Княгиня Ольга (945–957). Торговля с Византией
Княгиня Ольга (945–957). Торговля с Византией
А княгиня Ольга с сыном Святославом, кормильцем его Асмудом и воеводой Свенельдом сидела той осенью в Киеве. Вскоре под киевскими горами пристали ладьи, привезшие двадцать лучших мужей древлян. Они приехали для того, чтобы посватать древлянского князя Мала к княгине Ольге. Ладья с древлянами по приказу Ольги была «вринута в яму».
И снова к Киеву приехали древлянские послы. На сей раз Ольга велела сжечь их в бане заживо. Схожий эпизод мы встречали в сагах северных германцев. Разница в деяниях Сигрид и Ольги состоит, помимо прочего, в том, что Ольга расправилась с древлянами в 945–946 гг. Сигрид сожгла своих незадачливых женихов в старом доме, включая Харольда, конунга Норвегии, и Виссавальда, конунга из Гардарики, на полвека позже, в конце X в.
Вслед за уничтожением двух посольств Ольга пришла в землю древлян, на могилу Игоря, и велела насыпать над ней курган и творить тризну. Пившие без меры древляне по приказу княгини были изрублены киевскими отроками. Но и этой кровью гнев Ольги не был утолен.
Изборск
Летом 946 г. Ольга со Святославом, кормильцем его Асмудом и воеводой Свенельдом вступила в землю древлян, ведя киевскую дружину. Вскоре полки неприятелей сошлись, или, как говорили в старину, «снемъщися». Юный Святослав метнул копье в древлян, но детская рука еще не набрала силы, и копье, пролетев сквозь уши коня, ударило животное в ногу. Тут Свенельд и Асмуд обратились к киевской рати: «Князь оуже почал, потягнемъ дружино по князи». Сражение было скоротечно. Древляне побежали по своим городам и затворились в них. Ольга с дружиной подошла под стены Искоростеня, но взять город было непросто. Ольга лето простояла под Искоростенем, пока наконец не придумала, как расправиться с ненавистным городом.
Ольга предложила измученным осадой горожанам мир, но прежде просила дань — по три голубя и три воробья от двора. К утру Ольга обещала отступить.
Дань княгине дали, и Искорбстень в тот же день был сожжен. Птицы устремились к гнездам, свитым под соломенными и тесовыми крышами города. К лапкам голубей и воробьев были привязаны горящие труты.
В итоге на древлян возложили тяжкую дань, две трети которой шли в Киев, а треть в Вышгород, в город княгини Ольги.
Следующий, 947 г. показал Ольгу как энергичную правительницу. Быть может, Ольга как государственный деятель превзошла мужа и сына. Впрочем, это вопрос скорее риторический. Заметим лишь, что Ольге в 947 г. было пятьдесят четыре года и иная вдова ее возраста не отважилась бы выехать из Киева или Вышгорода далее как на один дневной переход.
Ольга в 947 г. с дружиной выехала на север. Это была необъятная лесная страна, откуда в 903 г. ее десятилетней девочкой привез Олег к Игорю. Видимо, Ольга поднялась по Днепру до волока у Гнездова и, оказавшись на Западной Двине, добралась до волока в Ловать и так достигла озера Ильмень. Вместе с ладьями посуху могли идти лошади, везшие киевскую дружину.
Возможно, что Ольга выступила на север поздней осенью, в пору, когда на реках стал крепкий лед. Все путешествие Ольга могла провести сидя в санях. Заметим, что как раз в середине X в. активно отстраивался Новгород, быстро затмивший Рюриково городище.
От Новгорода Ольга уехала на восток руслом реки Мста. В те годы по Мсте словене новгородские шли на верхнюю Волгу и вовсю работал волок на месте современного Вышнего Волочка. Через волок от Новгорода шли ладьи в Булгар, Итиль и далее на Каспий. Мста имела огромное значение для восточноевропейской торговли, и Ольга начала ставить по реке погосты и устанавливать дани. Для Киева в 947 г. была очевидна необходимость установления административного контроля, как минимум, над важнейшими транспортными путями Русской равнины. Ольга понимала, что обладание лишь днепровским речным путем не сделает Киев столицей далее границ днепровского речного бассейна. Ольга стремилась к Волге, так же как ее муж ранее стремился к Тамани.
