Глава вторая. Инициатива в руках Германии; первоначальные успехи и неудачи Германии

Глава вторая. Инициатива в руках Германии; первоначальные успехи и неудачи Германии

1. Разгром Польши

1 сентября 1939 г., спустя ровно 20 лет с того дня, когда державы—победительницы сняли запрещение на торговлю с вражескими странами, Германия отбросила запрещение на войну. Если на Западе война приняла вначале позиционный характер, то на Востоке на этот раз развернулась молниеносная война. Всего за 18 дней рассыпалась, как карточный домик, Польша — страна, имеющая более 30 млн. мужественных людей и в три раза превышающая по размерам Британию.

Поражение обусловили как стратегические, так и тактические причины. Первые потому, что западная половина Польши образовывала огромный выступ, направленный в сторону Берлина; с севера к нему примыкали Восточная Пруссия и Померания, с юга — Силезия и Словакия. Вторые потому, что к западу от Вислы не было естественных рубежей обороны. Германо—польская граница тянулась на 1700 миль, ни одна из армий того времени не могла оборонять ее. Зачем же поляки взялись за это?

Основная причина заключалась в том, что польские важные стратегические районы находились в выступе, а без них поляки не смогли бы снабжать свои войска. Среди этих районов четыре имели первостепенное значение: 1) угольный район польской Силезии;[43] 2) промышленные города Кельце, Конске, Опочно, Радом и Люблин; 3) промышленные города Тарнов, Кросно, Дрогобыч и Борислав; 4) текстильный район вокруг Лодзи. Большинство польских предприятий по производству вооружения и боеприпасов располагалось в третьем районе, там же находились авиационные и моторостроительные заводы, угольные шахты, предприятия по очистке нефти и производству горючего. Первый из названных районов находился на границе с Германией и сам образовывал дополнительный выступ между Верхней Силезией и Словакией. Второй район был расположен в 100–150 милях к северу от Словакии, третий район — также в 20–60 милях севернее Словакии и четвертый район — примерно в 80 милях к востоку от Силезии.

Еще в двух отношениях стратегическое положение поляков было невыгодно. Во—первых, Германия господствовала на Балтийском море и, следовательно, несмотря на существование Польского коридора, могла поддерживать тесную связь с Восточной Пруссией. Во—вторых, Польша могла поддерживать контакт со своими западными союзниками только через Румынию и Черное море. Стратегически Польша являлась островом на суше, все «побережье» которого было открыто для вторжения. Тактические неудобства были не менее велики. Польская армия и авиация уступали немецким не только по численности, но и технически. Район же, который поляки решили оборонять, представлял собой идеальную местность для действий мотомеханизированных частей, особенно осенью, когда обычно стоит прекрасная погода. Уж одно это поставило польскую армию в плачевное положение. Больше того, в этих районах проживало около 2 млн. немцев, и почти все, что делали поляки, становилось известным противнику.

Польский план носил половинчатый характер: он был частично наступательным и частично оборонительным. Однако нужно отдать должное его составителям: ведь поляки ожидали энергичного наступления своих союзников на Западном фронте, хотя не имели никаких оснований ждать его начала раньше, чем через несколько месяцев. Польский командующий маршал Рыдз—Смиглы и его штаб, инстинктивно настроенные против обороны, положились на мужество солдат и, крайне недооценив возможности танков и авиации, сочли возможным удерживать весь выступ от Гродно до Кросно и прикрыть все промышленные районы. По плану Рыдз—Смиглы, 6 армий, состоявших из 30 пехотных дивизий, 10 резервных дивизий и 22 кавалерийских бригад, разместились вдоль границы и поблизости от нее; резервы этих армий и общий резерв дислоцировались в районе Варшавы. После завершения мобилизации польский командующий располагал 50 с лишним тыс. офицеров и 1,7 млн. солдат. Однако перед лицом германской армии эти цифры значили очень мало, так как поляки почти не имели мотомеханизированных войск. В польской авиации было около 500 пригодных к использованию самолетов, бронетанковые силы насчитывали только 29 рот броневиков и 9 рот легких танков. Кроме того, поляки испытывали недостаток в тяжелой, зенитной и противотанковой артиллерии.

Германский план предполагалось выполнить двумя этапами. Первый этап — окружить и уничтожить польские войска в излучине Вислы; второй этап — ударами из Восточной Пруссии на юг и из Словакии на север отрезать всю Польшу к западу от линии Белосток — Брест—Литовск и р. Буг. Таким образом, план предусматривал два двойных охвата: внутренний — к западу от Варшавы и внешний — к востоку от нее.

Выполнение плана было возложено на генерала фон Браухича, который располагал пятью армиями. Армии разделялись на две группы: разграничительная линия проходила по реке Нетце.

Северная группа армий под командованием генерала фон Бока состояла из 3–й и 4–й армий. 3–я армия находилась в Восточной Пруссии, а 4–я — в Померании. Перед 3–й армией стояла главная задача: продвинуться южнее и восточнее Варшавы и далее встретиться с 14–й армией, наступавшей в северном направлении из Верхней Силезии и Словакии. 4–я армия должна была сначала разгромить противника в польском Поморье, а затем сомкнуться с правым флангом 3–й армии и действовать против правого фланга поляков в районе Познани.

