Открытие в замке Альбрехтсбург

Открытие в замке Альбрехтсбург

История города Мейсен восходит к 929 году, когда германский король Генрих I приказал построить на лесистом холме близ Эльбы замок Мисни. Это было первое немецкое поселение в областях, населенных славянскими племенами восточнее рек Эльбы и Заале. Замок располагался на окраине плодородного района, который уже несколько веков населяли лужицкие сербы. Здесь лужичане заложили много сел, которые в настоящее время о своем славянском происхождении напоминают только названиями.

Возведение замка Мисни входило в систему мероприятий, которые Генрих I проводил для защиты от набегов венгров, а его наследник Отто I стал уже присоединять славянские земли к создававшемуся немецкому государству. Область эта была превращена в маркграфство Мейсен, управлявшееся маркграфом, а в 968 году в нем было основано мейсенское епископство.

За владение мейсенским маркграфством вели борьбу германские, польские и чешские феодалы, но к XI веку верх одержали германцы. В это время города еще не было, он состоял всего лишь из замка с военным гарнизоном и резиденций нескольких светских и духовных феодалов. Вся округа по-прежнему была заселена крестьянами, но потом рядом с замком возник рынок, где продавали свои товары заезжие купцы, а со временем вокруг рынка стали селиться и ремесленники.

В 1423 году маркграфы Мейсена становятся герцогами и курфюрстами, а город с прилегающей к нему территорией становится герцогством, которое сразу начинает присоединять к себе соседние земли. В 1471 году началось строительство новой резиденции, порученное архитектору Арнольду фон Вестфален. Замок, позднее названный по имени одного из владельцев «Альбрехстбург», по своему архитектурному стилю находится на рубеже готики и Ренессанса. Но в нем нет ничего от готической мистики, готические вертикали замка больше не выражали оторванности от земли, более того – здание подчинено членению по горизонтали, не свойственному готике.

Во время строительства нового замка резиденцией курфюрстов стал Дрезден, а Мейсен быстро превращался в провинциальный городок. Может быть, благодаря этому Альбрехтсбург в последующее время не подвергался переделкам и в почти нетронутом виде сохранился до наших дней. Он высится над Мейсеном на скале на берегу Эльбы. Его башни и шпили, часто окутанные дымкой тумана, видишь задолго до того, как въезжаешь в город. Издали он похож на другие немецкие замки – угрюмые, неприступные крепости, в которых средневековые бароны без труда месяцами выдерживали осаду и откуда частенько совершали набеги на земли соседей. Лишь вблизи можно заметить, что у замка Альбрехтсбург нет ни скрипучих подвесных мостов на толстых железных цепях, ни окованных дубовых ворот, прострелить которые не под силу пушке. В замке открытый изящный парадный вход, вместо узких окон-бойниц – широкие окна с ажурными деревянными переплетами…

Альбрехтсбург был гордостью курфюрстов – самодержавных правителей Саксонии. Здесь они принимали послов соседних государств и депутации подданных. Замок на скале, изящный и в то же время грозный, был символом курфюрстской власти – традиционно абсолютной, но в духе эпохи вроде бы не чуждой и новым веяниям.

Начало XVIII века, казалось, навсегда покончило с пышными приемами и шумными празднествами, прославившими Альбрехтсбург. Сотни мастеровых под бдительным надзором перегородили анфилады замка грубыми деревянными стенами, положили печи, пробили дымоходы, в блистательных прежде залах появились унылые ящики и кадки. Когда работы были закончены, в закрытой карете под эскортом роты драгун в замок доставили какого-то человека. Хозяин расположенного на окраине города трактира рассказывал потом, что это был совсем еще юноша – лет девятнадцати, не более. По городу поползли слухи: в замке поселили алхимика, чтобы он делал курфюрсту золото. Да и ради чего другого стал бы курфюрст превращать свой замок в мастерскую?!

