Мятежные галлы
Мятежные галлы
Зимой 53 года до н. э. Цезарь покинул умиротворенную провинцию и переместился на территорию Северной Италии, также ему подвластную. Подобное галльский проконсул делал каждый год, чтобы удобнее было влиять на ситуацию в Риме. Перед его отъездом раскрыли заговор в земле карнутов и сенонов. Торопившийся проконсул не стал много времени тратить на расследование; он расправился с обычной жестокостью над теми, чьи имена удалось установить. Одного из вождей карнутов, Аккона, казнили по обычаю предков, то есть обреченного на смерть привязали к столбу, голову его вложили в вилообразное приспособление и секли розгами до смерти, затем ликтор обезглавливал тело топором.
Но Цезарь, хотя и был тонким политиком, на этот раз, по мнению Т. Моммзена, просчитался.
Огонь был притушен, но не погашен. Удар, под которым пала голова Аккона, всколыхнул всю кельтскую знать. Положение дел в это время представляло больше шансов на успех, чем прежде.
Самые большие надежды вселяло в души кельтов то обстоятельство, что Цезаря не было в Галлии: восставшие боялись его больше всех римских легионов. Молниеносные передвижения проконсула, его необъяснимые победы внушали такой ужас новым подданным, что они считали своего злейшего врага — Цезаря — потусторонним божеством, посланным им в наказание. Плутарх рассказывает, что в одном из галльских святилищ римляне обнаружили меч, который якобы принадлежал Цезарю и теперь являлся предметом поклонения. Его друзья хотели взять меч, но он, улыбаясь, запретил: ведь это оружие «священное».
Природные факторы благоприятствовали мятежникам: была зима, и реки покрылись льдом, леса и долины — снегом, а в других местах простирались непроходимые болота. Римляне трудно переносили холодную зиму и предпочитали отсиживаться в укрепленных лагерях. У замысливших восстание галлов имелись многочисленные войска, много денег, собранных для войны, укрепленные города. Главное для них — отрезать Цезаря от его армии.
И это нетрудно, так как ни легионы не осмелятся выйти из зимнего лагеря в отсутствие полководца, ни полководец не может добраться до легионов без прикрытия; наконец, лучше пасть в бою, чем отказаться от попытки вернуть свою прежнюю военную славу и унаследованную от предков свободу.
В один из зимних дней карнуты захватили Кенаб (современный Орлеан), перебили всех находившихся в нем римлян и разграбили их имущество. Первый успех восставших привел в движение всю огромную территорию между Рейном и Пиренеями. Вслед за карнутами поднялся самый могущественный народ Галлии — арверны. Когда — то правитель этой земли Кельтилла пытался объединить под своим началом всю Галлию, но был убит соотечественниками. Власть над арвернами и намерения старого вождя перешли к его сыну Верцингеторигу.
До сих пор арверны хранили верность Риму, и теперь местная знать не поддержала Верцингеторига в стремлении обрести свободу. Они изгнали вождя из столицы арвернов, Герговии, но не смогли заставить его отказаться от своих планов.
Молодой правитель был одной из тех ярких личностей, которые дарит судьба народу, чтобы народ и вождь попали в историю, чтобы память о них осталась на века и тысячелетия. Энергичный, храбрый, обладавший незаурядным умом и имевший большой авторитет у соплеменников, Верцингеториг обратился со своими идеями к народу. Он призвал людей бороться за свободу и изгнал из страны своих противников, которые недавно изгнали его самого. Сторонники провозгласили его царем. Во все концы Галлии отправились посольства. К мятежным арвернам и карнутам присоединились сеноны, парисии, пиктоны, кадурки, туроны, аулерки, лемовики, анды и другие народы. Все племена признали Верцингеторига верховным военачальником. В короткий срок он собрал огромное разноплеменное войско.
Верцингеториг (Изображение на галльской монете)
Верцингеториг, как и британцы, понимал, что с обладающими виртуозной выучкой и спаянными железной дисциплиной римскими легионами галльской пехоте тягаться не по силам. Поэтому главной заботой арвернского вождя была конница. Он пытался создать боеспособное войско, а не разбойничью шайку, и методы применялись самые жестокие. Цезарь так описывает действия противника:
Чрезвычайная энергия соединяется у него с чрезвычайной строгостью военной дисциплины: колеблющихся он подвергает большим наказаниям, за крупные преступления приказывает сжигать и казнить всевозможными пытками, за легкие проступки — обрезать уши или выкалывать один глаз и в таком виде отправлять на родину, чтобы наказанные служили уроком для остальных и своей тяжкой карой внушали страх.
