§ 1. Самоуправление на оккупированных территориях
§ 1. Самоуправление на оккупированных территориях
Первым шагом в осуществлении колониальных планов в отношении населения РСФСР стало создание в занятых германской армией областях административного управления. На территории России оно имело некоторые особенности. В отличие от Прибалтийских республик, Белоруссии и Украины население РСФСР проживало в зоне военного управления. Это означало, что вся власть в тыловых районах германских армий находилась в руках начальников военной администрации, а власть на местах принадлежала полевым комендантам и начальникам гарнизонов. Это было вызвано спецификой той или иной местности. Так, ряд областей Центральной России, а также Белоруссии (Смоленская, Орловская, Витебская, часть Могилевской и Витебской областей) входил в зону ответственности группы армий «Центр». Ввиду этого на территории Смоленской и Орловской областей оказались сосредоточены основные силы группы армий «Центр». Только в границах Смоленской области на весну 1943 г. дислоцировались 57 немецких дивизий, 65 различных штабов, 32 крупных воинских склада[160]. При таком положении полноправное управление со стороны каких бы то ни было гражданских институтов власти исключалось.
Немецкие коменданты с первых же дней оккупации провели на вверенных им территориях ряд мероприятий, закладывая основу для последующего функционирования гражданских структур власти. Они назначали ответственных работников органов самоуправления, издавали приказы о регистрации коммунистов и гражданского населения, давали распоряжения о прикреплении неработающего населения к биржам труда и т. д.
Введенное немцами территориально-административное деление в основных чертах соответствовало принятому при советской власти, за исключением того, что в ряде мест для удобства управления в пределах областей были созданы административные округа, включавшие несколько районов. Как правило, область делилась на пять-шесть округов, а количество районов в округе зависело от их размеров, объемов экономики и сельхозугодий. Районы в большинстве случаев были переименованы в уезды, а территории сельских советов — в волости[161].
Система управления указанными административными единицами в основном повторяла систему управления, принятую при советской власти, за исключением того, что вся местная гражданская власть курировалась немецкими комендатурами — военной и хозяйственной (Wirtschaftskommandantur — WIKO). Через комендатуры проходили все приказы и распоряжения местных властей, за исключением военных, которые были вне компетенции органов местного самоуправления[162].
Первичной административной единицей была сельская община, существовавшая в пределах одной деревни. Членами общины являлись все жители деревни, постоянно в ней проживающие. Во главе ее стоял староста, который формально избирался населением, фактически — назначался германским командованием[163], иногда — районным бургомистром[164]. Выборы старосты проходили на сельском сходе, присутствовали на котором только мужчины. Как правило, никто из избирателей не осмеливался голосовать против кандидатуры, предложенной немцами. В ряде местностей, например в западной части Орловской области, даже формальных выборов старост не проводилось. В должностной инструкции для бургомистров и волостных старшин указывалось, что «староста назначается и увольняется старшиной»[165], который «несет ответственность за правильное назначение»[166]. Партизаны, оперирующие в Калининской области, истолковывали выборность старост нежеланием местных жителей добровольно заступать на эти должности. Согласно одному из партизанских донесений, местные жители сел Идрицкого района ввиду этого избирали старост помесячно[167].
Нередки случаи, когда старостами становились не только лица, обиженные советской властью. По крайней мере, докладная записка представителя ПШ на Брянском фронте старшего майора госбезопасности Матвеева и заместителя начальника разведотдела майора Быстрова в ЦШПД от 1 декабря 1942 г. констатирует, что «обычно старостами немцы ставят… предателей из числа бывших советских работников — председателей колхозов, сельсоветов, бывших членов ВКП(б)»[168]. Согласно той же докладной записке, «иногда сельские старосты избираются населением или назначаются немецкими властями из честных советских людей, пользующихся авторитетом у населения»[169]. Согласно выводам А.Ю. Попова, определенная часть работников советского аппарата управления стала активно сотрудничать с оккупантами, а на должности старост довольно часто попадали именно председатели сельских советов и колхозов[170]. Причем в некоторых случаях бывшие председатели колхозов сами предлагали немцам свои услуги, выдвигая свои кандидатуры на должности старост[171].
Сельский староста обычно имел в подчинении заместителя, писаря и одного-трех полицейских, являлся полным хозяином в своем селе, регулируя практически все стороны жизни населения. Так, без ведома старосты ни один житель села не имел права куда-либо выехать или пустить кого-либо переночевать. Староста и его подчиненные снабжались удостоверениями о том, что состоят на службе у немцев и имеют право передвижения на территории своей волости без пропусков[172]. Кроме того, староста имел право свободного хождения по деревне в любое время суток, тогда как для остального населения покидать жилища разрешалось лишь в светлое время суток, как правило, до 18.00 часов зимой, до 21.00 часов летом[173]. За свою службу староста и его аппарат получали зарплату, размер которой зависел от количества населения в деревне. Так, зарплата старосты колебалась от 300 до 450 рублей, заместителя — от 200 до 250 рублей, писаря — от 200 до 300 рублей, полицейского — 240 рублей плюс хлебный паек около пуда зерна в месяц. Печати сельский староста не имел, заверяя выдаваемые им документы либо своей подписью, либо своей подписью и печатью волостного управления[174].
