Глава 8 Внешнеполитические успехи

Глава 8

Внешнеполитические успехи

Русское правительство воздерживалось от активных действий в Прибалтике, пока его военные силы были прикованы к восточным и южным границам и существовала опасность совместных действий Речи Посполитой и Швеции.

Шведский король Юхан III, сосредоточив свои войска на русской границе, угрожал России войной. Его сын Сигизмунд III, занявший польский трон, рассчитывал оказать отцу прямую военную помощь. Но ему не удалось преодолеть традиционное польско-шведское соперничество из-за Ливонии. К тому же политика войны не вызвала энтузиазма у польско-литовской шляхты. В результате Речь Посполитая отклонила проекты антирусского вооруженного выступления, и Швеции вскоре пришлось пожинать плоды спровоцированного ею конфликта[306].

Россия немедленно перешла в наступление на Нарву с целью пересмотра итогов проигранной Ливонской войны. При Грозном этот ливонский порт в течение 25 лет служил морскими воротами страны. Последующие девять лет шведского владычества привели нарвскую торговлю в полный упадок. Швеция перерезала главную торговую артерию, связывавшую Россию с Западной Европой по кратчайшим морским дорогам Балтики. Предпринимая наступление на Нарву, московское правительство выдвинуло задачу вернуть захваченные шведами русские земли и возродить «нарвское мореплавание». Русское командование использовало для наступления все имевшиеся в его распоряжении силы. Формально во главе похода стояли Ф. И. Мстиславский и Ф. М. Трубецкой. Фактически возглавил наступление против шведов самый выдающийся из воевод — боярин князь Д. И. Хворостинин, назначенный вторым воеводой передового полка[307].

23 января 1590 г. русские войска окружили город Ям. После трехдневной осады местный гарнизон капитулировал. Сдавшиеся в плен шведы получили разрешение вернуться на родину, но часть солдат перешла на царскую службу. 30 января воевода Хворостинин с передовыми силами достиг окрестностей Ивангорода. В районе Нарвы и Ивангорода находился 4-тысячный шведский корпус. Шведы пытались остановить продвижение русских, но Хворостинин умелыми действиями парализовал их усилия. Он атаковал шведов, не дожидаясь подхода главных сил. Сражение продолжалось с 2 часов дня до вечера и закончилось победой русских. Шведы отступили за реку Нарову. Крепость Нарва располагала первоклассными укреплениями, и шведское командование отвело конницу и часть пехоты к Раквере. В крепости осталось около 1600 солдат[308].

В ночь с 4 на 5 февраля русские завершили установку батарей и приступили к методичному обстрелу крепости. Превосходство русской артиллерии было несомненным. После двухнедельной бомбардировки в западной и северной стенах образовались большие проломы. На рассвете 19 февраля русская армия предприняла генеральный штурм. Крепостные стены подверглись атаке разом в семи пунктах. Колонна, устремившаяся в главный пролом, насчитывала, по неполным данным, 5230 человек, в том числе 1850 стрельцов, 1 тыс. казаков и других ратных людей, 2380 боярских холопов[309]. Несмотря на громадное численное превосходство, русский осадный корпус после четырех-пяти часов боя потерял множество людей и был вынужден прекратить штурм[310]. На другой день русская артиллерия возобновила бомбардировку крепостной стены в районе Северных ворот. Пролом был значительно расширен. Воеводы подвели к крепости свежие силы и приготовились к новому штурму[311]. Обороняя крепость, шведы понесли тяжелые потери. Восполнить их они уже не могли. Не надеясь на благоприятный исход борьбы, шведский главнокомандующий К. Горн обратился к царю с предложением мира.