Проехав из края в край реку Мсту, Ольга вернулась в Новгород и скоро уехала на реку Лугу. С озера Ильмень через реку Шелонь на Лугу вел волок. А руслом Луги можно было попасть в Балтийское море. Княгиня Ольга установила на Луге погосты, дани и оброки.
На северо-западном рубеже словенских земель, на правом берегу реки Нарва, к северу от Чудского озера, и поныне сохранилась деревня с названием Ольгин крест. Не исключено, что в 947 г. Ольга установила над Нарвой каменный крест, ибо, во-первых, посетила эти места, а во-вторых, никогда не скрывала симпатий к христианству и вполне могла отметить рубеж государства крестом.
Летописец сообщает, что сани, везшие Ольгу, стоят в Пскове «и до сегодня». Во времена составления «Повести временных лет» сани Ольги и в самом деле могли сохраняться в Пскове, где княгиня, вероятно, делала остановку. Недалеко от Пскова, на берегу реки Великой, стоит село Выбуты. Тут, по преданию, родилась Ольга.
В 947 г. княгиня Ольга объехала едва не все славянские земли на севере Восточной Европы. Летописец замечает: «… и ловища ея суть по всей земли, знамения и места, и погосты… и по Днепру перевесища и села, и по Десне, есть село Олзино и до сего дни».
Видимо, в Киев Ольга возвращалась руслом реки Десны, через земли кривичей, вятичей, радимичей и северян, не спешивших самостоятельно склонять головы перед Киевом. В верховье Десны, недалеко от волока, соединявшего реку с Угрой, в районе города Ельня, по сей день стоит село Вольговка. А неподалеку, в верховьях бассейна реки Сож, расположено село Вользино. Возможно, в этих селах Ольга останавливалась в 947 г., и, быть может, они стали принадлежать княгине, как принадлежал ей Вышгород. В X в. город Малин принадлежал древлянскому князю Малу. Княжеские и боярские города и села в X в. были еще немногочисленны, но тенденция к их появлению установилась устойчивая.
Уже в низовьях Десны представлен еще один топоним с именем Ольги в основе. К западу от Чернигова, в 947 г. представлявшего собой укрепленный город с обширным посадом и большим курганным некрополем, расположено урочище, именуемое Ольгово поле.
По возвращении в Киев Ольга обняла сына Святослава, которому было пять лет от роду. Летописец особо говорит, что Ольга «пребываше с ним въ любви».
В 955 г. Ольга поехала в Византию. И тут мы прибегнем к свидетельству греческого императора Константина VIII, в середине X в. в посетившего Русь:
«Зимний и суровый образ жизни этих самых Русов таков. Когда наступает ноябрь месяц, князья их тот час выходят со всеми русами из Киева и отправляются в полюдье, т. е. круговой объезд и именно в славянские земли Вервианов (древлян), Другувитов (дреговичей), Кривитеинов (кривичей), Севериев (северян), и остальных славян, платящих дань Русам. Прокармливаясь там в течение целой зимы, они в апреле месяце, когда растает лед на реке Днепр, снова возвращаются в Киев. Затем забирают свои однодревки… снаряжаются и отправляются в Византию…
…Однодревки, приходящие в Константинополь из Внешней Руси, идут из Невогарды (Новгорода), в котором сидел Святослав, сын русского князя Игоря, а также из крепости Милиниски (Гнездово или Смоленск), из Телюцы (Любеча), Чернигоги (Чернигова) и из Вышеграда. Все они спускаются по реке Днепру и собираются в Киевской крепости, называемой Самватас…
…Данники их, славяне, называемые Кривитеинами и Ленсанинами, и прочие славяне рубят однодревки в своих городах в зимнюю пору и, отделав их, с открытием времени, когда лед растает, вводят в ближние озера. Затем, так как они (водоемы) впадают в реку Днепр, то оттуда они и сами входят в ту же реку, приходят в Киев, вытаскивают лодки на берег для оснастки и продают русам. Русы, покупая лишь самые колоды, расснащивают старые однодревки, берут из них весла, уключины и прочие снасти и оснащивают новые…» (Известия византийских писателей о Северном Причерноморье. — М.-Л., 1934, с. 10).
