Жизнь в движении

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Жизнь в движении

Переезды из одного княжества в другое по приказу начальства были для самураев привычным делом — эта практика утвердилась еще в эпоху междоусобных войн. Давняя воинская привычка стала основой уникального японского элемента в современном менеджменте — тэнкин (служебный перевод). Кроме Японии, сейчас ни в одной экономически развитой стране наемного служащего не переводят на новое место работы без его согласия и учета интересов его семьи. А в Японии переводят, причем так часто, что среднестатистический японский служащий и представить себе нормальную служебную карьеру без этого уже не может. Этот обычай был также связан с принципом самурайской верности, трансформировавшимся в современной управленческой практике в систему пожизненного найма. Став сёгуном, Токугава Иэясу перенес эту воинскую практику на систему управления, и переезды удельных князей стали нормой феодальной жизни. Вот эти регулярные перемещения воинской элиты вместе со всеми вассалами и домочадцами и заложили основу внутренней транспортной системы и системы постоялых дворов. Важнейший транспортный маршрут Токайдо, связавший две японские столицы, начал быстро обрастать инфраструктурой после 1603 года.

Больше всего поездок удельные князья совершали из своих княжеств в столицу и обратно. Этого требовала система сменной службы при замке сёгуна (санкин котай). Большинство князей прибывали в столицу в конце марта — начале апреля, а через год возвращались в свои уделы. В 1806 году по такому графику служило 175 из 264 князей. Двадцать семь из них находились в столице по полгода, и двадцать шесть жили в ней постоянно, занимая различные должности в бакуфу [Явата, 2009].

Обычный порядок подготовки был следующим. В ноябре посыльный князя отправлялся в столицу с официальным уведомлением о прибытии к месту службы весной следующего года. Сначала он посещал столичную усадьбу князя и вместе с ее управляющим отправлялся в замок Эдо, где вручал одному из государственных советников (родзю) соответствующую бумагу. С советниками (в силу принципа коллегиальности — непременно со всеми) согласовывалась точная дата прибытия и начала службы. Затем посыльный возвращался в княжество с полученным предписанием, и тут же в столицу направлялся другой гонец — для выражения благодарности за согласие принять удельного князя в столице. Согласно кодексу “Букэ сёхатто”, эта служба с 1635 года стала обязательной, но на ритуал это не повлияло. Удельный князь как бы просил удовлетворить его внутренний порыв, а сёгунат как бы соглашался, и за благосклонность следовало поблагодарить.

После князь назначал одного из вассалов ответственным за подготовку выезда, а тот отбирал людей и составлял список. Чаще всего в нем значилось человек 300–400. Крупнейшие княжества вроде Кага или Кумамото, желая продемонстрировать свою мощь и финансовые возможности, отправляли на службу по 2–3 тысячи человек. Самый крупный в истории княжеский караван (клан Маэда из провинции Кага) насчитывал 4 тысячи. Жившие в Японии европейцы сообщали в дневниках о 10-тысячных и даже 20-тысячных шествиях, но это сильное преувеличение.

Богато украшенный паланкин князя располагался в середине походного каравана. Европейцы рассказывали: “Сам князь сидит в великолепном норимоне; несут его шесть или восемь человек, в богатых ливреях; другие идут около экипажа для смены их. Два или три камер-юнкера идут у дверцы, подают ему или принимают от него, что он прикажет, и помогают ему выходить из норимона” [Зибольд и др., 1999].

Перед отправлением из пункта А в пункт Б определялся детальный маршрут, расстояние каждого дневного перехода, места ночевок. Например, княжество Тоттори (современная префектура Тоттори) от столицы отделяло 702 км. Это расстояние преодолевали за 22 дня и 21 ночь, ежедневно проходя по 32 км. Кроме маршрута, удельный князь утверждал детальный план с точным указанием времени и места всех событий и встреч, которые ожидали его в пути.