Правитель Борис Годунов сам руководил обстрелом крепости, а затем возглавил мирные переговоры. Однако современники неодобрительно отнеслись к его вмешательству в боевые действия. По словам псковского летописца, Годунов направил весь огонь артиллерии на стены крепости, «а по башням и по отводным боем бити не давал»[312]. В итоге огонь с башен нанес тяжелый урон штурмовым колоннам. Современники беспочвенно подозревали, будто Борис, «норовя» немцам, помешал воеводам занять Нарву. На самом деле распоряжения Годунова объяснялись не его симпатиями к неприятелю, а полным отсутствием боевого опыта. Правитель не покидал дворца, в то время как его сверстники участвовали в сражениях Ливонской войны.

Шведский наместник в Ливонии К. Горн соглашался возвратить России Ивангород, но русские отвергли его предложение. 22 февраля они возобновили обстрел. Последующие дни ушли на переговоры. Между тем зима была на исходе. Поверх льда на Нарове появились талые воды. В такой ситуации Борис Годунов приказал своим представителям на переговорах в последний раз «съехатца (со шведами — Р. С.) и покачати их про Ругодив» (Нарву. — Р. С.), чтобы принять их условия, в случае если шведы откажутся сдать Нарву[313]. По условиям перемирия 1590 г., шведы очистили захваченные ими русские территории с крепостями Ям, Копорье и Иван-город.

Наступление в Ливонии было успешным. Россия вернула себе морское побережье между Наровой и Невой. Однако главная цель кампании — овладение Нарвой и восстановление «нарвского мореплавания» на Балтике — так и не была достигнута.

Шведы не примирились с поражением и потерей захваченных ими крепостей. Правда, без военной поддержки Речи Посполитой они не решались на крупные военные операции против России, но в 1590 г. их отряды совершали набеги на Кольский полуостров и окрестности Иван-города[314].

Готовясь к продолжению шведской войны, Россия искала примирения с Речью Посполитой. Еще в конце 1589 г. московское правительство предприняло попытку возобновить переговоры с поляками, прерванные после избрания королем Сигизмунда III. 10 января 1591 г. польские послы в Москве подписали соглашение о перемирии на 12 лет. Русское правительство обязалось в «перемирные годы» не нарушать границ шведских владений в Прибалтике[315]. Король Сигизмунд III попытался аннулировать соглашение, поскольку послы в нескольких пунктах отступили от данных им инструкций. После ряда проволочек 15 декабря 1591 г. договор все же был ратифицирован Речью Посполитой. В условиях резкого ухудшения военного положения России в начале 1591 г., когда над страной нависла угроза одновременного вторжения со стороны Крыма и Швеции, перемирие с Речью Посполитой явилось крупным успехом русской дипломатии.

Заключив военный союз с Крымом, шведский король Юхан III сосредоточил на русской границе большую армию под командованием К. Флеминга. По шведским данным, она насчитывала 17882 солдата[316].

Крымское ханство и стоявшая за его спиной Османская империя мобилизовали для войны с Россией еще более крупные силы. Целью татарского вторжения стала Москва. В случае успеха татары и турки получили бы возможность значительно расширить сферу экспансии в Восточной Европе. 10 июня 1591 г. сторожевые станицы донесли «с поля» о движении хана Казы-Гирея со всей ордой к русским границам. Крымские перебежчики показали, что с ханом идет к Москве до 100 тыс. всадников. Во вторжении помимо Крымской орды участвовали Малая Ногайская орда (Казыев улус), турецкие отряды из Очакова и Белгорода и янычары. В распоряжении хана находилась также полевая артиллерия с турецкими пушкарями[317].

Татары сожгли незащищенные предместья Тулы и 26 июня вышли на берег Оки. Бояре с полками заблаговременно выступили на Оку, оставив в Москве небольшой гарнизон. Командование предполагало остановить татарское вторжение на переправах через Оку. Но царь Федор и его окружение проявляли беспокойство по поводу возможного прорыва подвижной татарской конницы и выхода ее в тыл русской армии. Следуя указу из Москвы, главнокомандующий князь Ф. И. Мстиславский 28 июня отдал приказ об отходе армии на Пахру, чтобы надежнее прикрыть ближние подступы к столице.