В XVIII веке алхимия еще не сделалась областью преданий, и потому в королевских дворцах, резиденциях епископов, замках крупных феодалов и уединенных лабораториях часто трудились люди с безумными глазами. Золото нужно было всем, и алхимики довольно легко находили кров и стол у европейских владык того времени. Алхимиков носили на руках, их берегли так, что практически каждый из них становился узником, за любым шагом которого следила специально приставленная стража.

История сохранила имя мейсенского алхимика: Иоганн Фридрих Бётгер, аптекарь, 19 лет… В 1701 году его доставили сначала ко двору курфюрста Августа Сильного в Дрезден, а затем в замок Альбрехтсбург. В одном из залов замка висит большая картина, на которой И.Ф. Бётгер изображен в минуту сосредоточенных размышлений. Он действительно молод, красив и без придворного парика, который был не нужен среди тиглей и лабораторных посудин. На плечи алхимика наброшена меховая шуба, ведь в просторном каменном замке всегда очень холодно, но рубашка на груди распахнута, чулок на одной ноге спустился, другая нога, похоже, и вовсе не обута. В перепачканных руках И.Ф. Бётгер держит колбу с золотистой густой жидкостью… Может быть, это и есть та самая тинктура, с помощью которой можно любые металлы превращать в золото?

Однако, займись И.Ф. Бётгер поисками, например, философского камня, история вряд ли сохранила бы его имя, ведь так много алхимиков кануло в безвестность. А он обессмертил свое имя тем, что открыл тайну производства фарфора. Еще со времен раннего Средневековья фарфор попадал в Европу из Китая, но все попытки выведать у китайцев секрет его изготовления заканчивались неудачей. Фарфор стоил в Европе страшно дорого: он был предметом не просто роскоши, а роскоши королевской. Известен, например, случай, когда китайский столовый сервиз выменяли на полк бравых прусских солдат. В Италии и во Франции делались попытки создать свой фарфор, но он ни в какое сравнение не мог идти с китайским.

И вот аптекарь И.Ф. Бётгер, изобретатель и экспериментатор, сделал первый фарфор в Европе – настоящий фарфор! Другим «отцом» саксонского фарфора считается известный математик, физик и минеролог Э.В. Чирнгаузен. Вдвоем они установили, что таинственный «петунцзе», который входит в состав необходимого для фарфора каолина, – это полевой шпат. Но годился только тот, что добывался в Скандинавии, а догадаться об этом можно было, только обладая солидными научными знаниями.

По соседству, в городе Фрайбурге, находилась старейшая в мире Горная академия, в которой были собраны данные о минералах чуть ли не со всей Европы. В ней в то время работали ученики знаменитого Георга Агриколы, впервые обобщившего опыт горно-металлургического производства и написавшего 12томный труд «О горном деле и металлургии».

А в Дрездене тогда жили и творили выдающиеся скульпторы, художники и ювелиры, без которых фарфор так бы и остался ценным, но бесформенным керамическим материалом. Художник Г. Герольд открыл немеркнущие краски, позолоту и подглазурную живопись: он был первым и до сих пор остался непревзойденным мастером «мейсенского декора» – художественной росписи по фарфору. Так появился на свет саксонский фарфор, и вскоре его марка – два голубых скрещенных меча – стала известна всей Европе. Краски, сделанные 300 лет назад, не потускнели: они такие же яркие и живые, как и на только что созданных вазах, чашках и сервизах, на которых скрестились голубые саксонские мечи…

Полтораста лет фарфоровая фабрика не выходила за пределы нагорного замка Альбрехстбург, в котором не раз возникали пожары. Только в 1864 году расширившаяся мануфактура была переведена вниз – на окраину Мейсена.

А 36летний алхимик И.Ф. Бётгер, безнадежно отравленный химикатами и хронически простуженный сквозняками замка Альбрехтсбург, скончался 13 марта 1719 года. Никто не знает, где он похоронен, и под установленным много позже памятником открывателю фарфора никто не лежит…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.