Стремление спланировать любой, даже самый незначительный процесс так, чтобы избежать малейшей неопределенности или неожиданностей, сообщив о нем как можно большему числу людей — одна из особенностей японского подхода к любому делу. Отключение воды или электричества без предупреждения, обычное в России, для среднестатистического японца сродни падению небольшого метеорита на соседний дом. В одном японском университете мне прислали уведомление о том, что в следующем году студенческую велосипедную парковку решено расширить и немного передвинуть. К сообщению прилагалась детальная схема парковки, нынешней и будущей, с указанием всех параметров. То, что я этой парковкой никогда не пользовался и лишь приблизительно представлял, где она находится, значения не имело. В другом университете мне однажды сообщили, что через три недели в соседнем крыле здания будет небольшой ремонт, который неизбежно помешает творческому процессу, протекающему в моем преподавательском кабинете. Далее пояснялось, что рабочие должны будут просверлить в стене четыре отверстия диаметром 25 миллиметров, на каждое из которых уйдет примерно 30 секунд. Что давало мне представление о масштабах предстоящего беспокойства. В конце сообщения администрация университета глубоко извинялась и просила великодушно потерпеть шум и вибрацию. Подозреваю, что на написание и рассылку этого сообщения у служащего ушло намного больше времени, чем на сверление четырех отверстий диаметром 25 мм.

По величине и благосостоянию провинции были разными, а управлявшие ими кланы различались еще сильнее. Но у них было одно общее: желание произвести эффект на столицу и показать себя с лучшей стороны. Для этих целей весь XVII век в Эдо отряжались большие и хорошо снаряженные караваны сопровождения. Бакуфу неоднократно напоминало княжествам о соразмерности доходов и затрат, но желание блеснуть в столице часто перевешивало. В 1721 году бакуфу разослало на места распоряжение с точным указанием численности направляемых в столицу отрядов. А ещё через столетие, в 1822 году чиновники бакуфу составили для удельных князей стандартные маршруты, по которым им надлежало двигаться в столицу и обратно.

Доходы княжеств и численность караванов

Источник: Дайэдо дзукан. Букэхэн = Большой иллюстрированный справочник Эдо. Воинское сословие. Асакура сётэн, 2007.

Постоялый двор Накаи на тракте Накасэндо. Источник: MR

По пути следования даймё останавливались только в гостевых домах солидных людей — сельских старост или крупных купцов, которые пользовались доверием бакуфу. Князю отводили лучшую усадьбу (хондзин), его приближенные располагались по соседству в домах чуть похуже (ваки хондзин). Крупные постоялые дворы (в других князья не останавливались) на основных трактах представляли собой небольшие городки в несколько десятков строений, вытянувшиеся вдоль дороги. В каждом городке было несколько стоящих чуть в стороне от главного тракта домов, которые предназначались для князей и их приближенных. К ним вела специальная дорога. Во дворе такой усадьбы разбивали небольшой сад. Низшие чины княжеского каравана размещались в домах еще проще, но тоже не в обычных гостиницах, чтобы не смешиваться с простолюдинами. На заурядный постоялый двор могли послать в случае крайней необходимости только рядовых воинов. Перечень населенных пунктов, где даймё ночевал по дороге в столицу и обратно, определялся заранее и также утверждался бакуфу.

Хозяйственная служба князя брала с собой казну, выделенную на его столичную жизнь в течение года. В путь-дорогу брали с собой врачей, поваров, прислугу, а также хозяйственный обоз со всем необходимым. За несколько недель в пути всякое может случиться. Люди военные, поэтому на случай непредвиденных инцидентов от каждого места ночевки заранее прокладывались отходные маршруты, по которым караван, разбившись на группы, должен был добираться до ближайшего пункта сбора. Определялись расстояния до этих пунктов. Все это можно видеть на сохранившихся маршрутных листах того времени.

Вот обычный бюджет княжеского каравана, возвращавшегося в 1812 году из столицы в уже упоминавшееся княжество Тоттори:

• жалованье вассалам — 847 рё;

• транспортные расходы — 492 рё;

• закупки — 387 рё;

• переправы — 134 рё;

• ночевки — 97 рё.

Итого: 1957 рё за 22-дневный переход [Дайэдо, 2007].

В большинстве княжеств расходы, связанные со службой и проживанием князя в столице, вместе с транспортными издержками превышали половину годового дохода. Сёгунат справедливо полагал, что чем меньше у князей свободных денег, тем больше у них забот и меньше тайных мыслей в голове. Уже некоторая гарантия от заговоров.