На другой день из Москвы на помощь Мстиславскому выступил Борис Годунов. В его подчинении находились «государев двор», наспех собранные подкрепления и вся артиллерия. Татар ждали со стороны Серпухова и Калуги. Поэтому Борис расположил свой укрепленный обоз — «гуляй-город» в Замоскворечье, между Серпуховской и Калужской дорогами, за пределами посада. 1 июля Мстиславский провел смотр своих полков на лугах под селом Коломенским. На другой день он получил приказ перейти к Котлам, поближе к годуновскому обозу. 3 июля для наблюдения за движением татар воеводы выслали на Пахру отряд в 200 человек. Спустя два часа дозорный воевода прискакал к обозу весь израненный и сообщил о переходе татар через Пахру. Мстиславский спешно оставил Котлы и отошел к Данилову монастырю, куда прибыл также и Годунов со всем обозом и артиллерией[318]. В третьем часу дня 4 июля хан Казы-Гирей занял Котлы. Воеводы выслали по Серпуховской дороге навстречу татарам конные дворянские сотни. Ожесточенные стычки продолжались до глубокого вечера. Крымцы потеснили конные сотни и подошли вплотную к «гуляй-городу».

«Государев Разряд 1598 г.» утверждал, будто крымский хан «приступал» к русскому «гуляй-городу» «со всеми людми». Бояре и воеводы, «сшедчися полки», с ханом и «с царевичи» бились весь день, с утра и до вечера, и «у крымского царя, у Казы-Гирея, многих людей побили»[319]. Пространная редакция Разрядных книг описывает события иначе: сам крымский хан не выступал к «гуляй-городу», а направил «царевичев со многими крымскими людми травитись против Даниловского монастыря». Бояре и воеводы выслали из «гуляй-города» конные сотни и «велели им с крымскими людми травитись». Стычки («травля») у «гуляй-города» были не более чем пробой сил. Недоброжелательный по отношению к Годунову автор «Нового летописца» записал, что «люди… государевы бияхусь с ним (ханом. — Р. С.) из обозу и не можаху их одолети, они же, погании, топтаху московских людей и до обозу». Однако более осторожные свидетели отмечали, что «крымские люди к обозу прилазили, и, бог сохранил, бой был ровно…»[320].

Пространная редакция категорически утверждала, что под стенами Данилова монастыря генерального сражения не произошло: «А сами государевы бояре и воеводы по государеву наказу стояли в обозе готовы, а из обозу в то время вон не выходили для тово, что ждали самого крымского царя с его полками, хотели к нему тогды вытить из обозу на премое дело. И царь крымской… на премое дело не пошол и полков своих не объявил, а стоял на Котле в оврагех в крепостях»[321].

Списки Пространной редакции, по-видимому, сохранили записи Разрядного приказа в их первоначальном виде, тогда как «Государев разряд 1598 г.» подвергся правке в канцелярии царя Бориса, имевшей целью возвеличить боевые заслуги Бориса-правителя.

Получив решительный отпор, Казы-Гирей не посмел атаковать русских главными силами. С приближением ночи он отвел свои отряды к Коломенскому и расположил их на лугах по обе стороны Москвы-реки. Сам хан разбил свой стан за Москвой-рекой. Проведя ночь под Коломенским, Крымская орда под утро, за час до рассвета, поспешно отступила в степи. Причины бегства татар получили неодинаковое объяснение в русских источниках.

В царском приказе по армии честь победы над ханом приписывалась решительным действиям командования. Годунов и воеводы побили крымских людей и вынудили их отойти за Коломенское, а хан, «слыша зук полков наших, побежал, что вышли на нево со всеми людми»[322]. Приказ, известный по Разрядным книгам Пространной редакции, не был включен в краткий «Государев разряд 1598 г.», но нельзя не заметить, что текст разряда был переработан в полном соответствии с версией приказа. Государев разряд подробно описывал, как воеводы «тое ночи пошли из обозу со всеми людми и с нарядом на крымского царя, на Казы-Гирея, на его станы… и на походе блиско крымского царя полков учали из наряду стрелять»[323].

