Вторжение союзников

Вторжение союзников

6 июня около 7.00 утра дивизия «Гитлерюгенд» получила из штаба танкового корпуса СС приказ на участие в боевых действиях. Она была передана под оперативное управление армейской группы армий «Б» под командованием генерал– фельдмаршала Роммеля. Нам были даны указания сосредоточиться в районе Лизьё к востоку от Кана. Перед этим дивизия должна была прибыть прямо в LXXXI армейский корпус в Руане. Этот приказ имел губительный эффект. Подготовленные до этого пути подхода не были использованы. Единственное, что теперь имело значение, состояло в том, чтобы как можно быстрее подтянуть дивизию ближе к побережью. Было также непонятно, как подключать дивизию к участию в боевых операциях.

Все это требовало массы времени по сравнению с запланированным ранее быстрым выдвижением из районов сосредоточения дивизии в зону боевых действий. Нам не удалась попытка изменить новые распоряжения в первичной инстанции – в корпусе, которому была придана наша дивизия. Телефонной связи с группой армий «Б» не было.

Приказ на марш (включая районы сосредоточения) был подготовлен в штабе дивизии немедленно и поступил в части между 9.30 и 10.00. Усиленный 25-й гренадерский полк СС выступил около 10.00; усиленный 26-й гренадерский полк СС – примерно в 11.00. Оба они, и 25-й гренадерский полк СС, который действовал вместе со 2-м батальоном 12-го танкового полка СС, и 26-й гренадерский полк СС, который действовал вместе с 1-м батальоном 12-го танкового полка СС, должны были передислоцироваться в район к востоку от Лизьё. На данный период времени дивизионный штаб располагался к востоку от Тийи-сюр-Авр, где с ним была налажена радиосвязь. Лишь пункт донесений был установлен в Лизьё.

Около 15.00 дивизия получила по телефону приказ из группы армий «Б» (через I танковый корпус СС) сосредоточиться в районе восточнее Кана и готовиться к атаке. Дивизия сначала была передана под оперативное управление LXXXIV армейского корпуса в Сен-Ло (запад Нормандии), позднее она перешла в ведение I танкового корпуса СС.

В 16.00, через шестнадцать часов после первого донесения о противнике, усиленный 25-й гренадерский полк СС получил приказ вступить в бой. Полк должен был атаковать район к западу от рубежа Карпике – Версон – Лувиньи. На своем левом фланге усиленный 26-й гренадерский полк должен был сосредоточиться в районе Сен-Мовье – Кристо – Фонтениле-Песнель – Шо. 12-й танковый саперный батальон СС должен был атаковать в районе Эске, 12-й разведывательный батальон СС – в Тийи-сюр-Сель. Соединения поддержки должны были находиться восточнее реки Орн в районе Форе-де-Гримбос и Форе-де-Кюиби, двигаясь на запад только после наступления ночи. Штаб дивизии был перебазирован на северную окраину Форе-де-Гримбос.

Время настало! Солдаты сели в свои машины. Связные на мотоциклах с ревом помчались вниз по улицам; взревели двигатели боевых машин. Как часто мы переживали такие моменты старта! В Польше, Центральной Европе, на Балканах, в России, а теперь снова в Центральной Европе. Мы, старые солдаты, с озабоченностью смотрели в будущее. Мы знали, что нам предстояло. И напротив, наши чудесные юные солдаты глядели на нас смеющимися глазами. Они не испытывали страха. Они были уверены в нас, они верили в свои силы и волю к победе.

Как-то себя проявят эти молодые люди? Над нами пролетали вражеские штурмовики. Они пикировали на маршевую колонну, разрывая на куски цветы жизни. Танки стремительно проскакивали коварные перекрестки дорог. Разведывательная рота фон Бюттнера была далеко впереди. Я ждал от него донесений. Пока что все было окутано туманом.

Мой опытный водитель вел машину вперед, как всегда, осторожно. Тучи поднимались на западе. Кан, город, из которого Вильгельм Завоеватель в 1066 году начал свой победоносный путь через Ла-Манш, был разрушен. Более 10 000 мужчин и женщин оказались погребены под дымящимися обломками. Город превратился в гигантское кладбище. На дороге Кан – Фалез мы наткнулись на французских беженцев – автобус был объят пламенем. Душераздирающие крики приветствовали нас. Мы не могли помочь; дверь заклинило, и выход на свободу оказался перекрыт. Изувеченные тела людей свешивались из разбитых окон, перегораживая выход оставшимся внутри. Какой ужас! Почему гражданские в огне? Но мы не могли позволить себе скомкать график движения! Нам нельзя было останавливаться! Нам нужно было продвигаться еще дальше вперед, развивая наступление. Лес притягивал нас к себе как магнит; все новые штурмовики союзников пролетали над нами. Нас безжалостно преследовали, но мы не могли позволить себе уйти в укрытие. Марш должен был продолжаться!

Вереница самолетов «Спитфайр» атаковала последний взвод 15-й роты 25-го гренадерского полка СС. Ракеты и другие виды вооружения собирали здесь урожай смерти. Взвод двигался по теснине; отклонение было невозможным. Старая француженка бежала к нам с криками: «Убийцы! Убийцы!» Наш солдат лежал на дороге, кровь струей лилась у него из горла. Осколком ему перебило артерию, он умер у нас на руках. Со страшным грохотом взорвались боеприпасы в автомобиле-амфибии, от взрыва огонь взметнулся высоко в небо, а машину разорвало на части. Но через пару минут обломки были уже отодвинуты в сторону – останавливаться нельзя, мы должны были продолжать движение!