Константин VIII писал о Руси около 948 г. Из его сочинения можно представить картину полюдья в Древней Руси.
Осенью, как станет лед на реках, из ворот Киева, а в X в. он был невелик, выезжала княжеская дружина, составленная из нескольких сотен, а может, и тысяч отроков, представлявших различные восточнославянские союзы. Были в дружине и варяги. Наиболее знаменит среди них Свенельд, собиравший дань с уличей и древлян.
Кресты-тельники. Византия. XIII?в. ГМЗМК
Ближайшей к Киеву была древлянская земля, и именно ее города, стоявшие на реках Тетерев, Уж, Уборть, ранее всего объезжала киевская дружина. Объехать все волости древлян и за всю зиму было невозможно, и дружина посещала лишь несколько городов, куда загодя свозили пушнину и иной оброк. Это были центры речных долин, подобные городам Радомышль, Мическ или Житомир на реке Тетерев, Искоростень и Овруч в бассейне реки Уж и Олевск на реке Уборть. Древляне под присмотром своих князей к ноябрю отправляли в места остановки киевской дружины транспорты с положенным каждой волости оброком.
Часть дружины возвращалась с древлянской данью в Киев, но основная часть отряда переходила в землю союза дреговичей. И снова все повторялось. Киевская дружина едва ли заходила в глубь полесских лесов и болот, называемых дрегвой. Крупнейшими городами дреговичей на Припяти были Пинск, Давид-Городок, Хотомель, где уже в VIII в. размещалась дружина местного князя, Туров и Мозырь. Эти города и могли посещать киевляне, двигавшиеся в глубь земли дреговичей руслом замерзшей Припяти. Могли киевляне взять дань с дреговичей и на Днепре, в районе города Рогачев, традиционно принадлежавшего Турово-Пинскому княжеству, а ранее входившего в землю дреговичей как форпост на главной торговой артерии Руси.
Земли в верховьях Днепра принадлежали славянскому союзу кривичей. Киевская дружина едва ли далеко отклонялась в движении от русла Днепра вплоть до места, где к нему с юга наиболее близко верховье Десны.
Если начало полюдья Повесть осветила на примере несчастного похода князя Игоря к древлянам, то конечный участок зимнего похода можно угадать из рассказа о поездке княгини Ольги, совершенной в 947 г. Возвращалась в Киев княгиня руслом Десны, минуя земли кривичей, радимичей, вятичей и северян.
У радимичей, сидевших на реке Сож, отношения с Киевом складывались непросто, но речь о том впереди.
Между городами Брянск и Козельск, среди густых лесов, в верховьях реки Жиздры (приток Оки), расположено село Полюдово. Окрестные леса в VIII–XIII вв. населялись вятичами. Возможно, в Полюдово заходили киевские сборщики дани, несколько отдалявшиеся от русла Десны. Но весьма вероятно, что в Полюдово для сбора дани заходил вятичский князь. Во всяком случае во времена Константина VIII вятичи едва ли брались в расчет киевскими сборщиками дани. Да и не упоминает греческий император вятичей. Союз вятичей оказался крепким орешком для Киева и долее других славянских союзов востока Европы оборонял от днепровской столицы свою независимость.
Константин VIII говорит о Внешней Руси, поставлявшей в Киев однодревки. Под Внешней Русью император подразумевал ту часть Русской равнины (главным образом на верхнем Днепре), которая была занята славянами в VI–IX вв. и словно нависала с севера и северо-востока над классической Русью лесостепей Восточной Европы.
Из повествования Константина VIII можно представить такую картину. В зимнюю пору, когда княжеские вирники и отроки отовсюду, куда только могли проехать, гнали к Киеву обозы, составленные из саней, полных скоры и иного добра, замерзшими руслами Днепра, Припяти, Десны и их притоков, в многочисленных городках и деревеньках славян кипела жаркая работа. Славянские топоры валили лес и выделывали множество челнов и ладей. А надо было успеть поохотиться на куниц, соболей и лисиц и позаботиться о дровах. Кроме того, зимой крестьяне плели корзины, пекли хлеба и справляли многочисленные языческие праздники, в XI в. ставшие христианскими.
