Глава II Полигон
Глава II
Полигон
Прежде чем наша планета станет мертвым домом, она должна пройти стадию умалишенных.
А. Хаммер, предприниматель
До тех пор, пока последствия термоядерной войны представляются столь же угрожающими и противной стороне, обе стороны могут избежать катастрофы не посредством компромиссного урегулирования интересов, а путем взаимного устрашения.
Г. Киссинджер, государственный секретарь
• Полигон в Багерово • Первая встреча с «изделием» • Агрессивные планы США • Поездка на Азовское море • Концерт Л. Руслановой • Учеба и будни • Знакомство с Керчью • Снабжение от Музрукова • Принятие присяги • Парадоксы секретности
Утром в 5 часов сопровождающий нас офицер поднял всех на ноги, велел быстро собрать вещи и приказал выйти на платформу неведомой станции. Тусклый свет станционного фонаря осветил название — Багерово.
Нас встречал старший лейтенант, который без лишних слов и проверок повел нестройную толпу к ограждению из колючей проволоки. Я с удивлением заметил, что и Ершов со своими спутниками тоже направились к той же проходной. Возглавлял их все тот же моложавый полковник.
На КПП по списку у всех проверили документы, построили в колонну, и старший лейтенант повел нас по бетонной дороге вглубь городка. Здесь освещение было поярче, и справа от дороги мы увидели летнюю эстраду. Это был неплохой знак: культурная жизнь дала о себе знать громадной раковиной эстрады и рядами деревянных скамеек, выкрашенных в зеленый цвет.
Остановились мы около длинного приземистого барака. Этот одноэтажный, возможно, даже глинобитный барак с низкими окнами в шутку, как мы узнали позже, называли «гостиницей Серебровского». Здесь нам предстояло жить.
Так на рассвете 26 августа 1955 года около сотни недавних выпускников с разных городов Советского Союза начали свою армейскую службу на полигоне в Багерово. Нас, харьковчан, оказалось 11 человек: Виктор Бахарев, Костя Камплеев, Виктор Крыжко, Юра Кобыляцкий, Слава Магда, Виктор Караванский, Лева Рожков, Гриша Коваленко, Юра Савельев, Володя Кузнецов и автор этих строк — Валентин Вишневский.
Все мы разместились в одной, довольно просторной комнате, которую тут же окрестили казармой. Железные солдатские койки стояли в один ряд у стены с окнами. Между ними размещались допотопные тумбочки. Столы, стулья и скамейки тянулись вдоль другой стены. Несколько вешалок у дверей да портреты вождей завершали эту, более чем спартанскую обстановку.
Магда, Караванский, Кобыляцкий и я выбрали койки, стоящие рядом. У нас было много общих интересов. Мы сдружились еще в институте и часто составляли компанию для преферанса.
В этот же день состоялось общее построение, на котором мы познакомились с командованием. Перед нами стояло десятка полтора офицеров, одетых в такую же, как и у нас, авиационную форму. Основную часть составляли майоры.
Вперед вышел невысокий курносый подполковник, который представился Николаем Васильевичем Шароновым. Он обвел наши ряды недовольным взглядом и сказал:
— Товарищи офицеры! Вы прибыли на один из полигонов Военно-Воздушных Сил СССР, где будете изучать и осваивать новую для вас, гражданских инженеров, технику. Мы с вами в разговорах будем избегать слова «полигон», заменяя его на более понятное — «гарнизон». В отсутствие командира сборов подполковника Шашанова заменять его буду я. Начальником гарнизона является генерал-майор Чернорез, а его заместителем по политической части — генерал-майор Петленко. Комендант гарнизона — подполковник Довженко, а помощник коменданта по охране режима — подполковник Фролов. Личности последних двоих надо знать особо, так как с ними вам придется сталкиваться в первую очередь и неоднократно. С преподавателями вы познакомитесь непосредственно на занятиях. Сейчас вам зачитают списки четырех взводов, которые будем, называть учебными классами, и назовут командиров взводов, — и завершил свою речь. — Занятия начнутся завтра!
Уже знакомый нам старший лейтенант стал повзводно зачитывать фамилии, предварительно назвав фамилию командира. В соответствии со списками, мы перестроились в четыре взвода.
Командирами взводов были назначены старослужащие из наших же рядов. Командиром нашего взвода, в который вошли все радисты, оказался Виктор Бахарев. Он был в институте старостой моей группы Р-10б. Нам повезло, что нашим старшим стал именно Бахарев — парень покладистый и скромный.
Командиром нашего взвода был назначен бывший староста группы Виктор Бахарев. 1953 г.
Командиром учебной роты назначили Виктора Боева, незнакомого нам курсанта. Настораживало его явно выраженное желание немедленно исполнять все приказы командования и подозрительно преданный взгляд.
Впоследствии он оказался исполнительным до глупости помощником командования и неизменной мишенью курсантов-острословов.
В первом взводе были инженеры-электрики, во втором — радиоинженеры, в третьем — инженеры-гидрометеорологи и в четвертом — инженеры-химики.
Такое распределение специальностей было логичным, хотя и вызвало некоторые вопросы, но оно так и не прояснило характер предстоящей учебы.
На следующий день нас на автобусах повезли вглубь городка, где на плацу стали обучать строевой подготовке. По мнению подполковника Шаронова, смотреть на наши штатские фигуры, облаченные в новенькую офицерскую форму, без слез и возмущения было невозможно.
Первый день мы отрабатывали отдачу чести в повседневной форме с брюками навыпуск. В последующие дни было приказано явиться на плац в аэродромной форме: бриджи, сапоги и портупея. Это нас несколько подтянуло, и мы с большим усердием принялись отрабатывать повороты, строевой и парадный шаг. Так прошло целых пять дней.