Опустилась темнота. 15-я рота 25-го гренадерского полка СС пересекла дорогу Кан – Виллер-Бокаж. Я с нетерпением ожидал 1-й батальон 25-го гренадерского полка СС. Непрерывные атаки с воздуха сильно замедляли темп движения. Наконец Вальдмюллер доложил о прибытии батальона, и я был проинформирован о том, что воздушные налеты не привели к значительным потерям. Около 23.00 до меня добрался офицер связи 21-й танковой дивизии. Эта дивизия вела бои близ Троарна (к востоку от Кана) и к северу от Кана. Командир дивизии генерал-лейтенант Фойхтингер ожидал меня у командного пункта 716-й пехотной дивизии. Я отправился немедленно. Германские бомбардировщики на небольшой высоте пересекали дорогу. Как только они достигли района предполагаемого вторжения союзников, их встретили интенсивным заградительным огнем. На дороге горели несколько наших грузовиков. Это был адски трудный путь.

Город Кан был морем огня. Взволнованные люди бродили по развалинам; улицы были перекрыты, и над горящим городом клубился дым. Красивые старинные церкви превратились в груды обломков, труд многих поколений был превращен в море пепла и развалин.

Все это произошло, несмотря на тот факт, что в городе не было ни одной немецкой воинской части. Бомбардировщики союзной коалиции убивали французских граждан и безвозвратно уничтожали объекты культуры. С военной точки зрения разрушение Кана было грубейшей ошибкой.

Бункер располагался в карьере. Он глубоко уходил в землю. В проходе раздавались стоны раненых солдат 716-й пехотной дивизии и 21-й танковой дивизии. Лихорадочно работали врачи и санитары, раненых укладывали в санитарные машины, чтобы отправить в тыл.

В 0 часов я стоял перед командиром 716-й пехотной дивизии генерал-лейтенантом Рихтером. Эта дивизия испытала на себе огненный вал атаковавших сил союзной коалиции и через двадцать четыре часа фактически перестала существовать как боевая единица. Хотя дивизия все еще держала оборону на опорных пунктах, связи между полковыми, батальонными и дивизионным командными постами больше не существовало. Ничего не было известно и о том, какие позиции были захвачены противником.

Командир дивизии кратко проинформировал меня о ситуации. Паузу прервал телефонный звонок. Один из полковых командиров, полковник Круг, докладывал из своего бункера, спрашивая о дальнейших распоряжениях. Он сообщал: «Противник над бункером. У меня нет средств противостоять ему, так же как и нет связи со своими частями. Что мне делать?» Гробовое молчание воцарилось в нашем бункере. Все смотрели на командира дивизии. Сказанное им в ответ потрясло: «Я не могу дать вам дальнейшие распоряжения; делайте то, что должны делать. До свидания!»

716-я пехотная дивизия была уничтожена в полном смысле этого слова. Она больше не существовала. Она храбро сражалась, но превосходство противника в живой силе и технике было слишком велико. 716-я пехотная дивизия была атакована английской авиацией, в ночь с 5 на 6 июня с 23.00 и до рассвета. Вслед за этим на участок дивизии была брошена вся 8-я воздушная армия США, базировавшаяся на аэродроме Англии. Более 1000 американских самолетов атаковали оборонительные позиции на побережье за полчаса до высадки союзников.

После того как отбомбились и англичане и американцы, артобстрел побережья начал военный флот; 5 линкоров, 2 монитора, 19 крейсеров, 77 эсминцев и 2 канонерки вели огонь из всех стволов. Как только высадились силы вторжения, и их артиллерия подключилась к обстрелу наших позиций. Наконец добавили свои залпы в этот ад корабли-ракетоносцы. (Эти корабли были специально построены для вторжения. Что-то вроде катюш, установленных на кораблях. – Рей.)

Несмотря на чудовищный разрушительный огонь корабельных орудий и бомбардировки, многие доты держались вплоть до вечера. Но человеческий дух был бессилен против такой лавины стали и свинца; солдатам пришлось уступить под натиском столь бешеных обстрелов, бомбардировок и атак. Участок 716-й пехотной дивизии превратился в лунный пейзаж, лишь отдельные защитники рубежа обороны избежали гибели в огненном смерче.

После драматического диалога, который мы услышали в бункере 716-й пехотной дивизии, командир 21-й танковой дивизии кратко доложил о ее развертывании. Он отмечал:

«Я не знал о вторжении, пока не услышал донесение сразу после полуночи 6 июня о том, что войска воздушного и морского десанта союзников вступили в бой в окрестностях Троарна. Поскольку я получил приказ не выдвигаться, на данный момент мне не оставалось ничего другого, как только приказать дивизии оставаться на месте. Я нетерпеливо ожидал приказа всю ночь, но из вышестоящего штаба не было получено ни единого распоряжения. Поскольку я был уверен, что моя танковая дивизия была ближайшей к району боевых действий противника, я наконец к 6.00 пришел к убеждению, что должен что-то предпринять. Я велел своим танкам атаковать 6-ю британскую военно-воздушную дивизию, которая закрепилась на плацдарме за Орном. Я полагал, что это была самая непосредственная угроза для германских позиций.

Сразу после того, как я принял решение, мне сообщили из группы армий «Б», что меня придают 7-й армии. Наконец в 10.00 я получил боевой приказ. Мне пришлось парировать атаку танков, приданных 6-й британской воздушно– десантной дивизии, и повернуть на запад, чтобы оказать поддержку немецким войскам, обороняющим Кан.

Переправившись через Орн, я двинулся на север к побережью. К тому времени противник в составе трех британских и трех канадских дивизий успешно наступал и овладел полосой побережья на глубину примерно 10 километров. Огнем противотанковых пушек союзников 11 моих танков были выведены из строя сразу после того, как я выступил. Моей оперативной группе удалось смять эти орудия и к 19.00 достичь побережья у Лион-сюр-Мер».