На сельского старосту возлагалась обязанность не только первичного учета населения, но и определения его политической благонадежности, для чего староста вел соответствующую учетную книгу. В отдельных селах старосты по своему личному произволу устанавливали тотальный контроль за всеми сторонами жизни населения, превзойдя в этом даже тоталитаризм, существовавший при советском режиме. Так, в ряде сел Хотынецкого района Орловской области (Алехино, Суханка и др.) старосты запретили девушкам выходить замуж по собственному желанию, выдавая девушек замуж по своему усмотрению[175]. Что касается произвола со стороны сельских старост, он в ряде случаев также превосходил произвол советских председателей колхозов. Так, в Стародубском районе Орловской области старосты нашли оригинальный способ уклониться от продовольственного налога, распределив причитающийся с них и с полицейских налог между жителями сел[176]. При сборе продналога старосты нередко допускали злоупотребления, завышая налог, свидетельством чему служат многочисленные письменные претензии со стороны волостных старшин и районных бургомистров. Так, старосте деревни Жуковка Унечского района Орловской области районный бургомистр Старовойтов писал: «Для Германской армии, по распоряжению начальника полиции, Вы должны были взять в каждом дворе по 1 гусю. Вы же у г-на Болшунова взяли 4 гусей, поэтому Вы должны выполнить распоряжение нач. полиции и возвратить ему 3 гусей»[177].
Однако фактически абсолютная власть старосты формально была ограничена, в частности, тем, что староста являлся лишь «исполнительным органом» волостного старшины и не имел права принимать самостоятельные решения, управляя только по указаниям и поручениям волостного старшины[178]. В деревне, где жил волостной старшина, староста не назначался — его обязанности одновременно выполнял старшина[179].
Несмотря на большую власть, староста больше, чем кто-либо иной, подвергался опасности со стороны немецких властей. Так, за сбор и сдачу немцам урожая, за спокойствие населенного пункта от партизан отвечал, часто жизнью, прежде всего староста и его семья, а потом все село[180]. Жители поселка Переторги Брянской области засвидетельствовали автору, как в одной из близлежащих деревень погибли двое немецких военнослужащих. Староста к этому был непричастен, напротив, был настроен резко антисоветски, свои обязанности исполнял с усердием. Тем не менее по приказу офицера СС немцы, собрав всех жителей, устроили показательную расправу над семьей старосты. Одну из дочерей старосты по приказу офицера публично обнажили, затем отрезали ей груди. По окончании издевательств вся семья старосты и он сам были расстреляны. В деревне Мякотино Погорельского района Калининской области 1 мая 1942 г. за непринятие мер к четверым жителям деревни, хранившим оружие, вместе с непосредственно виновными после издевательств повешены староста С.В. Махов и его помощник П.Ф. Безобразов[181].
Несколько населенных пунктов составляли волость, причем территория волости, как правило, соответствовала территории сельского совета. Волости возглавлялись волостными управлениями или волостными управами, руководили которыми волостные старшины. В ряде случаев в структуру волостных управ входили отделы, количество и наименования которых зависели от специфики той или иной местности. Так, каждая из пяти волостных управ Трубчевского района Орловской области включала административный, налогово-финансовый и полицейский отделы, по мере необходимости в каждой управе предусматривалось создание новых отделов[182]. Волостные управы Брянского округа, согласно инструкции Главного военного управления округа от 21 декабря 1942 г., должны были включать отделы: административный, финансовый, полицейский, просвещения, питания, строительный, здравоохранения и ветеринарный, жилищный, социального обеспечения, торгово-промышленный[183].
На практике же отделы в составе волостных управ создавались редко. Обычно аппарат волостного старшины включал заместителя, писаря, мирового судью и начальника волостной полиции. Нередко в волостных управах работало всего по два человека — волосной старшина и его помощник, он же исполнял обязанности секретаря[184]. Что касалось полиции, она часто подчинялась непосредственно немецкой полевой полиции, а волостному старшине — лишь формально, на условиях договоренности[185]. Начальнику волостной полиции подчинялся отряд полицейских, численность которого определялась местными условиями и наличием мобилизационного контингента.
Волостной старшина являлся полным хозяином своей волости, проводя свою работу через старост и начальника полиции. Большую роль в управлении волостью играл и писарь, который нередко через голову старшины фактически руководил делами волости.