Створчатые браслеты. VII–III?вв. ГМЗМК
С наступлением весны с севера от Ольгина креста на Нарве славяне спускали изготовленные за зиму челны и ладьи на воду и руслами рек, преодолевая волоки и пороги, устремлялись под киевские горы. Кроме того, что деньги выручали за судно, приезжие кое-что продавали горожанам.
На Подоле, под Киевом, с наступленьем весны начиналась шумная пора. Люди торговали, катили по доскам в ладьи и с ладей бочки, носили тюки, галдели, заключали оптовые сделки. При расчетах в ход шли слитки серебра и золота, восточные дирхемы, западноевропейские монеты, пушнина. Повсюду пылали костры, у которых люди грели озябшие от холодных весенних зорь, от стылой днепровской воды руки. Киевскими спусками от ворот города к реке с раннего утра до позднего вечера ездили телеги, возившие горы товаров. Тут же торговали квасом и медовым напитком, предлагали печеное и жареное, соленое и копченое.
Вместе с тем в мешанине людей, подвод, ладей и гор товаров кони жевали сено, собаки сновали в поисках добычи, птицы клевали зерна овса, ржи и проса, отливавшие золотом на фоне прибрежного ила, песка и глины.
Многим не хватало места на торжище под киевскими горами, и они приставали к берегу Днепра выше или ниже столицы. Начиная от Вышгорода и до гавани города Воинская Гребля, в устье реки Сулы с апреля до июля накапливалась те массы людей, товаров и судов, которые с наступлением лета должны были собраться вместе и начать долгий и опасный поход под стены Византии, в центр тогдашней евразийской цивилизации.
Снова обратимся к свидетельству очевидца событий, к Константину VIII:
«В июне месяце, двинувшись по реке Днепру, они спускаются в Витичев, подвластную Руси крепость. Подождав там два-три дня, пока подойдут все однодревки, они двигаются в путь и спускаются по названной реке Днепру».
Далее ниже по Днепру справа от флотилии оставался небольшой, но хорошо укрепленный город Ржищев, проплывал за бортами Варяжский остров. На левом берегу Днепра, при устье реки Трубеж, в окружении громадных змиевых валов, в мареве теплого июньского воздуха растворялся едва видный из-за прибрежной растительности силуэт Переяславля. Одновременно справа над флотилией нависала гора Заруб. С ее укреплений княжеские отроки без устали наблюдали за излюбленной степняками переправой через Днепр.
Ниже по течению флотилия проплывала мимо города Канева, устья Роси и печально известного города Родня. Громадная, отовсюду закрытая гавань города Воинская Гребля, при устье Сулы, служила последним безопасным прибежищем для русской флотилии в ее пути на юг. Тут дожидались отставших, пополняли запасы провизии, узнавали вести с родных земель. Тут же, вглядываясь в бескрайнюю степь, таившую множество опасностей, участники похода невольно осознавали необходимость в сплочении, дабы выжить и добраться до Византии и обратно на Русь.
От устья Сулы до порогов было не менее двух сотен километров плаванья, и надо было остерегаться стрел кочевников. Участники похода суровели, умолкали и принимались всматриваться в каждую балку, где могли затаиться печенеги, в каждую заросль камыша, где мог сидеть стрелок.
На порогах часть судов разгружали, дабы они без риска могли одолеть кипящий котел из стремительно мчавшейся воды и камней. Часть грузов и челнов перетаскивали мимо порогов посуху.
Все время, пока русская флотилия одолевала один за другим днепровские пороги, печенеги, подобно, волкам стремились незамеченными подобраться и ухватить часть грузов, сплавлявшихся к морю. Нередко обе стороны в ход пускали оружие.