Боеспособность 21-й танковой дивизии, единственного готового к немедленному вводу в бой танкового соединения, которое могло решающим образом повлиять на ход вторжения, была подорвана уже на начальном этапе сражения. Вместо того чтобы молнией ринуться на скопление высадившихся сил противника, дивизия была обречена на то, чтобы быть разбитой в пух и прах. Она оставалась пассивной в районе Кана до 6.30, атакуя лишь высадившуюся дивизию у Троарна. Однако главные усилия противника были направлены не на Троарн, а к северу от Кана. Подразделения и части 21-й танковой дивизии не были задействованы к северу от Кана вплоть до второй половины дня.

В руках опытного танкового командира, такого, например, каким был Роммель в 1940 году, и многих командиров после него 21-я танковая дивизия могла бы создать трудную ситуацию для союзной коалиции – если бы командир пошел в лобовую атаку, идя в наступление в своем танке. Золотым правилом Гудериана – «Бить так бить!» – откровенно пренебрегли.

Командный пункт 21-й танковой дивизии был все еще в Сен-Пьер-сюр-Див примерно в 30 километрах от побережья. В ночь с 6 на 7 июня командир дивизии не имел связи с частями. Вскоре после полуночи он информировал нас, что союзники, вероятно, уже достигли аэродрома в Карпике. Однако у него не было какой-либо конкретной информации.

25-й гренадерский полк СС немедленно провел разведку боем. В 13.00 было доложено, что в Карпике, Ро и Бюроне противника нет. Бюрон удерживался разрозненными подразделениями 716-й пехотной дивизии. Ле-Биссон был занят войсками союзников. Левый фланг 21-й танковой дивизии тянулся вдоль железной дороги до Эпрона; германских частей западнее Эпрона в данный момент не было. Западные предместья Кана и аэродром в Карпике не были защищены. Часть, которая должна была оборонять аэродром, в панике покинула свою хорошо оборудованную позицию 6 июня; она состояла из персонала наземного обслуживания люфтваффе.

Усиленный 25-й гренадерский полк двигался по дороге Виллер-Бокаж – Кан. В полку знали об обстановке из донесений связных офицеров. Командирам батальонов было приказано прибыть на временный полковой командный пункт непосредственно к западу от Кана на пересечении железной и шоссейной дорог.

В дивизионном бункере царило пессимистическое настроение. Пора было его оставить. Я уже собирался покинуть бункер, когда меня позвали к телефону. Наш командир дивизии генерал-майор ваффен СС (бригаденфюрер) Витт находился на командном пункте 21-й танковой дивизии у Сен-Пьер-сюр-Див и попросил меня доложить обстановку. Я объяснил ситуацию так, как меня о ней проинформировали командиры 716-й пехотной дивизии и 21-й танковой дивизии. Комдив не прерывал меня, а в конце сказал: «Ситуация настоятельно требует быстрых действий. Прежде всего противник не должен быть допущен в Кан и на аэродром в Карпике. Можно предположить, что части и соединения противника в данный момент готовятся к обороне, поскольку они еще не готовы к дальнейшему наступлению. Следовательно, было бы ошибкой вводить в бой части нашей дивизии по мере их подтягивания. Единственно возможный вариант – предпринять атаку во взаимодействии с 21-й танковой дивизией.

Таким образом, дивизия будет атаковать противника вместе с 21-й танковой дивизией и сбросит его в море. Атака будет предпринята завтра в 12.00».

Я быстро попрощался с двумя командирами и покинул бункер со своим сопровождением. В проходе все еще было некоторое количество раненых; большинство же было эвакуировано. На улицах Кана не было ни души, не видно было ни солдат, ни граждан. Можно было видеть только саперов – в тех местах, где развалины перекрыли дороги. Кроме работавших саперов, мы не увидели больше никаких признаков жизни. Кан был мертвым городом. Удушливый запах гари заполнил улицы. Горящие дома освещали нам дорогу. Мы были спокойны, никто не вымолвил ни слова – мы думали о пожарах в нашем тылу, в Германии. Над нами пролетали отдельные самолеты, повисшие на парашютах осветительные бомбы, которые сбросили союзники для аэрофотосъемки, наполнили пустынные улицы ярким светом. Господи, где же наши люфтваффе?

Наш командный пункт находился за автомагистралью; он размещался в небольшом деревенском доме, окруженном высокими старыми деревьями, что обеспечивало маскировку при воздушных налетах. Это было необходимым условием, если хочешь дожить до следующего дня. В доме был беспорядок. Должно быть, войска люфтваффе покинули его за какие-нибудь две минуты. Вероятно, они принадлежали части, оборонявшей аэродром, которая так быстро оставила этот район.

Прибыл командир 1-го батальона 25-го гренадерского полка, он был наскоро кратко проинформирован об обстановке. Короткое рукопожатие было красноречивым. Нам предстояло пуститься в долгий путь.

Батальон спешился, а его машины исчезли в темноте. Ни одна из машин не пошла через город; все они повернули на юг.

Прибывал батальон за батальоном. Тем временем наступил день. Небо опять стало оживать. Не было смысла скрываться от самолетов, которые постоянно маячили над головой.

Солдаты помахали мне. Они шли вперед на свое боевое крещение спокойно. Они не выказывали жалости к себе. Они были полны решимости проявить себя. Пути нашего следования яростно атаковали истребители-бомбардировщики и обстреливали корабельные орудия. Тем не менее районов состредоточения мы достигли вовремя.

Я устроил наш передовой командный пункт в монастыре в Ардене. Мой водитель Эрих уже обменял нашу вездеходную легковую машину Kfz 15 (на шасси «Мерседес-Бенц– 340». – Рей.) на более легкий автомобиль «Фольксваген» для того, чтобы не делать его слишком заметной мишенью, но от такой меры предосторожности было мало толку. Едва только мы начали движение, как оказались в канаве. Пулеметные очереди истребителей, действовавших как штурмовики, взрыхляли землю вокруг нас. Опять сели в машину – а через пару сотен метров снова лежали в канаве! Это нас просто сводило с ума, но Эрих вскоре придумал, что делать. Он трогался с места с быстротою молнии, а как только истребитель союзной авиации начинал пикировать, мой водитель ударял по тормозам так сильно, что автомобиль едва не опрокидывался. Таким образом Эрих и доставил меня в монастырь. Я был рад, что меня теперь окружали толстые стены. Монастырь был старой развалиной с большим садом, окруженный высокими стенами из твердого камня. Две монастырские башни господствовали над местностью, обеспечивая великолепный обзор.