Первый выезд в город Керчь. 1955 г.
1 сентября в Доме офицеров перед нами выступил полковник Назаревский из Министерства среднего машиностроения. Это было уже второе соприкосновение с таинственным министерством. Но что из этого следует, мы по-прежнему не знали.
Полковник рассказал о том, что по инициативе Министра обороны маршала Жукова Г. К. решено влить в Советскую Армию новую свежую кровь — молодых инженеров, только что окончивших вузы. Партия и правительство отобрали лучших выпускников из разных городов и прикомандировали их к Министерству среднего машиностроения.
— Здесь, — продолжал полковник, — вам предстоит познакомиться с новейшей военной техникой. Как все новое в армии, она является особо секретной. В процессе прохождения военной подготовки на спецкафедрах вы уже знаете, что такое режим секретности. Сейчас вам предстоит познакомиться с тем, что называется военной и государственной тайной. Кто с нами, с нашей техникой соприкасается, тот уже наш на всю жизнь. Выхода есть два: или — в генералы, или — на тот свет. Третьего не дано. Это великая честь и доверие, которые вы должны оправдать!
В этот же день, выйдя на улицу после беседы с Назаревским, мы увидели высоко в голубом небе взрыв, оставивший после себя белое облачко. Наблюдавшие это явление преподаватели с улыбкой переглянулись, но никаких комментариев не сделали.
А нас по-прежнему тревожила мысль о том, какую же технику предстоит осваивать: радиолокации или радиосвязи.
3 сентября нас на автобусах повезли в производственную зону на объект 66. Миновав несколько КПП, мы выехали на аэродром. На площадках стояли несколько стратегических бомбардировщиков Ту-4, Ту-16 и Ил-28. Подъехали к небольшому двухэтажному деревянному домику. В классной комнате за простыми столами весь личный состав сборов поместился с трудом. Пришлось некоторым стоять вдоль стен.
Вперед вышел подполковник Шаронов:
— Пришло время ознакомить вас, товарищи офицеры, с предстоящей работой. Мы с вами будем заниматься атомными бомбами: изучением их конструкций, проведением проверок, оснащением и подготовкой к использованию. Слова «атомная бомба» вы слышите сейчас в первый и последний раз. Отныне вместо них мы будем применять слово «изделие». Всегда и везде! Это всем понятно?
Сообщение Шаронова всех потрясло. Ошеломило оно и меня. Даже во рту пересохло. Я предполагал все, что угодно, но только не это. Атомная бомба была понятием настолько отвлеченным, что невозможно было даже себе представить, что она может войти в мою жизнь.
Шаронов, по-видимому, почувствовал, что потряс нас своими словами, а потому объявил перерыв. Мы все еще не могли прийти в себя. Вопросов не задавали и только молча переглядывались.
После перерыва Шаронов рассказал о расписании занятий, порядке обучения и правилах ведения рабочих записей. Присутствующий здесь же офицер секретного отдела, старший лейтенант Цикарев, ознакомил с порядком получения, пользования и сдачи документов. Все инструкции, схемы и рабочие тетради имели гриф «Совершенно секретно. Особая папка» или попросту «СС ОП».
Посвящение в специальность было коротким, но впечатляющим. После этого мы поехали в городок, постепенно осознавая случившееся и обмениваясь впечатлениями.
На следующем занятии выяснилось, что каждый взвод будет иметь свою основную специализацию. Первый взвод — электрики — будет изучать электроавтоматику изделия. Второй взвод — радисты — будет осваивать радиолокационный высотомер, выдающий исполнительную команду на заданной высоте. Третий взвод — метеорологи — будут изучать барометрический высотомер того же назначения. Четвертый взвод — химики — будет заниматься самой секретной и самой важной частью изделия — ее центральной частью.
На первом же занятии подполковник Шаронов познакомил нас с блок-схемой основных узлов изделия. Это сложное электронное устройство, призванное на заданной высоте вызвать обжимающий взрыв центральной части. Центральная часть, содержащая уран или плутоний, в результате этого достигает критической массы, и происходит разрушительный атомный взрыв. Об этом мы знали еще с курса физики, который нам читал профессор Корсунский М. И. Принцип действия атомной бомбы излагался также в некоторых переводных книгах.
Вот как описывал этот принцип Ральф Лэпп[11] в книге, которую я уже упоминал. Первое издание ее было напечатано в СССР еще в 1954 году:
Принцип, на котором было основано действие «Толстяка»[12], можно выразить одним словом: «имплозия». Даже спустя шесть лет после Хиросимы и Нагасаки этот термин оставался засекреченным…
Начнем с самого центра бомбы. Здесь располагалась полая плутониевая сфера размером, очевидно, не превышающим мяч для игры в бейсбол. В ее полости помещался бериллиевый шар, служивший источником нейтронов. Вокруг плутониевой сферы располагалась другая, очень большая сфера, состоявшая из тридцати шести очень точно обработанных блоков взрывчатого вещества, выполненных в форме линз. В каждой из этих тридцати шести линз помещалось для большей надежности по два детонатора, соединенных в единую электрическую цепь…
Проследим за тем, что происходит внутри атомной бомбы, постепенно идя от ее периферии к центру — заряду ядерного взрывчатого вещества, который, употребляя сравнение Оппенгеймера, подобен бриллианту, помещенному в громадный ком ваты. При одновременном взрыве всех детонаторов (а речь идет о синхронизации большой точности) мгновенная детонация взрывчатого вещества, превышающего по весу тонну, дает очень мощную взрывчатую волну. Часть энергии этой волны будет направлена каждой линзой внутрь бомбы и сфокусируется в месте расположения заряда ядерного взрывчатого вещества. Все эти взрывные волны одновременно сойдутся в одной точке и сожмут полую плутониевую сферу вокруг бериллиевого шара, как какой-нибудь мячик для игры в пинг-понг. Неудержимо продолжая свой путь, волна направленного внутрь взрыва с огромной силой сдавит плутоний в массу, превышающую критическую. Под воздействием источника нейтронов начинается и с молниеносной быстротой, в течение одной миллионной доли секунды, завершается цепная реакция. Отливающий холодным металлическим блеском шар превратится в неистовствующий, раскаленный до температуры в несколько миллионов градусов, газ. Это и будет атомный взрыв.