Одолев пороги, флотилия достигала острова Хортица. Остров расположен на восточной оконечности днепровской излучины. На берег острова втаскивали челны и ладьи. Необходимо было поблагодарить богов за успешное прохождение порогов. Константин VIII свидетельствует: «…русы совершают свои жертвоприношения, так как там растет огромный дуб. Они приносят петухов, кругом втыкают стрелы, а иные кладут куски хлеба и мяса…»
В низовье Днепра, у развалин Ольвии, в I тыс. до н. э. торговавшей со сколотами, расположен остров Березань. Народная изустная традиция остров помнит как Буян. На его берегах суда готовили к морскому переходу. На них устанавливали мачты и оснащали их парусами.
Выйдя в Черное море, флотилия не отдалялась от побережья. Минув устье Днестра, флотилия достигала гирла Дуная. От Воинской Гребли до гирла Дуная за флотилией скакали печенеги. Если часть судов волны выбрасывали на берег, вся экспедиция высаживалась на побережье и противостояла печенегам.
Одновременно ладьи и челны русов спускались вниз по Волге к Булгару и далее к Итилю и затем выходили в Каспийское море. Впереди русов ожидал персидский берег. Тут поклажу с судов перегружали на верблюдов и одолевали семьсот километров пути, шедшего среди гор и пустынь, и достигали вожделенного Багдада.
Из Персии, Итиля и Булгара русские купцы возвращались с грузом китайского шелка и многочисленными изделиями восточных ремесленников. В домотканных и кожаных мешочках, надежно припрятанных на поясе под широким плащом, рядом с мечом у купцов позвякивала полновесная восточная монета.
Восточные товары, и прежде всего шелк, не залеживались подолгу в теремах русских купцов. С Руси товары направляли в города Центральной и Западной Европы. От Киева через Волынь к верховьям Западного Буга шла большая торговая дорога. Она служила продолжением сухопутного пути, шедшего от Булгара, со средней Волги к Киеву. На Западном Буге располагались дальние на западе форпосты Руси — города Брест и Дрогочин. Тут взималась пошлина с ввозимых и вывозимых товаров.
Из Волыни и Галиции русские купцы попадали в Краков. Далее через Моравские ворота купцы выходили в Моравию, Чехию и оказывались на верхнем Дунае, в городах Германии. Важнейшим торговым партнером славян и Руси на юге Германии был город Регенсбург, столица Баварии.
Каждое лето от пристаней Новгорода, Старой Ладоги, Пскова и Старого Полоцка в X в. руслами Волхова, Нарвы, Западной Двины уплывало множество судов, полных скорой, медом, воском, шелком и восточным товаром. После нескольких суток плаванья по отливающим сталью водам Балтики русские суда причаливали к пристаням городов Волин, Аркона, Старгород, Гамбург, Бремен. Ходили русские купцы и к островам Готланд, Борнхольму, центры Скандинавии — Уппсалу, Сигтуны, Бирку — и далее в Данию и Норвегию.
Из Европы на Русь купцы везли сукно, шерсть, вина, франкские мечи и доспехи, ювелирные украшения и массу иного товара.
При осознании масштабов торговых операций, ведшихся Русью, становятся очевидны мотивы многих поступков князей Киева IX–XI вв. Недаром Аскольд и Дир, Олег и Игорь, а позже Святослав, Владимир I и Ярослав Мудрый, не считаясь с потерями и затратами, так настойчиво стремились получить гарантии торгового мира с Византией. И совсем не случайно Игорь пытался овладеть Таманью — ключом донского пути в Черное море, а Святослав Игоревич и вовсе сокрушил весь Хазарский каганат, города которого запирали низовья Дона и Волги. Понятны и поездка овдовевшей Ольги на Мсту и Лугу, и первостепенная важность для славян Старой Ладоги, столь лакомого куска для варяжских дружин.
Торговля, ведшаяся Русью в IX–XI вв., предопределила и объединительную политику Киева, и покорность отдельных славянских союзов в отношении гегемонии Киева, и такие явления, как полюдье. Все издержки, в том числе и моральные, покрывала материальная выгода, извлекавшаяся централизованным древнерусским государством и частью его граждан из ежегодных торговых операций, ведшихся с востоком, греческим югом и германским западом. Киев в IX–XI вв. стал тем кулаком, которым Русь добивалась реализации своих интересов.