Одна из башен уже стала наблюдательным пунктом для батальона тяжелой артиллерии. Бартлинг доложил, что артиллерия готова открыть огонь. Солдаты моторизованных пехотных подразделений вышли на свои позиции. Прямо передо мной находился 2-й батальон 25-го гренадерского моторизованного полка СС. Я увидел, как боевая разведгруппа исчезала в зарослях. Тяжелое пехотное оружие было установлено на огневых позициях, а тем временем пулеметы и 20-мм зенитки вели огонь по бомбардировщикам, истребителям и штурмовикам противника.

Все было готово, но где же танки? Смогут ли они добраться до фронта? Не было ли безумием ожидать танки при полном господстве в воздухе авиации союзников? Однако вместо ожидаемых так необходимых нам танков я услышал доклад командира минометного батальона. Я был рад услышать, что у него довольно много боеприпасов. Батальон занял позиции на северных окраинах Кана.

Тем временем пробило 10.00 и появились первые танки. Безжалостные атаки штурмовиков и бомбардировщиков союзников сильно препятствовали их подходу. Командир танкового батальона доложил, что 50 танков Т-IV готовы к бою. Остальные были где-то на подходе и прибудут в течение ночи. Теперь я почувствовал себя значительно лучше. Наша атака без поддержки танков неизбежно была обречена на провал.

Если бы только можно было подавить этот проклятый огонь корабельных орудий. Тяжелые снаряды (до 380 мм – главный калибр английских линкоров. – Ред.) с воем проносились над нашей головой, как скорые поезда, погружаясь в развалины города. Штурмовики и бомбардировщики нас уже больше почти не беспокоили; мы знали, что эта дрянь над нами будет висеть постоянно и в дальнейшем.

Я поднялся на башню, чтобы осмотреть окрестности. Я думал, что смогу разглядеть берег. Какой сюрприз! Местность до самого берега лежала передо мной, как ящик с песком на штабных учениях. На берегу наблюдалось оживленное движение. Покачиваясь на волнах одно за другим, все новые суда союзников, бесчисленные заградительные аэростаты защищали эту армаду от атак с воздуха. Последнее было ни к чему, люфтваффе в Северной Франции, похоже, больше не существовали.

К западу от городка Дуврла-Деливранд выстраивались танковые соединения противника. Все пространство напоминало муравейник. А что было за нами? Дымящиеся развалины, пустые дороги и горящие машины. Дорога Кан-Фалез была прямой, как стрела, на многие километры, но на ней не было ни намека на германские боевые части. Они пережидали светлое время суток где-нибудь в укрытиях или маскируясь и осмеливались двигаться вперед только ночью.

Штурмовики атаковали монастырь, не причинив нам никакого вреда. Солдаты ругали эту «саранчу» союзных истребителей, из-за отсутствия нашей авиации проводивших штурмовку всего и вся на земле.

Но что это? Мне не мерещится? Вражеский танк ломился через сады Конте! Затем он остановился. Командир танка открыл люк и начал осматривать местность. Он что, ослеп? Он что, не понимал, что находится всего в 200 метрах от 2-го батальона 25-го гренадерского моторизованного полка СС, и стволы наших противотанковых орудий направлены на него? Очевидно, нет. Он спокойно зажег сигарету и смотрел на дым. Нами не было сделано ни выстрела. Батальон прекрасно соблюдал дисциплину огня.

Тогда я понял, что происходит! Все стало ясно. Танк был послан вперед для обеспечения прикрытия с фланга. Танки противника двигались в направлении Оти из Бюрона. Боже мой! Какая возможность! Танки двигались прямо через фронт 2-го батальона 25-го гренадерского моторизованного полка СС! Вражеское соединение оголяло перед нами свой незащищенный фланг. Я отдал приказ всем батальонам, артиллерии и танкам: «Не открывать огонь! Огонь только по моей команде!»

Командир 12-го танкового полка СС расположил свою командирскую машину в саду монастыря. С танком сразу была установлена связь, и о положении противника было передано из башни командирского танка всем остальным танкам. Одна рота танкового полка находилась на территории монастыря и еще одна – на противоположном склоне к югу от Франквиля.

Командира войск противника, похоже, беспокоил только аэродром; он находился прямо перед ним. В принципе вражеские танки уже могли своим огнем накрыть летное поле. Но их командир не осознавал, что на обратном склоне высоты его ждет разгром. Как только вражеские танки пересекут дорогу Кан – Байё, они наткнутся на 2-й батальон 12-го танкового полка СС. Лишь несколько метров отделяли железных монстров друг от друга.

Мы как завороженные наблюдали за этим спектаклем! Командир 12-го танкового полка СС Вюнше спокойно сообщал о маневрах вражеского танка. Никто не осмеливался говорить громко.

Я помнил о принципе Гудериана: «Бить так бить!» – и дивизионном плане атаки, но в этой ситуации мне пришлось проявить собственную инициативу. 26-й гренадерский моторизованный полк СС все еще находился к востоку от Орна, а 1-й батальон 12-го танкового полка СС не мог двинуться из-за нехватки горючего. Он был в 30 километрах от Орна. Горючее нельзя было доставить из-за интенсивных авианалетов. Мое решение: как только первые танки противника минуют Франквиль, 3-й батальон 25-го гренадерского полка СС атакует их при поддержке наших танков, находящихся на обратном склоне. Как только батальон достигнет Оти, в бой вступят другие батальоны. Цель: побережье.

