От вина до самовластия ума

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

От вина до самовластия ума

Повседневные привычки новгородцев весьма отличались от обыкновений остальной Руси. Так, из одной берестяной грамоты XIV века узнаем о «фряжском» вине как довольно ходовом товаре в новгородских землях. И это в то время, когда остальная Русь потребляла мед да пиво. «Поклон от Григория Ермоле и Озекею, – пишет новгородский купец своим агентам в Старой Руссе. – Я послал тебе шесть бочек вина – как палец хватит, так что ты это хорошенько проверь. А продай, как и те. Если же по тои? же цене продал, то полученное отошли. А моим ребятам денег не давай – пошли вместе с долгом». То есть новгородский купец, закупающий вино у ганзейцев, отправляет своим старорусским дистрибьюторам шесть бочек, по крайней мере не первый раз, но при этом не очень доверяет своим «ребятам». Вероятно, те по дороге могли к вину и приложиться, оттого Ермоле и Озекею следовало измерить пальцем уровень вина в бочках.

Конечно, самым зримым отличием новгородцев от жителей внутренних областей Руси был достаточно высокий уровень грамотности, о котором свидетельствуют те же берестяные грамоты. С 1951 года в Новгородской земле их было найдено 1124 (по данным на 2012 год). Важно, что речь идет не о памятниках, создававшихся на века, – такие наносили на пергамент, – а об абсолютно бытовых записках, любовных посланиях, деловых поручениях вроде приведенного выше, заговорах, молитвах, даже детских каляках. Это свидетельствует о том, что грамотность в Новгороде не была уделом только духовных лиц и прочей элиты. Немало среди авторов берестяных грамот женщин. Вот одна обманутая особа пишет своему возлюбленному: «Почему ты всю неделю не приходил, я трижды к тебе посылала, а ты ко мне не пришел? Может быть, я тебе не угодна? Наверное, если бы я была тебе угодна, ты бы, скрывшись от людских глаз, прибежал бы ко мне бегом. Если я тебя чем-то обидела и ты будешь надо мной насмехаться, то пусть тебе будет судьей Бог и моя женская слабость. Отпиши мне».

Некоторые берестяные грамоты сохранили матерные слова. Это дополнительно свидетельствует о чисто русском происхождении мата, который отнюдь не был занесен к нам злыми татарами. Так, известное слово, обозначающее женский половой орган, встречается в грамоте XII века, а термин, применяемый для описания полового акта, имевший уже тогда весьма пространное метафорическое значение, впервые упоминается в грамоте XIII века. Остается только сожалеть, что латынь вытеснила древнерусское название «клитора», который новгородцам был известен как «секиль», да что канул в Лету прекрасный эквивалент московского «не умничай»-«ковебратеебилеж», то есть брат Яков, занимайся сексом лежа или будь как все.

Полагаю, дело не только в особых климатических условиях, обусловивших хорошую сохранность бересты именно в северных землях – единичные грамоты находят и в других городах Руси, но в сотни раз меньше, чем в Новгороде. Из Москвы, например, дошло всего три грамоты. Торговля, частное предпринимательство, необходимость вести корреспонденцию и деловую документацию сформировали в Новгороде запрос на грамотность, причем очень рано. В остальной России субъектами истории оставались исключительно князья и духовные лица – епископы да монахи. Для них письменность являлась способом зафиксировать и увековечить законы, политические решения, священные тексты и свою версию происходящих событий. Впервые на Руси именно в Новгороде субъектом истории становится простой человек с его личными нуждами, суетными желаниями, сиюминутными расчетами и, разумеется, хозяйственными делами. Береста зафиксировала память об этой социальной революции во всех красках.

Высокий уровень грамотности создавал благоприятные условия для развития новых духовных потребностей. Уже в начале XIV века некий новгородский протопоп Вавила со товарищи «святой монашеский чин… учением бесовским именовали. И многие, от иноков выйдя, женились». Во второй половине XIV–XV веке весьма влиятельной во Пскове и Новгороде стала ересь стригольников. Если раньше конфликты на религиозной почве объяснялись главным образом языческой реакцией на распространение христианства, то движение стригольников – первый в нашей истории массовый протест против существующей Церкви изнутри, на основе иного, самостоятельного, осмысления вероучения. Вероятно, название ереси объясняется тем, что один из ее родоначальников, псковитянин Карп, был парикмахером – «художеством стригольник», то есть стриг людей. Так в большой русской истории впервые заявляет о себе совершенно новый класс общества, не занятый ни в сельском хозяйстве, ни в ремесле, ни в торговле, ни в военном или духовном деле, а именно представитель городской сферы услуг.

Стригольники фактически образовали особую общину, не признававшую официального священства: «Христос днесь на земле церкви не имат», а православные священники – сплошь «пьяницы», «ядят и пьют с пьяницами, и взымають от них злато и сребро и порты», и поставлены «по мзде», то есть купили свои должности. Стригольники молились под открытым небом и, судя по всему, отрицали таинства. У них имелось даже свое «писание книжное». Поскольку «Павел и простому человеку повеле учити», еретики готовили собственных «учителей» из числа тех, «чисто житье» которых «видели люди».