Воеводы обороняли «гуляй-город» весь день, и вряд ли у них появились основания покинуть укрепления с наступлением ночи. Управлять полками и перевозить артиллерию в темноте было практически невозможно. Но все же почему татары бежали из своего лагеря «с великим страхованьем и ужасьем»?

Обратимся к показаниям участников события. Дьяк Иван Тимофеев служил в момент татарского вторжения в Пушкарском приказе в Москве. По его словам, отступление татар было вызвано не ночной атакой Годунова, а сильной артиллерийской канонадой, которая вспугнула крымцев среди ночи. Согласно «Новому летописцу», русские открыли огонь после того, как в полках произошел «всполох великий». Пискаревский летописец подтверждает, что ночная тревога в царском лагере была нечаянной. Разбуженные по тревоге пушкари, опасаясь ночного нападения, бросились к орудиям. Началась «стрельба многая отвсюду и осветиша городы все от пушек»[324]. Первыми открыли огонь пушкари «гуляй-города», вслед за ними ударили тяжелые пушки, установленные на крепостных стенах. По словам патриарха Иова, и днем, и «в нощь со всех стен градных из великиих огнедыхающих пушек непрестанно стреляху и изо всех обителей, иже близ царствующего града Москвы, такоже непрестанно стреляюще…». Перед отступлением хан узрел «великие каменоградные стены», «паче же слышав великий тресковенный гром… иже бысть… от великого… пушечного стреляния»[325]. Один летописец XVII в. добавляет к этой картине любопытную деталь. Оказывается, воеводы из-за возникшей тревоги «в ночи послали на царевы станы в Коломенское Василя Янова 1000 человек, и царь, послыша приход, пошел назад…»[326].

Артиллерийская канонада и приближение отряда, численность которого в темноте нельзя было определить, вызвали смятение в татарском стане. В памяти крымцев жили воспоминания о жуткой для них сечи на Молодях. В страхе перед внезапным ночным нападением татары «бежаху и друг друга топтаху». Прекратить панику и остановить бегство слабо дисциплинированных нерегулярных отрядов хану не удалось[327].

Для преследования противника воеводы выделили несколько дворянских сотен. Они настигли не успевшие отойти за Оку татарские арьергарды и разгромили их наголову. По различным сведениям, в руки победителей попало от 200 до 1 тыс. пленных[328]. Много крымцев было перебито либо потонуло на переправе. Из Оки русские извлекли возок, на котором Казы-Гирей бежал от Москвы. Немало награбленной рухляди татары побросали по дороге. Отряд запорожских и донских казаков настиг крымские «коши» и разгромил их[329]. Русские послы сообщали из Крыма: после похода «прибежал калга скорым делом», а вслед за ним в Бахчисарай «пришол царь из войны… в ночи в телеге, а сказывают про царя, что он ранен»[330]. Казы-Гирей не участвовал в бою под Даниловым монастырем и руку себе повредил скорее всего в ночной суматохе.

Борис Годунов постарался приписать себе всю славу победы над татарами. Столица и двор чествовали правителя как героя. На пиру в Кремле царь Федор снял с себя золотую «гривну» (цепь) и надел на шею шурину. Среди прочих наград Годунов получил золотой сосуд, захваченный в ставке Мамая после Куликовской битвы, шубу с царского плеча, новые почетные титулы и земельные владения[331].

Поражение Крымской орды под стенами Москвы резко изменило военную ситуацию и обрекло на неудачу шведское вторжение. Армия фельдмаршала Флеминга разграбила окрестности Пскова, а затем отступила в шведские пределы. В конце 1591 г. на границах Финляндии русское командование сосредоточило значительные силы. 30 января 1592 г. царские полки подступили к Выборгу. Выступивший навстречу им фельдмаршал Флеминг был вынужден укрыться в крепости. Воеводы «втоптали» шведов в город и двинулсь в глубь Финляндии. Поход продолжался две недели[332]. «Легкие воеводы» достигли окрестностей Корелы и сожгли ее посад, после чего ушли к Новгороду.