Все это кажется очень простым, но на самом деле такая схема требовала точности синхронизации, которой еще не знала техника. Надо было обеспечить в абсолютно одно и то же время взрыв всех линзообразных блоков взрывчатого вещества. Форму линз следовало рассчитать и выполнить с такой точностью, как для оптических приборов. Кроме того, линзы из взрывчатых веществ можно было испытывать, только проводя реальные взрывы.
Если процесс имплозии будет проходить неправильно, и ударные волны достигнут центра бомбы не одновременно, симметричность действия всего устройства будет нарушена. В этом случае бомба хотя и разорвется, но вместо мощного атомного взрыва может получиться просто «шипение»…
Я привел эту выдержку из книги для того, чтобы подчеркнуть, что сам принцип работы атомной бомбы не стал для нас неожиданностью. Неожиданностью стало то, насколько совпадали открытые для всех материалы с реально существующими секретными конструкциями.
Вся сложность приведения в действие изделия (будем так его называть, памятуя слова подполковника Шаронова) заключалась в том, чтобы оно надежно обеспечивалось электропитанием в обоих рабочих состояниях. В первом — когда изделие находится в бомболюке самолета и питается от его бортсети. Во втором — когда изделие, оторвавшись от самолета, находится в свободном полете и питается от собственных источников питания.
В последнем случае из аккумуляторов изделия формировался высоковольтный импульс, подаваемый на несколько десятков капсюлей-детонаторов. Каждый из капсюлей-детонаторов подрывал свою долю взрывчатки, свою линзу. Все они, как нам теперь уже известно, фокусировались на центральной части.
Команду на подрыв подавали два, независимые друг от друга канала: радиолокационный и барометрический. Оба они на заданной высоте своими исполнительными устройствами подавали высоковольтный импульс на капсюли-детонаторы.
В процессе сборки, хранения и предполетной подготовки изделие необходимо систематически проверять на работоспособность.
Для этого существует множество приборов и устройств, объединенных в пульты управления, которые проверяют правильность сборки изделия, надежность работы электросхем, радио- и бародатчиков и узлов аварийного срабатывания. Во время проверок изделия на пультах управления и специальных стендах создаются условия, имитирующие транспортировку в бомболюке, свободном падении, достижении заданной высоты и момента взрыва.
Изучению десятков пультов управления и стендов проверки, их схем и соединений были посвящены многие часы занятий. Но в первую очередь надо было досконально знать конструкцию и схемы всех блоков, расположенных внутри изделия.
* * *
7 сентября нас привезли к высокому белому зданию, сложенному из железобетонных конструкций и именуемому объектом 70. К нему вела дорога, составленная из бетонных плит, которая заканчивалась большой площадкой. По ее краям стояли несколько деревянных скамеек, выкрашенных в голубой цвет.
Теперь об этом пишут…
71-й полигон
Решение о создании 71-го полигона для авиационного обеспечения ядерных испытаний было оформлено постановлением ЦК КПСС и Совета Министров СССР от 21 августа 1947 года и приказом Министра обороны от 27 августа 1947 г.
При выборе месторасположения полигона рассматривалось несколько вариантов, в том числе были предложения разместить полигон поблизости от места разработки и изготовления атомной бомбы, невдалеке ВВС от Сарова. Однако по условиям безопасности и другим соображениям этот вариант не был одобрен.
Аэрофото Багерово
Окончательным местом для 71-го полигона был определен район поселка Багерово на Керченском полуострове в Крыму. Полигон был расположен в 14 км от Керчи на месте действовавшего здесь во время войны полевого аэродрома. В этом районе преобладало значительное количество солнечных дней, это было существенно для обеспечения визуального наблюдения за испытываемыми объектами при траекторных измерениях. При этом учитывалось обеспечение безопасности испытаний и соблюдение режимных условий, а также возможность отчуждения для полигона значительной территории. Восточная граница полигона от поселка Багерово выходила к Азовскому морю в районе Чокракского озера, а западная — Казантипскому заливу.
Приказ главкома ВВС о формировании 71-го полигона как воинской части 93851 с его штатной структурой был подписан 10 ноября 1947 г.
Первым начальником полигона был назначен энергичный обладающий опытом руководства большими коллективами и ведения боевых операций генерал-майор авиации, Герой Советского Союза Комаров Георгий Осипович.
На долю руководства полигона выпала необычайно сложная и ответственная задача по строительству необходимых производственно-служебных сооружений, созданию казарменного и жилого фонда для личного состава и многих других объектов. Необходимо было уже следующего 1948 г приступить к летным испытаниям разрабатываемых изделий.
К первоочередным объектам строительства относились:
— сооружение взлетно-посадочной полосы (ВПП), стоянки для самолетов и командного пункта управления полетами;
— приспособление оставшихся полуразрушенных сооружений и строительство вновь лабораторно-испытательных объектов для проведения наземных испытаний изделий и подготовки их к летным испытаниям при сбрасывании с самолетов;
— строительство цели для бомбометания и пунктов внешнетраекторных измерений;
— прокладка от ближайшей станции железнодорожных путей к разгрузочной рампе и складам горюче-смазочных материалов.