Что касается контингента волостных старшин, уже цитировавшаяся докладная записка Матвеева и Бысгрова сообщает, что «на должность волостного старшины немцы назначают обычно людей, раньше работавших на партийно-советской работе (агрономы, землемеры, районные работники, председатели с/с, учителя) и хорошо знающих свой район… Кроме этих лиц на должность старшины назначаются люди, репрессированные органами Советской власти, или же открытые враги Советской власти и выходцы из других партий»[186]. Так, согласно донесению политотдела 43-й армии от 30 апреля 1942 г., «на должность старшины Знаменского района Смоленской области был назначен предатель Чикачев К.Ф., бывший главный агроном райзо исполкома, член ВКП(б)»[187]. В Калининском районе на 1 апреля 1942 г. из 138 колхозов 95 находились в оккупации, из их председателей только восемнадцать эвакуировались и пять находились в партизанах. Основная же часть председателей исполняли свои прежние обязанности в качестве старост и старшин. Так, старостой стал бывший председатель колхоза «Борьба» С. Харитонов, усердно выполняя все задания немецких властей. Бывший председатель Скворецкого сельсовета, член ВКП(б) Н. Лукин дезертировал из партизанского отряда, сдал оружие немцам и стал старшиной волости. Дезертировал из партизанского отряда и бывший председатель сельсовета Н. Назаров, также став волостным старшиной[188].
В обязанности старост и волостных старшин входили учет населения, земельных площадей, скота, разверстка и сбор налогов, шедших на нужды германской армии, обеспечение порядка в населенных пунктах, сбор оставленного при отступлении РККА оружия[189].
В некоторых волостях, до введения института мировых судей, волостным старшинам вменялось в обязанность наложение взысканий за совершение проступков, если таковые не преследовались законами германского командования. Так, на территории Брянского и Клинцовского округов старшина имел право наложить штраф до 1000 рублей, приговорить к тюремному заключению или к принудительным работам на срок до 14 дней[190].
Следующей административной единицей был район или уезд, включавший, как правило, пять-шесть волостей. Во главе района (уезда) стояла районная (уездная) управа, возглавляемая районным бургомистром, аппарат которого включал заместителя, начальника полиции и заведующих отделами. Должности районных бургомистров в различных местностях назывались по-разному: главы районов, начальники районов, старшины районов. Районному бургомистру подчинялись волостные старшины и бургомистры городов районного подчинения[191]. Структурными подразделениями районных управ были отделы, число и наименования которых в различных районных управах различались. Так, Красногородская районная управа Калининской области включала семь отделов: местной промышленности, земельный, транспортный, здравоохранения, народного образования, финансовый, паспортный[192]. Управа соседнего Торопецкого района включала шесть отделов: общий, финансовый, жилищный, хозяйственный, заготовок и сбыта, здравоохранения. Кроме того, в структуру районной управы входило подсобное хозяйство[193]. В зависимости от местных условий, в районные управы могли входить и другие отделы, например общий, лесной, топливный и др.
На должности районных бургомистров и структурных подразделений райуправ обычно назначались лица из местного населения, преимущественно из числа советских и партийных руководителей. Однако при отсутствии или недостатке таковых на руководящие должности в райуправах назначались бывшие рабочие, колхозники. Так, упомянутую Красногородскую райуправу возглавил учитель пения П.И. Горицкий, его первым заместителем стал бывший член ВКП(б) И.В. Сатунин, вторым заместителем — бывший кулак, выселенный советской властью Федотов[194]. Исключение составляли должности начальников полиции, которые занимали в большинстве случаев лица с юридическим образованием, командиры Красной армии, попавшие в окружение[195]. В некоторых тыловых районах группы армий «Центр» практиковалось создание земств. Так, 33 волости Псковского района Ленинградской области были объединены в земство. Начальником земства был назначен некто Горчанский. Земская управа находилась в Пскове и включала следующие отделы: здравоохранения, народного образования, дорожный, ветеринарный, финансовый. Численность населения на территории земства с июня 1941 г. по конец мая 1942 г. увеличилась с 48 996 до 53 196 человек, причиной чему стал приток беженцев из окрестностей Ленинграда[196].
Как и волостные старшины, районные бургомистры имели право во внесудебном порядке накладывать наказания на лиц, совершивших проступки. Так, районные бургомистры Брянского округа могли накладывать штраф до 4000 рублей или определять тюремное заключение на срок до двух месяцев. Свои решения о наложении взысканий бургомистры районов были обязаны согласовывать с районной комендатурой, а если таковой в районе не было, подавать сведения о взысканиях в окружное управление[197].
Несколько районов (уездов) объединялись в округ, во главе которого стояла окружная управа, возглавляемая обер-бургомистром[198], ей подчинялись городские, районные и уездные управы, за исключением управ городов уездного подчинения. Обер-бургомистры назначались не только из числа местных жителей, но и из немцев. Управа состояла из отделов, соответствующих структуре уездной управы[199].
