Сражение при Алезии

Сражение при Алезии

Огромное войско Верцингеторига встало под Алезией (ныне Ализ — Сент — Рен). Позиция была чрезвычайно удобной: город находился на скрещении дорог, по которым Цезарь вероятнее всего должен идти. Ситуация складывалась как нельзя лучше. Вся Галлия поставила всадников Верцингеторигу, и несметное войско ожидало колонну римлян, чтобы без особых усилий растерзать ее. Хвастовство кельтов не знало границ, если судить по «Запискам о галльской войне».

Всадники дружно кричат, что надо обязать себя священной клятвой — не принимать в дом и не пускать к детям, родителям и женам никого, кто два раза не проскачет сквозь неприятельскую колонну.

Даже рассудительный Верцингеториг с презрением отзывался о коннице противника на совете:

— Галлы не должны сомневаться: никто из неприятельских всадников не осмелится показаться из — за рядов прикрывающей их пехоты.

Галлы не учли, что имели дело с Цезарем. Они наивно полагали, что после стольких неудач у проконсула опустились руки и он бесцельно мечется по Галлии в надежде добраться до старых римских провинций. Воодушевленные отступлением Цезаря, упоенные собственными успехами, галлы не понимали, что пока Цезарь жив — он непобедим. И Алезия — ловушка, которую Цезарю готовили наивные кельты, — прославила его на долгие века.

Галльская конница, разделившись на три отряда, устремилась к колонне римлян. Однако всадники Цезаря остановили врагов на правом фланге и отбросили к пехоте. То же ожидало и два других отряда, которые намеревались взять римлян в клещи.

Каким образом Цезарь стал обладателем превосходной конницы? Ответ найдем в «Записках».

Так как Цезарь знал о численном превосходстве неприятельской конницы и, будучи отрезан от всех дорог, не мог получить никакой поддержки ни из Провинции, ни из Италии, то он послал за Рейн к германским племенам гонцов, чтобы получить от них конницу и легковооруженную пехоту, сражающуюся в ее рядах. Когда германцы прибыли, то их лошади оказались не вполне удовлетворительными. Поэтому Цезарь взял лошадей у военных трибунов и прочих римских всадников, а также у добровольцев — ветеранов и распределил их между германцами.

Никому из галльских всадников не удалось сдержать клятвы. Многие из них не увидели ни жен, ни родителей, ни детей. Их тела, изрубленные беспощадными германцами, усеяли поле между легионами, продолжавшими наступать, и лагерем галлов. Наемники вели кровавую жатву до тех пор, пока галльская конница не спряталась за спинами своих пеших воинов.

Теперь пришло время легионов. Приближение римлян вызвало панику в рядах галлов. Верцингеторигу не понадобилось много времени, чтобы оценить ситуацию и предположить результат столкновения. И он принял решение отходить под стены Алезии. Хотя отходить — это неточно сказано. Сражение пеших войск, даже не начавшись, закончилось повальным бегством галлов. Римляне преследовали их. Пока было светло, легионерам Цезаря удалось перебить около 3 тысяч человек в арьергарде противника.

Алезия располагалась на вершине высокого холма. С двух сторон подступы к ней защищались естественными преградами — реками, с двух других город окружали холмы. Лишь напротив ворот, приблизительно на 3 мили (около 4–5 километров) в длину, тянулась равнина.

Цезарь сразу понял, что взять штурмом очередной оплот галлов невозможно.

Впрочем, Верцингеториг еще надеялся дать бой под стенами города и не торопился входить в Алезию. Даже после недавнего поражения войско галлов состояло из 80 тысяч пехоты и 15 тысяч конницы; Цезарь имел немногим более 30 тысяч воинов. Очередное конное сражение на равнине снова закончилось победой римлян. (Впрочем, не столько римлян, сколько германцев — этих бесстрашных всадников нисколько не волновало, что галлы в несколько раз превосходят их количественно; германцы считали: чем многочисленнее враг, тем больше добыча.)

Цезарь не оставил Верцингеторигу выбора; последнему не было смысла оставаться в лагере под стенами города, не мог он и вырваться с огромным неповоротливым войском на просторы Галлии — римляне сразу бы настигли деморализованных недавними поражениями галлов и перебили их. И войско Верцингеторига вошло в город, надеясь найти спасение в стенах Алезии, но попало в коварную западню.

