27. Юрий Долгорукий и Андрей Боголюбский
27. Юрий Долгорукий и Андрей Боголюбский
Они были очень не похожими друг на друга, русские князья. Среди них хватало таких, кто готов был на все ради власти, ради новых владений и богатств. Впрочем, это было вполне нормальным и для западных, и для византийских властителей. Добейся своего, и неужели духовник, кормящийся при твоем дворе не отпустит грех? А если попадется слишком строптивый, долго ли найти другого? Были и удалые князья, видевшие смысл жизни в воинских подвигах. С кем и за что сражаться — не столь важно. Главное — сверкать доспехами впереди дружины, нестись в пьянящие атаки, лихо крушить врагов. Это тоже было обычным для европейского рыцарства. Но на Руси появилось и совершенно особое явление, святые князья. Их было много, не в пример больше, чем в любой другой христианской державе, даже в Византии.
Причем сказывались не происхождение, не воспитание, а личное отношение к Вере, понимание своего жизненного долга. Порой ближайшие родственники расходились в разные стороны. Ну кто бы мог подумать, что у алчного и трусливого Изяслава Давыдовича Черниговского был родной брат Святослав-Святоша, храбрый витязь, участник многих сражений. Но в один прекрасный день он сложил с себя княжеские одежды, оружие, стал иноком Киево-Печерского монастыря и смиренно исполнял послушание привратника.
Точно так же и братья Изяслава II Мстиславича разительно отличались от него. О старшем, Всеволоде-Гаврииле, уже говорилось. Изгнанный из Новгорода, он до конца жизни княжил в Пскове, славился воинским мастерством, но и глубоким благочестием, был признан святым. А третий брат Мстиславич, Ростислав Смоленский, получил прозвище Набожной. Он беспрекословно повиновался Изяславу II, приводил по его приказам войско — по понятиям того времени, старший брат становился «в место отца». Но при этом Ростислав оставался безукоризненно честным, бескорыстным, добивался в своих владениях порядка и справедливости для всех подданных.
Полоцкому княжеству независимость впрок не пошла. Потомки Всеслава Полоцкого окончательно перегрызлись между собой, этим стали пользоваться боярские и купеческие партии, свергали неугодных князей, ставили других, готовых ублажать их. Но здесь проявила себя княгиня, св. Ефросинья Полоцкая — подвижница, просветительница Полоцкой земли, строительница храмов и монастырей.
И отдельно, особняком от остальных князей-современников высилась фигура Юрия Долгорукого. Он был вне свар, вне взаимных счетов. Он жил идеалом Руси. Той Руси, какой она была при св. Владимире, Ярославе Мудром, Мономахе. В борьбу он вступил не за трон, а именно за восстановление идеала. Конечно, он помнил о своих ущемленных правах на великое княжение. После того, как Вячеслава Туровского небрежно откинули в сторону, Долгорукий был следующим на очереди. Но даже этим он готов был пожертвовать, лишь бы возродить основы, которые когда-то принесли величие государству: сильная центральная власть, Православие, единство князей, подчинение младших старшему, твердый порядок наследования, строгое выполнение законов и договоров.
На этих принципах Юрий устраивал собственную Суздальскую землю, на них он воспитывал детей. А князь был не только правителем, но и любящим мужем, первая супруга принесла ему восемь сыновей. Да и вторую, молодую гречанку, он не обделял вниманием, она родила девятого, десятого. Некоторые из детей оказались уже старше мачехи, отец доверял им ответственные самостоятельные направления. Ростислава он нацелил на Новгород, хотя задача ему выпала трудная и неблагодарная — в зависимости от настроений и расклада сил на Руси новгородцы то принимали, то выгоняли князя. Сына Глеба Юрий ориентировал на юг, ему предназначался Городец-Остерский.