Командир 21-й танковой дивизии был кратко проинформирован о ситуации. Непосильная ноша свалилась на наши плечи в этот момент. Головные подразделения противника уже прошли Франквиль и стали пересекать дорогу. Я передал Вюнше сигнал на начало атаки. Последнее, что я услышал, было: «Внимание! Танки, вперед!» Напряжение улетучилось.

Докладывали о вспышках огней выстрелов из орудий у Франквиля. Загорелся впереди идущий вражеский танк, и я смотрел, как из него выбирался экипаж. Новые танки противника с громкими взрывами разлетались на части. Вдруг загорелся наш танк T-IV; снопы пламени вырвались из люков. Канадская пехота пыталась добраться до Оти и продолжать бой оттуда, но все напрасно. Солдаты 3-го батальона 25-го гренадерского полка СС изо всех сил старались не дать вражеским танкам взять верх. При поддержке пехоты танки противника намеревались ворваться в Оти. Едва им это удалось, как начали атаку 1-й и 2-й батальоны 25-го моторизованного полка СС. Энергичными наступательными действиями мы взяли Франквиль и Оти. За ними должны были последовать Конте и Бюрон. Противник казался совершенно обескураженным. К этому моменту ни с одной из сторон не открывался артиллерийский огонь.

Атака проходила быстро. Пленные были собраны и отправлены в тыл с поднятыми руками. 3-й батальон 25-го гренадерского моторизованного полка СС наступал на Бюрон; 2-й батальон этого полка уже прошел через Конте и вел бой с вражескими танками.

Я запрыгнул в мотоцикл и поехал к 3-му батальону 25-го полка. По пути мне повстречались первые раненые. Они направлялись в лазарет, находившийся в монастыре.

Около 50 канадцев стояли с поднятыми руками в саду Кюсси, под охраной нескольких наших солдат. Я разрешил им опустить руки и велел немедленно переправить их в монастырь. Над деревней Кюсси витала тень смерти, но сразу за последней фермой было оживленней, чем бы мне хотелось. Едва я достиг открытого места, как над моей головой стали пролетать канадские «поздравления». Это вражеские танки с южной окраины Бюрона открыли огонь, но попасть в меня было нелегко – я мчался через поле с быстротою молнии.

И все-таки меня накрыли! Я уже не помню, как оказался лежащим рядом с канадским солдатом. Дым и взрывы окружали меня, и этому не было конца. Мы держались поближе к краю воронки, не упуская друг друга из виду. Мы находились в самом центре места, попавшего под обстрел артиллерии уже с моря, и пригибались особенно низко, когда тяжелые снаряды корабельных орудий с воем проносились над нашей головой. Мой мотоцикл лежал в поле, он превратился в груду обломков.

Не помню, как долго я лежал в этой проклятой воронке. Однако я заметил, что солдаты наших моторизованных частей как раз собирались входить в Бюрон. Танки горели по обе стороны деревни.

Не мог же я оставаться в этой яме вечно! Я вылез и молнией помчался к 3-му батальону 25-го гренадерского моторизованного полка СС. Канадец исчез в направлении Кюсси. В этот момент Бюрон был накрыт огнем вражеской артиллерии. Подъехал связной на ревущем мотоцикле – он узнал меня, остановился, и мы оба погнали.

Между Бюроном и Оти я повстречал Милиуса. Он с гордостью сообщил, что его батальон показал высокий боевой дух. На данный момент его потери были незначительны. Затем по Бюрону был открыт ураганный огонь. Деревню было уже не узнать. Лишь дым, взрывы и огонь обозначали ее местонахождение. Артиллерия противника сосредоточила всю свою огневую мощь на Бюроне, обрушив на него чудовищную лавину стали и огня. Никогда еще прежде мне не доводилось сталкиваться с таким сосредоточением артиллерийского огня. Мне вспомнилось то, что я читал о Вердене, и то, что видел там своими глазами – спустя двадцать четыре года после боев 1916 года. Одна рота 3-го батальона 25-го гренадерского полка СС оказалась в самом центре этого сосредоточенного артиллерийского огня. Остатки других рот выдвигались в направлении Биссона. Милиус последовал за своей головной ротой.

Я поехал во 2-й батальон 25-го гренадерского полка СС на другом мотоцикле. По Конте велся огонь только из легкого оружия. Огневой вал артиллерийского огня противника остался позади батальона, и батальон продолжал атаковать в северном направлении. Ведший в атаку своих солдат комбат Скапини был убит. Прямое попадание снаряда оборвало жизнь настоящего воина.

Когда я уже был в 1-м батальоне 25-го гренадерского танкового полка СС, то с некоторым беспокойством заметил, что 21-я танковая дивизия не поддерживает нашу атаку и что ее танки стоят в бездействии. В результате правый фланг 25-го гренадерского полка оказался открытым и танки противника уже прощупывали фланг 1-го батальона полка. Этот батальон оказался в эпицентре опасного кризиса боя.

Поколебавшись мгновение, солдаты батальона остались лежать. Вдруг я заметил одного, затем нескольких, побежавших назад в Мелон. Отдача приказов не спасла бы положение; нужно было сделать что-то еще. Я побежал за молодыми солдатами и указал в направлении противника. Они остановились, посмотрели на меня, а потом вернулись на свои прежние позиции. Танк T-IV въехал в противотанковый ров и застрял. Вражеские танки приближались к нам, попав в радиус обстрела противотанкового взвода. Первый «Шерман» встал, окутанный дымом; следующий завертелся и был разбит вдребезги за несколько секунд. Тут появились наши танки и завершили дело.