Особенно большие расходы по организации столичной службы несли западные княжества островов Кюсю и Сикоку. Их люди сначала добирались морем до Осаки, а потом уже пешим строем по тракту Токайдо шли на восток, в столицу. Прибывать в Эдо морем запрещалось. Тяжелее всех приходилось княжеству Сацума, удаленному от столицы на 1,5 тысячи км. Дорога в один конец занимала до полутора месяцев. Таким образом, сацумские князья ежегодно проводили в пути три месяца. Некоторые даймё по дороге любили заглянуть в Киото, но не все на это отваживались: сёгунат не поощрял самовольные визиты в императорскую столицу. А чтобы получить разрешение бакуфу, нужно было по-военному четко обосновать цели и задачи этого маневра.

В походе действовали особые правила. В столицу вело пять основных трактов, по которым в конце марта — начале апреля двигались в обе стороны княжеские караваны. Произвольно ускориться или, наоборот, замедлиться было нельзя: спереди и сзади на почтительном расстоянии следовали другие процессии. Проходя через чужие владения, князья обменивались приветствиями с хозяином. Некоторые князья держали на границах своих владений специальные отряды, которые встречали караваны на въезде в княжество и сопровожали их до последнего пункта назначения. На въезде и выезде из лежащих на пути каравана населенных пунктов вестовые местного князя заранее устанавливали таблички, извещавшие население о том, что в такое-то время здесь пройдет кортеж такого-то удельного князя, а после его прохождения снимали. В дороге требовалось соблюдать походный порядок, не поддаваться на возможные провокации противников местного князя, терпеть, что бы ни случилось, избегать конфликтов, помня о конечной цели похода — организованно и без происшествий добраться до столицы.

Апогеем был торжественный въезд в Эдо. На последнем привале отряд приводил себя в порядок. При въезде в столицу знаменосцы, копьеносцы и специально обученные пехотинцы устраивали демонстрацию боевого мастерства — нечто наподобие современных парадов, только в меньшем масштабе. В крупных кланах для этого держали “роты почетного караула”. Однако их содержание обходилось недешево, и небольшие княжества нанимали в столице отряды на один парад. Специально обучавшиеся этому самураи так зарабатывали на жизнь, и платили им очень неплохо. В Эдо большой известностью пользовался отряд “парней из Акацука” (Акацука якко) — одна из наемных групп, специализировавшихся на прохождении маршем по городским улицам. Посмотреть на эти упражнения собирались многие. При прохождении кортежа все присутствующие должны были выказать ему уважение: самураи приседали на корточки, а простолюдины припадали к земле в общепринятой позе почтения догэдза, касаясь земли коленями, ладонями и лбом. Особое внимание привлекали караваны князей Маэда из провинции Кага и Хосокава из Кумамото — двух богатейших кланов страны. Впрочем, тем же указом бакуфу от 1721 года эту самодеятельность прекратили, запретив князьям включать посторонних лиц в походные порядки.

Иногда такие представления, но только собственными силами, княжеские караваны устраивали при прохождении через крупные населенные пункты. На европейский взгляд, они выглядели комично. Энгельберт Кемпфер, сугубо гражданский человек, называл их “пляской”:

Еще страннее и смешнее шуточная пляска, в которую пускаются носильщики пик, зонтиков, шляп, сундучков и все ливрейные лакеи, когда проходят по значительному селению или городу или когда проходят мимо свиты другого князя или вельможи. При каждом шаге они поднимают ногу до самой спины, протягивая руки перед собой как можно дальше, и становятся в такое положение, как будто хотят плавать по воздуху. В то же время, соображаясь с прочими своими движениями, они потрясают пиками, шляпами, зонтиками, сундучками, корзинами и всем, что у них в руках [Зибольд и др., 1999].

Выезд сёгуна

Во время годовой службы при замке Эдо выездов и перемещений по столице тоже было достаточно. Помимо своих служебных обязанностей, князья должны были одиннадцать раз в году совершать ритуальные паломничества в синтоистские храмы для участия в церемониях, связанных с семейными юбилеями сёгуна или праздниками храмов, которым он покровительствовал. Только в начале года таких посещений было три: 3, 5 и 11 января. В столице одновременно находилось на службе не менее ста удельных князей, поэтому массовые церемонии с их участием превращались в грандиозные мероприятия.