Южная группа армий под командованием генерала фон Рундштедта состояла из 8–й, 10–й и 14–й армий. 8–я армия, дислоцированная в Померании и Бранденбурге, левым флангом опиралась на реку Нетце, а правым — на Намслау (восточнее Бреславля). Эта армия должна была действовав против польских сил в районе Познани и взаимодействовать с правым флангом 4–й армии и левым флангом 10–й армии. 10–я армия из Нижней Силезии должна была прорваться к Висле и окружить левый фланг польских войск в районе Познани. 14–я армия, сосредоточенная в Верхней Силезии, Моравии и Словакии, должна была уничтожить польские войска в районе Кракова и, выдвинув вперед правое крыло, наступать на север до соединения с левым флангом 3–й армии.

Очевидно, в этих операциях принимали участие 45 германских дивизий.[44] Силы не очень большие, если учесть размеры театра военных действий. Но в отличие от польских дивизий они были превосходно снаряжены и укомплектованы несравненно лучшим личным составом. Размеры германских мотомеханизированных сил оцениваются по—разному; скорее всего они насчитывали 6 танковых и 6 моторизованных дивизий. Из 4 германских воздушных флотов использовались 2 флота: 1–й под командованием генерала Кессельринга, базировавшийся на Восточную Пруссию и Померанию, и 4–й — под командованием генерала Лера, базировавшийся на Силезию и Словакию. Оба эти флота имели около 2 тыс. машин.[45]

Сравнительно с массами пехоты германские военно—воздушные и танковые силы были невелики, особенно если вспомнить, какие огромные соединения действовали на позднейших этапах войны. Однако они сыграли такую решающую роль в ходе военных действий, что достаточно принять в расчет только их достижения, чтобы понять, почему Польша так быстро потерпела крах.

Наступление на Польшу началось в 4 часа 40 мин. утра 1 сентября 1939 г. массированным ударом с воздуха. Поляки были застигнуты врасплох. Они продолжали мыслить, так сказать, категориями неторопливых военных действий 1914 г.: сначала выдвижение кавалерийских заслонов и наблюдательных партий, потом осторожное продвижение вперед обеих сторон с целью выиграть время для завершения мобилизации. Короче говоря, им снились авангардные действия легкой конницы, а их разбудили атакой тяжелой кавалерии. В результате, через 48 час. после начала военных действий польское командование было парализовано.

В качестве первоочередной задачи германских военно—воздушных сил был захват господства в воздухе. Это было достигнуто уничтожением польской авиации как в воздухе, так и на земле. Во время массированных ударов немецкой авиации по аэродромам перед польскими летчиками стоял выбор: либо подняться в воздух и принять бой с численно превосходящим противником, либо оставаться на земле свидетелями уничтожения своих самолетов на аэродромах. Бомбардировке были также подвергнуты сооружения противовоздушной обороны, ремонтные предприятия и радиостанции.

Германская авиация применяла следующую тактику: один или несколько разведывательных самолетов выводили на цель девятки бомбардировщиков, следовавших под прикрытием истребителей; самолеты летели на высоте 10 тыс. футов, при подходе к цели снижались до 3 тыс. футов и звеньями по три машины сбрасывали бомбы на цель. После этого истребители пикировали и на бреющем полете обстреливали все замеченные самолеты и польских солдат. Иногда перед началом бомбардировки разведчик на небольшой высоте окружал цель кольцом белого дыма.

Господство в воздухе было захвачено немедленно, буквально через 24 часа после начала войны, и перед германской авиацией встала новая задача: воспретить все переброски войск противника по земле. Основными целями германской авиации стали железные дороги и станции в излучине Вислы, причем мосты, которые могли потребоваться германским войскам, не уничтожались. Также подвергались нападению колонны войск и транспорты на дорогах. Чтобы организовать диверсии и подрывную работу в тылу, за линией фронта высаживали десанты и сбрасывали парашютистов. Сообщалось, что «в некоторых случаях высаженные десанты нападали на штабы и охрану за линией фронта».[46]

В результате вся система польского командования расстроилась сверху донизу, и мобилизация застряла в безвыходном тупике. Основная масса польской армии так и не достигла районов сосредоточения, которые в отдельных случаях немцы заняли через несколько часов после начала военных действий.

Еще одна задача германских военно—воздушных сил заключалась в том, чтобы поддерживать и ускорять продвижение своих наземных сил, особенно танковых и моторизованных дивизий, возглавлявших все основные германские наступательные операции. Именно эти соединения и довершали дезорганизацию и деморализацию, внесенную налетами с воздуха, повергая польские войска, оставшиеся без командования, в такое смятение, что в большинстве случаев германская пехота занимала районы, пройденные танковыми и моторизованными соединениями, почти без боя.

В начале войны германские танковые дивизии были довольно громоздкими соединениями. В танковую дивизию входили: штаб, дивизионная разведывательная часть, танковая бригада, бригада моторизованной пехоты, артиллерийский полк, дивизион противотанковой артиллерии и саперный батальон. Танковая бригада состояла из двух танковых полков, в каждом полку было по два батальона, а в батальон входила одна рота средних и три роты легких танков. Всего в дивизии было немногим больше 400 танков. Для того чтобы сделать ее более подвижной, в 1942 г. численность танков была сокращена почти наполовину.