Обратно на полковой командный пункт! 150 пленных собрались во дворе монастыря. Они принадлежали к 9-й канадской бригаде, которая была частью 3-й пехотной дивизии. Пленные были либо уроженцами северной части Новой Шотландии, либо из экипажей 27-го танкового полка («Шербрукские стрелки»). Я поговорил с несколькими офицерами, а затем снова поднялся на монастырскую башню.

Передовые наблюдатели постоянно вызывали огонь на те или иные цели и корректировали огонь батарей. Я не видел никакого движения на левом фланге. От 26-го гренадерского моторизованного полка СС в зону боевых действий прибыла только разведывательная рота. Батальоны настолько были задержаны воздушными налетами, что мы не могли рассчитывать на ввод в бой 26-го гренадерского полка.

12-й разведывательный батальон все еще не вступал в соприкосновение с противником на левом фланге дивизии; он производил разведку в направлении Байё.

В то время как начальник артиллерии оберштурмфюрер СС Мейцель информировал меня, мы заметили большое оживление западнее реки Мю. Танки противника, продвигались вперед к Бретвилю. Мю – небольшая речка с зарослями по берегам; у городка Ро ее берега становятся выше, особенно правый, что создает препятствия для танков при атаке с запада на восток. Этот участок прикрывала батарея 88-мм зенитных пушек в районе Франквиля.

Я беспокойно смотрел на облака пыли западнее Мю. Танки противника один за другим катились через возвышенность по направлению к Бретвилю. В этом секторе не было германских войск, которые могли бы остановить наступление противника. Танковые силы противника таким образом, если бы продолжали двигаться по дороге Кан – Байё, пришли бы прямо в район подхода на марше 26-го гренадерского моторизованного полка СС. В самом Бретвиле были только разрозненные отряды пехоты 716-й пехотной дивизии. Путь для глубокого проникновения врага в обход наших флангов был практически открыт.

Как мы позднее установили, части, которые мы наблюдали, были 7-й канадской бригадой, наступавшей совместно с пехотными частями «Риджайна райфлз» и канадскими полками (из Новой Шотландии). В сложившихся обстоятельствах атака 25-го гренадерского моторизованного полка СС должна была быть немедленно остановлена. Было бы безответственно продолжать атаку с оголенными флангами и против чудовищного огня полевой и корабельной артиллерии. Атака была отменена, и 1-й батальон 25-го гренадерского полка СС был отведен вплоть до позиций 21-й танковой дивизии. Из дивизии был получен приказ закрепиться на занятых позициях и до прибытия подкреплений перейти к обороне.

В монастырском саду медицинский персонал ухаживал за ранеными. Наши молодые солдаты лежали бок о бок и подбадривали друг друга. Канадцы лежали рядом с германскими солдатами. Врачи и фельдшеры не смотрели на то, какая у кого форма. Здесь между ними не было различий. Единственное, что имело значение, – это спасение жизни.

Эвакуировать раненых стало невозможно. Истребители союзников атаковали каждую санитарную машину. Полковые врачи доложили мне, что санитарная рота, приданная полку, уже не была полностью боеспособной. Истребители атаковали санитарную роту на марше и уничтожили несколько машин с медицинским оборудованием. К сожалению, были убиты несколько санитаров.

Красный Крест уже больше не обеспечивал защиты. Чтобы еще больше выделить санитарные машины, все они были выкрашены в белый как снег цвет, но и эта мера оказалась бесполезной. С помощью французских врачей был создан временный военный госпиталь. Французы особое внимание уделяли тяжело раненным канадцам. Под покровом ночи раненые и пленные были все же отправлены в тыл.

Потери первого дня боев были жестокими. Помимо командира 2-го батальона 25-го гренадерского моторизованного полка СС, были убиты или ранены несколько командиров рот. 3-й батальон 25-го полка понес тяжелые потери от ожесточенного артиллерийского огня у Бюрона. Танковый батальон потерял шесть танков T-IV, два из них были уничтожены полностью (сгорели или взорвались).

Потери противника были значительно большими. По словам генерал-полковника Мела Гордона, 27-й канадский танковый полк потерял 28 «Шерманов», а гайлендеры (горцы) Северной Новой Шотландии в целом потеряли 245 человек: убитыми, ранеными и взятыми в плен. Атака 25-го гренадерского моторизованного полка СС остановила наступление противника на Кан. К сожалению, продолжить наше наступление 7 июня было нельзя.

Продуманная совместная атака 12-й и 21-й танковых дивизий 7 июня наверняка была бы успешной и плацдарм к северу от Кана был бы сокрушен, если бы проведение этой атаки было отдано в руки умелым командирам соединений. Однако эти дивизии придерживали в тылу, и их можно было задействовать только после того, как это санкционирует Верховное командование вермахта. Обе дивизии могли бы действовать вместе к северу от Кана уже 6 июня.

В течение ночи 26-й гренадерский моторизованный полк прибыл на свой участок. Угроза нашим флангам, наконец, миновала.

1-й батальон 26-го гренадерского моторизованного полка СС был остановлен, когда атаковал Норре и не смог наступать дальше. Атака 1-й роты этого полка на правом берегу реки Мю, которая должна была установить контакт с 25-м гренадерским моторизованным полком СС, захлебнулась под фланговым огнем из Норре.

Атака 2-го батальона 26-го гренадерского моторизованного полка СС привела к окружению и уничтожению трех рот «Королевских Виннипегских стрелков» в Пютоан-Бессен. Из 9-й канадской бригады канадскому полку из Новой Шотландии поступил приказ контратаковать. Неся тяжелые потери, он потеснил 2-й батальон 26-го гренадерского моторизованного полка СС на позицию южнее Пютоан-Бессен. 3-й батальон 26-го гренадерского моторизованного полка СС занимал оборонительные позиции вдоль железнодорожной насыпи у Бронье.