В границах прежних областей создавались губернии, однако не повсеместно, а лишь в пределах тех областей, которые были оккупированы полностью[200]. В то же время сколько-либо значительных сведений о структуре и деятельности губернских управлений не сохранилось. Тем не менее есть данные о действовавших губернских управленческих структурах, которые, очевидно, рассматривались как почва для последующего создания губернских управ. Так, уже в 1941 г. в Орле начало работу Орловское губернское земельное управление, директором которого был назначен агроном И.Ф. Скворцов. В его подчинении были окружные и районные (уездные) земельные отделы. Работа управления курировалась Орловским губернским сельскохозяйственным штабом, возглавлял который комендант Дитмар[201]. Что касается собственно губернских управ, в Орловской, Тульской, Ленинградской областях они так и не были созданы ввиду их частичной оккупации, причем несмотря на то что оккупация части Орловской области продлилась до 1943 г., а оккупация части Ленинградской области — до 1944 г.
Во главе города стояла городская управа, возглавляемая городским головой (бургомистром города)[202], который назначался германским командованием, а в случае самовыдвижения, практиковавшегося в некоторых городах, — утверждался комендатурой[203].
Бургомистр был должностным и административным начальником всех подчиненных ему чиновников, подведомственных ему организаций и учреждений[204].
Городские управы включали в себя отделы, количество и наименование которых в различных городах различалось и зависело от ряда местных условий. Так, Калининская городская управа состояла из шестнадцати отделов, включая личную канцелярию бургомистра, штаб охраны (полицию) и отделы: административный, хозяйственный, технический, медико-санитарный, просвещения, связи, строительный, жилищный, лесопильно-топливный, автотранспортный, конно-транспортный, финансовый, промышленный, пропаганды[205]. Структура Орловской городской управы выглядела несколько иначе, включая всего десять отделов: общий, финансовый, государственного страхования и обеспечения, здравоохранения, полиции, транспортный, заготовок и снабжения, просвещения, права и гражданства, городского хозяйства. Причем каждый отдел включал подотделы[206]. Количество отделов Брянской горуправы равнялось десяти: финансовый, образования и православия, заготовок, торговый, общественного питания, строительный, топливный, дорожно-хозяйственный[207]. Смоленская горуправа также включала десять отделов: административный, земельный, городского архитектора, природных хозяйств, торгово-промышленный, жилищный, общественного призрения, пожарный, финансовый, образования[208].
В небольших по численности населения и объему промышленности и инфраструктуры городах количество отделов горуправ было еще меньшим. Так, Торопецкая горуправа Калининской области насчитывала шесть отделов: общий, финансовый, жилищный, городского хозяйства, охраны порядка, заготовок и сбыта[209]. Причем старшина города (бургомистр) одновременно управлял районом[210]. То есть система управления как районов, так и городов не отличалась единообразием, имея в каждом крупном населенном пункте специфические особенности, зависящие от местных условий. Штаты сотрудников гору прав также различались ввиду того, что каждый бургомистр, как правило, получал полную самостоятельность в формировании своего административного аппарата. Второй пункт изданного в декабре 1941 г. «Проекта схемы по организации Таганрогского городского управления бургомистерства» гласит: «Для ведения городских дел бургомистр создает себе секретариат и управление и назначает потребное число заместителей»[211]. Иногда такая чрезмерная самостоятельность приводила к «раздуванию» штатов горуправ. Так, бургомистр Пятигорска М. Орлов сформировал штат горуправы в количестве 136 человек, не считая обслуживающего персонала[212]. Смоленская горуправа, созданная 25 июля 1941 г., вначале включала шесть служащих, а на 10 августа 1943 г. ее штат составил 250 человек[213]. Однако в большинстве случаев штаты управ были максимально сжаты. Обычным было положение, когда в каждом отделе работало два-четыре человека. Лишь в некоторых отделах, ввиду их специфики, количество работников было больше. Так, штат упомянутой Торопецкой городской и районной управы включал 38 человек: общий отдел — 5 человек (бургомистр, секретарь, переводчик, машинистка, уборщица), финансовый — 2 человека (завотделом, кассир-счетовод), жилищный — 3 человека (завотделом, бухгалтер, делопроизводитель), городского хозяйства — 4 человека (завотделом, заместитель, завскладом, рабочий), заготовок и сбыта — 12 человек (завотделом, технический работник, завскладом, помощник завскладом, конюх, 6 продавцов, мельник), подсобное хозяйство — 6 человек (заведующий, конюх, тракторист, механик, 2 сторожа)[214]. Включая 9 человек персонала больницы[215], которые также формально относились к служащим управы[216], общее количество служащих управы города и района составляло 38 человек.
Городские и районные управы являлись исполнительными и распорядительными органами местного самоуправления. К исполнительным функциям относились работа полиции, финансовое и налоговое дело, помощь семьям рабочих, выехавших на работу в Германию, запись актов гражданского состояния, а также иные области деятельности, выходившие за пределы интересов города и имевшие общеокружное значение. К распорядительным функциям горуправы относились области работы чисто местного характера, не имевшие общеокружного значения[217]. Однако в ряде городов и районов, особенно в первые недели и месяцы оккупации, функции органов местного самоуправления были настолько ограничены, что даже мелкие хозяйственные вопросы решались немецкими комендатурами. Так, в некоторых районах Калининской области на лето — осень 1941 г. комендатуры давали разрешение на занятие частным предпринимательством, сбор воска для производства церковных свечей и т. д.[218]
Структурные подразделения районных и городских управ — отделы формально были равны. На практике же одни отделы имели приоритетное значение по сравнению с другими. Так, главным отделом, как правило, был общий (административный), который курировал работу других отделов, занимался подбором их персонала. Вторым по значимости являлся финансовый отдел, который, составляя бюджет горуправы и занимаясь распределением финансов, фактически сосредотачивал в своих руках все нити управления другими отделами.