Параллельно с этим велось строительство казарм, жилья, объектов соцкультбыта, электро- и водоснабжения, отопления. Были построены солдатский клуб и гарнизонный Дом офицеров на 620 мест, две гостиницы, госпиталь и поликлиника, четыре магазина, образцовая средняя школа, детский сад, пионерский лагерь на 200 мест.
Как и на аналогичных объектах, связанных с реализацией атомного проекта, в гарнизоне осуществлялся строгий отбор кадров, были ограждены служебная и жилая зоны с введением особого пропускного режима. В первые годы действовали ограничения по переписке, проживанию членов семей как в гарнизоне, так и близлежащих поселках и г. Керчи.
Инженерно-авиационной службе полигона приходилось организовывать работу в специфических условиях, обусловленных многообразием обслуживаемой авиационной техники и повышением требований обеспечения безаварийности полетов во избежание возникновения ситуации с катастрофическим исходом. Принятие мер по безусловному выполнению этих требований усиливалось сознанием того, что существовал в то время и неусыпный контроль соответствующих служб аппарата Берии.
В 1972 г. 71-й полигон прекратил свое существование как самостоятельная организация и по директиве Генерального штаба Министерства обороны был реорганизован в 10-е Управление при ГНИИ ВВС с дислокацией в районе п. Ахтубинска.
Интернет, http://bagerovo.narod.ru
План полигона 71 ВВС
Навстречу вышел майор Бугаенко в аэродромной форме. Такую же форму приказано было одеть и нам. Майор выглядел деловито и торжественно. Мы прошли через небольшой тамбур, у дверей которого стоял часовой, и зашли в большой зал. Высокие белые стены вверху заканчивались широкими окнами из прозрачных кубиков голубоватого стекла.
Вдоль стен стояли многочисленные шкафы на колесиках, столы с приборами и стулья. Это, очевидно, и были те пульты и стенды, о которых нам уже рассказывали на занятиях, и схемы которых мы уже начали изучать.
Наше внимание сразу же обратили на себя две тележки на толстых шинах, стоящие посреди зала. Обе они были накрыты брезентом, который скрывал что-то округлое спереди и прямоугольное — сзади. Высота тележек была чуть выше роста высокого человека. Мы смотрели на эти тележки, не отрывая глаз. Еще вчера подполковник Хихоль намекнул нам, что завтра мы познакомимся с самими изделиями.
Майор Бугаенко вместе с другим майором, которого мы увидели впервые, уверенными движениями сбросили брезентовые чехлы, и перед нами открылись две разные по конструкции атомные бомбы.
Они поблескивали темно-зелеными боками, на которых размещались многочисленные круглые лючки и крепились какие-то блоки. Оба изделия заканчивались четырехлопастными стабилизаторами. Их аэродинамические формы отличались друг от друга: одна была более округлая, отчего казалась короче, другая — более стройная и продолговатая, обе были одной и той же длины.
— Товарищи офицеры! — торжественно провозгласил майор Бугаенко. — С этого момента вы допущены к общему виду изделий. Это является одним из секретных допусков, который дается только по особому приказу компетентных органов. Не каждый летчик имеет возможность видеть изделие без чехла. Эта возможность предоставляется только командиру самолета и штурману. Тому штурману, который по команде командира корабля нажимает кнопку сброса изделия. Тому, который, в сущности, поражает противника этим оружием. Часовой, который охраняет эти изделия, никогда не видел и не увидит их. А если случайно он увидит их внешний вид, то будет иметь большие неприятности, вплоть до суда.
А теперь — к делу. Изделие, которое выглядит потолще, называется «изделие 513» или, как мы говорим, «тройка». Которое потоньше — «изделие Т-514» или «четверка». Еще за ним закрепилось название «Татьяна». Оба изделия имеют одинаковую мощность, которая приблизительно равняется мощности бомб, сброшенных на Японию: 20 000 тонн тринитротолуола или попросту — 20 килотонн.
«Тройка» являет собой один из первых вариантов, «четверка» — более усовершенствованный вариант, о чем свидетельствует ее более удобная аэродинамическая форма.
Вы уже знакомы со схемами блока автоматики, радио- и бароканалов, так что пора ознакомиться с конструкцией основных блоков изделия на реальных образцах.
Поздравляю вас с сегодняшним знаменательным днем, и — за работу, товарищи офицеры!
Одно из изделий было быстро и ловко зачехлено, а другое — толстую «тройку» — стали готовить к разборке. На специальном столике появился набор сверкающих хромом ключей и приспособлений. Незнакомый майор, который оказался постоянным служителем этого здания, торцевым ключом начал быстро вывинчивать с передней части изделия потайные болты. Через какое-то время полусфера отошла от корпуса, как дверца, и открыла внутренности изделия. Меня обволокло необыкновенным запахом, который и раньше ощущался по всему залу. Это был запах краски, лака и аптеки, который, раз вдохнув, невозможно было забыть никогда.
У меня на запахи особая память. За годы жизни их собралась целая коллекция. Помню, как пахнет советское военное снаряжение — потом, хлебом и махоркой. Немецкое — кожей, эрзац-кофе и сигаретами. Румынское — табаком, мамалыгой и дешевым одеколоном. Оружие всегда пахнет краской, маслом и порохом. Но во всех этих запахах ощущается запах живого человека — солдата. Запах же атомной бомбы совсем другой. Подобный запах несколько лет позже я ощущал от акваланга. И в том, и в другом случае в нем совсем отсутствует человеческий запах. В нем для него нет места. Этот неповторимый запах будет ощущаться во всех помещениях, хранилищах и даже на открытых площадках, которые имеют хоть какое-то отношение к изделиям.