Тактика германских бронетанковых войск основывалась в большей степени на быстроте действий, чем на огневой мощи. Основная задача заключалась в том, чтобы внести смятение. Поэтому немцы обычно заботились главным образом о глубине прорыва. Узлы сопротивления, укрепленные районы, противотанковые препятствия, леса и деревни обычно обходились; германские командиры старались найти линии наименьшего сопротивления, ведущие в тыл противника. После прорыва успех развивался также в глубину, вместо того чтобы следовать более осмотрительному методу, разработанному французами: расширять прорыв по фронту. Тактика развития прорыва в глубину была рискованной, так как энергичный противник мог отрезать прорвавшиеся части. Однако немцы правильно рассчитали, что авиация подавит моральный дух поляков еще до ввода в действие танковых дивизий. Каждая дивизия стремилась вперед, не заботясь о своих соседях. Защита стыков возлагалась на тыловые войска. Если встречалось сопротивление, то по возможности такой район обходили и оставляли для следовавшей позади пехоты. Германское командование считало важным наладить взаимодействие между танковыми дивизиями и военно—воздушными силами, и ему удалось добиться этого; бомбардировщики, эскадрильи штурмовиков и танковые роты прекрасно взаимодействовали друг с другом. Большая роль отводилась и артиллерии, как самоходной, так и на автотяге. На первом этапе наступления, если нельзя было обойти фронт обороны, танки действовали следующим образом: сначала танки, построившись клином, прорывали оборонительную полосу противника на узком участке фронта шириной от 3 до 4 км; брешь удерживалась штурмовыми войсками, следовавшими за танками; затем в прорыв вводились свежие танковые силы, часть которых расширяла прорыв, в то время как другие соединения следовали вперед в глубину.

Однако сопротивление поляков было настолько слабым, что тактика обычно упрощалась: германские танковые и моторизованные войска устремлялись вперед, а основная масса пехоты следовала позади на расстоянии 10–20 миль. Германская 4–я армия, продвигавшаяся из Померании, таким образом, достигла предместий Варшавы «благодаря усилиям только своего первого танкового эшелона, покрывшего 240 км за 8 дней».[47]

Интересно отметить, что, несмотря на германское превосходство в танках, «ночные нападения на штабы и стоянки германских танковых дивизий, предпринимавшиеся несколько раз польской пехотой, дали отличные результаты. Противник был вынужден придать своим танкам и броневикам мощные, ослеплявшие атакующих прожекторы, которые в случае использования по заранее разработанному плану помогали вести огонь ночью».[48]

Мы не думаем подробно излагать военные действия начиная с 1 сентября 1939 г., однако нужно привести несколько фактов, показывающих быстрый ход германо—польской войны. 5 сентября левое крыло 3–й армии генерала фон Кюхлера форсировало Нарев у Ломжи, а правое — соединилось с левым флангом 4–й армии генерала фон Клюге, которая к тому времени заняла Польский коридор. 8–я армия генерала фон Бласковица приближалась к Лодзи, танки генерала Гудериана взяли Петроков и Кельце. 10–я армия генерала фон Рейхенау, заняв промышленную Польскую Силезию, устремилась к Висле, а 14–я армия генерала Листа окружала Краков. К 8 сентября танки Гудериана были у Варшавы, 14–я армия вышла на рубеж реки Сан. Все польские части, находившиеся в районе Познани, а также ускользнувшие из Поморья, сгрудились в котле вокруг Кутно (в 75 милях западнее Варшавы)

Через неделю эта группировка капитулировала. К 17 сентября все боевые действия к западу от Вислы фактически прекратились, и война была перенесена на рубеж Буга. В этот день русские без объявления войны перешли восточную границу Польши. 18 сентября польское правительство эмигрировало в Румынию. Примеру правительства последовали десятки тысяч беженцев. 17 сентября американский корреспондент У. Ширер, находившийся в Цоппоте, близ Данцига, пометил в своем дневнике:

«Весь день ехал из Берлина через Померанию и Коридор, чтобы добраться сюда. Дороги забиты колоннами германских моторизованных частей, возвращающихся из Польши».[49]

Далее он писал:

«…взято 450 тыс. пленных, захвачено 1200 орудий, уничтожено либо захвачено 800 самолетов. Через 18 дней после начала войны не осталось ни одной целой польской дивизии или хотя бы бригады»[50]

Варшава продержалась до 27 сентября, когда польский комендант запросил перемирия. 30 сентября гарнизон Варшавы, насчитывавший 120 тыс. офицеров и солдат, сложил оружие.

Немцы понесли весьма небольшие потери в этой удивительной кампании. Учитывая быстроту германо—польской войны, нет оснований ставить под сомнение цифры, оглашенные Гитлером по радио: 10 572 убитых, 30 322 раненых и 3 400 пропавших без вести.

О польских потерях можно только строить догадки, однако немцы сообщили, что ими захвачено 694 тыс. пленных. Сама Польша стала военной добычей. Немцы захватили часть страны к востоку от Писсы, Буга и Сана площадью 129 400 кв. км.

Тактически эта короткая кампания имела выдающееся значение. Уже сама быстрота ее говорит об этом. Она не только явилась практической проверкой возможности нападать, быстро парализуя силы противника; всем, кто мог здраво судить о тактике, она показала, что в механизированной войне важнее быстрота, а не огневая мощь. Следовательно, цель нападения — не столько уничтожение, сколько внесение смятения в ряды неприятеля. Быстрота дала возможность немцам выполнить свои планы, и, напротив, отсутствие этой быстроты у поляков помешало им перестроить свои планы.

Исход кампании был решен не численным превосходством, а быстротой совместных действий авиации и танковых частей. Если бы у поляков были германские военно—воздушные и танковые силы, а у немцев — польские, то поляки при умелом использовании своих сил, несмотря на свое невыгодное стратегическое положение, достигли бы Одера так же быстро, как немцы достигли Вислы. Однако в высшей степени сомнительно, чтобы полякам удалось захватить Германию с хода, как немцы захватили Польшу, не только потому, что в Германии больше естественных препятствий, чем в Польше, а потому, что ключевой германский стратегический район находился в Руре, то есть за пределами первого броска. Поляки, следовательно, не могли бы использовать стратегию сокрушения так же полно, как это сделал их противник.