Финансирование городских и районных управ осуществлялось за счет налогообложения населения. Причем иногда налоговый сбор, как это было в оккупированных районах Калининской области, устанавливался не органами местного самоуправления, а немецкими комендатурами, составляя 40 рублей с каждого двора в месяц[219].
В крупных городах, преимущественно областных центрах, сохранялось деление города на районы. Так, Брянск был разбит на районы: Брянск 1-й (Брянск Северный), Брянск 2-й (Брянск Южный), Урицкий завод, Толстовский поселок[220], Калинин — на восемь районов, в каждом из которых сформировались районные управы, которыми руководили старшины. Каждый район делился на участки, возглавляемые участковыми, выполнявшими полицейские функции. Участковые подчинялись одновременно старшине и начальнику штаба охраны городской управы, кроме того, имели прямую связь с гестапо. Участок, в свою очередь, делился на кварталы, каждый из которых возглавлял квартальный, ему подчинялись коменданты многоквартирных домов[221].
Подобное деление городов на кварталы и введение института квартальных старост практиковалось и в других местностях. Так, городской голова (бургомистр) северокавказского города Прикумска И. Четвериков приказом от 20 ноября 1942 г. организовал 6 квартальных управлений во главе с квартальными старостами. Они подчинялись непосредственно бургомистру, получали от него конкретные приказы. Канцелярия квартального управления включала, кроме старосты, писаря, получавшего месячный оклад в 200 рублей[222]. Количество квартальных старост зависело от численности населения. Так, в Краснодаре один участковый староста назначался на 3000 человек населения[223]. Бремя содержания каждого квартального управления ложилось на местное население. Так, горуправа Прикумска выделяла на содержание каждого квартального управления всего по 50 рублей в месяц, а с каждого жителя старше 14 лет на содержание новой категории чиновников собиралось по 1 рублю в месяц[224]. Помимо наделения квартальных старост обычными исполнительными функциями, горуправы намеревались с помощью этого нового института управленцев повысить ответственность населения за сохранность жилищного фонда, содержание дворов, водоемов и т. д. По оценке оккупационной прессы, работа квартальных старост в этом направлении давала хорошие результаты[225].
Контингент сотрудников органов местного самоуправления составляли, как правило, лица из местного населения[226], а бургомистр города, согласно докладной записке Матвеева и Быстрова, «обычно импортируется из Германии из числа белогвардейцев или назначается из числа ярых врагов Советской власти»[227].
Что касается использования в аппарате самоуправления русской эмиграции, такие факты были скорее исключением, нежели правилом. Так, еще до нападения Германии на СССР начальник штаба оперативного руководства ОКВ генерал-лейтенант Альфред Йодль 3 марта 1941 г. подготовил для Гитлера документ, в котором о возможной роли эмиграции говорилось: «Бывшая буржуазно-аристократическая интеллигенция, если она еще и есть, в первую очередь среди эмигрантов, также не должна допускаться к власти. Она не воспримется русским народом, и, кроме того, она враждебна по отношению к немецкой нации. Мы ни в коем случае не должны допустить замены большевистского государства националистической Россией, которая в конечном счете (о чем свидетельствует история) будет вновь противостоять Германии»[228]. Относящаяся к началу 1942 г. информационная сводка штаба партизанского отряда им. Ворошилова, оперировавшего на юге Орловской области, сообщает, что «бургомистры назначаются из немцев, живших на территории Советского Союза, и из советской интеллигенции, которая продалась немцам, изменив Родине»[229]. Так, бургомистром Брянска был назначен немец Карл Шифановский, а начальником топливного отдела Брянской горуправы — прибывший из Эстонии Альфонс Иванович Соц[230].
Подбор руководящих кадров осуществлялся с учетом их опыта работы в той или иной отрасли, должностей, которые они занимали в советских учреждениях. Немаловажное значение имело их отношение к советской власти, причем предпочтение отдавалось пострадавшим от политических репрессий, бывшим членам других партий и фракций (меньшевикам, эсерам и т. д.). Некоторые авторы мемуаров ввиду этого пытаются объяснить наличие в аппарате местного самоуправления русских именно политической подоплекой. Так, бывший начальник Орловского УНКВД К.Ф. Фирсанов пишет: «С первых дней оккупации в городах и районах нашей области стала всплывать на поверхность разная нечисть: троцкисты, меньшевики, правые эсеры, кулаки и бывшие купцы… Вся эта немногочисленная, но очень озлобленная и грязная свора была верной опорой и лакеями фашистов»[231].