Прошло много лет, но запах атомной бомбы иногда возникает в памяти при контакте с самыми разнообразными предметами, в самых неожиданных местах. Так он, спустя годы, неоднократно всплывал во время дальнего плавания по Тихому океану на научно-исследовательском судне «Валерьян Урываев». Но это было уже позже…
Через хитросплетение кабелей и проводов проглядывал черный шар тротилового заряда. В некоторых местах на нем, как прыщи, сидели капсюли-детонаторы. Их было тридцать два.
— Это и есть главные исполнители задума тех, кто создал это устройство, кто подготовил его к использованию и тех, кто примет решение о его взрыве. Именно они, капсюли-детонаторы, должны мгновенно и целенаправленно обрушить силу ударной волны тротилового заряда на центральную часть изделия, — торжественно провозглашал майор Бугаенко. — Подчеркиваю — мгновенно, за доли микросекунды и без никакого разброса во времени. Вот тогда и возникнет атомный взрыв с максимальным коэффициентом полезного действия.
Пусть вас не смущает выражение — коэффициент полезного действия, так как то, что врагам на смерть, нам — на пользу. Правда, один физик, по фамилии Ландау, упорно говорил не «коэффициент полезного действия», а «коэффициент вредного действия» бомбы. Но это — не для нас.
Через какое-то время таким же способом, как передняя, была открыта хвостовая часть изделия. В ней размещалось что-то напоминающее цилиндрическую бочку желтого цвета, от которой вглубь уходило несколько кабелей.
— Это блок автоматики, основное назначение которого — формировать высоковольтный заряд для подрыва изделия. Для этого постоянное напряжение аккумуляторов, которые размещаются вот здесь, в стабилизаторах хвостовой части, преобразуется в высокое напряжение и в виде импульса поступает на капсюли-детонаторы.
Майор обошел бомбу вокруг, похлопал указкой по ладони и хитро спросил:
— Кто же определяет то мгновение, когда должна сработать вся эта сложная начинка? Скажу сразу — это мгновение, а точнее — высоту подрыва — устанавливают еще во время подготовки изделия, на земле. А исполнительная команда подается вот этими двумя блоками — высотомерами, действующими независимо друг от друга. Это барометрический и радиометрический датчики высоты.
Первый определяет ее по изменению атмосферного давления, которое меняется в зависимости от высоты. Второй — по скорости прохождения радиоимпульса к поверхности земли и обратно.
В зависимости от рельефа местности, метеорологических условий и, конечно же, характеристики цели поражения, высота может устанавливаться в широком диапазоне. Для наших учебных задач мы будем ее принимать в 400–600 м.
— А что это за устройства в передней части изделия? — спросил один из курсантов. — Одно в центре и несколько — по бокам?
— Это вспомогательные блоки подрыва изделия в том случае, если не сработают баро- и радиоканалы и изделие упадет на землю. Как это ни удивительно, но теория вероятности этого не исключает. Впрочем суровая практика эту невероятную возможность должна исключить: изделие все равно должно взорваться. Для этого в центре выступает наружу главный контактный узел — ГКУ, а по бокам — боковые контактные узлы — БКУ. При ударе изделия о землю они замкнут контакты резервной системы подачи импульса на капсюли-детонаторы. Но, упаси Боже, если когда-либо это случится в вашей практической работе. Пока, насколько мне известно, такого не бывало.
Мы подошли к хвостовой части изделия, где в четырехлепестковом стабилизаторе на отдельных полочках были закреплены два черных аккумулятора. Их почти обычный автомобильный вид по сравнению с другими узлами был мирным и успокаивающим.
После знакомства с «тройкой» мы ознакомились с внутренностями «четверки», которая почти ничем, кроме формы, от нее не отличалась.
— А теперь познакомимся со стендами проверки изделий на работоспособность и нормальное функционирование всех блоков в комплексе. Это ряд пультов управления и контроля, которые имитируют на земле все то, что происходит с изделием во время транспортировки в самолете и свободном падении.
Вам предстоит знать их электрические схемы, кабельные соединения, представлять их взаимодействие с изделием, понимать их работу и уметь мгновенно ориентироваться при возникновении непредвиденных ситуаций. Ваша работа именно и направлена на то, чтобы этих ситуаций не было.
В нашем деле должна быть стопроцентная конечная надежность. Не обязательно — больше, но ни в коем случае — не меньше, — майору нравилась роль лектора, и он с удовольствием ею пользовался.
А стендов было много, почти полтора десятка. Все они были установлены на колесиках, что давало возможность перемещать их по всему залу.
В этот день мы только познакомились с внешним видом и внутренним устройством двух изделий, состоящих на вооружении Советской Армии и известных как РДС-3 и РДС-4. Увидели стенды проверок и узнали их назначение. С уважением и опаской посмотрели на гору инструкций и схем, которые в последующие дни предстояло изучать.
Вскоре у нас появился новый командир сборов. Это был инженер-подполковник Князев Валентин Никанорович. Он отличался от других офицеров тем, что выглядел как-то по-штатски: шинель висела на его высокой и худой фигуре, словно пальто. Внимательный взгляд серых глаз располагал к спокойному разговору и не вызывал излишнего трепета и беспокойства. Раньше он был преподавателем в одном из высших военных училищ города Харькова.
Будучи опытным инженером и преподавателем, он занимался, в основном, учебным процессом и в дисциплинарные дела не вмешивался.