Кампания показала, что перед лицом атаки танковых и моторизованных сил линейная оборона устарела. Любая форма линейной обороны независимо от того, состояла ли она из долговременных сооружений или из поспешно возведенных полевых укреплений, какие неоднократно останавливали наступающего в первую мировую войну, оказалась наихудшим видом обороны: когда танковые силы противника прорывали оборонительную полосу, защитники не могли сосредоточить свои войска для контратаки. В этом случае обороняющийся напоминает человека, который стоит, вытянув вперед руки, перед боксером, занявшим боевую позицию; чтобы защитить себя или ударить, он должен сначала притянуть руки к туловищу. Далее, германо—польская война показала, что части прикрытия, в задачу которых входит наблюдать за противником и задерживать его, а не ввязываться в решительную схватку, должны обладать очень большой подвижностью, чтобы быть в состоянии быстро наступать и отступать. Они также должны располагать сильными противотанковыми средствами.

Наконец, кампания ясно показала, что в тактических условиях, созданных танковыми и моторизованными войсками, когда маневр стал быстротечным, командование должно быть гораздо больше децентрализовано, чем раньше, чтобы нижестоящие командиры могли самостоятельно принимать немедленные решения. Взаимодействие должно устанавливаться на основе общего замысла действий, а не пунктуального выполнения плана. Быстрота в значительной степени заменила методичность исполнения, но быстрота, подчиненная единой цели, ясно понятой всеми участниками операции.

2. Русско—финская война

В те дни, когда немецкие войска громили поляков, не менее удивительная война происходила на Западе. Скоро она получила название «странной войны», однако из приводимой ниже цитаты видно, что лучше подходит немецкое название «Sitzkrieg» [ «сидячая война». — Прим. ред.].

«Сильнейшая в мире французская армия получила необходимое время, чтобы занять самые сильные укрепления, когда—либо создававшиеся гением человека. Во Францию был перевезен и высажен без каких бы то ни было потерь большой, превосходно вооруженный и снаряженный британский экспедиционный корпус, который разместился в этой стальной крепости. Укрепившись, таким образом, Франция и Британия предотвратили угрозу «молниеносной» или какой—нибудь другой атаки против линии Мажино»[51]

Сильнейшая армия в мире, перед которой находились не больше 26 дивизий противника, бездействовала, укрывшись за сталью и бетоном, в то время как враг стирал с лица земли мужественного до донкихотства союзника. Но, как мы увидим ниже, были веские основания для этого.

К 11 октября 1939 г. численность британских вооруженных сил во Франции достигла 158 тыс. Только 9 декабря они понесли первую жертву (был убит один капрал). К рождеству было убито еще два человека, а общие французские потери армии, флота и авиации к этому времени составили 1433 человека.

Между тем 3 сентября 1939 г., когда Британия объявила войну, началась битва за Атлантику. Она открылась потоплением «Атении» немецкой подводной лодкой U–30 близ Донегола. Эта битва в дальнейшем потребовала мобилизации ресурсов Британии до предела и продолжалась до тех пор, пока не прозвучал последний выстрел на суше. Война в воздухе началась днем позднее. 4 сентября британская авиация нанесла удар по германскому флоту в Вильгельмсгафене и Брюнсбюттеле, а несколько позднее начала разбрасывать листовки над Германией. Такой войны без крови не видывали со времен битв при Молинелле и Загонаре.

6 октября Гитлер предложил заключить мир. Предложение Гитлера было отвергнуто. Тогда 30 ноября развернулась первая из нескольких неожиданных кампаний: русские войска вторглись в Финляндию.

Это была война государства с населением в 180 млн. против народа, насчитывавшего всего 3,5 млн. человек. Длилась она в пять с лишним раз дольше германо—польской.

Русская армия была огромна; Финляндия располагала незначительными вооруженными силами. На одной стороне стояла армия в 100 дивизий, насчитывавшая 1,5 млн. солдат, 9 тыс. танков и 10 тыс. самолетов.[52] На другой стороне — 3 дивизии и 1 кавалерийская бригада — всего 33 тыс. солдат, горстка танков, 60 годных боевых самолетов и 250 орудий, включая береговую артиллерию. Этой маленькой армией командовал маршал Маннергейм.

Русский план заключался в том, чтобы бомбардировать и запугивать. Рассчитывая, что финский рабочий класс свергнет свое правительство, русские начали наступление в ужасно плохую погоду. Пять колонн русских войск, главная из которых состояла из б дивизий, двигались на линию Маннергейма — укрепленный район, пересекавший Карельский перешеек от Финского залива до Ладожского озера. К своему удивлению, русские встретили ожесточенное сопротивление, которое в сочетании с исключительно трудными природными условиями (отсутствием дорог в условиях местности, изобилующей лесами, озерами, холмами и оврагами, покрытыми полуметровым слоем снега) скоро остановило наступление.

Русские танки были вынуждены двигаться по лесным дорогам и сотнями застревали в сугробах. Много машин финны сожгли.[53] Отряды финских лыжников в белых маскировочных халатах, почти незаметные на местности, рыскали вокруг врага. Они скользили по лесам, задерживая колонны войск, преграждая путь отставшим, обстреливая транспорт, полевые кухни и лагерные стоянки войск. Иногда финны отрезали целые русские бригады, и приходилось снабжать их с воздуха, причем с небольшим успехом.[54] С самого начала финны нанесли такие тяжелые потери врагу, что русские вдвойне усилили бомбардировки, рассчитывая сломить волю финнов к сопротивлению.

