения оппозиционных интеллектуалов: «Мы, россияне, с уважением и пониманием относимся к национальным чувствам и проблемам всех без исключения народов и народностей нашей страны. Но мы хотим, чтобы понимали и нас… Здесь, на съезде, хорошо заметна активность прибалтийских депутатов, парламентским путем добивающихся внесения в Конституцию поправок, которые позволили бы им распрощаться с этой страной. Не мне давать в таких случаях советы. Вы, разумеется, согласно закону и совести распорядитесь сами своей судьбой. Но по русской привычке бросаться на помощь, я размышляю: а может быть, России выйти из состава Союза, если во всех своих бедах вы обвиняете ее, и если ее слаборазвитость и неуклюжесть отягощают ваши прогрессивные устремления? Может, так лучше? Это, кстати, помогло бы и нам решить многие проблемы, как настоящие, так и будущие»[254]. Впервые слова о выходе России из Союза были сказаны с высокой трибуны. Идея развала СССР через Россию не была подброшена с Запада, не была озвучена «демократами». Она была выдвинута «патриотами», заявлена с сильной демагогической аргументацией («помогло бы решить многие проблемы»), с готовой идеологемой «россияне», которую легко было противопоставить «советским людям», сплачивая против советской идентичности русских и нерусских жителей РСФСР.

Два года спустя, когда вполне проявилось значение призыва к выходу России из СССР, ее «независимости от самой себя», Распутин так разъяснил смысл своего выступления 1989 года. «Угрозы выйти из Союза и оставить Россию у разбитого корыта раздавались неоднократно. Послушать – будто только она одна, расталкивая без стеснения всех остальных, и кормилась до отвала у этого корыта, будто не разделила она общей участи и даже не пострадала больше… Рядом со случайными выкриками просматривалась и продуманная объединенная тактика расчленителей Союза – с краев отваливать действиями народных фронтов (опять „народные“ и опять захватом), а в центре расшатывать опоры государственного здания…

В такой обстановке и прозвучал мой вопрос, в котором имеющий уши услышал не призыв к России хлопнуть союзной дверью, а предостережение не делать с одури или сослепу, что одно и то же, из русского народа козла отпущения»[255]. Но в 1989 году Распутин говорил не о русском народе, а «рожал» новую идентичность «россиян». Его «предложение» многие приняли за чистую монету, в том числе и его соратники.

«Патриоты» стали азартно раскручивать идею суверенитета российской государственности над союзной. И здесь они нашли активных сторонников в среде номенклатуры. На Пленуме ЦК КПСС 19 сентября, в разгар обсуждения национального вопроса, когда ораторы гневно обличали сепаратистов, секретарь Смоленского обкома КПСС А. Власенко заявил: «Крупнейшая в стране республика – Россия – находится в условиях финансовой, ценовой, экономической дискриминации»[256]. Если раньше наступление на Союз шло с окраин, то теперь удар наносился в самый центр. Оказалось, что СССР – империя без метрополии. Империя, в которой центральные регионы считают себя угнетаемыми, существовать не может. Это было самое начало агитации за «освобождение» России от самой себя. Как и в случае с речью Распутина, консерваторы таким образом противопоставляли свои претензии претензиям национальных элит. Но теперь они говорили всерьез. Российское почвенничество завоевало на свою сторону значительную часть консервативно настроенной номенклатуры, разочаровывавшейся в коммунизме. В ходе предвыборной кампании 1989—1990 годов лозунг борьбы за интересы России в ущерб интересам Союза будет закреплен. Его будут стремиться перехватить «демократы». Риторика борьбы за суверенитет Российского государства позволяла им наконец снять противоречия с прибалтийскими националистами и выработать новую стратегию борьбы против горбачевского руководства как против союзного центра. Охранители и «либералы» превращались в объективных союзников в деле разрушения СССР.

Снова вопрос о российском суверенитете встал в связи с перспективой выборов. Считалось, что контроль над ситуацией сохранится за союзным уровнем. Москва и Россия станут подчиненными площадками. Перед кандидатами встал вопрос: куда баллотироваться, в местные или республиканские органы. С точки зрения перспективы сохранения СССР как единого государства (демократизированного и либерализированного), следовало бороться за места в облсоветах и горсоветах. РСФСР при такой перспективе оставалась рудиментом коммунистической системы. Многие лидеры оппозиции так и планировали свою предвыборную кампанию. Но не все.