Поход в Финляндию носил характер военной демонстрации. Свои главные силы Россия по-прежнему держала на южных границах. Стремясь усыпить бдительность русских, хан Казы-Гирей прислал в Москву гонцов с предложением о переговорах. Доверившись мирным заверениям хана, Боярская дума решила послать в Крым послов для заключения мира и не позаботилась о сосредоточении на Оке сил, достаточных для отражения татарского нашествия. Воспользовавшись оплошностью русских, крымские царевичи в 20-х числах мая 1592 г. «безвестно» напали на тульские, каширские и рязанские земли и произвели там страшные опустошения[333]. В дальнейшем в связи с участием в австро-турецкой войне Крым прекратил набеги на русские земли. 14 ноября 1593 г. в Ливнах был подписан договор о мире и дружбе с Крымом. Текст договора включал пункт о союзе против «недругов», обращенный острием против Речи Посполитой[334]. Казы-Гирей потребовал уплаты поминок и «запроса» в 30 тыс. руб., но московское правительство выслало лишь половину запрошенной суммы. 14 апреля 1594 г. хан ратифицировал мирный договор с Россией[335].

Лишившись союзника в лице Крыма, Швеция отказалась от активных военных действий против России. В 1592 г. после смерти Юхана III шведское правительство предложило начать мирные переговоры. Несмотря на обострение польско-шведских противоречий в Ливонии, личная уния между Швецией и Речью Посполитой сохраняла силу, что создавало потенциальную угрозу возрождения мощной антирусской коалиции в Прибалтике. Подобная перспектива побудила Россию искать пути к мирному урегулированию отношений со шведами. В начале мая 1595 г. русские послы подписали в Тявзино договор о «вечном мире» со Швецией. Швеция отказалась от притязаний на русские земли, захваченные ею в конце Ливонской войны, и обязалась вернуть город Корелу с уездом. Таким образом, русское государство добилось пересмотра итогов неудачной войны и вернуло все утраченные западные земли. Швеция пошла на весьма важную дипломатическую уступку России, обязавшись соблюдать нейтралитет в случае русско-польской войны. Со своей стороны Россия отказалась от притязаний на Нарву и другие крепости и порты в Ливонии. Шведские представители настояли на включении в текст договора пункта, подтверждавшего принцип морской блокады Ивангорода. Тем самым Швеция сохранила контроль за внешней торговлей России на Балтике. Планы превращения Ивангорода в морские ворота страны потерпели неудачу. Хотя русские располагали естественными выходами в Балтийское море через устье Невы и Наровы, но, пока на Балтике господствовал шведский флот, они не могли основать здесь собственные морские гавани.

Московская дипломатия пошла на уступки Швеции из-за неверной оценки ситуации, сложившейся в Восточной Прибалтике. Уния между Швецией и Речью Посполитой оказалась менее прочной, чем полагали в Москве. Острое соперничество из-за Ливонии практически исключило возможность совместного выступления против России. Когда русское правительство убедилось в своей ошибке, оно отказалось ратифицировать Тявзинский договор[336].

Достигнув мира на северных рубежах, русское правительство приступило к укреплению западных границ. Задолго до истечения срока перемирия с Речью Посполитой русские начали возводить мощную каменную крепость в Смоленске, на путях возможного вторжения с запада. Смоленскую крепость строили ремесленники из всех крупнейших городов страны. В период сооружения крепости власти запретили каменное строительство по всей стране[337].