«Борьба под Алезией пользуется заслуженной славой, так как ни одна другая война не дает примеров таких смелых и искусных подвигов», — пишет Плутарх, и с ним невозможно не согласиться. Гениальность Цезаря, его лучшие качества полководца наиболее ярко проявились при осаде этого города.

Верцингеториг убедился в полной бесполезности своей конницы, тем более не было корма для лошадей, и они слабели с каждым днем. Галльские всадники прорвались через римский недостроенный участок укреплений. Перед этим галльский вождь поручил всадникам посетить все общины и собрать на войну всех способных носить оружие. И еще предупредил, что «если они не проявят достаточной энергии, то вместе с ним обречены на гибель 80 тысяч человек отборного войска. По сделанному подсчету, у него хватит хлеба с трудом на 30 дней, но при известной бережливости можно продержаться несколько дольше».

По сведениям Плутарха, «число запершихся в городе было не менее 170 тысяч». Кроме войска Верцингеторига, в городе находились его жители, да и население окрестных сел бежало в Алезию, надеясь здесь найти спасение. Казалась бессмысленной сама затея взять город с таким большим количеством защитников. А Цезарь был доволен, что его главный враг оказался в городе, и на этот раз твердо решил с ним покончить.

Едва ли при осаде античного города использовалось больше сложнейших и невероятных по масштабам сооружений, как под Алезией. Римляне окружили город линией укреплений, общая длина которой составила 11 миль (более 16 километров). «В соответственных пунктах на ней был разбит лагерь и устроено 23 редута. В этих редутах днем стояли сторожевые посты для предупреждения внезапных вылазок; сильные отряды караулили их и ночью».

Перед выросшей стеной римляне выкопали ров шириной 20 футов (около 6 метров) с отвесными стенками. Через 400 футов (около 120 метров) прокопали еще два рва. Средний из них заполнили водой, подведенной из ближайшей реки.

Сооружения получились весьма внушительные, но защитников явно не хватало. Малочисленность войска вынудила Цезаря прибегнуть к сложной системе ловушек и прочих хитростей. В местах соединения бруствера с валом устроили рогатки, затруднявшие врагам восхождение на стены. Перед укреплениями выкопали небольшие рвы. В них установили срубленные стволы деревьев с заостренными и очень прочными сучьями. Снизу стволы скреплялись так, что их невозможно было ни вырвать, ни даже пошатнуть. Кто попадал в эти ямы, оказывался пронзенным остриями стволов и сучьев. Такие ловушки назывались могильными столбами.

В другие ямы закапывались заостренные и обожженные стволы толщиной в человеческое бедро. Ямы устраивали по пять рядов в трех футах друг от друга. Такие западни носили название лилий, ибо по форме напоминали этот цветок. Ямы прикрывали хворостом и дерном для маскировки.

Вдобавок римляне вкапывали в землю колья в фут длиной с железными крючьями. Размещались они на небольшом расстоянии друг от друга в разных местах. Их называли стрекалами. Проконсул предусмотрел все и блестяще подготовился к любому развитию событий. Вот что мы узнаем из «Записок»:

По окончании всех этих работ Цезарь выбрал, насколько позволяла местность, самую ровную полосу и провел на ней совершенно такую же линию укреплений в 14 миль в окружности, но обращенную наружу, именно против ожидаемого извне неприятеля, чтобы он даже в очень большом количестве не был в состоянии окружить со всех сторон его караульные отряды. А чтобы не быть вынужденным выходить из лагеря с опасностью для своего войска, он приказал всем запастись хлебом и фуражом на 30 дней.

Галлы с ужасом взирали на грандиозные сооружения римлян. Большинство их впало в апатию, и Верцингеторигу не удалось даже организовать приличную вылазку. Ему, Верцингеторигу, римляне не оставили ни малейшей возможности пополнить запасы продовольствия. Единственное, что оставалось галлам, — это экономить. Однако неумолимо приближался день, когда экономить будет нечего. Все надежды галлы возлагали на помощь, которую должна собрать со всей Галлии прорвавшаяся конница Верцингеторига. Но как ее дождаться, когда все хлебные хранилища опустошены до последнего зернышка? И тогда Верцингеториг созвал собрание самых влиятельных представителей галльских народов.