Хотя Цезарь презрительно именует восставших «сбродом», он по заслугам оценил размах волнений и вождя галлов признал если не равным себе, то достойным противником. Гай Юлий немедленно отправился в Трансальпинскую Галлию и сразу же столкнулся с проблемой.
Там он был в большом затруднении, не зная, каким образом добраться до своей армии. Если вызвать легионы в Провинцию, то в его отсутствие они, несомненно, будут вынуждены принять решительное сражение на походе; если же самому поспешить к армии, то в такое время было бы явной неосторожностью доверить свою личную безопасность даже тем галлам, которые с виду держались спокойно.
Не колеблясь ни мгновения, Цезарь отважился на шаг, едва ли не самый безумный в своей полной опасностей жизни. Он отправился через мятежный край всего лишь с несколькими всадниками. Цезарь рисковал: если рухнет созданная им новая римская провинция, то погребет под своими обломками и его.
В трудную минуту везение всегда оставалось с Цезарем. С несколькими всадниками он благополучно достиг Виенны. Там проконсул застал свою конницу и вместе с ней двинулся, «не останавливаясь ни днем, ни ночью, через страну эдуев в область лингонов, где зимовали два его легиона». Он собрал в единый кулак разбросанные по галльским просторам легионы.
Плутарх пишет:
Большое пространство, которое он прошел в короткое время, быстрота и стремительность передвижения по зимнему бездорожью показали варварам, что на них движется непреодолимая и непобедимая сила. Ибо в тех местах, куда, казалось, и вестник с письмом не сможет проникнуть, даже пробираясь в течение долгого времени, они увидели вдруг самого Цезаря со всем войском. Цезарь шел, опустошая поля, уничтожая укрепления, покоряя города, присоединяя сдающихся.
Борьба Цезаря с Верцингеторигом напоминала поединок шахматистов; исход ее зависел не столько от силы и многочисленности войска, сколько от хитрости, ума и терпения участников поединка. Вот только с доски по имени Европа слетали не пешки, а тысячи, десятки и сотни тысяч живых людей; погибали не ладьи и слоны, но цветущие города и селения.
Вождь галлов старался в полной мере использовать преимущество в коннице, он даже распустил часть пеших воинов, от которых было немного пользы, но сдерживалась маневренность армии. Противники охотно перенимали все лучшее друг у друга. Цезарь также прекрасно видел недостатки и достоинства своего войска: уже в первой битве с Верцингеторигом на стороне римлян сражалось около 400 германских всадников (они и принесли Цезарю победу). Обе стороны не спешили испытать судьбу в решительном сражении, но с большим упорством его избегал Верцингеториг. Цезарь не мог настигнуть неприятеля и занялся войной с городами. Здесь ему везло больше: после трехдневной осады пал Веллаунодун. Та же участь постигла Кенаб. Проконсул жестоко наказал город, с которого началось восстание: почти все жители попали в плен и были проданы. Цезарь отдал Кенаб на разграбление солдатам и затем приказал сжечь дотла.
Не успели римляне насладиться зрелищем гибнущего ненавистного города, как на их пути одно за другим начали вспыхивать галльские селения. И виной тому были не легионеры — Верцингеториг решил помочь врагу в его геростратовом деле. Очень скоро гибель вражеских дворов и усадеб перестала радовать римский глаз: языки пламени пожирали и хлеб, и фураж, и добычу. Голодали лошади, вьючный скот и люди; обозленное войско Цезаря брело по земле, превращенной в пустыню.
Памятник Верцингеторигу в Клермон-Ферране (Франция)
Римляне направились в землю битуригов, где имелось много богатых городов, но и Верцингеториг решился на большее. Он предложил сжечь города, не защищенные своим местоположением или искусственными укреплениями, чтобы в них не могли найти убежище галлы, уклонявшиеся от воинской повинности, и чтобы у римлян не было соблазна вывезти оттуда провиант и другую добычу.
Цезарь рассказывает в «Записках»:
Предложение Верцингеторига было единодушно одобрено, и в один день было сожжено у битуригов более 20 городов. То же происходит и в остальных общинах. Во всех направлениях видно зарево пожаров. Но как ни огорчало все это галлов, они утешали себя уверенностью, что теперь победа почти в их руках и они скоро вернут потерянное. На общем собрании обсуждался вопрос и об Аварике — сжечь ли его или же защитить. Битуриги на коленях молят всех галлов не принуждать их своими руками поджигать этот, может быть, самый прекрасный город во всей Галлии, красу и опору их общины. Они утверждают, что защитят его благодаря его местоположению, так как он почти со всех сторон окружен рекой и болотом и доступен только в одном, и то очень узком месте. Эта просьба была уважена.