А любимцем Долгорукого был его первенец Андрей — будущий святой благоверный князь Андрей Боголюбский. Он оставался удельным князем Владимирским, прикрывал восточные рубежи Залесья от болгар. Теперь выходило, что ему же, хозяину Москвы, приходилось защищать южные границы от рязанцев, а юго-западные от голяди. Но 36-летний Андрей обладал и зрелым государственным умом, стал ближайшим советником отца. Юрий поручал ему административные, судебные вопросы, строительство. Хотя сейчас подобные проблемы отошли на второй план. Суздальский князь готовился к столкновению с Киевским.
Война началась разобщенно и беспорядочно. Изяслав II действовал по старой схеме. Он снова сорвал планы Долгорукого, натравил на него новгородцев, смолян. Вместо похода на Днепр Юрий был вынужден отбивать набеги, очередной раз брать Торжок для вразумления Новгорода. Но его сыновья Ростислав с Глебом одерживали победы и без отца. Курск и другие города южного приграничья без боя открывали им ворота, они считали Долгорукого своим законным князем, были наслышаны о справедливых порядках в его Залесской земле.
А Изяслав II проявил себя полководцем совсем не блестящим. Бестолково маневрировал туда-сюда, при переправе через Днепр по подтаявшему льду перетопил своих венгров. Зато ему хорошо удалось другое — выжигать дотла черниговские города и села. На Изяслава Давыдовича это подействовало безотказно. Он, как водится, запаниковал, и опять перекинулся на сторону великого князя. Тот сразу же забыл, как объявлял Давыдовича главным изменником, еще и подмаслил его, передал владения убитого Игоря, и они снова превратились в друзей. Вместе надавили на Святослава Ольговича, требуя мириться — дескать, твоего брата уже нет в живых, заступаться не за кого, а Долгорукий бросил Ольговичей и Давыдовичей, не пришел на помощь.
Правда, с Ольговичами были дружины Долгорукого и его дети, но стоило ли обращать на них внимание? Его сына Глеба Юрьевича великий князь и Изяслав Давыдович выгнали. А второй, Ростислав Юрьевич, неожиданно тоже надумал передаться государю. Пожаловался, что отец не дает ему городов, просился в службу. Изяслав II несказанно обрадовался. К изменам он привык, воспринимал их как естественное поведение. Как раз такими методами он хорошо научился раскалывать противников. А тут шутка ли — сын Долгорукого! Изяслав II обласкал его, отдал Городец-Остерский, добавил изрядный кусок на Волыни. Напоказ, поощряя других перебежчиков — вот он каков Юрий, собственных детей обижает, а я готов жаловать. Хотя на самом деле суздальский князь был не так-то прост, и Ростислав ему вовсе не изменял. Он действовал по заданию отца: вести разведку, готовить почву на будущее.
Что ж, свой глаз на юге был совсем не лишним. Киевский и черниговский правители торжественно провозгласили мир, целовали крест на том, чтобы «оставить злобу» и «блюсти Русскую землю заодно с Изяславом». Но злобы у них накопилось слишком много. Вроде бы, до сих пор Долгорукий их не трогал. Пока что досаждали ему, а не он. Но само существование сильного Суздальского княжества казалось Изяславу II угрозой, нависавшей с севера, как туча. Великий князь задумал раз и навсегда сокрушить Залесскую землю.
На «мирных» пирах договаривались о взаимодействии, на суздальцев нацеливались одновременные удары с юга и запада. Осенью 1148 г. Изяслав II лично отправился в Новгород. Подольстил новгородцам — великие князья давно у них не бывали. Закатил грандиозный пир, перепоил весь город, сам веселился и поднимал кубки с простыми горожанами. А на следующий день собрал их на вече. Расписал притеснения, которые они терпят от Долгорукого — ну а как же, Торжок захватывает, своевольничать не дает. Изяслав заявил, что специально прибыл защищать новгородцев, спросил, чего они хотят, мира или войны? Естественно, после таких реверансов непросохшие с похмелья головы взревели:
«Войны!»