В IX–X вв. союз полян и стоявшие во главе него киевские или русские князья сплотили вокруг себя земли древлянского, дреговичского, кривичского и северского славянских союзов. Радимичи, вятичи и хорваты до конца X в. продолжали отстаивать свою независимость. Северные земли словен новгородских и кривичей псковских были связаны с Южной Русью неразрывными торгово-экономическими узами. И часто те узы были крепче государственных узаконений.
Клады, зарытые в земле вятичей: 1–2 — колты; 3, 5, 10 — браслеты; 4 — шейная гривна; 6–8 — перстни; 9 — височное кольцо
В X–XI вв. территория русского государства расширилась на запад, вовлекая в свою стихию земли хорватов и волынян. Вместе с тем окрепший княжеский дом Киева стал сажать в дальних и ближних городах и волостях не только представителей своей династии, но и наместников, защищавших на местах интересы государства. И вот уже на востоке Руси ее границы коснулись Булгара, на юге утвердились на Тамани и в низовье Дуная, на западе достигли реки Сан и польского города Люблин (одно время входившего в состав галицкого княжества). А на севере границы русского государства стремительно продвигались к берегам Ледовитого океана. Ладьи словен новгородских ежегодно осваивали новые речные и морские пути севера, а сами словены не уставали возносить благодарственные молитвы богу за величину и богатство дарованных им земель.
Континентальная торговля, ведшаяся Русью, не только раздвигала географические и экономические горизонты вокруг центра государства, но и вела к внутреннему перерождению Руси.
Видимым олицетворением этой метаморфозы у открывавшейся миру Руси стало принятие христианства. Русь стояла последней в череде славянских государств, до последней четверти X в. не принимавшей нового кодекса не только морали, но и всего внешнего проявления естества и природы государства и населявших его народов.
Первой навстречу христианству шагнула княгиня Ольга. В 955 г., видимо находясь в составе шедшей к Византии русской торговой флотилии, она приехала в столицу империи.
В Византии правил хорошо нам знакомый Константин VIII. До 948 г. его соправителем был тесть Роман I Лекапень (919–948). Кроме того, соправителями императора были его шурины: Христофор (919–931), Константин (923–945) и Стефан (945–964).
Контантин VIII в своей книге «О церемониях» годом приезда Ольги называет 957 г.
Русская княгиня появилась в Византии с собственным священником Григорием. Это указывает на то, что, возможно, Ольга уже приняла крещение. Мы помним о киевской церкви св. Ильи и о значительном числе христиан, живших в столице в X в.
Если правда то, что Ольга приехала в Византию христианкой, а это тем более вероятно, что сам Константин VIII не упоминает о ее крещении, то рассказ составителя «Повести временных лет», посвященный крещению Ольги в Византии, всего лишь красивый вымысел.
Но в летописном повествовании есть символичная деталь. Ольгу в Византии крестили сам император Константин VIII и патриарх.
«Бе же имя ей наречено в крьщении Олена (Елена), якоже и древьняя цесарица, мати Великого Костянтина».
Константин Великий (IV в.) стал первым римским императором, утвердившим христианство в качестве официальной религии. Мать его звали Еленой. И тут следует отдать должное летописцу, ибо приведенная им параллель весьма удачна и символична.
Кроме того, супругу Константина VIII также звали Еленой Лакапин. Христианское имя Ольги Елена могло означать наречение ее духовной дочерью императорской четы. Подобное было принято при крещении в средние века.
Однако визит Ольги в Византию посеял в ее душе семена сомнения и побудил к известным действиям. О том, что не все складывалось гладко во время пребывания Ольги в столице империи, узнаем от летописца:
«Си же Ольга придя Киеву, и, якоже рекохом, присъла к ней цесарь Грьчьский, глаголя, яко мьного дарих тя. Ты бо глаголаше къ мъне, яко, аще възвращюся в Русь — мъногы дары присълю ти: челядь и воск и скору и вой в помощь; Отъвещавъши же Ольга, рече к сълом — Аще ты, рьци, тако же постояши у меня в Почайне, якоже аз в Суду, то тъгда ти дамь».