Римлян не испугали ни неприступность Аварика, ни множество защитников; они наконец — то нашли противника, который не скроется в лесной чаще, и вцепились в него мертвой хваткой. Их ждал колоссальный труд: сооружались подвижные башни, галереи и прочее, без чего невозможно было взять город. Находившиеся поблизости галлы Верцингеторига вели настоящую охоту за интендантскими отрядами Цезаря — оплачивались кровью и мешок зерна, и тощая овца. Но удивительное дело: ничто не могло сокрушить волю римлян, их стремление к победе любой ценой. Под Авариком стояли не те легионеры, что дрожали от страха перед германцами. Цезарь воспитал непревзойденное войско. Оно испытывало трудности с продовольствием, но солдаты не теряли достоинства и терпеливо это переносили.
Когда Цезарь на осадных работах обращался к отдельным легионам и говорил, что готов снять осаду, если им слишком тяжело терпеть нужду, они, все до одного, просили его не делать этого: за много лет службы под его командованием они никогда не навлекали на себя бесчестия, ниоткуда не уходили, не кончив дела; они сочли бы для себя позором оставить начатую осаду…
Более того, римляне требовали от Цезаря сигнал к бою, хотя их позиция была крайне невыгодной: немедленный штурм Аварика грозил огромными потерями. Легионеров мало интересовала добыча, они хотели принести победу своему обожаемому полководцу. Цезарь стал для своих воинов и отцом, и богом. Но и полководец никогда напрасно не рисковал жизнями преданных солдат, ему не нужна была победа любой ценой.
Цезарь разъяснил им, скольких жертв и скольких доблестных жизней должна была бы стоить эта победа: как раз потому, что он видит их полную готовность решиться на все ради его славы, он был бы повинен в величайшей несправедливости, если бы их жизнь была для него не дороже его личных интересов. Утешив этими словами солдат, он в тот же день отвел их в лагерь и стал делать дальнейшие приготовления к осаде города.
Римляне сделали невозможное: они взяли неприступный город, несмотря на то что рядом стояло все войско Верцингеторига. Причем потери их были невелики благодаря гениальности Цезаря и инженерным достижениям. А за свои труды на полуголодный желудок римляне отомстили сполна, они не дали врагам даже права на честный бой.
Прежде всего римляне позаботились о том, чтобы захватить господствующие над городом стены; раньше они служили защитой жителям Аварика, теперь именно с них легионеры убивали всех, до кого долетали стрелы и копья.
Выбитые со стен и из башен, они (галлы) остановились в клинообразном строю на площади и других открытых местах с решимостью принять сражение там, где римляне пойдут на них в атаку. Но, увидев, что никто не спускается на ровное место, но все распространяются кругом по стене, они побоялись потерять последнюю надежду спастись бегством и, побросав оружие, неудержимым потоком устремились к окраинам города. Там одни из них, давившие друг друга в узком выходе из ворот, были перебиты нашей пехотой, а другие — уже за воротами — конницей. При этом никто не думал о добыче. Озлобленные резнею в Кенабе и трудностью осадных работ, солдаты не дали пощады ни дряхлым старикам, ни женщинам, ни малым детям.
После взятия Аварика Цезарь пытался выманить Верцингеторига из лесов и болот, но тот остался верен партизанской тактике. Тогда проконсул обратился против Герговии, родного города галльского вождя. Расчет оказался верным: Верцингеториг пришел на помощь городу, но Цезарю это не доставило большой радости. Герговия имела такое же хорошее положение, как Аварик. Галлы умели выбирать места для строительства городов. Столицу арвернов не защищали болото и река, но располагалась она на чрезвычайно высоком и крутом холме, и даже Цезарь, ознакомившись с рельефом местности, оставил всякую мысль о штурме.
Римляне могли взять город измором, и на первых порах они добились некоторого успеха. Они внезапно захватили близлежащие холмы и с них затрудняли защитникам Герговии добычу продовольствия, фуража и воды. Цезарь много дней ждал, что защитники Герговии станут сговорчивее из — за возникших трудностей, но, как оказалось, время работало не на Цезаря. Все труды Цезаря сгубила его собственная удача и мужество легионеров. Согласно плану Гая Юлия, римляне атаковали соседние высоты, находившиеся у подножия городской стены. Успех им сопутствовал: легионеры почти без потерь захватили три лагеря галлов.
Знал бы Цезарь, чем обернется эта удача!