Вооружили рать и по зимнему пути зашагали на восток. На Медведице соединились со смоленским войском. Однако черниговский князь оказался не слишком надежным союзником. Он должен был с юга наступать на Ростов, навстречу Изяславу II, но дошел только до земли вятичей и остановился. Решил выждать, как оно там сложится, кто кого одолеет? Победит великий князь, тогда и он подоспеет, добычу урвет. Новгородцы и смоляне, в свою очередь, остановились, ждали черниговцев. Стояли-стояли, не дождались, начали без них. Разорили Углич, еще несколько городков по Верхней Волге и Мологе, опустошили окрестности Ярославля.
Юрий Долгорукий не вывел в поле свои полки. Ему приходилось озираться на черниговцев в тылу, да и вообще он не хотел губить воинов в братоубийственной сече. Он правильно рассчитал, что враги в его земле все равно не сумеют прочно зацепиться. Осаждать крупные города они не рискнули — застрянешь где-нибудь под Ярославлем, тут-то тебе и врежут из Ростова, Белоозера, Суздаля. А время в ожидании Изяслава Давыдовича они потеряли, наступала весенняя распутица. Озаботились, как бы вывезти награбленное, и ушли прочь. Единственным результатом похода стали многочисленные пепелища и толпы угнанных пленных.
Для средневековых войн это было обычным, людей уводили, чтобы поселить в своих владениях, умножить число подданных, обратить в неволю. Но Изяслав II в этом отношении переплюнул остальных князей. Он погнал огромные колонны полона от Углича и Ярославля специально в Киев — похвастаться перед столицей, засвидетельствовать свою «победу». Сколько из них не дошло? Сколько надорвалось в пути и упало, уже не поднявшись? Сколько заболело и умерло в талых снегах, в весенней грязи, в лужах, ночуя под открытым небом? История об этом умалчивает. Но летописцы добросовестно зафиксировали, сколько дошло — 7 тыс. Небось, сам государь позаботился, чтобы отметили, не забыли записать.
В столицу привели 7 тыс. русских мужиков, баб, девок, детей, измученных, грязных, босых, в жалких лохмотьях, оставшихся от одежды. А народ радовался, приветствовал триумфатора. Ай да князюшка! Ай молодчина! Чего ж не радоваться? Ведь не тебя гонят под насмешки и улюлюканье! А князюшка, глядишь, расщедрится ради праздника, угостит горожан, чтобы пуще любили его и радовались… Но в Киеве Изяслава II ждал и неприятный сюрприз. Ему донесли, что «перебежчик» Ростислав Юрьевич ведет себя не совсем лояльно. Прощупывает почву разговорами, его слуги ведут агитацию среди киевлян, торков, берендеев, склоняя их на сторону Долгорукого. Государь рассвирепел. Дружинников Ростислава заковал в цепи и раскидал по тюрьмам, конфисковал все имущество, а самого князя выгнал с позором, отправил на лодке лишь с тремя слугами. Хотя эти меры запоздали. Ростислав успешно выполнил тайную миссию и вез отцу важные сведения: люди в Поднепровье недовольны засильем изяславовых бояр, охотно примут суздальского властителя. А берендеев с торками можно купить…
Великий князь торжествовал слишком рано. Он растрепал свои силы в бесцельном походе, а Долгорукий сохранил их. Князь Юрий перенял и некоторые методы противника. Приплатил наемнику Ивану Берладнику, тот снова перешел к нему на службу, и Юрий послал его досаждать смолянам с новгородцами: нападать на окраины, захватывать чиновников и сборщиков дани. Соседи переполошились, о набегах на Залесскую землю сразу забыли — свою бы защитить. А по дорогам на юг уже пылили колонны суздальцев. Совсем не такие колонны, которые прошли здесь пару месяцев назад, не тысячи оборванных и униженных пленников. Сейчас твердо шагали полки, грозно сверкающие оружием, возмущенные разорением родного края.