Однако нередки были случаи, когда ответственные руководящие посты в аппарате самоуправления занимали бывшие советские и даже партийные работники, лица из числа советской интеллигенции. По утверждению А.Ю. Попова, представители советской интеллигенции стали основными кадрами органов городского самоуправления. Тот же автор отмечает, что в 1941 г. кадры органов самоуправления рекрутировались даже из партизан[232]. В частности, приказ № 17 по кавалерийской бригаде СС от 31 октября 1941 г. гласил: «Пленных партизан, производящих впечатление интеллигентных людей, сразу не следует расстреливать… их следует доставить в штаб бригады»[233]. Правомерно предположить, что немцы знали о том, что сотрудники советского и партийного аппарата нередко с приходом немцев уходили в партизанские отряды. Следовательно, в ряде населенных пунктов на легальном положении оставалось гораздо меньше советских руководителей, нежели в рядах партизан, откуда их приходилось «извлекать» оккупантам, с последующим использованием не только для получения соответствующих сведений в ходе допросов, но и для формирования администрации самоуправления. Так, только в ветринской полиции (Калининская область) служило не менее двух бывших партизан: начальник 1-го отдела И. Липчик и полицейский И.Г. Урский[234]. Любопытно, что в той же Калининской области нередки были случаи, когда гражданские должности в органах самоуправления занимали бывшие полицейские чины. В частности, бургомистр города Дриссы А. Козловский ранее служил начальником полиции деревни Россица, бургомистр Ветринского района Н. Копонов — начальником полоцкой полиции, волостной старшина Н. Спасибенок — полицейским в Польше[235].
Обзор кадрового состава органов местного самоуправления подтверждает мнение о наличии в числе руководителей немалого количества интеллигенции, советских и партийных работников. Так, первым бургомистром Новгорода был ученый-археолог В. Понамарев, до войны работавший научным сотрудником музея, бургомистром Пскова — учитель математики Черепенкин. Бургомистром Смоленска был назначен профессор физики и астрономии Б. Базилевский, его сменил известный в городе адвокат Б.Г. Меньшагин. Он приобрел популярность среди горожан ввиду того, что защищал крестьян в период коллективизации, а в ходе дела о вредительстве в животноводстве дошел до генерального прокурора А.Я. Вышинского, добившись отмены ряда смертных приговоров[236]. Заместителем бургомистра Брянска работал И.И. Плавинский, до оккупации служивший инженером дорожно-мостового отдела Брянского горсовета, финансовый и строительный отделы Брянской горуправы возглавляли члены ВКП(б) Дудкин и Мирошниченко соответственно. Отделом заготовок Брянской горуправы заведовал бывший заготовитель Брянторга С. Фабрикантов. Бургомистром Брянска Южного (один из районов Брянска) стал бывший инженер завода «Красный Профинтерн» П. Соколов, бургомистром Орджоникидзеграда — бывший учитель Герасимов[237]. Бургомистром райцентра Погар Орловской области был назначен бывший директор МТС Шлапак, а начальником полиции в том же районе — бывший секретарь поселкового совета Синицкий[238]. Бургомистром Твери (оккупанты вернули Калинину историческое название) стал бывший инженер коммунального хозяйства, офицер армии А.В. Колчака дворянин В.А. Ясинский[239], бургомистром Пятигорска — главный врач курортного санатория М. Орлов[240]. Оккупированную часть Сталинграда возглавил бывший зав. хирургическим отделением железнодорожной больницы врач Макушин[241]. Обзор списков лиц немецких пособников и формулярных дел органов НКВД дает основания утверждать, что не менее 30 % служащих аппарата самоуправления составляли советские и партийные работники. Так, из 140 «бывших немецких ставленников», взятых на учет Почепским РО НКВД Брянской области на 10 августа 1944 г., 50 человек — бывшие советские и партийные работники, 2 — крестьяне-единоличники, 13 — рабочие, 3 — безработные, 1 — официантка, 81 — рядовые колхозники[242]. Не менее интересно, что служащие аппарата самоуправления после оккупации в большинстве своем остались на ответственных должностях. В некоторых случаях заняли более высокие, нежели до войны, должности. Так, почепский учитель М.И. Полессков в период оккупации служил начальником паспортного стола, после освобождения Почепского района стал заведующим районным отделом народного образования. Бывшие счетоводы, писари, землемеры, служившие в оккупацию старостами, в большинстве стали председателями колхозов. А секретари сельских советов, бывшие в оккупацию волостными старшинами, в ряде случаев заняли должности председателей сельских советов[243]. Такой парадокс можно объяснить острой нехваткой руководящих кадров, в результате чего приходилось мириться с компрометирующим прошлым данной категории руководителей.
Однако следует отметить и другую сторону кадрового состояния органов самоуправления. Несмотря на немалое количество среди управленцев бывших советских и партийных работников, их было недостаточно для создания полновесных управленческих структур. Поэтому нередко на ответственные административные должности приходилось ставить простых рабочих и колхозников, ввиду чего кадровый состав органов местного самоуправления, хотя и отличается преобладанием советской интеллигенции, однако не менее чем на две трети копирует социальный состав той или иной местности[244].