Дары русской княгине Константин VIII и в самом деле преподнес немалые, и об этом император особо сказал в своей книге. Но ранее император унизил Ольгу, продержав в заливе Суд, прежде чем позволил войти в столицу. Тем самым император расставил точки в предстоящем разговоре и дал понять Ольге, что она лишь одна из множества иных, а право греться в лучах солнца империи — это великая милость и русская княгиня, при известном смирении, может ее удостоиться. Позиция Константина VIII не могла не смутить Ольгу, и она пустилась на женскую уловку.
Киевские летописцы дружно молчат о том, что в 959 г. Ольга отправила посольство к германскому императору Оттону I, прося выслать на Русь епископа и духовенство. Мы узнаем об этом событии из западных источников. Оттон I не мог не отреагировать на подобную просьбу мгновенно, и скоро в Киев приехал новопосвященный епископ Руси Адальберт со спутниками.
До поездки на Русь Адальберт († 981) был монахом Вейесенбергского монастыря. По возвращении из Руси в Германию Адальберт стал епископом магдебургским.
Полагают, что Адальберт стал автором труда, именуемого хроникой продолжателя Регинона Прюмского († 915). Ее повествование охватывает 907–967 гг. Поездку Адальберта в Киев относят 961 г.
Обратимся к свидетельству хроники:
«В лето от воплощения Господня 959 король снова отправился против славян; в этом походе погиб Титмар. Послы Елены, королевы ругов, крестившейся в Константинополе при императоре константинопольском Романе, явившись к королю, притворно, как выяснилось впоследствии, просили назначить их народу епископа и священников…
…960 г. Король отпраздновал рождество господне во Франкфурте, где Либуций из обители св. Альбана (г. Майнц) посвящается в епископы народу ругов достопочтенным епископом Адальдагом (г. Бремен)…
…961 г. …Либуций, который не смог отправиться в путь в прошлом году из-за какой-то задержки, умер 15 февраля сего года. Его сменил, по совету и из-за вмешательства архиепископа Вильгельма (г. Майнц), Адальберт из обители св. Максимина (г. Трир), который, хотя и ждал от архиепископа лучшего и ничем никогда перед ним не провинился, должен был отправиться на чужбину. С почестями назначив его для народа ругов, благочестивейший король, по обыкновенному своему милосердию, снабдил его всем, в чем тот нуждался».
Папа Агапит II (946–955) даровал право гамбургскому архиепископу Адальдагу (937–988) ставить епископов на севере Европы и в землях славян. А работа, ведшаяся в этом направлении, кипела. У римского папы до нее не доходили руки. Решения должны были приниматься быстро и в Германии. Около 948 г. Оттон I создал пять новых епископий — две в землях полабских славян, в Бранеборе и в Хафельберге, и три в Дании — в Шлезвиге, Рибе и Орхусе. Просьба Ольги пришлась как нельзя кстати.
Однако судьба посольства епископа Адальберта оказалась обескураживающей. В 962 г. Адальберт бежал из Киева, при этом многие из сопровождавших его лиц были убиты и сам епископ едва избежал гибели.
Столь скоротечная миссия Адальберта на днепровские берега и ее результат указывают на то, что никто на Руси не то что не питал симпатии к латинскому духовенству, но, напротив, испытывал к нему неприязнь. Русские, ведшие торговлю на верхнем и среднем Дунае, были прекрасно осведомлены о судьбе славян центра Европы и не могли не знать о роли латинского духовенства во внешней политике Германии.
Видимо, Византия уж очень высокомерно приняла Ольгу, а выдвинутые Константином VIII условия принятия Руси в лоно христианства смутили княгиню несоответствием действительного положения ее государства тому статусу, который ему отводили греки.
Несмотря на обиду, в августе 960 г. — марте 961 г. русские воины участвовали в операциях, проводимых Никифором Фокой против арабов на Крите.
Тем временем у Ольги подрастал Святослав. Мать пыталась привлечь его внимание к христианству, но усилия ее были тщетны. Мальчику шел тринадцатый год, и мысли его были далеки от устремлений матери. Святослав бредил походами, сражениями, его манили далекие страны и странствия.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.