Присоединился верный друг Святослав Ольгович, пришли половцы. И все-таки Долгорукий не желал доводить дело до кровопролития. Надеялся обойтись демонстрацией силы. Он встал возле Белой Вежи и попытался вступить в переговоры. Действительно, в Киеве заговорили, что надо бы мириться. Но Изяслав II отмахнулся от подобных советов. Каждый склонен оценивать других по себе, и миролюбие Юрия великий князь воспринял как слабость и трусость. Задержку Долгорукого он использовал в полной мере, к нему стекались дружины братьев и сыновей. На этот раз и черниговский Изяслав Давыдович сохранил верность великому князю — счел, что он сильнее, а полученные от него уделы очень хотелось удержать.
Рати сошлись под Переяславлем. Долгорукий даже теперь предпочитал разойтись по-хорошему. Он выдвинул условия, мягче которых трудно было придумать. Прощал все обиды, прощал нападение на свое княжество, нарушение старшинства. Соглашался, чтобы Изяслав по-прежнему царствовал в Киеве. Требовал лишь достояние отца, Переяславль, да и то не для себя, а для кого-нибудь из сыновей, а Святославу Ольговичу вернуть отнятые владения Игоря. Не тут-то было! Великий князь не только не согласился, а арестовал посла, приехавшего с этими предложениями. Ведь он уже провозгласил себя победителем презренных суздальцев, он так легко громил их города!
Ну а коли так, Юрий приказал… отступить. Он, как православный человек, не хотел брать на себя ответственность за души погибших. Вооруженная демонстрация не удалась. Конечно, князю было горько и обидно. Но он решил — лучше уж пожертвовать отцовским наследством. На закате солнца 23 августа его воины начали отход. Но Изяслав II возликовал. Неприятель боится его, бежит! Скомандовал атаку…
Напоролся он очень крепко. Лавина его войск бросилась вперед — гнать, давить, втоптать в землю. А суздальцы, увидев такое дело, остановились, ощетинились копьями. Отбросили врага и ломанули в контратаку. Битва закипела в ночной темноте, а сборная армия великого князя стойкости совсем не проявила. Изяслав Давыдович с черниговской дружиной первым помчался наутек. Повернули прочь и берендеи. А переяславский полк перешел на сторону своего законного князя Юрия. Киевскую дружину смяли и уничтожили. Не хотели мира, так чего же церемониться?
Изяслав II кое-как вырвался из рубки, примчался в столицу с братом и одним слугой, созвал бояр, приказывал готовиться к осаде. Но городская верхушка рассудила иначе. При осаде и штурме пострадает их собственность, да и простонародье любит Юрия, того гляди взбунтуется. Бояре настояли, чтобы князья уезжали. Заверили:
«Вы же знаете, нам с Юрием не ужиться».
Однако при этом обещали: как только выпадет подходящий случай, они подсобят государю избавиться от соперника. Изяслав забрал своих родных, приближенных, митрополита Клима и покатил на Волынь, а через три дня к городу подошли полки суздальцев и их союзников.
Народ встретил Долгорукого ликованием. Разумеется, Юрий мечтал об этом. Он с младых лет усвоил взгляды, традиционные для Руси. Ну что такое окраинное Залесье по сравнению в Поднепровьем? Ведь престол-то принадлежал ему по праву! И тем не менее, ни разу за свою жизнь он не предъявлял претензий на Киев. Юрий не хотел завоевывать столичный трон ценой крови и страданий, до последнего уклонялся от сражений. А вышло так, что он все-таки стал великим князем. Вышло так, что он долго ждал, и дождался. Пусть уже в возрасте 57 лет, но дождался. Это выглядело торжеством справедливости.