Учебная танковая дивизия под командованием генерал– лейтенанта Байерлина прибыла на фронт у Тийи 8 июня. Дивизия уже понесла большие потери на марше сближения. Более 40 бронемашин, подвозивших горючее, и 90 грузовиков было уничтожено. Пять танков, четыре тягача и четыре самоходных артиллерийских установки также были уничтожены. Это были серьезные потери для соединения, которое еще не вступало в бой.

Вскоре после полуночи ко мне с докладом на командный пункт прибыл оберштурмфюрер СС фон Риббентроп. Фон Риббентроп был ранен в плечо очередью с низколетящего самолета за две недели до высадки союзников; он стоял передо мной с рукой на перевязи. Фон Риббентрон покинул военный госпиталь и искал свою танковую роту. Поскольку я хорошо знал этого офицера по прежним боевым операциям, то не сделал ничего, чтобы отправить его обратно в госпиталь.

В течение ночи я побывал в батальонах и проверил отдельные позиции рот. Я остолбенел от позитивного настроя и боевого духа моих молодых солдат. Мы, старые воины, были, честно говоря, под сильным впечатлением от того, что произошло за день. Артиллерийский огонь и воздушные налеты противника оказали на нас свое воздействие. Но не на молодых солдат. Для них это было боевое крещение, которого они ожидали. Они знали, что впереди у них еще много трудных дней и недель. Их позиция заслуживала уважения.

Во время осмотра поля боя у Оти и Франквиля были обнаружены важные документы противника. Из первого подбитого вражеского танка были извлечены инструкции по связи.

К вечеру 8 июня канадские машины, шедшие из Пюто, перебирались через заминированный мост на окраине Бронье прямо перед дулами развернутых там наших противотанковых орудий. В результате одна из машин сгорела с пассажирами и экипажем, другая осталась невредимой, но сидевшие в ней старший лейтенант и его водитель были мертвы. В этой машине была обнаружена важная карта. На ней были точно отмечены все позиции противника по обе стороны от реки Орн – со всеми подробностями, вплоть до отдельных позиций минометов и пулеметов. Вместо фактических названий населенных пунктов и особенностей местности на карте использовались названия животных, которые начинались с такой же буквы. Например, река Орн была названа Ориноко. На карте была помечена местность, непроходимая для танков.

У мертвого капитана был найден блокнот с пометками, касающимися приказа на ведение боевых действий после высадки. В блокноте содержалась также информация относительно проведения боевых операций и правил, касающихся использования гражданского населения.

Коды позывных сигналов, находившиеся среди захваченных документов, использовались противником более двух дней, что позволило нашему взводу радиотехнической разведки перехватывать и оценивать поступающие сигналы.

8 июня во второй половине дня я вместе с командиром дивизии объехал участок 25-го полка, а затем побывал в 1-м батальоне 26-го полка. На хвосте у нас постоянно висели низколетящие самолеты. Я был рад доставить своего командира обратно на командный пункт в целости и сохранности. Затем 25-й гренадерский моторизованный полк СС получил приказ поддержать 1-й батальон 26-го гренадерского моторизованного полка СС, нанеся удар по Бретвиль-ле– Оржуйоз с востока. К его атаке должна была подключиться недавно прибывшая танковая рота 1-го батальона 12-го танкового полка СС и 15-я разведрота 25-го гренадерского моторизованного полка СС. Атака была запланирована на следующую ночь. Дневные атаки стали невозможны из-за господства в воздухе авиации союзников.

Наши танки T-V «Пантера» выдвинулись из Кана к Франквилю к линии фронта незадолго до наступления ночи. Из– за этого они продвигались к месту сосредоточения медленно. Командиры танков были кратко, но подробно проинструктированы; командиры рот и взводов до наступления вечера изучили местность и знали каждую ее складку. Танковая рота заняла позицию для наступления клином. Разведка села в свои бронемашины. Я обходил боевые машины одну за другой, чтобы сказать несколько слов ободрения юным солдатам.

Командир роты фон Бюттнер, мой адъютант в течение многих лет, вдруг напомнил мне об обещании, данном мной 15-й разведроте 25-го гренадерского моторизованного полка СС во время боевой учебы в Бельгии. В то время я говорил роте: «Ребята, разведывательная рота всегда идет впереди полка. На вас ложится огромная ответственность. Обещаю вам, что буду с вами, чтобы быть свидетелем вашего боевого крещения». Это время наступило; рота шла к своему боевому крещению. Следовательно, я должен сопровождать ее.

Мой старый друг и товарищ Гельмут Бельке приехал на мотоцикле с коляской. Он неизменно был рядом со мной в качестве посыльного, командира отделения и командира взвода с 1939 года. Он сопровождал меня на всех полях сражений. В коляске был доктор Штиф. Я прыгнул на заднее сиденье и велел Гельмуту ехать к дороге Кан – Байё. Справа от нас ревели двигатели танков. Танкисты взобрались на свои боевые машины и скрылись в башнях танков. Молодые солдаты ждали меня. Они хлопали друг друга по спине и, вероятно, вспоминали мое обещание. Они указывали на мой мотоцикл и крутили головой. Мой «транспорт», похоже, вызывал у них некоторое беспокойство.

Командир 12-го танкового полка Макс Вюнше захотел сопровождать роту «Пантер». Он тоже сражался бок о бок со мной с 1939 года. Мы знали друг друга; необходимости в объяснениях не было. Взгляд, знак, и танки покатились в ночь.

Слева от дороги огневую позицию заняла батарея 88-мм орудий. Через несколько минут мы оставили позади последние аванпосты. Танки на полной скорости катились вперед у правой обочины дороги. Препятствий не было, и механики-водители танков могли до предела использовать возможности 700-сильного двигателя танка T-V «Пантера». Отделение мотоциклистов и машина передового артиллерийского наблюдателя следовали в нескольких сотнях метров позади меня.