На юге усилия московской дипломатии были направлены на подчинение вольных казачьих окраин. Ликвидация Казанского и Астраханского ханств, строительство русских крепостей на Тереке, разгром Крымской орды у стен Москвы в 1572 г. создали благоприятные условия для возникновения вольных казачьих поселений в глубинах так называемого Дикого поля. Следуя по речным долинам, поросшим лесом, казаки селились на Нижней Волге, в бассейне Дона и Северского Донца, на Яике, Иргизе и Тереке. Их станицы отстояли от пограничных засечных черт на сотни верст. Потеснив степняков, донские казаки основали свой городок на Нижнем Дону, на некотором расстоянии от Азова, главного опорного пункта турок в Восточном Причерноморье.

Московское правительство внимательно следило за продвижением вольных казаков на юг, надеясь со временем использовать их силы для борьбы с татарами. В 1584 г. русские дипломаты, направлявшиеся в Турцию, получили задание собрать подробные сведения о «низовых» казаках «от Азова до Раздору»: «хто имянем атаман и сколько с которым атаманом казаков»[338]. Успехи вольной казацкой колонизации побудили русское правительство возобновить наступление в глубь степей, приостановленное вследствие неудач в годы Ливонской войны. В 1585–1586 гг. царские воеводы выстроили крепость Воронеж на одноименной реке, близ ее впадения в Дон, и крепость Ливны на перекрестке двух важных татарских шляхов — Муравского и Кальмиусского[339]. В результате государственная оборонительная линия передвинулась к югу и возникла угроза подчинения вольной казачьей окраины со стороны крепостнического государства.

Вольное казачество на стадии своего становления пользовалось известной поддержкой центральной власти. Колонизуя степные пространства, казаки вели постоянную «малую войну» с кочевыми ордами, далеко превосходившими их своей численностью. Они никогда бы не выстояли в этой борьбе, если бы за ними не было России. Русское командование ежегодно нанимало казаков на службу в полки. Тысячи казаков участвовали в крупнейших походах Казанской и Ливонской войн. Непрерывные столкновения с татарами мешали вольным казакам обзаводиться пашней. Хлеб к ним привозили из центра России. Сами же казаки промышляли рыбной ловлей и охотой. Промыслы не обеспечивали устойчивых средств к существованию, и казаки не могли прожить без государевой службы. Военная добыча служила им дополнительной статьей дохода.

Москва исподволь поддерживала «малую войну» вольных казаков. Но как только возникали дипломатические затруднения, царские дипломаты неизменно заявляли, что «воровские» казаки не являются подданными царя. Их заявления нельзя принимать за чистую монету. Правдой в них было лишь то, что центральная власть не могла полностью подчинить себе вольные казачьи окраины.

Раздор между центром и окраиной резко усилился после того, как власти уничтожили Юрьев день и закрепощенные крестьяне, спасаясь от феодального гнета, стали искать прибежища на необжитых южных окраинах, «в казаках». Беглые крестьяне несли с собой дух протеста. Крепостническая политика Годунова привела к тому, что появились признаки недовольства среди волжских и донских казаков.

Поначалу центром кристаллизации вольного казачества были степные пространства к северу от Астрахани. Но волжские казаки основали свои поселения слишком близко от государевых крепостей. Их городки на Волге не просуществовали и десятилетия[340]. В 1588 г. власти подвергли жестокому наказанию волжских казаков, напавших на персидских послов на Волге. По словам русских дипломатов, казни подверглось будто бы свыше 400 человек. «Воровской» атаман был живьем посажен на кол. Как бы ни была преувеличена приведенная выше цифра, факт остается фактом. После «разгрома» казаков правительство приняло энергичные меры к установлению контроля над землями волжских казаков.

Близ «переволоки» с Волги на Дон оно основало в 1588 г. крепость Царицын и поместило там большой гарнизон[341]. Многие волжские казаки были вынуждены покинуть насиженные места и переселиться на Яик, Дон и Терек.