Свое правление Долгорукий как раз и начал правление с восстановления справедливости. Выпустил из темниц Нифонта Новгородского и других узников, заточенных его племянником. Освободил своих подданных, которых угнал враг. Возвратил Святославу Ольговичу наследство Игоря. Могло показаться, что на Руси наконец-то наступает мир. Юрий обратился ко всем князьям — в Смоленск, Чернигов, на Волынь, звал к себе, готов был налаживать с ними добрые отношения. Киевские бояре присягали ему на верность. Присягали, заведомо условившись с Изяславом II ударить Долгорукому в спину. Такие вещи столичную знать уже не смущали. Почему бы не чмокнуть губами крест, если надо? А дальше посмотрим…
Бояре-то прекрасно знали, Изяслав не смирится. Он и не смирился. Западные короли были у него в родственниках. Они откликнулись дружно, без задержки. Дело-то стоящее, благородное: пройтись по Руси, хорошо поживиться, получить в награду пару-тройку городов. Венгерский Гейза прислал Изяславу 10 тыс. всадников, князь навербовал немецких наемников, а чешский Владислав и польский Болеслав Кудрявый самолично расстарались, привели к родственнику армии. Короли и князья веселились, пировали, Болеслав по католическому обряду посвящал изяславовых дружинников в рыцари. Изгнанный государь даром что возил за собой русского митрополита, принципиальностью в Вере он себя не утруждал, его западные друзья притащили на Русь своих епископов и священников. А войну считали приятной прогулкой: когда объединенные полчища появятся под Киевом, неужели Долгорукий не испугается и не удерет?
Но Юрий не испугался, выступил навстречу. Чужеземное нашествие встревожило русичей, поднялись киевляне, переяславцы, черниговцы. У великого князя имелся и сильный союзник — иноземцы вдруг узнали, что на соединение с ним ведет полки Владимирко Галицкий, не раз чесавший бока венграм и полякам. Короли занервничали, прогулка получалась не столь уж безобидной. А Юрий, как обычно, предпочитал обойтись без крайностей. Прислал послов, поинтересовался, зачем пожаловали венценосные особы. Владислав и Болеслав поспешили сделать хорошую мину при плохой игре, объявили, что они выступают лишь посредниками. Что ж, Долгорукий дал им возможность выкрутиться. Поблагодарил, отправил подарки за заботу и «посредничество», но потребовал уйти — «не тяготите земли нашей», без вас разберемся.
Однако Изяслав II, оставшийся без чехов и поляков, все равно отверг мирные предложения. Завязались тяжелые и беспорядочные бои под Луцком. Сын Долгорукого Андрей проявил себя настоящим героем. Умело командовал осаждающими отрядами, храбро отражал вражеские вылазки. Отшвырнув атаку наемников, чуть не влетел в город на их плечах, но оторвался от своих, его отрезали и окружили на мосту всего с двумя воинами. Он изломал копье, выхватил меч, рубился с наседающими немцами, со стен летели камни и стрелы. Андрей сразил нескольких рыцарей и все же пробился, раненый конь вынес его из боя и пал мертвым. Князь в благодарность велел соорудить памятник спасшему его коню.
Но он, как и его отец, не любил войну. Когда Владимирко Галицкий повторил предложение о переговорах, Андрей первым поддержал союзника. Долгорукий не возражал, и Изяслав II, поразмыслив, был вынужден согласиться. Шансов на победу ему явно не светило. Он признал себя «виновным». Ну а Юрий отнесся к племяннику милостиво. Сохранил ему Волынь, добавил еще и доходы с Новгорода. Хотя сговорчивость Изяслава объяснялась не только его поражениями — его тайными сторонниками оставались киевские бояре. Сейчас они отирались при дворе Долгорукого, добросовестно строили дружины под его знаменами, а втихаря пересылались с его противником. Намекнули: не лезь на рожон, побереги силы.
А на переговорах бояре принялись окручивать и опутывать Юрия. Вспомнили вдруг о правах его дважды свергнутого старшего брата, Вячеслава. На него уже никто и внимания не обращал, сидел себе потихоньку в оставленных ему городках. Теперь же бояре озаботились — законный претендент на престол именно он. Идею подхватили черниговские и прочие южные удельные князья. Изяслав II, совсем недавно обобравший и унизивший Вячеслава, тоже вдруг согласился: ну конечно, он и есть законный!