Из высказанных мнений преобладали два: либо сдаться Цезарю на приемлемых условиях, либо, пока есть силы, напасть на римлян всем вместе (а там уж как повезет). Третий путь, весьма жестокий и бесчеловечный, предложил опытный воин — арверн Критогнат:

— Я не намерен говорить ни слова о предложении тех, которые называют капитуляцией позорнейшее рабство; по моему мнению, их надо исключить из числа граждан и не допускать на собрания. Я желаю иметь дело только с теми, которые высказываются за вылазку: в их предложении все вы единогласно признаете следы старой галльской храбрости. Но не храбрость это, а слабохарактерность — не суметь короткое время вынести продовольственную нужду. Людей, добровольно идущих на смерть, легче найти, чем таких, которые терпеливо выносят лишения. При всем том я одобрил бы это предложение — так высоко ценю честь, — если бы я видел, что в жертву приносится только наша жизнь. Но при нашем решении мы должны подумать о судьбе всей Галлии, которую мы подняли на ноги с тем, чтобы получить от нее помощь. Когда нас 80 тысяч человек будет сразу на одном месте убито, откуда, по вашему мнению, возьмется мужество у наших близких и кровных родственников, если они вынуждены будут принять решительный бой на наших трупах? Каков же мой совет? Делать то, что делали наши предки в далеко не столь значительной войне с кимврами и тевтонами: загнанные в свои города и страдая от такой же нужды в съестных припасах, они поддерживали жизнь свою трупами людей, признанными по своему возрасту негодными для войны, но не сдались врагам. Если бы у нас не было такого примера, то я признал бы делом чести создать его во имя свободы и завещать потомкам.

Галльские старейшины все же не решились воспользоваться чудовищным советом Критогната, но поступили ненамного гуманнее. Воины безжалостно выбросили за городские ворота всех жителей Алезии, которые накануне с ликованием приняли в свой город армию Верцингеторига; то есть избавились от «всех негодных для войны по нездоровью или по годам». Ни просьбы, ни мольбы женщин, стариков, детей не смягчили сердца соплеменников.

В отчаянии жители Алезии бросились к римским укреплениям, чтобы предложить себя в качестве рабов и наложниц в обмен на кусок хлеба. Но в данный момент легионерам Цезаря не нужны были лишние рты ни в каком качестве.

Люди метались между стенами родного города и укреплениями Цезаря. Многие проваливались в римские скрытые ямы и гибли на острых копьях. Одни попадали туда случайно, другие сознательно, чтобы покончить с ненужной жизнью и тем самым избежать ужаса голодной смерти.

Войско, собранное со всей Галлии и появившееся под Алезией, насчитывало около 250 тысяч человек пехоты и 8 тысяч конницы — таковы цифры «Записок о галльской войне». Плутарх определяет численность войска, явившегося на помощь Верцингеторигу, в 300 тысяч человек.

При виде таких сил гарнизон Алезии охватило всеобщее ликование, как будто победа уже была одержана; все поздравляли друг друга и стремились как можно скорее соединиться с братьями по оружию на противоположной стороне римских укреплений. Настроение галлов можно понять; более удивительно, что римлян, оказавшихся между двух огней, не охватила паника. Впрочем, и этому есть объяснение: с легионерами находился Гай Юлий Цезарь. Пешком или на коне, он появлялся то на внешней линии укреплений, то на внутренней. Проконсул лично расставлял легионеров на самых опасных местах. Несмотря на то, что воинов не хватало, он позаботился, чтобы каждый участок обороны имел резерв.

Цезарь был везде и всюду. И везде успевал ободрить своих легионеров так, что те готовы были сражаться за двоих, за троих. Готовы были умереть за Цезаря, как раньше умирали за отечество, за Рим.