Лица, осужденные за уголовные преступления, в аппарате органов самоуправления работали крайне редко. В этой связи часто встречающееся в советской литературе и исследованиях того периода утверждение, якобы на ответственные должности в период оккупации назначались преимущественно уголовники и маргиналы[245], не выдерживает серьезной критики.
Значительное количество в аппарате самоуправления партийных и советских работников, согласно выводам А.Ю. Попова, впоследствии нередко использовалось советскими партизанами для насаждения своей агентуры[246]. Бывший начальник Орловского УНКВД К.Ф. Фирсанов в своих мемуарах указал, что в начальный период оккупации чекисты сосредотачивали свое внимание на том, чтобы парализовать деятельность низовой администрации. С этой целью старостам, старшинам и бургомистрам через партизанскую разведку передавались послания следующего содержания: «Мы не возражаем против того, что ты стал старостой, но не смей обижать советских людей, тем более семьи партизан. Кроме того, ты обязан помогать партизанам».
Если верить К.Ф. Фирсанову, многие старосты после этого действительно становились на путь сотрудничества с партизанами, саботируя мероприятия оккупантов по сбору продовольствия, оружия, отправки в Германию рабочей силы. Отказавшиеся от сотрудничества управленцы уничтожались партизанами[247]. Так, бывший председатель колхоза в деревне Дольская Трубчевского района Орловской области М. Морозов по заданию чекистов стал старостой. Уничтожив по заданию НКВД заместителя трубчевского бургомистра Павлова, М. Морозов организовал партизанский отряд и стал его командиром[248]. Бургомистром Дятьковского района Орловской области с согласия партизан стал Калашников, с помощью которого партизанам удалось выявить нескольких немецких агентов[249]. В полосе действия Калининского фронта, согласно докладу о состоянии разведывательной работы в партизанских бригадах КФ, на июнь 1943 г. агенты партизан из числа бургомистров, волостных старшин составляли довольно многочисленную группу — 47 человек, что уступало лишь количеству агентуры из числа крестьян (212 человек) и служащих германских учреждений (60 человек)[250].
Что касается полномочий органов местного самоуправления, формально им была предоставлена полная самостоятельность, фактически же они стали послушным орудием в руках немецкого командования. Так, бургомистр Пятигорска, на первый взгляд, был наделен широкими полномочиями. В частности, мог во внесудебном порядке назначать виновным наказания до трех лет тюремного заключения. Однако управлять он мог только от имени комендатуры и под ее контролем. В приказе коменданта Пятигорска от 12 августа 1942 г. говорилось: «Все распоряжения и приказы бургомистра являются обязательными для населения и будут поддерживаться авторитетом германской армии»[251]. В Таганроге бургомистр отдавал приказы от имени германского командования, если приказ исходил не от комендатуры, а от бургомистра, в нижней части приказа обязательно ставилась отметка «просмотрено ортскомендантом» или «просмотрено: городской комендант»[252]. Подобное положение, а также тотальный контроль со стороны немецких комендатур в течение всего периода оккупации сохранялись и на других территориях РСФСР[253]. Так, в городе Торопа Калининской области по всем вопросам, даже хозяйственным, горуправление обращалось за разрешением к коменданту города. В частности, просило разрешить осмотр помещения, где хранятся рыболовные снасти, отпустить со склада масло для столовой и городской больницы, разрешить вывоз кормов для скота, выделить помещение для пожарной охраны[254].
Повсеместно практиковалась отчетность нижестоящих руководителей перед вышестоящими. Высшие должностные лица в системе самоуправления — бургомистры городов и районов — отчитывались перед немецкими военными и хозяйственными комендатурами. Исключение могли составлять лишь бургомистры, заслужившие полное доверие немецких властей[255].
В то же время недостаток советских руководящих кадров вынуждал бургомистров ставить на ответственные должности в городских и районных управах лиц, не имеющих опыта руководящей работы. Это, особенно в первые недели оккупации того или иного района, приводило к нечеткой работе отделов, плохой дисциплине среди сотрудников. Так, по Калининской области отмечалась халатность в работе руководителей отделов, плохое выполнение, а то и игнорирование распоряжений бургомистра, а также плохая организация работы отделов[256]. Зарегистрировано также полное игнорирование начальниками отделов распоряжений бургомистра, несмотря на неоднократные предупреждения[257]. О качестве работы должностных лиц органов местного самоуправления в тыловых районах группы армий «Центр» выразительно говорят итоги прошедшего 18 декабря 1942 г. проведенного хозяйственной инспекцией совещания, посвященного подведению итогов работы русских органов самоуправления за прошедший год. В частности, в докладе хозинспекции констатировалось невыполнение старостами и волостными старшинами своих обязанностей и содержались требования об устранении допущенных недостатков. Последние касались упорядочения вопросов уборки снега, сбора денежного налога, обеспечения школ топливом (дровами), обустройства беженцев, учета населения, обеспечения частей вермахта дровами[258]. Лишь в тех районах РСФСР, где оккупация приняла затяжной характер, работу органов самоуправления удалось наладить, несмотря на кадровый дефицит.