Как только высоты оказались в руках римлян, проконсул приказал трубить отбой. Он остановил 10–й легион и несколько когорт 13–го, но воины остальных легионов не услышали или не захотели услышать звук трубы. Увлеченные преследованием врага, они оказались под стенами Герговии, и тут легионеры вообразили, что для их храбрости не существует ничего непреодолимого. Паника в Герговии, по сведениям «Записок», только добавила им уверенности.
Тут во всех частях города поднялся крик; те, которые были отсюда далеко, в ужасе от внезапного переполоха решили, что враг уже в стенах, и бросились вон из города. Женщины стали бросать со стены одежду и деньги и, наклоняясь с обнаженной грудью, простирали руки и заклинали римлян пощадить их и не губить, как они это сделали в Аварике, даже женщин и детей. Некоторые из них дали даже спустить себя на руках и отдались солдатам.
Центурион 8–го легиона Л. Фабий заявил… что не допустит, чтобы кто — либо прежде него взошел на стену. И вот, взяв трех солдат из своего манипула, он на их руках поднялся на стену; в свою очередь, приподнимая их одного за другим, он вытянул их на стену.
Защитники Аварика (Рисунок XIX века)
Несколько десятков легионеров под началом центуриона того же легиона Марка Петрония подошли к городским воротам. Держа щиты над головами, они пытались их разбить. Ворота затрещали, но в следующий миг на малочисленный отряд напали галлы Верцингеторига. Истекавший кровью Петроний слишком поздно понял свою ошибку, он обратился к легионерам:
— Так как я не могу спасти и себя и вас, то, по крайней мере, позабочусь о вашей жизни, которую я своим славолюбием подверг опасности. Уходите и думайте только о себе!
С этими словами центурион напал на врагов: двоих убил, остальных оттеснил назад, и этим дал возможность штурмовавшим отступить от ворот. Сам Петроний погиб, окруженный со всех сторон галлами.
На стенах шел ожесточенный рукопашный бой. Римлянам удалось захватить небольшой участок стены, но очень скоро храбрецы оказались в ловушке. Со всех сторон на них обрушились галлы. Решимости врагам придали женщины — теперь они распустили волосы и вынесли детей, умоляя не отдавать их на поругание римлянам.
И с той, и с другой стороны сражались не щадя себя, не заботясь о собственной жизни. Но римлян было очень мало; без осадных орудий и даже лестниц не было никакой возможности оказать им какую — либо помощь. Один за другим легионеры летели вниз головой с крепостной стены. Сбросили и центуриона Луция Фабия — желанный крепостной венок стоил ему жизни. От полного разгрома римлян спасло то, что Цезарь послал для прикрытия отступавших 10–й и 13–й легионы. Стройные когорты легионеров разметали толпы галлов и позволили отойти своим израненным товарищам в лагерь. И все же потери римлян были немалыми: погибло без малого 700 легионеров, в том числе 46 центурионов, множество раненых.
Цезарь проиграл битву за Герговию по вине возжаждавших славы собственных легионеров. Однако Гай Юлий не стал наказывать солдат (ведь зачинщики этой неудачной операции уже погибли от галльских мечей), а лишь отечески пожурил оставшихся в живых. Он выразил удивление героизмом и отметил, что их не могли остановить ни лагерные укрепления, ни городская стена, но подчеркнул, что осуждает своеволие и дерзость, с которой они воображают, будто могут судить о победе и об успехе правильнее полководца. От них требуется столько же повиновения, сколько и геройства. В конце речи Цезарь ободрил солдат, посоветовал им не слишком из — за этого печалиться и не приписывать храбрости врагов того, что произошло от неудобства местности.
Однако последствия неудачного штурма Герговии были более серьезны, чем потеря 700 легионеров. Растаял миф о непобедимости Цезаря, который складывался годами. Самые значительные союзники Цезаря — эдуи — покинули римский лагерь и перешли на сторону Верцингеторига. Цезарь понял, что на некоторое время придется оставить саму мысль покорить столицу мятежной Галлии; продолжение осады было равносильно самоубийству.
О Гае Юлие Цезаре нельзя сказать, что он не проиграл ни одной битвы: Герговия и Британия — самые большие неудачи проконсула, но не его позор. Цезарь знал, когда надо остановиться, он мог смириться с поражением и отступить, он был хладнокровен и спокоен даже в величайшем бедствии, он подчинялся обстоятельствам, чтобы сохранить себя и легионы, а затем взять реванш в другом месте, в другое время. Даже поражение Цезаря — это его огромная победа, победа над собой.
А вот галлы, напротив, испытывали эйфорию. После того как римляне сняли осаду Герговии и ушли в глубь Галлии, они решили, что осталось только их найти и добить. И жестоко просчитались.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.