Когда сёгун выезжал за пределы замка, принимались особые меры предосторожности. Простые смертные не имели права не только видеть сёгуна, но и находиться рядом с ним. Кроме того, во избежание пожаров за сутки до следования сёгунского кортежа по всему маршруту запрещалось разводить открытый огонь. Жившие на этих направлениях горожане в такие дни переходили на особый режим питания, всухомятку. Чаще всего сёгуны ездили в гости к родственникам и посещали семейные усыпальницы в храмах Канъэй и Дзосё; в каждой из них сегодня покоится прах шести сёгунов Токугава. На дорогах, ведущих к этим храмам, и прилегающих к ним улицах в дни выездов запрещалась всякая торговля. Жизнь замирала перед высоким кортежем. Удельные князья со своими свитами тоже степенно подтягивались к месту ритуального действа, и на пути их следования также принимались меры безопасности. Так что жизнь японской столицы то тут, то там на некоторое время регулярно замирала, с чем горожанам приходилось мириться.

Сёгунские выезды не ограничивались столицей. Особенно много дальних путешествий правители предпринимали в XVII веке. Только в 1620–1635 годах три первых сёгуна Токугава 44 раза посетили главный храм школы Нитирэн под названием Мёкоку [Оиси, 1993]. Этот храм расположен в Осаке, а паломники отправлялись из Эдо; это 540 км, три-четыре недели в пути. В среднем три раза в год. В храмовой книге записей сохранились точные сведения об этих посещениях, включая год, месяц и число каждого визита.

Княжеская усадьба в Сацума. Источник: НА

Главной причиной частых переездов воинской элиты были переводы на новые должности и назначения в другие земли. Поэтому абсолютное большинство удельных князей было чужаками в управляемых ими провинциях. Из 260 даймё на своей малой родине хозяйничало не более десятка. Их доверенные управляющие (каро), как правило, также были “варягами” — они прибывали вместе с князем из отдаленных мест. Отсутствие связей с местным населением способствовало формализации управления и укреплению дисциплины. Князья обычно брали в жены княжеских дочерей. Выйдя замуж, женщины покидали родные края и никогда там больше не появлялись. Да и с мужем, проводившим каждый второй год в Эдо, они виделись редко. Родители князя тоже жили в столице и не могли без разрешения бакуфу съездить на родину. Так что представители воинской элиты почти никогда не жили там, где они родились и выросли.

Одним из результатов семейной жизни порознь стало то, что сыновья удельных князей от законных жен росли и воспитывались в столице, а сыновья от наложниц — в провинции. Законные сыновья закреплялись в Эдо и усваивали столичные нравы, а на малой семейной родине появлялись только после вступления в наследство. Например, известный даймё Уэсуги Ёдзан (1751–1822) впервые появился в княжестве Ёнэдзава только два года спустя после того, как сделался его хозяином. Если удельным князем становился выросший в провинции сын наложницы, он все равно регулярно ездил в столицу. Так система поочередной службы стягивала в Эдо самурайскую элиту со всех концов страны. Удельные князья и их ближайшее окружение отлично знали столичный диалект и вообще жизнь главного города. Установленная сёгунатом система власти и постоянные перемещения воинской элиты способствовали унификации методов управления и распространению информации.

Образ жизни определял особенности быта. Удельный князь жил в охраняемой усадьбе. Выезжал он и возвращался с приготовлениями и уведомлением всех постов. Нельзя было, например, выехать на встречу в чайный домик через западные ворота, а вернуться через восточные, не предупредив об этом охрану: могли и не пропустить. Случалось, охранники падали ниц и просили прощения, но не пускали без приказа непосредственного начальника, берегли его честь. А князь потом вынужден был еще и награждать стражу за бдительность. Говорят, такое случалось.

Сон удельного князя охраняли два адъютанта (косё) — наследие эпохи междоусобных войн. Или прием ванны, например. В отличие от обычных домов, в княжеских усадьбах ванные комнаты были всегда. Окажись вода горячее, чем нужно — проблема. Рядом прислуга, но напрямую к ней обращаться князю не положено — не те люди, которым дозволено общаться с даймё. И приходится князю бормотать как бы про себя: “Что-то вода сегодня горячая”. Прислуга бросается к адъютанту: его превосходительству что-то требуется. Тот получает от князя распоряжение, передает его банной прислуге, и воду доводят до кондиции. Во время трапезы только адъютант имел право подавать кушанья. Он получал их от прислуги в соседней комнате и прислуживал господину за столом.