Сейчас, как никогда, представлялась возможность проверить теорию Дуэ на практике, так как русские безраздельно господствовали в воздухе. Если бы Дуэ был прав, финны должны были капитулировать через две недели. Вместо этого сопротивление стало еще более решительным. Нужно было изыскать иной образ действия. Выход был найден в возвращении к тактике 1916–1917 гг.

Русские сосредоточили 27 дивизий и огромные массы артиллерии против линии Маннергейма. 2 февраля 1940 г. после продолжительной артиллерийской подготовки русские войска под командованием маршала Тимошенко начали наступление. В течение десяти дней финны удерживали свои позиции, но 13 февраля позиции были прорваны, и через два дня началось отступление. Финны не могли сопротивляться танкам в открытом поле и в начале марта запросили перемирия. 10 марта начались мирные переговоры, а через два дня был подписан мирный договор.

Уроки этой небольшой войны поучительны. Во—первых, они показывают, что всегда опасно презирать противника, как бы ни был он слаб. Полагая, что демонстрация силы окажется достаточной, чтобы запугать финнов и добиться немедленной капитуляции, русские хорошо подготовились использовать в пропагандистских целях радио, духовые оркестры и кино, однако совершенно упустили из виду стратегические и тактические аспекты войны и вопросы снабжения.

Во—вторых, в глазах тех, кто мог здраво судить о вещах, эта война во многом подорвала состоятельность теории Дуэ. Она показала, что бомбардировки с воздуха, так же как и артиллерийский обстрел, — это медленный, а отнюдь не быстрый способ изматывания врага. В—третьих, если оружие сконструировано без учета особенностей местности и климата, то независимо от его мощи оно окажется почти бесполезным. В—четвертых, высокая подвижность финнов, так же как высокая подвижность немцев в Польше, еще раз показала, что она важнее численного превосходства.

Последнее и наиболее важное с точки зрения последующих событий обстоятельство привело Гитлера к выводу, что русская армия 1939–1940 гг. оставалась такой же, какой была в 1916–1917 гг. Если маленькая Финляндия могла сделать так много, то что мог бы сделать мощный рейх?

3. Норвежская кампания

Пока русские расправлялись с финнами, «сидячая война» продолжалась. Представляющие интерес события происходили только на море. В середине декабря произошла битва у реки Ла—Плата, закончившаяся потоплением германского линкора «Граф Шпее». 12 февраля 1940 г. значительная группа транспортных судов доставила в Египет лучшие части 2 австралийских и 1 новозеландской дивизии. Неделю спустя на борт германского вооруженного торгового судна «Альтмарк», находившегося в норвежских территориальных водах, поднялись британские моряки и сняли 299 захваченных немцами граждан союзников. Эта операция вызвала недовольство норвежского правительства. Тем не менее рано утром 8 апреля британское и французское правительства информировали Норвегию, что с целью пресечь германское судоходство вдоль норвежского западного побережья прошлой ночью были минированы норвежские территориальные воды.

Это было нарушением нейтралитета и легко могло вовлечь Норвегию в войну. Готовы ли были союзники поддержать Норвегию в случае вмешательства немцев? Нет.

8 ту же ночь база британского флота Скапа—Флоу подверглась сильнейшему налету германской авиации. Рано утром

9 апреля жители Копенгагена, ехавшие на велосипедах на работу, неожиданно оказались среди колонн германских солдат, маршировавших к королевскому дворцу. Сначала датчане решили, что происходит съемка кинофильма.[55] Через несколько минут дворцовая охрана открыла огонь, немцы ответили, и наконец король направил адъютанта, чтобы прекратить стрельбу. Дания капитулировала перед Гитлером. Такой была прелюдия к одной из самых смелых и хорошо задуманных операций военной истории — захвату в один день всех важнейших центров Норвегии.

Эта удивительная операция была первым примером практического применения стратегии Гитлера. «Зачем мне деморализовать противника военными средствами, когда я могу достичь того же лучше и дешевле другими путями», — говорил он. Если не нравственность такого образа действия, то его разумность была безусловно доказана, как видно из краткого обзора событий.

Норвежская армия была крохотной, тем не менее Гитлер не имел никакого намерения прямо нападать на нее.[56] Еще задолго до 9 апреля он повел прямое наступление на норвежский народ. Он знал, что в демократическом государстве армия почти бесполезна, если народ сочувствует делу противника.[57] В течение длительного времени Гитлер вел ловкую пропаганду и создал в Норвегии большую группу своих сторонников[58] во главе с майором Видкуном Квислингом, главой норвежского «Насджонал Самлинга».[59] На этих людей, которые потом стали называться «пятой колонной», опирался Гитлер, начиная нападение, стратегические цели которого сводились к следующему:

1. Ограничить мощь британского флота, создав воздушные и военно—морские базы на западном побережье Норвегии.

2. Открыть Северное море и Атлантический океан для германского флота.

3. Выйти на морские коммуникации между Британией и северной частью России.

4. Обеспечить безопасность доставки шведской руды западным морским путем.