Помимо специфических должностных обязанностей, накладывавшихся на руководителей различных уровней, следует выделить и такую общую черту их деятельности, как осуществление учета населения, в первую очередь трудоспособного, контроль за его передвижением, что являлось одним из шагов осуществления восточной политики. Так, в городах и селах оккупированных областей первым шагом оккупантов и подчиненных им органов местного самоуправления стала перерегистрация населения, которая имела целью выявление наличия рабочей силы, национального состава населения, контингента, согласного сотрудничать с оккупантами, и партийно-советского актива. Так, в Брянске и Орле перерегистрация прошла в ноябре 1941 г. С этой целью все граждане, проживающие в городах, были обязаны явиться в городские управы с советскими паспортами. Там они заносились в книгу учета, а в паспорт ставился штамп. Лица, не имевшие советских паспортов (красноармейцы-окруженцы, отпущенные из лагерей военнопленные, беженцы, дезертиры из партизанских отрядов и РККА) получали временные удостоверения личности[259].
После перерегистрации следовала перепрописка обладателей советских паспортов и временных удостоверений личности, которой занимался паспортный стол горуправы, непосредственно подчинявшийся начальнику полиции. Прописка производилась через уличного старосту, который с домовой книгой, имеющейся в каждом доме, и паспортом прописываемого являлся в паспортный стол, где в паспорт и домовую книгу ставился соответствующий штамп. С целью полноты учета населения органы местного самоуправления применяли к проживающим без прописки лицам штрафные санкции от денежного штрафа до тюремного заключения[260]. С этой же целью в июле 1942 г. в Орле и Брянске органы местного самоуправления провели вторичную перерегистрацию населения, в ходе которой наряду с пропиской в паспорте или временном удостоверении, выдаваемом на один год, ставился особый штамп о политической благонадежности. Всего имелось четыре группы, причем обладатели 4-й группы считались особо неблагонадежными и были обязаны еженедельно являться в полицию для отметки.
По распоряжениям немецких комендатур органы местного самоуправления следили за национальным составом населения, при этом особое внимание уделялось учету евреев и цыган. Горуправы составляли для представления в комендатуры подробные информационные сводки о количественном, половозрастном, профессиональном составе этих групп населения[261]. Практические меры по изоляции евреев возлагались бургомистрами на начальников органов полиции, причем подобные приказы бургомистры отдавали исключительно со ссылками на распоряжения немецких комендатур[262].
В сельских населенных пунктах, жители которых не имели паспортов и каких-либо иных документов, удостоверяющих личность, перерегистрация населения проводилась путем опроса каждого[263]. К этой работе привлекались сельские старосты и волостные старшины.
Работа созданных на оккупированных территориях органов самоуправления позволила оккупантам обеспечить относительно нормальное функционирование всех отраслей хозяйства, включая промышленность, сельское хозяйство, инфраструктуру. Создание же вполне дееспособных властных структур стало возможным благодаря использованию большого количества бывших советских и партийных работников, избежавших эвакуации в советский тыл, деятельность которых дала оккупантам возможность наладить управление западными областями РСФСР. Правомерен вывод, что деятельность лиц, поступивших на службу к врагу в административной сфере, привела к тому, что оккупация России приняла затяжной характер. Так, германская армия, вторгшаяся в глубь СССР, не была вытолкнута оттуда, а получила приемлемые условия для снабжения, что обеспечивалось нормальной работой структур самоуправления, созданных из советских граждан. Однако при этом следует различать коллаборационистов и псевдоколлаборационистов, то есть тех, кто занял должности в аппарате самоуправления по заданию партизан либо советского подполья, оказывая при этом помощь в борьбе с оккупантами. Что касается тех, кто вступил на путь коллаборации с немцами в сфере управления, работал в структурах самоуправления, их деятельность недопустимо упрощать до банального предательства на фоне низменных чувств и оценивать исключительно в контексте помощи врагу и работы на оккупантов. В этом отношении нельзя пройти мимо мнения доктора исторических наук, профессора М.И. Семиряги, считавшего необходимым «четко различать деятельность уголовных элементов, наносящих ущерб стране, от хозяйственной деятельности, полезной для общества и невозможной без сотрудничества с оккупационными властями»[264]. Нельзя не признать, что, сотрудничая с оккупантами, органы местного самоуправления тем не менее, пусть на минимальном уровне, обеспечивали быт оставшегося на оккупированной территории населения. Поэтому административный коллаборационизм в сфере управления нельзя рассматривать лишь как явление, нанесшее вред интересам нашей страны. Необходимо признать, что наряду с этим коллаборационисты-управленцы исходя из функций управленческих структур занимались также жизнеобеспечением населения, помогая ему перенести тяготы оккупации.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.