Положение было критическим, и Цезарь старался не совершить ошибку. Это стоило огромного напряжения физических и моральных сил, но проконсул не мог себе позволить расслабиться даже на мгновение. Опасность никогда не вынуждала его опустить руки, положиться на судьбу и случай. Наоборот, опасность мобилизовывала ум и волю покорителя Галлии, и самые дерзкие его поступки неожиданно давали положительный результат. Более того, своей верой в победу, своим неукротимым духом Цезарь заряжал сердца легионеров, и все оказывалось подвластно римлянам.

Галлы атаковали укрепления Цезаря с двух сторон. Особенно нелегко римлянам пришлось на внешнем кольце, где наступали свежие, не истощенные голодом силы. Не надеясь на свою конницу, враги расположили в ее рядах множество пеших воинов: стрелков и легковооруженных пехотинцев. Это новшество позволило не только выдержать первый удар римлян, но и нанести им значительный урон. Лучники успели выпустить по нескольку стрел еще до столкновения обеих конных лав. Затем галлы, жертвуя своими жизнями, принялись бросаться прямо под лошадей, вспарывая им животы, подрубая ноги.

Сражение шло на виду у галльского лагеря, вся панорама открывалась со стен Алезии. Всякая удача отмечалась громкими криками соплеменников. Это придавало сражавшимся еще больше храбрости. Казалось, страх смерти — важнейший из человеческих инстинктов — совершенно покинул галлов.

Настал момент, когда все многолетние труды Цезаря, и он сам, оказались на краю гибели. Его войско, окруженное со всех сторон врагами, было в худшем положении, чем легионы Красса накануне гибели в Парфии. Но под Алезией стояли легионеры Цезаря, которые семь лет не выпускали из рук оружие, которые привыкли попадать в критические ситуации и выходить победителями из невероятных положений. Они надеялись на собственное мужество и гений Цезаря. И на этот раз все необходимое для победы было с ними.

Легионеры без страха смотрели на тысячи врагов и спокойно выполняли приказы Цезаря и его легатов. Цезарь не сделает шаг навстречу гибели. Проконсул Галлии знает, что нет ничего невозможного для него в этом мире, и никто не в силах остановить его на пути к цели. Цезарь совершил самое важное для победы — то, чего не удалось сделать Марку Крассу в песках Месопотамии. Он поселил в сердцах легионеров непоколебимую уверенность, что никто не сможет противостоять римскому мечу, что легионер Цезаря непобедим.

Битва конницы была долгой, упорной и кровопролитной: кровавые жернова работали непрерывно с полудня и до захода солнца. Чаша весов долго колебалась, не желая отдавать предпочтение ни одной стороне, пока наконец Цезарь не бросил в атаку германцев. Римские всадники расступились, чтобы открыть им дорогу.

Благодаря германцам победа распростерла свои крылья и летела к Цезарю. Галлов отбросили от укреплений и обратили в бегство. Хуже всех пришлось пешим воинам, которые доставили римлянам немало беспокойства в начале битвы. Угнаться за собственными всадниками они не могли, а потому галльских стрелков и легковооруженных воинов окружили и безжалостно перебили. И в других пунктах римляне преследовали отступавшего неприятеля. Тогда те, кто выступил из Алезии, отчаялись, разуверились в победе и отступили в город.

Весь следующий день галлы занимались изготовлением фашинника для заваливания рвов, лестниц и багров, а ночью вознамерились взять реванш за проигранное сражение.

Они выступили бесшумно в полночь из лагеря и приблизились к полевым укреплениям, — рассказывают о новой битве «Записки». — Внезапно подняв крик, который для осажденных должен был служить сигналом их наступления, они бросают фашинник, сбивают наших с вала пращами, стрелами и камнями и вообще подготовляют штурм. В то же время Верцингеториг, услыхав их крик, дает своим сигнал трубой к наступлению и выводит их из города. Наши занимают на укреплениях свои посты, которые каждому были назначены в предыдущие дни, и отгоняют галлов фунтовыми пращами, кольями, расставленными по всем шанцам, и свинцовыми пулями. Так как за наступившей темнотой ничего не было видно, то много народа с обеих сторон было переранено.