Важность Норвегии для Германии четко объяснила 21 апреля 1940 г. газета «Франкфуртер цейтунг»:

«Действительно ли немцы совершили огромную ошибку (как утверждают англичане), захватив этот трамплин в борьбе не на жизнь, а на смерть с Великобританией, вместо того чтобы оставить Норвегию и всю остальную Скандинавию со всеми обеспечиваемыми ими стратегическими и экономическими выгодами врагу… После первоначального успеха, не говоря уже об экономических выгодах, мы сможем связать и ослабить франко—британские воздушные и морские силы и заставить Британию сражаться… Рано или поздно станет заметным ослабление позиций западных держав как в Северном море, так и в других морях, важных для Британии и Франции, особенно в Средиземном море. Военно—морское превосходство западных держав основывается на том, насколько их флоты сильнее флотов других государств. Это важно иметь в виду всем тем, кто хочет положить конец франко—британскому превосходству на море ради завоевания Lebensraum. Ни в одной стране связь между Северным и Средиземным морями не подчеркивалась в последнее время так сильно, как в Италии»[60]

Для достижения указанных стратегических целей нужно было создать тактические предпосылки: захватить основные норвежские аэродромы и порты, прежде чем подоспеют англичане. Тут—то и вступила в дело «пятая колонна». После получения приказа она должна была захватить и удерживать эти объекты до высадки воздушных и морских десантов. Воздушные десанты могли прибыть через несколько часов, а чтобы ускорить доставку десантов морем, немцы прибегли к тактике «троянского коня». За несколько дней до начала вторжения были погружены и отправлены в различные места назначения войска на судах, перевозивших уголь, руду, и торговых судах.

Одновременно с оккупацией Дании, которая дала немцам воздушные базы, фланкирующие Северное море и Скагеррак, «пятая колонна» в Норвегии выполнила свое задание и была немедленно поддержана воздушными десантами и отрядами, доставленными на торговых судах. Затем немецкие войска переправились через Скагеррак.

Осло, ключевой пункт вторжения, был захвачен «пятой колонной» при поддержке воздушного десанта, в то время как морской десант под прикрытием сильного эскорта кораблей военно—морского флота взял штурмом береговые укрепления гавани. Во время боя был потоплен крейсер «Блюхер» водоизмещением 10 тыс. т и несколько других судов, включая транспортные. Нарвик, расположенный в 800 милях к северу от Осло, был захвачен скрытно высаженными войсками, действовавшими под прикрытием флота. Здесь высадились австрийцы, подготовленные к войне в горах. Кристиансунн, Тронхейм, Берген и Ставангер были захвачены таким же образом, а самый важный в Норвегии аэродром в Соло, вблизи Ставангера, был занят воздушным десантом. К ночи 9 апреля все указанные пункты были в руках немцев. Затем генерал фон Фалькенхорст, руководивший вторжением, направил по железным и шоссейным дорогам из Осло вглубь страны войска во все эти пункты, за исключением полностью изолированного Нарвика.

Быстрота и внезапность нападения временно парализовали британское и французское правительства. Немедленный контрудар мог быть нанесен только с моря и воздуха. Это было настолько ясно, что британской общественности казалось, что «Гитлер в результате своей авантюры попал в руки британского флота»[61] Хотя воинственный Черчилль и возглавлял морское министерство, однако, если не считать минирования Скагеррака, ничего не было предпринято до 15 апреля с целью помешать захватчикам.

Только 15 апреля небольшой контингент британских войск высадился севернее Нарвика. Но зачем это было сделано, понять трудно. «Если бы один германский десант внезапно напал на Лондон, а другой утвердился в Гулле, — справедливо замечает Грейвс, — то успешная высадка в Инвернессе американцев, пришедших на помощь, мало облегчила бы положение британской армии, сражавшейся не на жизнь, а на смерть в центральных графствах.[62]

16 апреля последовала высадка войск под командованием генерала Картона де Виарта в Намсусе. 18 апреля высадилась еще одна группа войск генерала Б. Паже в Ондальснесе. Десанты должны были отвлечь внимание противника перед прямым ударом по важному порту Тронхейм, вблизи которого находился аэродром. Однако, как только отвлекающие группы продвинулись вглубь страны, от высадки в Тронхейме отказались, так как флот попал бы под удар авиации противника. О том, что оба десанта также могут подвергнуться нападению авиации, не подумали. При отсутствии прикрытия с воздуха войска, продвигавшиеся от побережья, в течение десяти дней подвергались жесточайшей бомбардировке. Только после этого союзнический Верховный военный совет принял решение эвакуировать их. Чрезвычайно трудная операция была успешно проведена 2–3 мая, однако флот понес тяжелые потери.

В тактическом отношении эта короткая кампания показала, что если авиация не является единым целым с армией и флотом, то наземные и морские силы теряют свое боевое значение более чем наполовину. Налеты британской авиации на аэродром в Ставангере были бесполезными, так как в распоряжении немцев находились все аэродромы Норвегии. Требовалась непосредственная поддержка с воздуха, а поскольку ее не было, экспедиционные силы были обречены на неудачу с самого начала. Эта кампания еще раз продемонстрировала, что быстрота нападения, а не численность действующих войск на девять десятых решает успех сражения, конечно, не в том смысле, что противник физически уничтожается быстротой, а в том, что быстрота подрывает его боевой дух. Британское и французское правительства, так же как генеральные штабы этих стран, несомненно, были повергнуты в смятение смелостью и внезапностью нападения немцев. Это отчетливо видно из предпринятых ими мер против немцев в Норвегии.