Провал татарского нашествия на Москву в 1591 г. упрочил положение вольного казачества на Дону. Татары и турки, будучи не в силах изгнать казаков из Донского бассейна, пустили в ход дипломатические средства. В 1592 г. хан заявил русскому послу протест по поводу того, что царь поставил «новых четыре города: близко Азова, на Манычи да в Черкасской и в Раздорах — и из тех городков казаки, приходя к Азову, тесноту чинят»[342]. В действительности казачьи городки на Дону были основаны без царского повеления. Пользуясь военным ослаблением России, вольные казаки отказывались подчиняться распоряжениям русского правительства. В 1592 г. московские власти направили в Раздоры дворянина Петра Хрущева в качестве головы казачьего войска. Однако донцы не приняли царского воеводу и заявили: «…прежде сего мы служили государю, а голов у нас не бывало… и ныне-де рады государю служить своими головами, а не с Петром». Отказ вызвал раздражение в Москве, и в 1593 г. казакам пригрозили, что царь пошлет на них «Доном большую свою рать и поставить велит город на Раздорах»[343]. Но эта угроза не была осуществлена.

Не добившись подчинения донских городков, московские власти в широких масштабах возобновили строительство крепостей на ближних подступах к степным рубежам. В течение двух лет были выстроены Елец (1592 г.), Белгород, Оскол и Валуйки (1593 г.). Крепость Белгород имела наибольшее военное значение как ключ ко всему Донецкому бассейну. Вольная казачья колонизация подготовила присоединение плодородных южных степей к России. Чтобы обеспечить оборону края от татар, власти верстали колонистов в государеву службу, селили во вновь построенных крепостях, обязывали пахать государеву десятинную пашню.

В 1599 г. у впадения Оскола в Северский Донец, в самом сердце Донецкого бассейна, воеводы основали крепость Царев-Борисов. «Этот город, — писал Д. И. Багалей, — так далеко выдвинулся в степь, что нам теперь трудно понять мотивы, которыми руководствовался при постройке его царь Борис»[344]. В самом деле, ни одна степная крепость не строилась на таком удалении от укрепленных рубежей. Около 300 верст отделяли ее от Воронежа, 150 верст — от Белгорода. Тем не менее мотивы этого рискованного предприятия можно понять. Из Царева-Борисова открывались кратчайшие пути к Раздорам и другим казачьим городкам на Дону. Пробив коридор на южный Дон, русское правительство рассчитывало разъединить орды, кочевавшие к востоку от Донца и в Северном Причерноморье, и тем самым предотвратить новые опустошительные вторжения татар в Подмосковье. Стремясь привлечь вольных казаков на службу в Цареве-Борисове, Годунов «пожаловал» их Донцом и Осколом и позволил «по своим юртом жить и угодьи всякими владеть безданно и безоброшно»[345]. Несмотря на широковещательные заверения правительства, казаки прекрасно понимали, что их вольностям приходит конец[346]. Брожение среди донского казачества усилилось.

В конце XVI в. Россия раздвинула свои пределы как на юге, так и на востоке. За Уральским хребтом русские утвердились не сразу. Ни Ермаку, ни посланным ему на помощь воеводам не удалось закрепиться в столице Сибирского ханства. Лишь при Борисе Годунове Москва смогла прочно утвердиться в Сибири[347].

Соперник Кучума Сеид-хан, воспользовавшись победами Ермака, захватил власть в Сибирском ханстве и продержался в Искере до 1587 г. Воевода Д. Чулков выстроил неподалеку от Искера укрепленный острог Тобольск[348]. Сеид-хан вскоре был пленен, а столица ханства окончательно запустела. Кучум пытался продолжать борьбу, но потерпел поражение и бежал в Барабинские степи. Чтобы прочно обосноваться в Сибири, русские выстроили в бассейне Оби и Иртыша множество укрепленных острожков. В глухих таежных местах возникли городки Березов, Обдорск, Сургут, Нарым, Тара. Летом 1598 г. становища Кучума подверглись окончательному разгрому. Воеводы, быстро продвинувшись в глубь Барабинских степей, внезапно напали на ханскую ставку. Согласно официальным заявлениям русского правительства, воеводы пленили множество мурз и побили до 10 тыс. татар[349]. Сибирское ханство перестало существовать и угрожать русским владениям.