Тем временем, к самым опасным участкам римляне подтянули метательные машины: баллисты, катапульты, скорпионы. Не считаясь с потерями, галлы упорно продвигались к римской стене. На пути к цели их поджидала новая смертельная опасность: целыми толпами враги стали проваливаться в ямы, натыкаться на стрекала и наносить себе раны крючьями. Заплатив страшную кровавую цену, галлы так и не смогли прорвать линию обороны Цезаря.

Приближался рассвет. Оставив горы трупов, галлы вернулись в лагерь.

Успехи Верцингеторига были более чем скромны. Ему удалось преодолеть рвы, но на это ушла вся ночь. Даже не попытавшись штурмовать римскую стену, Верцингеториг отступил в Алезию.

Дважды потерпев жестокое поражение, враги Цезаря больше не надеялись на быстрый успех; не помогало им ни традиционное галльское презрение смерти, ни численное превосходство. Следующее нападение на римлян было тщательно продумано с учетом сведений, добытых разведкой, и советов людей, хорошо знавших местность.

На северной стороне римских укреплений находился холм, который вследствие его обширности Цезарь не смог опоясать сплошной линией стен и рвов. Впрочем, больше сказался недостаток времени: в процессе галльской войны римляне насыпали целые горы и сносили природные холмы, копали рвы на каменистой почве. Легионеры в совершенстве овладели фортификационным искусством, а их военачальник использовал любую возможность, чтобы избежать пролития римской крови.

На холме римляне разбили лагерь и разместили два легиона.

И вот галлы нашли ахиллесову пяту римлян. Они сосредоточили у подножия холма огромные силы: 60 тысяч человек, отобранных из племен, которые славились своей храбростью, ожидали условного сигнала. Командование поручили арверну Веркассивеллауну, родственнику Верцингеторига.

Своим особым чутьем Цезарь безошибочно определил, где должны развиваться основные события, и появился на холме задолго до того, как на равнине начали скапливаться галльские войска. Ветер развевал пурпурный полудаментум на плечах военачальника. Он не только вдохновлял своих легионеров, но и руководил каждым их шагом, каждым подразделением. «Цезарь, выбрав удобный пункт, видит с него, что где делается: где наших теснят, туда он посылает резервы», — сказано в «Записках». Несмотря на недостаток в людях, он всегда держал в запасе резервы, которые бросал в бой на самом опасном участке в самое критическое время.

Сражение было чрезвычайно упорным и жестоким, как и всякий последний бой. На кону стояли слишком дорогие лоты: Западная Европа либо становилась свободной, либо окончательно превращалась в римскую провинцию.

В полдень галлы пошли на штурм холма. На этот раз они не стали бездумно бросаться на римские укрепления. Часть галлов занялась поисками ловушек Цезаря, шедшие следом заваливали их землей и фашинником. Другие же, построившись черепахой, поднимались на холм. Вот они достигли первой линии римской обороны и вступили в бой. Очень скоро сражение шло по всей возвышенности, и римляне уже не могли противодействовать врагам, уничтожавшим ловушки и засыпавшим рвы.

В тылу сражавшихся легионеров раздались боевые вражеские кличи. Это Верцингеториг опять повел в атаку истощенное войско.

Вместе с последним резервом Цезарь сам вступил в бой. «О его прибытии узнали по цвету одежды, которую он носил в сражениях как знак отличия». Цезарь неслучайно надел положенный ему по римской традиции пурпурный плащ. Он, конечно, привлекал галлов, но являлся для легионеров лучше знамени. Цезарь шел на неимоверный риск, но другого выхода у него не было.

Ряды галлов расстроились, и довольно скоро в их войске не осталось и следа воинственности, дисциплины, порядка. В отдельных местах еще шел бой, но основная масса галлов поглядывала назад. Путь к отступлению был свободен, и это подтолкнуло галлов воспользоваться им как можно скорее. Лучшие галльские воины, отобранные лично Веркассивеллауном, бежали к своему лагерю. Они смирились с тем, что потерпели очередное поражение от Цезаря. Они бежали, надеясь, что завтрашний день будет более счастливым.