Однако главные результаты кампании, несмотря на все их значение, не носили стратегического характера. Куда более важными оказались последствия в психологической и политической областях. Престиж Германии необычайно возрос. Нейтральные страны поверили в непобедимость Германии. В Британии сменилось правительство. Открывшиеся 7 мая прения в палате общин по вопросу о ведении войны в Норвегии и проведенное 9 мая голосование показали, что правительство имеет ничтожное большинство и не пользуется больше доверием парламента. 10 мая Чемберлен подал в отставку и Черчилль стал премьер—министром.

4. Разгром Голландии и Бельгии

В Британии германское вторжение в Норвегию единодушно называли «безумием». Даже Черчилль считал, что занятие Норвегии есть не что иное, как новая испанская язва.[63] «Я должен заявить палате общин, — говорил он 11 апреля, — что мы попадем в чрезвычайно выгодное положение в результате происшедшего, если… извлечем максимальную выгоду из стратегической ошибки, допущенной нашим смертельным врагом».[64]

Но было ли вторжение ошибкой? Если иметь в виду цель Гитлера завоевать Lebensraum (а ее следует помнить при рассмотрении войны в Европе, иначе его стратегия непонятна), то станет ясным, что захват Норвегии был первым шагом к завоеванию западных стран. Завоевание же западных стран было необходимо, чтобы затем на Востоке вести войну против России на одном фронте.

Для завоевания Запада требовалось ликвидировать Францию и Британию, и в то время как Франция была доступна, на Британию нельзя было напасть не только потому, что она была островом, а также потому, что британский флот не давал возможности произвести прямое нападение. Проблема наполовину заключалась в том, чтобы сделать британский флот неспособным к выполнению своих задач. Для этого требовалось: 1) нейтрализовать Северное море; 2) создать воздушные базы и базы подводных лодок на атлантическом побережье Норвегии; 3) нейтрализовать Ла—Манш; 4) создать воздушные базы и базы подводных лодок на атлантическом побережье Франции. Затем, действуя с баз на норвежском и французском атлантическом побережье против английских коммуникаций и блокируя полностью судоходство в Северном море и проливе Ла—Манш, поставить Британию в такое затруднительное экономическое положение, что она согласится на продиктованный ей мир. Это, однако, зависело от того, насколько далеко пойдет Америка в своей помощи Британии.

Стратегически для выполнения третьего и четвертого условий требовалось разрешить вторую часть проблемы: занять Францию. Для этого следовало немедленно наступать на Францию через Голландию и Бельгию, избегая, таким образом, фронтальной атаки линии Мажино, кончавшейся у Монмеди. В случае успеха операции решалась и другая задача, касавшаяся захвата французских важных стратегических районов в департаментах Нор и Па—де—Кале, без промышленности и угля которых французская армия не смогла бы долго продержаться. Эти районы отстояли не более чем на 150–200 миль от германской границы. Даже не принимая в расчет последующие события, а просто памятуя быстроту, характеризовавшую до тех пор все германские наступления, можно было уже тогда прийти к выводу, что победа в Норвегии говорила не о возникновении «испанской язвы», а о решающей ампутации. Франция отсекалась от Англии.

Германский план, предложенный и разработанный генералом фон Манштейном, не был, как это часто утверждают, повторением плана Шлиффена 1914 г., основанным на маневре у Лейтена. План Манштейна был гибкой операцией, подобной проведенной при Арбелах. Цель его заключалась не в том, чтобы обойти и окружить левое крыло противника, а в том, чтобы прорвать фронт и смять левое крыло с одновременным выходом в тыл правого крыла противника.

Изложенному плану противостоял другой, наиболее самоубийственный. Линия Мажино кончалась у Монмеди,[65] и с первых дней войны до начала германского наступления англичане и французы были заняты тем, чтобы довести ее до побережья, создавав зону полевых укреплений. Французы исходили из того, что длительная позиционная война повторится. Несмотря на это, в октябре и ноябре 1939 г. союзники составили план «D», который предусматривал, что в случае германского вторжения в Голландию и Бельгию или только в Бельгию, союзные войска покинут эту линию и продвинутся вперед до Диля или Эско, но не для наступления на немцев, а для занятия оборонительного рубежа, прикрытого слабыми полевыми укреплениями.

« Кроме этого плана существовало еще два меньших плана, составленных голландцами и бельгийцами. Голландский план ставил своей целью задержать противника на всей восточной границе, удержать крупными силами рубеж Балл и — Раам—Пел (от Зейдер—Зе у Эмнеса до Граве и от Граве до Вирта), если войска будут выбиты с этой линии, отойти назад до «Голландской крепости» и на Ост—фронт (Мейден — Утрехт — Коринчем). Бельгийский план предусматривал задержать противника боем на рубеже канала Альберта от Антверпена до Льежа и вдоль реки Маас от Льежа до Намюра, а в случае давления противника отойти на линию Антверпен — Намюр. Между голландцами и бельгийцами взаимодействие отсутствовало, и почти не было налажено взаимодействие между бельгийцами и французами.

Германский план основывался не только на численности войск, но и на единстве командования, точном указании цели, превосходстве в боевой технике, мобильности и тактике и, самое важное, на превосходстве морального состояния войск.

Считая участок фронта против линии Мажино, где немцы разместили группу армий «С» под командованием генерала фон Лееба, чтобы стеречь 26 французских дивизий, занимавших линию Мажино,[66] немцы выставили 150 пехотных дивизий против 106 голландских, бельгийских, польских, французских[67] и британских. Но если немцы имели 10 танковых дивизий и, возможно, еще 10 моторизованных дивизий, 4 воздушных флота, насчитывавших от 3 тыс. до 4 тыс. самолетов, то у их противников было всего 3 танковые дивизии (все французские), и они были слабее в воздухе. По данным генерала Вейгана, французы имели от 700 до 800 самолетов первой линии, голландцы и бельгийцы — по 200, британский экспедиционный корпус — также около 200, так как основная масса британской авиации оставалась в Англии для обороны и стратегических бомбардировок противника.