Этими вопросами по-прежнему занимались Шашанов и Шаронов. К нам, молодым инженерам, Князев относился с уважением и вниманием, старался вникать в наши проблемы и никогда ни на кого не повышал голос. Его уважали, хотя и побаивались. Известно, что суетливое и крикливое начальство опасно в краткосрочном плане, когда подчиненный попадается ему под горячую руку. Спокойное и молчаливое — всегда более непредсказуемо, и его гнев может иметь более серьезные последствия.
* * *
На утреннем построении командир роты Боев объявил, что сегодня лекцию «О новом в военной науке» прочитает начальник политотдела гарнизона генерал-майор Петленко А. Д.
В актовом зале Дома офицеров собрался весь личный состав вместе с командованием сборов и несколько летчиков гарнизона.
На трибуну вышел высокий плотный генерал. На его груди выделялись несколько рядов орденских колодочек. Говорили, что во время Отечественной войны Петленко был хорошим летчиком, сбившим несколько десятков немецких самолетов. На загорелом лице играла приветливая улыбка, которая исчезла при первых же словах:
— Товарищи офицеры! Мы живем с вами в непростое время. Международный империализм во главе с Соединенными Штатами Америки всеми способами старается уничтожить первую в мире страну рабочих и крестьян — наш Советский Союз. С этой целью американцы сосредоточили вокруг нашей страны свои многочисленные военные базы. С запада на нас направлены самолеты и ракеты с атомным оружием, дислоцированные, в основном, на территории Федеративной Республики Германии. С юга на нас смотрят ракеты НАТО, расположенные в Турции. С севера, через полюс, американские агрессоры угрожают нашим городам своими межконтинентальными ракетами. Не является безопасным и Дальний Восток, где в водах Тихого океана плавают корабли и подводные лодки наших потенциальных врагов.
Партия и правительство делают все, чтобы остановить зарвавшихся агрессоров. Но наша оборона должна быть не только несокрушимой, но и активной. В концепцию активной обороны входит нанесение упреждающего удара по врагу. Если мы видим, что агрессивные действия Америки и ее сателитов неизбежны, мы должны, мы просто обязаны нанести упреждающий удар по агрессору. Упреждающий удар, нанесенный внезапно и вовремя, дает победу даже слабому нападающему.
Что же остается делать нашей славной Советской Армии и Военно-Морскому Флоту? Только одно — крепить оборону и совершенствовать оружие сокрушительного ответного удара.
Наши военные теоретики уделяют много внимания разработке концепции упреждающего удара, о чем вы можете прочесть в журнале «Военная мысль» в номерах 2 и 3 за 1955 г. А мы, практики, должны быть всегда готовы нанести этот удар стремительно и всесокрушающе всем арсеналом оружия, которое доверила нам Родина. Это оружие надо знать досконально и применять его быстро и эффективно.
Вот тут иногда спрашивают: в чем же отличие упреждающего удара от агрессивного нападения? Это вопрос неправильный, так как свидетельствует о непонимании отличия между справедливыми и несправедливыми войнами, о которых так доступно и всеобъемлюще писал великий Ленин. Читать надо классиков марксизма-ленинизма, и тогда будет все и всем понятно!
Все же генералу Петленко пришлось снова разъяснять отличие упреждающего удара от агрессии. Его наши вопросы явно раздражали, так как он и сам чувствовал весьма сомнительную и условную разницу между ними. А младшие лейтенанты, которые еще не научились робеть перед генералом, не унимались и перешли к тезису активной обороны.
— В истории Великой отечественной войны пишется, что в 1941-42 годах наши войска использовали активную оборону, чтобы измотать противника. Действительно ли специально были применены планы активной обороны, которая привела к тому, что наши войска отступили до берегов Волги? — спросил Виктор Караванский.
— Никаких таких планов активной обороны не было. Был фактор внезапности нападения гитлеровской Германии на Советский Союз, который и привел к временным неудачам. Головы надо было бы посрывать тем деятелям, которые якобы разрабатывали такие планы. Вероломное нападение — это действительно разработанный немцами план. — горячился генерал.
— Так может Гитлер нанес упреждающий удар и получил от этого все преимущества в начале войны? — не унимался Виктор.
— Нет, это была чистой воды агрессия, и об этом тоже надо было бы знать. Я вижу у вас с политической подготовкой, товарищи курсанты, не все в порядке. Подполковник Шашанов, надо ввести в курс обучения политико-воспитательные занятия. А то так, черт знает до чего можно договориться.
— А почему об упреждающем ударе заговорили только после января 1955 года? Что изменилось в мировой политике? — спросил очередной курсант.
Теперь об этом пишут…
Вверх по ступеням безумия
В послевоенный период военно-политические стратегии и концепции США неоднократно изменялись. На разных этапах противостояния с Советским Союзом эти стратегии имели названия: «превентивная война», «сдерживание», «массированное возмездие», «реалистическое сдерживание», «прямое противоборство». Исходя из цели и возможностей, США разрабатывали различные планы ядерного нападения под самыми экзотическими наименованиями.
Профессор ядерной физики Нью-Йоркского университета Митио Каку и профессор физики Мичиганского университета Дэниел Аксельрод выпустили книгу «Одержать победу в ядерной войне: секретные военные планы Пентагона». В ней они прослеживают более чем 40-летнюю историю эволюции ядерной стратегии США, начиная с атомной бомбардировки Хиросимы и Нагасаки и кончая доктриной ведения «затяжной ядерной войны».
Вскоре после окончания второй мировой войны, в июне 1946, года Комитет начальников штабов (КНШ) завершил разработку первого подробного плана ядерного нападения на СССР под названием «Пинчер». В случае войны «Пинчер» предусматривал нанесение ядерного удара 50 атомными бомбами, которые уничтожили бы 20 советских городов.
