КОНЕЦ КОАЛИЦИОННОЙ ВОЙНЫ
КОНЕЦ КОАЛИЦИОННОЙ ВОЙНЫ
Поскольку все будущие войны будут войнами коалиций, опыт стран «Оси» в этом плане может оказаться в какой-то степени полезным. Во всех известных мне оценках Сицилийской кампании с германской стороны красной нитью проходят недоверие, разочарование и даже ненависть по отношению к итальянскому союзнику. Такие настроения совсем неоправданны. Действительно, итальянские вооруженные силы на Сицилии едва ли вообще принимали участие в боевых действиях, но они и не предавали нас. Немцы не понимали ментальность итальянцев и их язык. Я хорошо знал итальянский и потому мог их лучше понимать. Моя двухлетняя дипломатическая работа при франко-итальянской комиссии по перемирию помогала мне постигать итальянскую военную политику и позицию итальянского Генерального штаба изнутри.
Решение Италии вступить в войну, несомненно, принималось под влиянием наиболее оптимистически настроенной и впечатлительной части итальянцев, жизненные взгляды которых были ближе к взглядам немцев. Однако в ходе войны их позиция изменилась. В народе быстро распространилось осознание того, что ситуация безнадежна. Продолжавшаяся утрата престижа подрывала уверенность нации в себе. Постоянные унижения со стороны немцев усиливали усталость от войны.
Было также существенное различие в менталитете этих двух народов. Итальянец по натуре своей более критичен и потому политически более зрел, чем немец. Веры в то, что войну можно выиграть за счет оптимизма и безоглядной решимости, среди итальянцев не наблюдалось. Интеллектуалы поняли, что война проиграна, сразу же, как только наступление в России зашло в тупик. Когда уверенность в этом дошла до простого человека, она неизбежно привела к пораженческим настроениям. После унизительного опыта в Северной Африке стремление Италии сохранить свое Верховное командование войсками, защищавшими ее собственную землю, едва ли можно назвать предательством. Итальянские фашисты именно настаивали на энергичном ведении войны, отвергнув предложение пожертвовать итальянской территорией вплоть до «Готской линии», и жаждали продолжить борьбу на стороне своего союзника. Избежать отступничества Италии можно было только одним способом – превратив защиту ее территории в священное дело ее народа. Для этого надо было не допускать ни малейшего принижения итальянского военного командования и не создавать впечатления, что война теперь продолжается исключительно в интересах Германии.
Гитлер, отдавший приказ о такой схеме руководства или согласившийся с ней, наверняка размышлял, как бы более или менее явно отодвинуть итальянское командование в сторону. Перед совещанием 22 июня он позволил мне ознакомиться с докладом одного немецкого генерала, служившего своего рода офицером связи после отзыва Роммеля из Северной Африки. Этот генерал хвастливо описывал, как он одергивал и оскорблял итальянского командующего. Однако позиция Роммеля в Северной Африке давно уже убедила итальянцев в том, что эта война стала делом немцев, и теперь им хотелось избавиться от этой системы.
Даже когда Муссолини отстранили от власти и в Риме готовился выход Италии из войны, командование 6-й итальянской армией на Сицилии оставалось лояльным по отношению к немцам и продолжало с нами сотрудничать, потому что имело такой приказ. Позже, когда поддерживаемое немцами марионеточное республиканско-фашистское правительство хотело казнить генерала Гуццони как предателя, я смог с чистой совестью засвидетельствовать его лояльность «Оси» на Сицилии.
Удивительно, как плохо предвидели даже наиболее выдающиеся германские лидеры последствия краха Италии. Они не понимали, что союзники по «Оси» напоминали двух альпинистов, висящих над пропастью: если упадет один, то так натянет веревку, что другой не сможет двинуться дальше. Похоже, что многие немецкие военные стремились сбросить итальянский балласт и во всеуслышание отстаивали свой курс.