Моральный дух у немецких войск был несравненно выше, чем у большинства их противников. О том, какое большое значение имеет моральный дух, еще Полибий писал, что из всех сил, имеющих значение в войне, решающей является моральный дух воина. Немецкие войска в этом отношении были «чрезвычайно хороши»,[68] а французские войска — чрезвычайно плохи: «предательство пронизывало французскую армию сверху донизу».[69] Народ и в равной степени армия были полностью деморализованы. В Голландии существовало сильное национал—социалистское движение, в Бельгии несколько более слабое фашистское движение рексистов под руководством Дегрелля. Таким образом, Гитлеру представились большие возможности пустить в ход свое психологическое наступление, что он и сделал с удивительным успехом.

На голландской, бельгийской и люксембургской границах немцы разместили две группы армий и танковую группу под командованием генерала фон Клейста: северная группа армий «Б» под командованием генерала фон Бока и южная группа армий «А» под командованием генерала фон Рундштедта, которую поддерживал фон Клейст. Группа армий Бока должна была быстро занять Голландию, чтобы ее аэродромы можно было использовать против Бельгии с севера. Перед Рундштедтом и Клейстом была поставлена задача стремительно преодолеть укрепления на рубеже канала Альберта, прикрывающие Бельгию, одновременно пройти через Арденны, обрушиться на бельгийско—французский фронт между Динаном и Седаном и прорвать его.

7 мая 1940 г. упорнее, чем раньше, стали циркулировать слухи 6 германском наступлении. Вскоре после полуночи 9 мая население слышало шум моторов большого количества самолетов, летавших над Голландией. Тут же поступили сообщения о нападении на голландские аэродромы и на Гаагу, немного спустя стало известно о том, что на аэродромах высадились парашютисты, особенно много в пределах «Голландской крепости», в том числе на самый важный аэродром Ваалхавен — аэропорт Роттердама. Парашютисты приземлились также в Вассенааре и Валкенбурге около Гааги, в Дордрехте, Моердьяке и других местах, захватывая мосты и соединяясь на месте с группами голландской «пятой колонны», которая оказывала им неоценимую помощь. Были захвачены два моста через Маас, мост через Удэ Маас и два моста через Моердьяк. Были заняты большая часть острова Эссельмонде и город Дордрехт, Гаага оказалась отрезанной. Одновременно с этими операциями, которые привели голландцев в замешательство, сильная германская бронетанковая колонна форсировала Маас у Генаппа и, прорвав левый фланг линии Раам — Пел, направилась прямо на запад, на Моердьяк. К югу другие бронетанковые колонны форсировали Маас у Лотюна и Венло и наступали на Эйндховен и Бреда.

Во многих местах голландцы оказали решительное сопротивление и сумели отбить немало захваченных аэродромов и других объектов, тем не менее голландское командование было настолько парализовано быстротой и внезапностью нападения, что об организованном сопротивлении не могло быть и речи. 11 мая после сильнейших воздушных налетов немцев, оставивших в голландской авиации всего 12 машин, растерянность еще более возросла.

12 мая вскоре после полудня германская танковая колонна, продвигавшаяся от Генаппа, соединилась с парашютными частями к югу от Роттердама. Это означало близкий конец сопротивления голландцев. 14 мая немцы заявили, что, если голландцы немедленно не прекратят сопротивление, Роттердам и Утрехт будут разрушены бомбардировкой. Очевидно, не дождавшись ответа на ультиматум, а ответ оказался положительным, немцы послали 50 самолетов на Роттердам. Сообщалось, что в результате бомбардировки 30 тыс. человек погибло и 20 тыс. было ранено, однако эти данные, по—видимому, были не чем иным, как немецкой пропагандой ужасов.

Интересна тактика немцев при нападении на аэродромы. Сначала бомбардировщики со средней высоты бомбили периферию аэродрома, чтобы загнать расчеты зенитных орудий и пулеметов в убежища. Потом пикирующие бомбардировщики и истребители не давали возможности защитникам выйти из убежищ. «Затем немедленно на аэродром сбрасывали парашютистов. Когда защитники выходили из убежищ, их встречали дула автоматов».[70]

Одновременно с наступлением на Голландию последовало наступление на Бельгию. Оно также началось с налетов на аэродромы противника, на пригороды Брюсселя, Антверпена и Намюра, на важный железнодорожный узел Жемель. Парашютистов сбрасывали главным образом для распространения паники, захвата мостов через Маас у Маастрихта (в Голландии) и мостов через канал Альберта в Бридгене, Вельдвезелте, Бронховене и форта Эбен—Эмаль.

Немцы действовали необыкновенно дерзко, как видно из двух приводимых ниже рассказов.

«Войска, прибывшие на планерах, приземлились за мостами Бронховена, Вельдвезелта и Бридгена, в то время как германская авиация бомбила весь сектор. Войска, высаженные с планеров, вместе с парашютистами неожиданно с тыла напали на охрану и захватили мосты. Артиллерия форта Эбен—Эмаль, прикрывавшая эти мосты, была уже выведена из строя. Под покровом темноты в форте приземлилось несколько планеров. Десантникам удалось взрывчаткой вывести из строя или повредить оборонительное вооружение форта»[71]