Египетские религиозные концепции середины I тыс. до н. э.

Египетские религиозные концепции середины I тыс. до н. э.

Египетские жрецы позднего времени, ставшие, как уже говорилось, особой замкнутой корпорацией, были заняты не только сохранением необходимого для контакта с богами ритуала, но и систематизацией и развитием накопленных ими знаний о мироустройстве (т. е. о божественных силах, действующих в мироздании). Традиция гимнов Амону как верховному божеству, восходящая к эпохе Нового царства, продолжилась в текстах его храма начала первого периода персидского владычества в Хибисе (оазис Харга). Здесь Амон не просто описывается как универсальное божество путем сопоставления с различными богами, но проводится мысль о том, что мир состоит, по сути дела, из множества его проявлений, возникших благодаря его благости.

В религиозных текстах IV в. до н. э., когда постоянными были опасения по поводу возможного нового нашествия персов, особое значение приобретает мотив борьбы благого бога с воплощением зла – Сетом или Апопом. В частности, борьба с Сетом бога Хора «мощного дланью», олицетворяющего царя, отражается в тексте так называемого наоса из Сафт эль-Хенне (егип. Пер-Сопд – город к востоку от Дельты Нила) времени Нектанеба I.

Однако особенно примечательна разработка с середины I тыс. до н. э. мифологических сюжетов, связанных с возникновением мироздания. Самой ранней из таких космогоний можно считать «камень Шабаки» – датированную временем этого нубийского завоевателя Египта запись текста, который ранее содержался в древнем папирусе, начавшем разрушаться. В качестве создателя мира в этом тексте предстает мемфисский бог Птах: творение совершается им при помощи называния имен всех живых существ и предметов, образы которых (в качестве их «двойников» – ка) Птах до этого замыслил «в своем сердце». Трудно сказать, насколько достоверно сообщение о копировании на «камень Шабаки» исходного более древнего текста: с одной стороны, язык его действительно очень архаичен, с другой – намеренная архаизация религиозных памятников, воспроизведение в них стиля и языка чрезвычайно древних образцов (вплоть до III тыс. до н. э.) – это общая тенденция середины I тыс. до н. э. (в какой-то мере именно она стала основанием для введения применительно ко времени XXVI династии термина «саисское возрождение).

Таким образом, текст «камня Шабаки», по крайней мере в его окончательном виде, вполне может соответствовать развитию египетской религии в позднее время. Существенно сопоставление в нем бога Птаха с другим демиургом – Атумом, т. е. проведение параллели между мемфисской космогонией «камня Шабаки» и гелиопольской космогонией, известной нам в целостном виде по значительно более позднему, относящемуся к концу IV в. до н. э., папирусу Бремнер-Ринд I. Согласно этому тексту, бог Атум возник на холме, появившемся среди вод первобытного океана Нуна и, как и Птах, замыслил в себе образы всего, что должно было далее возникнуть. После этого он произвел из самого себя богов Шу и Тефнут (персонификации пронизанного светом воздуха и влаги), которые затем породили богов Геба и Нут (персонификации земли и неба). Обе космогонические системы сходны в том, что сводят процесс возникновения мира к некоему единому началу, воплощенному в боге-творце.

Значительно более сложная космогоническая доктрина возникла во 2-й половине I тыс. до н. э. в Фивах на основе взаимодействия местной религиозной традиции с традицией Гермополя (судя по всему, она существовала уже в IV в. до н. э., но отразилась в целом ряде текстов уже эллинистического времени). В этой концепции творение мира четко отделено от предшествовавшего ему времени, когда существовали четыре пары («восьмерка» – егип. хемену, гр. Огдоада) первоначальных божеств, персонифицировавших первобытную материю (океан – боги Нун и Наунет), бесконечность пространства (Хух и Хаухет), мрак (Кук и Каукет) и нечто «невидимое» (Амон и Амаунет). В мире до начала творения, таким образом, уже существовала материя (идея творения из ничего была чужда египетским, как и любым архаичным представлениям) и пространство, однако не было важнейшего условия дифференциации материи на конкретные, имеющие зримые очертания предметы – пронизанного светом воздуха. Подлинное творение начинается со смертью богов «восьмерки», а также Амона Кематефа («Завершившего время свое» – персонификации времени до творения; местом их погребения считался район Мединет Абу на западном берегу Нила напротив Фив) и выражается в творческой деятельности другой ипостаси Амона – Ир-та («Создавшего землю»).

Эта фиванская космогоническая концепция сложна не только персонификацией в ее образах довольно абстрактных онтологических категорий, но и переплетением в ней сразу нескольких других космогонических и мифологических систем (Кематеф и Ир-та в определенном контексте могут быть сопоставлены с Осирисом и Исидой, Ир-та – с мемфисским демиургом Птахом, «восьмерка» изначальных богов заимствована из Гермополя и т. д.).

Нет никакого сомнения, что отдельные составляющие этих космогонических систем восходят, как это и предполагается содержащейся в тексте «камня Шабаки» отсылкой, действительно к очень давнему времени. Однако той фазы, на которой стала возможна систематизация этих составляющих, их сведение в целостную и по возможности непротиворечивую систему (в том числе путем синтеза разных по своим местам возникновения представлений), египетская религиозная мысль достигла, по-видимому, лишь к середине I тыс. до н. э.

Персидское завоевание Египта при Камбисе и его канун (царствование Амасиса) подробно отразились в труде Геродота, посетившего Египет через несколько лет после подавления восстания Инара, когда воспоминания о последнем на тот момент периоде египетской независимости и о ее падении были для египетских информаторов Геродота особенно актуальны. Среди исследователей сведений Геродота об истории и культуре Египта (в том числе того, как египетские явления преломлялись в чужеродном восприятии греческого автора) нужно назвать бельгийского и британского египтологов X. де Мёльнера и А.-Б. Ллойда, а также отечественного антиковеда В. Г. Боруховича.

Сведения о положении Египта в период первого персидского владычества, о царях IV в. до н. э. (в связи с их отношениями с греческими государствами) и о завоевании Египта при Артаксерксе III содержатся в труде Диодора Сицилийского и некоторых произведениях Плутарха. Собственно египетские тексты, в которых отразились бы события V–IV вв. до н. э., крайне немногочисленны (среди них, в частности, совсем нет царских надписей исторического содержания).

Экономическое развитие и социальные отношения в египетском обществе периода первого персидского владычества отразились в ряде демотических и арамейских (составленных на языке деловой переписки на всей территории державы Ахеменидов) папирусов; в частности, архив арамейских документов остался от колонии еврейских военных поселенцев в Элефантине, на юге Египта.

Египетские космогонические тексты I тыс. до н. э. изучал современный американский египтолог Дж.-П. Ален. Фиванские представления о сотворении мира, связанные с богами «восьмерки» и разными ипостасями Амона, изучались еще в 1920-е гг. немецким египтологом К. Зетэ, но его выводы на сегодняшний день во многом устарели. Также несколько устаревший, но до сих пор уникальный в отечественной историографии обзор египетских религиозных представлений позднего времени содержится в нескольких главах второго тома «Истории Древнего Востока» Б. А. Тураева.