Вспоминает Г. Павловский: «Где-то летом – осенью 1989 года мы обсуждали с Олегом Румянцевым, куда лучше идти Ельцину – на Моссовет или в отстойный российский парламент. Румянцев сказал, что скорее второе. Сама идея, что можно сделать российский парламент чем-то значимым, выглядела революционной.

Сам Ельцин первоначально склонялся к моссоветовскому варианту.

Но возник соблазн красиво обойти Горбачева на России. Мне очень понравилась технологическая красота идеи. А когда она стала осуществляться, я завопил как резаный»[257].

Колебания Ельцина были связаны не с выбором либеральных интеллектуальных центров, а с соперничеством в его окружении[258]. За «московский вариант» выступала команда во главе с доверенным лицом на выборах 1989 года В. Митиной[259]. В избрании Ельцина не от Москвы, а от российской провинции, была заинтересована свердловская группа поддержки, где лидирующую роль играл депутат Г. Бурбулис. В это время он увлекся «русской идеей» неожиданным для «демократического» депутата образом. В августе – сентябре Бурбулис принял участие в подготовке съезда Объединенного фронта трудящихся РСФСР[260]. А в документах этой организации идеи создания самостоятельных российских структур уже вполне заметны[261].

В последний момент Бурбулис отмежевался от Объединенного фронта трудящихся, поняв, что сближение фронта и Межрегиональной депутатской группы невозможно. Но он не расстался с заразительной российской идеей. Раскрутка этой идеи российскими «патриотами» и прибалтийскими националистами толкала в эту сторону и «демократов».

Вес идеи «российской игры», которую сначала в частных разговорах даже называли «русской», резко вырос, когда возникла угроза превращения РСФСР в оплот консервативно-патриотических сил. Угроза русского шовинизма, получающего оплот в структурах РСФСР и начавшей тогда создаваться компартии России, склонил часть либералов и окружение Ельцина к тому, что нужно баллотироваться в Россию.

Вспоминает Г. Павловский: «Осенью после многочисленных обсуждений было принято решение начинать русскую игру. Под эту задачу стала формироваться структура».

Предвыборные структуры, впрочем, стали формироваться одновременно под борьбу за все уровни власти. Кто-то шел в горсовет с надеждой начать практические преобразования хотя бы в местном масштабе, а кто-то – в российские депутаты. И здесь мотивы были разными. Кто-то задумал «русскую игру», а кто-то просто хотел повторить успех союзных депутатов, получить административный ресурс, доступ к СМИ и вообще причастность к кругу новой демократической номенклатуры, атрибутом которой стал депутатский значок.

Укреплялась и материальная база оппозиции. Откуда деньги? Их собирали прямо на мероприятиях неформалов (конференциях, лекциях, митингах, собраниях). В ходе избирательных кампаний разовые выплаты производились из фондов государственных предприятий, поддерживавших демократических кандидатов. Иногда приплачивали кооперативы, но нерегулярно и опасливо. До 1990 года занятие бизнесом и политикой совмещалось нелегко – «демократы» не могли предоставить надежную «крышу» своим предпринимателям. Помощь кооператоров в этот период была скорее организационной, чем денежной. Участвовавший в кооперативном движении с 1988 года Г. Павловский вспоминает: «В 1989 году я уже мог опираться на потенциал кооперативного движения. Съезды кооперативного движения не вырастали в самостоятельную политическую силу. Но кооперативы помогали решать вопросы по помещениям, брали неформалов на работу»[262]. Это привело к уходу части неформальных активистов в кооперативный бизнес.

Выпуск и распространение изданий стал одной из основных задач неформальных групп. Издательская деятельность формировала сеть оппозиционных организаций, позволяла находить новых сторонников и тут же загружать их работой по изданию и распространению газет и журналов со смелыми идеями. Хороший сбыт позволял расширять издательский бизнес, открывать новые издания. В России на грани 80-90-х выходило полторы сотни наименований самиздата. Такая конкуренция неподцензурной прессы заставляла и официальные издания становиться все более радикальными.

Так, анархо-синдикалисты помимо своего ведущего журнала «Община» стали выпускать еще газету «Воля» и более десяти региональных журналов. «Демократический союз» помимо газеты «Свободное слово» выпускал Бюллетень совета партии, газету «Утро России», а в Ленинграде – «Учредительное собрание». Издавались и общедемократические газеты, такие как московская «Хроника». В каждой из европейских и закавказских республик СССР выходил свой спектр изданий. Некоторые организации жили, перепродавая популярные оппозиционные газеты.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.