Главными мишенями «атомного блицкрига» с использованием десятков бомбардировщиков В-29 были выбраны районы вокруг Москвы, нефтяные промыслы Баку и уральский промышленный район. Первостепенной задачей «Пинчера» было сокрушить Советский Союз или же, как минимум, заставить его капитулировать на приемлемых для США условиях.
В 1948 году появился план «Бушокер», логическое продолжение «Пинчера». В нем излагались «планы оккупации Советского Союза» и уничтожения «большевистского контроля». В плане особо подчеркивалось, что оккупации СССР должна предшествовать такая ядерная атака, которая «обезглавила бы его систему руководства, и, в первую очередь, коммунистическую партию, и таким образом парализовала бы советские вооруженные силы».
В конце 40-х годов появился план «Бройлер», который в случае войны предусматривал нанесение ударов по 24 советским городам 33 атомными бомбами. Позже он трансформировался в план «Сиззл», согласно которому на Москву предполагалось сбросить восемь, а на Ленинград — семь атомных бомб.
Испытание Советским Союзом атомного оружия в 1949 году положило конец американской монополии на атомную бомбу. Теперь США не хватало сил, чтобы уничтожить Советский Союз или помешать ему нанести ответный удар.
КНШ проинформировал Пентагон, что США должны произвести 400 атомных бомб, равных по разрушительной мощи бомбе, сброшенной на Нагасаки.
Именно для исследования возможной войны с Советским Союзом, включающей атомное нападение в 1956–1957 годах в 1954 году был разработан план «Дропшот». Этот план содержал вывод о том, что ядерное нападение на Советский Союз в середине 50-х годов может привести к решающей победе всего за две-четыре недели. Удар должен был наноситься 300 атомными бомбами, сброшенными на 200 целей в Советском Союзе.
Министр обороны США Роберт Макнамара позже признавался: «В 50-х годах Соединенные Штаты планировали использовать атомные бомбы практически по образцу стратегических бомбардировок времен второй мировой войны — для нанесения ударов по городам и промышленным предприятиям противника, т. е. по его военному потенциалу».
Однако в течение 1954–1955 годов СССР усовершенствовал новое поколение стратегических бомбардировщиков, которые обладали способностью нанести ответный удар по территории США.
Впервые в современной американской истории иностранная держава могла перенести войну прямо в сердце Америки, нанеся небольшой, но парализующий ответный удар. Впервые роли поменялись, и США пришлось встать перед лицом угрозы атомного уничтожения, с которой Советы сталкивались в течение последних 15 лет.
По материалам «Известия» 29.06.87. «За рубежом» № 5. 1987.
— А то изменилось, что при планировании политики госдепартамента США в 1953 году Комитет начальников штабов заявил, что противником считает всех без исключения коммунистов и требует подвергнуть атомному уничтожению все советские и китайские вооруженные силы на Дальнем Востоке. Американцы считают, что удар должен наноситься 300 атомными бомбами, сброшенными на 200 целей в Советском Союзе. У них даже план специальный разработан для этого — «Дропшот» называется. Так что история и прогресс нас простят, если мы вынуждены будем нанести упреждающий удар. И давайте об этом больше не рассуждать. Мы все военные, и, если будет дан приказ ударить первыми, мы ударим всей нашей мощью. И никаких сомнений ни у кого быть не должно, — подытожил генерал Петленко.
Расходились мы из Дома офицеров в смятении: одно дело — готовить атомное оружие, совершенствовать его, но не применять, другое дело — наносить, так называемый, упреждающий удар, т. е. начинать мировую войну.
Понятие «упреждающий удар» просуществовало недолго. В «Советской военной энциклопедии» 1976–1980 годов о нем не упоминают.
* * *
Жизнь за несколькими рядами колючей проволоки без права покидать территорию городка угнетала и настраивала на невеселые мысли. Из развлечений было только кино в Доме офицеров, игра в карты и дружеские посиделки. Чтобы посиделки напоминали студенческое прошлое, кто-то отправлялся в гарнизонный магазин и приносил бутылку водки и нехитрую закуску.
В таких комфортабельных «сталинских» домах жили офицеры полигона. Фото 2006 г.
В магазине, кроме обычных продуктов, всегда были охотничьи сосиски и голубые банки сгущенного молока. Охотничьи сосиски были прекрасного качества: сухие, душистые и очень вкусные. Закусывать ими было одно удовольствие. Сгущенку употребляли в качестве десерта. Когда одно и другое стали приедаться, Костя Камплеев предложил макать сосиски в сгущенку:
— Я всегда считал, что сочетание разных по своей природе продуктов, если ты не консерватор и творческий человек, может создавать необыкновенные вкусовые ощущения.
Костя двумя пальчиками погрузил сосиску в сгущенку, осторожно вынул ее, накручивая густую белую ленту на коричневую палочку, и ловко отправил свое изобретение в рот.
— У тебя, Кот, просто извращенный вкус. Я сладостями водку не закусываю. Для этой цели нет ничего лучше соленого огурчика, — мечтательно протянул Караванский.
— Отчего же, Витя? Мой дед, Феоктист Васильевич, любил, к примеру, пить сладкий чай с селедкой, — вспомнил я. — В этом что-то есть.
— Поневоле станешь экспериментатором, если в магазине все время одни и те же продукты, — сказал Магда.
Как бы там ни было, но охотничьи сосиски со сгущенкой еще долго были нашей фирменной закуской.
А потом вдруг в магазине появились греческие маслины в банках. Харьковчане, в отличие от южан, не очень хорошо представляли их гастрономические качества. Но из любви к новому почти каждый принес по банке маслин.