Этот сложный бытовой ритуал сложился ко второй половине XVII века, когда в целом утвердилась система назначения удельных князей. В обращении с прислугой даймё копировали правила, по которым жил замок Эдо и его хозяин: перечень лиц, имевших право лично прислуживать сёгуну, также был ограниченным, а их обязанности и полномочия строго регламентированы. А сёгуны Токугава, в свою очередь, копировали императорский дворцовый ритуал. К тому времени прислуга императора уже несколько столетий была четко поделена на ранги, и каждый ранг имел собственное название, круг обязанностей и прав. Император мог отдать распоряжение любому придворному, но отвечать ему могли лишь те, кому было положено по рангу. Не имевшие такого права передавали распоряжение потомка богов высшей прислуге (ранг сукэ или найси[22]), и она докладывала хозяину об исполнении его поручения.

Текущими делами княжества ведали доверенные управляющие удельного князя и их прямые вассалы. Сам он принимал лишь самые важные решения и олицетворял незыблемость устоев на вверенной ему территории. Более или менее вникать в дела даймё стали только во второй половине XVIII века. Так же, как японский император олицетворял благосклонность богов к нации, сёгун служил символом могущества рода Токугава. Реализация властных полномочий была делегирована императором сёгуну, а сёгуном — государственным советникам. Эта схема воспроизводилась и в княжествах. Если же князь попадался активный, в делах толковый и сам занимался текущими вопросами, то это не всегда встречалось ближайшим окружением благосклонно; бывало по-разному.

Представление о том, что первое лицо не должно особенно глубоко вникать в текущие дела, сохраняется и в сегодняшней японской жизни. Уже в школе японские дети узнают, что премьер-министры и их кабинеты меняются часто, а страной управляет пожизненно-профессиональная бюрократия. За 66 послевоенных лет (1945–2010) в Японии сменилось 33 премьер-министра. Среднестатистический срок жизни на политическом Олимпе — два года.

Токугава правили долго, и за несколько поколений сёгунов механизм выполнения служебных обязанностей стал рутинным. Удельные князья жили по расписанию — ежедневному, месячному, годичному. В одно и то же время происходили пробуждение, подъем, завтрак, разбор дел, обед, ужин, ванна, отбой. Нарушение графика и чудачества главы клана были опасны. Все это знали, поэтому ближайших вассалов подбирали соответственно — не столько по талантам, сколько по дисциплинированности, исполнительности и стойкости к серым будням. В военном деле дисциплина превыше всего. Ритуальный этикет и сословная иерархия усугубляли обособленность в мире воинской элиты.

Удельных князей было больше 260, и все они сильно различались по доходу, увлечениям и вообще по отношению к жизни. Когда попеременная служба в столице вошла в систему и стала всеобщей, работы на всех часто не хватало. Иногда приходилось неделями, а то и месяцами ждать поручений от сёгуната. Разные князья в таких ситуациях вели себя по-разному. Легкомысленные занятия кодекс чести осуждал, поэтому многие с головой уходили в серьезные увлечения. Особенно во второй половине периода Токугава.

Удельный князь Дои Тосицура (1789–1848) возглавлял клан Кога в провинции Симоса (префектура Ибараки). На протяжении тридцати лет в свободное от службы время он рассматривал в микроскоп снежинки. Результаты своих наблюдений опубликовал в виде двухтомного научного труда (книги изданы в 1832 и 1840 годах) с описанием 200 типов снежных кристаллов. Работу разослали всем удельным князьям и ученым того времени. Личные вещи Дои Тосицура (одежда, оружие, бумага) были украшены изображениями снежинок.

Этот случай не единичен. Например, князь Мацусита Сигэцуна (1579–1627) совершенствовался в китайской пиротехнике и запуске фейерверков. Хосокава Сигэката (17201785) занимался классификацией флоры и фауны, Масияма Масаката (1754–1819) изучал насекомых, а Сатакэ Ёсиацу (1748–1785) — европейскую живопись. И так далее. По результатам всех этих научных увлечений были опубликованы книги, пополнившие тогдашние знания японцев об окружающем мире. И далеко не все читатели этих книг знали, что их авторы — не средневековые классические ученые, а современники — военачальники с титулом удельного князя и двумя мечами на поясе.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.