Наступило время гонки! Скорость нарастала, видны были только силуэты. Я хотел проехать через городок Ро до наступления полной темноты. Об этом была договоренность с Вюнше. Появились первые дома Ро. Танки двигались за нами, правее. Ощущение было такое, будто сидишь на вулкане, но Гельмут неутомимо продолжал ехать вперед. Мы только крепко держались за мотоцикл – чтобы, если возникнет необходимость, можно было убраться с дороги как можно скорее. На окраине поселка мы подождали танки. Они подъехали через несколько минут. Первое отделение разведывательной роты спешилось и осмотрело местность. В городке противника не оказалось, и мы быстро проследовали через Ро дальше.

«Пантерам» тоже пришлось пройти, одна за другой, через городок. Как только он остался позади, они вернулись к построению в виде клина. «Пантеры» с ревом покатились в направлении Бретвиля, двигаясь по обе стороны дороги. В темноте мне были видны только раскаленные докрасна выхлопы танков. Норре был уже позади нас с левой стороны. В следующие несколько минут мы уже должны наткнуться на посты канадского боевого охранения. Бретвиль был всего в нескольких сотнях метров перед нами.

Бах! Бах! Хлопки выстрелов отдались эхом, и было видно, как из стволов танковых пушек вырвался огонь. Две передовые «Пантеры» посылали снаряд за снарядом из своих пушек. Они огнем расчистили дорогу и с ревом на полной скорости ворвались в городок. Так мы воевали на Восточном фронте, но достигнет ли подобная тактика внезапного удара такого же результата в Нормандии?

Теперь уже все танки вели огонь по городку. В ответ застрочил вражеский пулемет. Мы заняли позицию прямо за второй «Пантерой». Я чувствовал, что на дороге становилось неуютно. Мы взяли правее и пробивались вперед по кювету.

Я споткнулся о тело убитого канадца. Небольшая бронемашина дымилась на дорожной насыпи. Когда мы пошли дальше, я услышал чей-то стон – на дороге, слева от нас, лежал раненый. По улице били пулеметные очереди. Новые «Пантеры» с солдатами на них врывались в городок.

Мы продвигались вперед по канаве перебежками. Я добрался до раненого. Он лежал на боку и стонал от боли. Боже мой, это был фон Бюттнер! Командир разведроты был ранен пулей в живот. Я пощупал и обнаружил, что рана тяжелая. Бюттнер узнал меня и пожал мне руку. Как старый фронтовик, он знал, что это его последний бой. «Передай моей жене, что я ее очень любил!» – медленно, но отчетливо произнесли его губы. Я стоял на коленях сбоку, пока врач перевязывал Бюттнера. Гельмут Бельке прикрывал нас, стоя на коленях, в нескольких метрах поодаль.

Я услышал звук с другой стороны дороги, тень пробежала через нее. Друг или враг? Бельке выстрелил в падении и попал канадцу в голову. Сам Бельке тоже упал на обочине дороги. Мой спутник в течение стольких лет уже не встал. Он, как и Бюттнер, тоже сражался в своем последнем бою и был смертельно ранен выстрелом в живот. Я попытался ободрить его, но он не слушал: «Нет, нет! Я знаю, что это значит. Это конец. Пожалуйста, сообщи моим родителям!»

Солдаты-гренадеры пронеслись мимо нас. Обершарфюрер СС Зандер, сын майора Дессау, пожал руку Гельмута. Зандер тоже был убит в бою спустя несколько часов. Слезы катились по моему лицу; старые товарищи уходили один за другим. Я вскочил в мотоцикл, чтобы нагнать наши войска. Через несколько секунд я был объят пламенем; топливный бак пробило, и мотоцикл загорелся, как факел. Солдаты стащили меня с мотоцикла и загасили огонь грязью.

В поселке огонь велся отовсюду. Мы добрались до центра, но наш головной танк был подбит. Тем не менее командный пункт «Риджайна райфлз» был нами захвачен. Внезапная атака была успешной, но где же солдаты 26-го гренадерского моторизованного полка СС? Мы не могли долго продержаться на занятых позициях, а наших сил было недостаточно, чтобы захватить весь Бретвиль. С тяжелым сердцем я решил на рассвете отвести свои подразделения к возвышенности восточнее Ро. Результатом боевых действий на данный момент было то, что английский генерал, позже фельдмаршал, Монтгомери (командующий группой союзных армий, высадившихся 6 июня 1944 года в Нормандии. – Ред.) не достиг своей цели. В соответствии с оперативным планом, Кан должен был быть взят союзниками уже 6 июня.

Около полудня 1-й батальон 26-го гренадерского моторизованного полка занял позиции у Ро. Оберштурмбаннфюрер СС Вюнше был ранен во время ночной атаки, а оберштурмфюрер СС Фусс, командир взвода в разведывательной роте, пропал без вести. Преемник фон Бюттнера был убит ближе к вечеру. Таким образом, 15-я разведрота 25-го моторизованного полка СС за последние сутки потеряла двух ротных командиров.

Я встретил офицера дивизионной разведки в штабе полка. Мы оба знали, что германскому Верховному командованию, для того чтобы плацдарм сил коалиции был уничтожен, надо действовать гораздо быстрее. До сих пор танковые дивизии вводились в бой сразу, как только достигали зоны боевых действий. Ни одна из них не могла провести хорошо спланированную атаку. Практически все танковые части и соединения уже были вынуждены перейти к обороне, срочно необходимые здесь пехотные дивизии располагались к востоку от Сены и оставались незадействованными. День ото дня мы становились все слабее, а союзники все сильнее.

Во второй половине дня на командный пункт прибыл командир танковой группы «Запад» генерал Гейр фон Швеппенбург. Генерал довольно хорошо знал нашу дивизию; он часто инспектировал ее во время учебных занятий. От него не ускользали наши недостатки, и он видел наши сильные стороны. Генерал дал высокую оценку всему, что мы сделали.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.