Цезаря простая победа не устраивала, в его планах на завтра не было очередной битвы с галлами. Внезапно на пути бегущих возникли свирепые германские всадники. И началось беспощадное уничтожение деморализованного противника. Окружение и резня произошли так быстро, что оставшееся в лагере галльское войско не смогло оказать помощь Веркассивеллауну. Десятки тысяч разноплеменных галлов, словно парализованные, смотрели, как гибнет в кольце цвет их воинства. Спаслись очень немногие. Веркассивеллаун попал в плен. Легионеры собрали у подножия холма 74 знамени врагов и бросили их к ногам Цезаря. Началось массовое бегство из галльского лагеря.

В «Записках» отмечается:

И если бы наши солдаты не были утомлены напряженным трудом за целый день, то все неприятельские полчища могли бы быть уничтожены. Посланная около полуночи конница нагнала арьергард; много народу было при этом взято в плен и убито; остальные разбегаются по своим общинам.

Галльская 300–тысячная армия исчезла, словно пыль после дождя.

Защитники Алезии были обречены: у них не осталось ни сил, ни средств, ни желания продолжать бессмысленную борьбу. На следующий день после битвы Верцингеториг созвал общее собрание и отдал себя в его распоряжение:

— Как скажете, так и будет. Или моей смертью удовлетворите римлян, или выдайте меня живым.

Подавленные галлы не могли решить даже этого вопроса. Они отправили послов к Цезарю, чтобы тот определил дальнейшую судьбу их вождя. Цезарь пожелал видеть своего главного врага живым.

Плутарх красочно описывает сцену сдачи в плен арвернского вождя:

Верцингеториг, руководитель всей войны, надев самое красивое вооружение и богато украсив коня, выехал из ворот. Объехав вокруг возвышения, на котором сидел Цезарь, он соскочил с коня, сорвал с себя все доспехи и, сев у ног Цезаря, оставался там, пока его не заключили под стражу, чтобы сохранить для триумфа.

Пять лет Верцингеториг провел в римской тюрьме, затем в 46 году до н. э. его провели по улицам Рима во время триумфа Цезаря и обезглавили. Последнего защитника свободной Европы высоко оценил Т. Моммзен. Интересны рассуждения немецкого историка о рыцарстве в политике:

Подобно тому как после пасмурного дня солнце показывается в минуту заката, так судьба дарует погибающим народам последнего великого человека. Так стоит на исходе финикийской истории Ганнибал, на исходе кельтской — Верцингеториг. Ни один из них не мог спасти свой народ от иноземного господства, но они избавили его от позора бесславной гибели. Верцингеторигу, как и Ганнибалу, пришлось бороться не только с внешним врагом, но прежде всего с антинациональной оппозицией оскорбленных эгоистов и испуганных трусов, которая всегда свойственна выродившейся цивилизации. И вместе с тем, едва ли существует более резкая противоположность, чем та, какую мы видим между трезвым гражданином финикийского торгового города, в течение 50 лет с неизменной энергией стремившимся к одной и той же великой цели, и смелым королем страны кельтов, чьи громкие подвиги и великодушное самоотвержение совершилось в течение одного короткого лета.

Древний мир не знает другого подобного человека, рыцаря как по своим внутренним качествам, так и по внешнему виду. Но не рыцарем должен быть человек, а тем более государственный деятель. Не герой, а рыцарь с презрением отказался от бегства из Алезии, между тем как один он был важнее для народа, чем сто тысяч обыкновенных храбрых людей. Не герой, а рыцарь принес себя в жертву, между тем как эта жертва покрыла позором народ, который трусливо и бессмысленно при своем последнем издыхании назвал преступлением против насильника свою предсмертную всемирно — историческую борьбу. Насколько иначе поступал в подобных случаях Ганнибал!

Памятник Верцингеторигу на месте Алезии (Ализ-Сент-Рен, близ Семюра. Франция)

Гай Юлий Цезарь был рыцарем, но только в тех случаях, когда это было выгодно. Он был рыцарем настолько, насколько позволяла ему политика, насколько его благородство не препятствовало достижению цели. То есть нечасто. Его путь к власти над Европой отмечен небывалой жестокостью, коварством и подлостью. Он берег и ценил собственных легионеров как орудие власти над миром, но миллионы галлов не являлись для него людьми. В общем, Цезарь был таким, каким и положено быть великому политику. При желании любой может найти в этом честолюбивом римлянине как положительные, так и отрицательные черты.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.