К этой военно-политической концепции добавился еще один фактор. Подобно многим моим итальянским и немецким друзьям, я уже давно понял, что война проиграна. ОКБ распорядилось сохранять тесные связи с нашим итальянским союзником. Это рождало надежду, что падение Муссолини свалит и нацистское правительство Гитлера, избавив, таким образом, германский народ от заключительной агонии. Однако нашему народу не просто не хватало политического чутья, у него не было и независимого государственного института, сравнимого с итальянской монархией, который способен был закончить войну. Сделав исторический шаг и проигнорировав при этом обиженную мину своего германского союзника, Виктор-Эммануил III оказал своей стране во Вторую мировую войну, вовремя выйдя из нее, такую же огромную услугу, как и в Первую, когда решил остановиться сразу после Капоретто[21]. То, что он не смог пойти на такой шаг открыто, договорившись со своим нацистским союзником, объяснялось особыми отношениями последнего с другими державами.
Но даже если пренебречь всеми политическими соображениями, – чего никогда нельзя делать, рассуждая о стратегии, – существовали еще и чисто военные причины для поддержания тесного сотрудничества с остававшимися на острове итальянскими войсками.
На Сицилии такая политика была необходима хотя бы потому, что большое количество итальянских войск на этом острове надо было целенаправленно контролировать в рамках проводимых операций. Только так можно было оставить свободные пути для важных маневров и вывести войска обеих наших стран через Мессинский пролив, не подвергая их опасности и без каких-либо трений.
Неверно считать, что итальянцы вообще не участвовали в боях. Когда наконец было принято решение об эвакуации и у немецких командиров спросили, хотят ли они задержать какие-либо итальянские части, а не отправлять их сразу на континент, их было названо много, особенно артиллерийских.
Ход боевых действий подтвердил правильность таких оперативных решений. Поставленная боевая задача включала использование двух германских и четырех итальянских дивизий, которые должны были сдерживать наступление двух больших армий союзников, главным образом чтобы обеспечить нам организованный отход на удобные оборонительные позиции в северо-восточном углу острова. Кроме того, четыре итальянские дивизии предполагалось разместить между двумя германскими так, чтобы обмануть воздушную разведку противника, убедив его в существовании непрерывной линии фронта. Посредством этого удалось, вопреки ожиданиям, предотвратить оперативный обходной маневр со стороны армии Паттона вдоль северного побережья.
Поскольку британским военным историкам свойственно представлять это сражение так, будто оно полностью шло по первоначальному плану союзников, уместно здесь сослаться на одну американскую статью, опубликованную еще до окончания войны, в которой план этой кампании был изложен следующим образом:
«Окончательный план операции предусматривал высадку американцев на южном побережье с целью освобождения западной половины острова, а затем – развертывание вдоль северного берега, где к ним должны были присоединиться англичане, высадившиеся на юге и наступавшие на север вдоль восточного побережья. Затем союзные войска должны были заманить противника в ловушку в северо-восточном углу острова и, отрезав его, пресечь любые попытки переправиться через Мессинский пролив на континент».
Следует особо подчеркнуть последнее предложение. В расхождении между этим планом и тем, что происходило на самом деле, заложено оправдание наших действий. Вместо выполнения этого плана союзников шел медленный фронтальный натиск армии Монтгомери в северном направлении с правым флангом вдоль побережья. Вслед за этим западная часть острова была «прочесана» армией Паттона, и это косвенным путем привело к образованию единого германского фронта у Этны. Итало-германские войска всего лишь очень медленно выдавливались с северо-восточной оконечности острова и смогли переправить на континент свои основные силы.
Цифры потерь, как всегда, противоречивы и полны несоответствий. Генерал Маршалл докладывал военному министру, что «благодаря крупному сосредоточению тяжелых зенитных орудий немцам удалось переправить на континент тысячи своих лучших бронетанковых и воздушно-десантных частей».
Данный текст является ознакомительным фрагментом.