Крыжко первый открыл банку и положил в рот блестящую черную ягоду. Лицо его сморщилось в гримасе, и он сразу же выплюнул экзотику в ладошку:
— И эта дрянь кому-то может нравиться? — потянулся он к банке. — Сейчас я ее вышвырну на улицу.
— Остановись, темнота, — остепенил его я, — не отвергай того, чего никогда не вкушал. Это деликатес, к которому надо привыкнуть. Давай банку мне.
Крыжко охотно отдал банку, которую я тут же поставил в тумбочку. Не понравились маслины и большинству других харьковчан. В результате у меня скопилось несколько банок этих замечательных ягод, которые я, одессит, любил еще с детства. Долго еще я и Славик Магда, который тоже знал толк в маслинах, с удовольствием закусывали водку, вместо сосисок со сгущенкой, сочными солоноватыми ягодами.
Командование, видимо, обратило внимание на однообразное и пагубное для дисциплины свободное время и решило сделать нам сюрприз — организовать поездку на Азовское море.
В один из солнечных дней к казарме подъехало несколько бортовых автомашин. Командиры взводов рассадили курсантов по кузовам, и небольшая колонна отправилась через дальнюю проходную в сторону моря.
Дорога прямой линией тянулась по равнине, поросшей мелким кустарником и пожухлой травой. Где-то вдали желтели невысокие холмы. Слева сверкнула гладь бесконечного Чокракского озера, над которым летали стаи чаек.
За всю дорогу не встретилось ни одного человека, ни военного, ни гражданского. И не удивительно — ведь это тоже была территория полигона. По идее она должна была бы охраняться так же тщательно, как и другие его части. Но охраны нигде не было видно. Только — все те же бетонные столбы с колючей проволокой.
Ржавый шлагбаум подняли сами, и перед нами открылась голубая гладь моря. Машины водители поставили на склоне прибрежных дюн в тени чахлых деревьев. А вся наша братва, словно ватага школьников, посыпалась бегом вниз к песчаному пляжу, зажатому между невысоких скал. Свежий соленый ветер дул со стороны моря, небольшие волны накатывались на мелкий песок, и жизнь снова стала поворачиваться своей лучшей стороной.
Магда, Караванский, Кобыляцкий и я облюбовали бухточку среди скал, сложили свою одежду и бросились в набегающие волны. Вода была освежающей, но не очень теплой. Был конец сентября.
После первых восторгов наступило время отдыха, и все мы улеглись на горячем песке. Благостное настроение располагало к размышлениям.
— Так служить можно, — задумчиво протянул Караванский. — Особенно, если будут почаще вывозить на море. А еще лучше — служить здесь, на берегу моря.
— А на Ямал не хочешь? — спросил Кобыляцкий.
— Нет, не хочу. И еще не хочу служить на Дальнем Востоке. Я рыбу не люблю.
— Тогда тебе прямая дорога на Урал к Музрукову, откуда нам деньги присылают, — сказал Магда. — Там, говорят, хорошо. Хорошо… охраняют.
— Я бы тоже не возражал остаться в Крыму, — сказал я, не подозревая, как я тогда был близок к истине.
На Азовском море в районе мыса Зюк.1955 г.
Несколько раз мы заходили в море и подолгу плавали, пока совсем не замерзли. Время подошло к обеду, который каждая группа устраивала по своему желанию и усмотрению. Наша группа заранее припасла кое-что из еды. Нашлась бутылка водки. Разговоры пошли о прошлой жизни, о женах, которыми успели обзавестись Славик и Виктор. Вспомнил и я своих подружек, ни одна из которых так и не смогла меня «задушить» в своих любящих объятиях. И теперь мне стало казаться, что я вел себя с ними не так, как следовало. Особенно — по отношению к чудесной девушке, с которой сидел в десятом классе за одной партой. Это было первое чувство, от которого я сознательно уклонился. И я теперь об этом жалею…
С Витей Караванским на пляже. 1955 г.
Солнце клонилось к закату. Отцы-командиры принялись поднимать с теплого песка разнежившихся подчиненных и завлекать их к машинам. Неспеша и нехотя мы потянулись вверх на дюны, где уже нетерпеливо похаживали около грузовиков наши водители.
Все свидетельствовало о том, что прекрасный день, проведенный на мысе Зюк, заканчивается.
На обратном пути, когда машины миновали Чокракское озеро, подполковник Хихоль показал рукой на запад и сказал:
— Там, за теми вышками, располагается главная цель для наших бомбардировщиков. На всех испытаниях над ней взрываются изделия полковника Капустина. Там же подбирают имитации центральных частей. Радиометрическая и фоторегистрирующая аппаратура размещается на вышках и в бункерах. Может, когда-то и вам придется ими пользоваться.
* * *
Однажды в казарму пришел комсорг Ератов и сообщил, что сегодня вечером в летнем кинотеатре состоится концерт известной певицы Лидии Руслановой.
Билеты для всей роты он уже заказал, но неплохо было бы вручить артистке букет цветов. Так как в жилой зоне в эту пору года, кроме чорнобривцев и ноготков, ничего более подходящего найти невозможно, решено было отправить гонца за букетом роз в Керчь.
Начальник сборов откликнулся на наше желание почтить певицу особым знаком любви и уважения и разрешил одному из офицеров съездить в город. Были собраны деньги, и киевлянин Володя Кушнир, знаток этикета и любитель женщин, отправился ближайшим поездом в Керчь.
Весть о предстоящем концерте быстро распространилась по взводам и вызвала редкое желание почистить пуговицы и надраить до блеска ботинки. Всем достаточно надоели ежевечерние кинофильмы в Доме офицеров и хотелось приобщиться к более возвышенному искусству.