Несмотря на казнь Карпа и других ересиархов, духовное брожение в Новгороде продолжалось. После присоединения к Москве архиепископ Геннадий, назначенный великим князем, обнаружил в религиозной жизни горожан немало странностей. Так, некий игумен Захария воспрещал своим монахам причащаться, потому как все священники поставлены «по мзде». А два новгородских священника, Григорий и Герасим, «поругалися святым иконам». Тотчас выяснилось, что в Новгороде немало икон, «кое резаны». Некий Алексейко, «напився пиян, влез в часовну, да, сняв с лавицы икону Успение Пречистые, да на нее скверную воду спускал; а иные иконы вверх ногами переворачивал».

Владыка выявил и новую еретическую секту, известную в русской историографии под именем «жидовствующих». Ее появление связывают с приездом в 1470 году в Новгород еще одного необычного для «материковой» Руси персонажа, а именно типичного городского интеллектуала, каких уже было много в западноевропейских городах того времени, – «жидовина» Схария из Литвы, астронома, астролога, математика и врача. Судя по всему, Схария был еще и приверженцем каббалы, мистического учения в иудаизме. Вокруг Схарии в Новгороде сложился своего рода интеллектуальный клуб, в который входили и священники и миряне, ищущие сокровенного знания. Суть учения «жидовствующих» известна нам лишь приблизительно, например, они отрицали троицу, божественность Христа, иконы, мощи, церковные таинства, монашество. Судя по всему, новгородским еретикам были известны отрывки из произведений античной философии и «Логика» иудейского ученого XII века Маймонида. Они пользовались таблицами для определения лунных фаз и затмений. Неудивительно, что Схария сумел математически доказать ошибочность расчетов конца света, который должен был случиться в 1492 году, якобы через семь тысяч лет от сотворения мира. Новгородское вольномыслие проникло в Москву и захватило даже великокняжеский двор. В одном из еретических текстов круга «жидовствующих» говорилось о «самовластии ума», которым Бог наделил человека, чтобы он познал добро и зло, «путь откровениа изяществу и невежествию».

Некоторые советские ученые видели в ересях новгородской земли русский вариант предреформации. Не вешая ярлыков – они просто загоняют мысль в привычный для нее угол, – подчеркну: появление религиозного вольномыслия свидетельствовало об утверждении в Новгороде совершенно новой для Руси городской культуры, хорошо изученной на примере Западной Европы. Ее заказчиком был ищущий смысл простой человек, уже преодолевший гнетущую зависимость от каждодневного физического труда, обладающий как интеллектуальной подготовкой, так и достаточным досугом для размышлений над нематериальными предметами.

Симптоматично, что духовные власти Новгорода находят асимметричный ответ на распространение ересей. Ведь работать приходится в весьма подготовленной и искушенной среде. Владыка Геннадий сетует на нехватку образованных кадров для борьбы с еретиками, недопустимые лакуны в библиотеке Святой Софии и, наконец, инициирует перевод всех книг Священного Писания на русский язык. Таким образом, на Руси только через 500 лет после крещения, в конце XV века, появится первый полный текст Священного Писания, известный как Геннадиева Библия. И появится он в Новгороде. До этого большинство книг Ветхого Завета были в нашей стране недоступны и считались «жидовскими». Характерно, что архиепископ Геннадий использует для переводов Библии латинские тексты, а вовсе не греческие. Ведь Новгород куда ближе к латинской Европе. Оттуда же выписываются и книги для полемики с еретиками и разоблачения их «лжи».

Впрочем, из всех видов интеллектуальной деятельности индикатором развития цивилизации прежде всего следует признать архитектуру. Именно она больше всего является технологией, требующей глубоких инженерных знаний, опыта работы с различными материалами, точных математических расчетов, развитого пространственного мышления, наконец, взаимодействия специалистов разного профиля. Стадиальное отставание Москвы от северных республик было очевидно еще до разгрома Новгорода – Москва постоянно прибегала к помощи псковских зодчих, которые имели репутацию лучших мастеров каменного строительства. Практика приглашения псковичей сохранится и в конце XV–XVI веке. Характерная история, например, приключилась при возведении Успенского собора Московского Кремля, который величием должен был превзойти хотя бы Софию Новгородскую. Первоначально Иван III поручил строительство московским мастерам. Они начали возводить новый собор вокруг убогого зданьица времен Калиты, потом старые стены разобрали и спустя два года принялись подводить сооружение под своды. Но майским вечером 1474 года собор неожиданно развалился – якобы был «трус во граде», то есть землетрясение. Послали за псковскими мастерами; те тщательно исследовали руины и пришли к выводу, что причиной обрушения стал плохой раствор извести, а также неверный расчет тяжести сводов, легших на северную стену. Правда, псковичи не решились взяться за исправление ошибок своих московских коллег. Проект достался итальянцу. Псковские мастера построили на Соборной площади Кремля Благовещенский собор и церковь Ризоположения. Остальное, если говорить про XV–XVI века, возводили итальянцы. Зато именно творение псковского мастера Постника Яковлева – собор Василия Блаженного середины XVI века – является наиболее растиражированным символом нашей страны.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.