Долгорукий уже владел Киевом, уже держал в своих руках верховную власть. Но заговорщики знали его характер и рассчитали очень точно. При таком раскладе суздальский князь-идеалист даже не подумал спорить. Вячеслав и впрямь был старшим, и Юрий безропотно уступил. Взял себе только Переяславль, а Киев предоставил в полное распоряжение брата. Пожалуйста, вот тебе столица, вот тебе великое княжение…
А дальше все стало разыгрываться, как по нотам. Умиленный и удивленный Вячеслав первым делом приказал выкатывать бочки киевлянам, и сам прочно засел за накрытыми столами. Уже не так, как в Турове или захолустной Пересопнице, а с размахом, по-великокняжески. Дела он пустил на полный самотек, и бояре спокойненько, без помех, взялись готовить переворот в пользу Изяслава II. Но Долгорукий теперь был рядом. До него дошли сведения о том, что замышляется в столице, и он поспешил предотвратить беду. Свел пьянчужку с трона и посадил княжить в спокойном и почетном Вышгороде, а правление снова взял на себя.
Но тем самым он дал повод Изяславу II обвинить себя в клятвопреступлении! Нарушил договор! Отнял власть у старшего! На уступленные ему новгородские денежки Изяслав уже позаботился сколотить войско из волынян, приплатил берендеям и внезапно нагрянул к Киеву. Его сторонники в городе поджидали его, подняли мятеж. Долгорукий, видя такой поворот, бежал. Обрадовался было Вячеслав, прикатил в столицу — племянник-то вступился за него. Но ему откровенно посоветовали убираться вон. Князь обиделся, нетрезво упирался, даже сел в сенях дворца и отказывался уходить. С ним особо не церемонились, выпроводили под белы ручки.
Хотя и победители обожглись. Двинулись к Переяславлю, а там изменников не было, сыновья Долгорукого Андрей и Ростислав успели изготовиться к бою и дали крепкий отпор. И покатилось! Киев переходил из рук в руки… Причем простой народ по-прежнему чтил и поддерживал Юрия. Стоило ему привести войско, как крестьяне и горожане сами пригоняли к князю лодки, перевозили его через Днепр, и Изяславу приходилось спасаться бегством. Но столичной знати и удельным князьям Долгорукий был совершенно не по шерсти. Его предавали, обманывали, не извещали о передвижениях врага, и в собственной стране он оказывался «слепым». А Изяслав без стеснения посылал братьев и сыновей к венграм, приглашал десятитысячные полчища. Совершенно неожиданно появлялся у стен Киева, в столице тут же выступали заговорщики, и скрываться был вынужден Долгорукий.
Юрий был последним, кто старался возродить прошлую Русь, единую и могучую. Именно за это его любили простые люди. Но такой Руси больше не существовало. Бояре и удельные князья были готовы драться только за собственные выгоды, подачки, за соблазн пограбить. Киевская чернь развратилась и избаловалась. Раньше она истребляла оккупантов, бунтовала против несправедливости. Сейчас бунтовала, когда ее подпоят и приплатят отцы города. Радостно приветствовала Юрия, а сразу вслед за этим восторженно встречала Изяслава с чужеземцами: каждый раз он устраивал праздники, выкатывал бочки меда, раздавал мелкие деньги, тешил подданных зрелищами венгерских рыцарских турниров. А если и рыцари после турнира развлекутся, перепробуют чьих-то жен и дочерей, так это же мелочь, не убудет…
Восемь десятилетий назад вся страна возмутилась вероломным пленением Всеслава Полоцкого, полвека назад ужаснулась ослеплением Василька Теребовльского. А на заточение и убийство Игоря откликнулись лишь его брат Святослав и идеалист Юрий Долгорукий. Этот идеалист всем мешал. Мешал быть такими как есть. Мешал Киевской Руси разлагаться и погибать так, как ей хочется, за что и заслужил ненависть ее верхушки.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.