Историки мнимых времен

Историки мнимых времен

Жан Боден, современник Скалигера, автор книги[4] «Метод легкого познания истории», в одной из глав перечисляет государственные должности, «путая» древнеримские и современные его времени названия этих должностей, а также деятелей:

«…Третий вид работ выполняется теми, кто имеет несколько оплачиваемых общественных должностей, не лишенных престижа, но не предусматривающих получения какого-либо особого звания; это, например, трактирщики, писцы, нотариусы, судебные исполнители и их помощники. Четвертый вид приносит почести и награды, но еще не дает верховной власти; это, например, священники и послы. Пятый предполагает великую честь, без вознаграждений и власти; таково звание президента Сената или дожа в Венеции. Шестой наделяет и честью, и властью, но без оплаты, и распространяется на магистратов; к таковым относятся консулы, преторы, цензоры, трибуны, архиепископы, эфоры и им подобные».

Следует пояснить, что магистрат – это государственная должность, присущая именно Древнему Риму. Цензоры – тоже древнеримская должность, они занимались переписью граждан, определением налогооблагаемого имущества и контролем за финансами. Эфоры – «наблюдатели», высшие должностные лица, как полагают, известные только древней Спарте. А вот, оказывается, эти должности существовали одновременно с преторами и архиепископами. Но это бы еще ничего. Нам могут возразить, что Жан Боден даже не «путал» времена, а специально перечислял все известные ему названия должностей вперемешку: римские, венецианские, спартанские, древние, средневековые. Может быть. Но что же нам думать о следующем его высказывании?

«Мы не будем рассматривать отправление религиозного культа как часть гражданского порядка, хотя деятельность священников и епископов контролируется властью магистратов; но делается это прежде всего потому, что церковные обряды и церковные налоги в государстве должны строго защищаться. Религия сама по себе является непосредственным обращением просветленного разума к Богу; поэтому она может существовать вне сферы внимания гражданского порядка, только в душе одного человека, при этом этот человек, по мнению многих людей, окажется счастливее всех остальных потому, что он отделен от гражданского общества. Гражданская же жизнь требует непрерывного действия, ведь государство в целом не может быть занято созерцанием, так же как все тело целиком или все свойства души не могут быть полностью отданы размышлениям. Если мы определим благо только лишь как созерцание, то это состояние, являющееся счастьем для одного человека, не будет счастьем для государства. Это двусмысленное положение очень беспокоило Аристотеля, и он так и не смог найти из него выход; поэтому, по утверждению Варрона (Марсилио Фичино приписывал это также и Платону), идеалом для человека, живущего в обществе, является не только исключительно досуг или только чистая деятельность, мы должны определить характер этого идеала как смешанный, если хотим сделать его универсальным и для отдельного человека, и для общества».

Перечисленные здесь лица принадлежат к линиям № 5–7 «синусоиды Жабинского». Ни одного выше или ниже. Аристотель (384–322 до н. э., линия № 6); Варрон (116-27 до н. э., линия № 6 «римской» волны); Марсилио Фичино (1433–1499, линия № 7); Платон (427–347 до н. э., линия № 5–6). В средневековье два заметных события разделили мироустройство: в XIV веке таким событием стала чума, ополовинившая население Европы, в XV веке – потеря Царьграда, переход византийских земель к мусульманству. Возможно, по этим событиям и разделилась история на «древний», «старый» и «новый» период, что породило в дальнейшем хронологическую путаницу.

Следующая цитата вообще сшибает с ног. Здесь Жан Боден утверждает, что если бы галльский проконсул слушал не приказы римского Сената, а советы самого Жана Бодена вкупе с Демосфеном, то в XVI веке (линия № 8) император Священной Римской империи германской нации Карл V из династии Габсбургов, воюя с Османской империей, смог бы избежать разрушения Коринфа римской армией и поражения Тарента в ходе пунических войн, в 212–209 году до н. э. (якобы линия № 8 «римской» волны). Приводим сплошной текст Бодена, без всяких изъятий:

«Далее обратимся к примеру из деятельности римского Сената, который приказал галльскому проконсулу разрушить союз ахейцев, и это при том, что если бы тот следовал добродетелям своей натуры, то ему, наоборот, надлежало бы поддержать их дружбу и примирить, случись им поссориться. Мы считаем, что это было бы полезнее для римлян, потому что и лакедемоняне, и венеды, и многие другие народы придерживались именно этого пути; Демосфен же в своей речи против аристократов показал выгоду избранного пути и для афинян. Однако если нарушались права народа, то это должно оцениваться как бесполезное и недостойное. По мнению неопытных и несведущих людей, для Карла V было выгодно убить послов Рихена и Фредоса и скрыть, что они были убиты его людьми, потому что они имели своими союзниками армию турок. Все же это преступление не только оказалось подлым, но и обернулось самым пагубным образом против Карла V и его страны, став поводом для великой войны, в которой христианское королевство запылало в огне. Разрушение Коринфа и поражение Тарента не имело какой-либо иной причины, кроме оскорбления послов».

Здесь будет кстати привести мнение А. М. Жабинского. Он пишет:

«История Турции блестяще подтверждает и нашу «синусоиду», и тот неоспоримый для меня факт, что историки-традиционалисты не желают понимать средневековые тексты. А из них, помимо прочего, следует, что с истории Турции и ее взаимоотношений с окружающими странами «списана» история мифического Древнего Рима. По «линиям веков» совпадают события и их география.

Линия № 7. Реальная история. В 1480 году Мехмед II высадился в Южной Италии. В конце XV века испанцы захватили ряд городов Северной Африки. Мифическая история. В III веке до н. э. Рим завоевал Южную Италию, Первая Пуническая война (между Римом и Карфагеном). Рим подчинил себе Сицилию. Вторая Пуническая война.

Линия № 8. Реальная история. В XVI веке османские войска подчинили себе Египет, к Турции присоединены города Триполи и Алжир, затем турки вытеснили испанцев из Алжира и захватили город Тунис (1574). Мифическая история. В 149–146 годах до н. э. происходит Третья Пуническая война, разрушение Карфагена». И, добавим, разрушение Коринфа римской армией Луция Муммия и поражение Тарента в ходе его захвата Ганнибалом в 212–209 году до н. э.

Есть ли другие основания для отождествления Османской империи с позднеантичной Римской империей? А. М. Жабинский предлагает посмотреть, что говорит «по этому поводу» сама традиционная история, и приводит мнение Лорда Кинросса, который был историком скалигеровской школы (и почему-то султана считал своим единомышленником):

«С момента своего восшествия на престол Мехмед II видел себя в качестве наследника классической Римской империи и ее христианского преемника. Теперь завоевание Константинополя только утвердило его в этой роли… Хорошо знающий историю, сверхуверенный в своей способности достичь и удержать в руках абсолютную власть, Мехмед стремился соперничать и даже превзойти, в качестве мирового завоевателя, достижения Александра Великого и римских императоров.

Как уверял Мехмеда критский историк Георгий Трапезундский, позже вызванный ко двору султана: «Никто не сомневается, что вы являетесь императором римлян. Тот, кто законно (! – Авт.) владеет столицей империи, тот и есть император, а Константинополь есть столица Римской империи». Он одновременно был Кайсар-и-Рум, Римским императором, наследовавшим Августу и Константину, и Падишахом, что по-персидски означает «тень Бога на земле».

Когда читаешь Жана Бодена, невозможно отделаться от впечатления, что историки Средневековья сами «разделились» на «средневековых» и «древних», поделив, таким образом, и всю историю. Какая же могла быть для того причина? Возможно, историки вынуждены были так поступать из боязни гнева власть имущих. Жан Боден пишет, как трудно было историкам говорить правду незадолго до его родного XVI века:

«Историкам – современникам событий трудно выпустить в свет свои произведения, ибо отчет может пострадать, подправленный во имя кого-либо, или может нанести ущерб чьей-нибудь репутации. В своих речах Цицерон говорит, не упоминая конкретных имен, об ораторах, которые жили, «боясь гнева тех, кто имел власть». Более того, разве можно историку искать правду в государстве, основой которого является принцип: что бы ты ни думал, но высказывать свое мнение постыдно и опасно? Поэтому лучше преодолеть страх настоящего и жажду наград и вверить свое уникальное сочинение потомкам. Но если кто-то захочет добиться блестящей славы своим трудам еще при жизни, он должен будет беспристрастно исследовать все общественные и частные источники и только потом уже писать историю. Знаменитые писатели дают пример такого подхода – Ливий, Светоний, Тацит, Арриан, Дионисий Галикарнасский. На работы этих авторов можно легко положиться потому, что они писали не о своем собственном государстве, собирая все комментарии и свидетельства дипломатических сношений государств из официальных документов. К этому же классу историков можно отнести Полибия, Плутарха, Мегасфена, Аммиана, Полидора, Ктесия, Эмилия, Альвареса и Людовика Римского. Но к рассказчику меньше доверия, если он употребляет сведения, полученные из вторых рук, – опираясь на рассказы других, как сказал Полибий, даже если он и не использовал фальсифицированных документов. Поэтому лучшие писатели подчеркивают, что они собирали свой материал из официальных документов, отбирая наиболее достоверное для своих произведений».

Здесь в одном ряду перечислены «древние греки» линии № 6, «древние римляне» линий № 6–7 «римской» волны, и авторы эпохи Возрождения линий № 7–8, например, Полидор Вергилий жил в 1470–1541 годах в Урбино, затем в Англии и Уэльсе, а Альварес Франсиско одновременно с ним в 1465–1541 годах, но в Португалии. Понятно, почему Жан Боден не упоминает ни одного человека, жившего после его смерти: он и не мог их знать. Но почему же нигде не упоминает он ни одного «античного грека» линии № 9?… Только потому, что эти «греки» тоже творили после смерти самого Бодена.

«Допустимо, что в ответе Катона Цицерону, как сообщил Тацит, многие вещи излагались так, чтобы подстраховаться и выстроить защиту еще до того, как его осудят судьи. Мнение врага можно считать основательным, если этот человек не развращен деньгами и не думает непрестанно о славе, словно заключенный о свободе. И это вполне справедливо в отношении Фруассара (ок. 1337-после 1404).[5] Разве не правда, что англичане оказались более должны ему, чем он англичанам, стоило ему открыто признать, что он принимал от них щедрые подарки. Тем же путем шел Леонардо Бруни (1370 или 1374–1444), похваляясь подарками, которые он принимал от воспеваемых и восхваляемых им людей. В заключение я хочу высказать следующую мысль: свидетельство человека, большая часть жизни которого отдана делам государственным или войнам, звучит более убедительно. Я думаю, что никто не может совсем отказаться от восхвалений своей страны и не может в этих похвалах быть равнодушным. Так, например, Полибий (200–120 до н. э.), наиболее внимательный и правдивый среди лучших из известных нам писателей, повествовавших о своих соотечественниках, не смог воздержаться от очень язвительной брани в адрес Филарха (III век до н. э.) только потому, что тот скрыл доблесть и славу меголополетян в войне против Аристомаха (тиран Аргоса в III веке до н. э.)».

Все перечисленные здесь лица относятся к линиям № 6–7.

«Этот мотив, если я не ошибаюсь, стал основным у Плутарха в произведении о злобе, направленном против Геродота. В этой работе он остановил свое внимание на материале о биотийцах и херонейцах».

Плутарх (ок. 45-ок. 127), относящийся к линиям № 6–7 «римской» волны, вполне мог направлять стрелы своего остроумия против Геродота (484–430 до н. э.), линия № 5 «стандартной синусоиды». Ведь в нашей версии истории Геродот умер лет за 50–70 до рождения Плутарха и в те неспешные времена мог даже считаться его современником. Кстати, Жан Боден не ставит в своих текстах дат жизни большинства упоминаемых лиц, поэтому позволим себе и дальше дополнять его текст – исключительно для того, чтобы читателю было легче ориентироваться в исторической обстановке. Ведь сам этот историк тоже дает читателям советы:

«…читатель имеет право отвергнуть Тимея (356–260 до н. э.)…, ибо он отступает от истории, часто сводя повествование к простым упрекам, – его не зря называют «клеветником». И вряд ли есть что-либо более трудное, чем решать беспристрастно, имеешь ли ты право судить других за эмоциональные оценки величайших руководителей государства, если ты сам не был рожден частью государственной системы или консулом? Кроме того, что является более глупым, чем мнение о войне тех, кто никогда не видел сражения, но пытается мудрствовать по поводу чужих поражений или побед? Тот, кто рассказывал о войнах Генриха (II Валуа, 1519–1559), я упущу имя этого историка, кто воевал в книге с императором Карлом V (1500–1558) и принимал решения и за того и за другого, окружил короля такой лестью, так засыпал его славословиями, что даже Генрих не мог выносить его восторгов без отвращения. Этот «хороший» человек не понимал, что и лесть, и упреки могут быть одинаково оскорбительны, особенно если речь идет о собственном короле… В результате он единодушно признан всеми лживым как историк и пристрастным как судья. Я согласен с позицией Ксенофонта (430–354 до н. э.), Фукидида (460–396 до н. э.), Светония (70-140), Гвиччардини (1483–1540), Слейдана (1506–1556), которые отваживались на собственное мнение, но делали это довольно редко и осмотрительно».

Все здесь упомянутые авторы относятся на самом деле к XIII–XVI векам, и вполне естественно, что Жан Боден пишет о них как о своих предшественниках. Он сам родился в 1530 году. Ему было 10 лет, когда умер Гвиччардини; Слейдан[6] мог быть его учителем, Светоний – учителем Слейдана. «Древние греки» Ксенофонт и Фукидид жили самое большее за двести – двести двадцать лет до Жана Бодена. Действительно «древность», если вникнуть в смысл слова: ведь это столько же, сколько от нас до А. С. Пушкина. Но ни из чего не следует, что предшественников Бодена отделяют от него и его учителей два тысячелетия:

«…Следует помнить, что он [Тит Ливий] исколесил землю почти до Африки, но Салюстий принимал государственные заявления слишком искренне и прямолинейно. Что могло быть смелее, чем приписать только Цезарю или Катону доблесть всех римлян этой эпохи?

В противоположность такому подходу Фукидид превозносил Перикла, а Слейдан – короля Франции и герцога Саксонского. Дю Белле и другие искали правды, а Слейдан присваивал себе награды, которые те отклоняли, поссорившись с соотечественниками… Это является общим для всех, кто вместе с Гвиччардини, Плутархом, Макиавелли, Тацитом пытается вывести на чистую воду чьи-то тайные планы и разоблачает различные военные уловки. Слейдан был представителем короля Франции и очень часто участвовал в посольствах в другие страны. Но так как он планировал писать в основном о религии, у него не было причины разглагольствовать о чем-то другом. Он не только не привел главных и второстепенных аргументов, но также пренебрег и книгами о религии, написанными обеими сторонами, что многим неприятно. Никто, конечно, не увидит ничего предосудительного в том, что человек интересуется историей древних (двухсотлетней давности, – Авт.) и делает государство предметом своих исследований. Это касается прежде всего таких писателей, как Монстреле (1400–1453) и Фруассар (ок. 1337 – после 1404). У них великое множество всякой всячины, тех самых подробностей, безделиц, которые и открывают нам картины древности; да и современные времена не были ими опрометчиво обойдены. Та же картина была найдена мною у Эмилия, опустившего многие вещи, уже описанные другими. Подобный характер носят труды Льва Африканского, Альвареса и Гаци, который подошел к материалу столь отстраненно, не определяя его значения, что в глазах инквизиции просто рябило от всевозможных вариаций и подробностей».

Тексты перечисленных Боденом авторов и послужили в конце того же XVI века Жозефу де Скалигеру основой для создания полной исторической хронологии. Но только в его версии многие из них уже не выглядят живущими одновременно с прямыми предшественниками историков XVI века, они «выселены» в какие-то мнимые времена.

Скалигер, рассчитывая даты событий, широко пользовался приемами магов-нумерологов. Его старший современник Жан Боден, описывая в своей книге такой метод построения истории, упоминает и Скалигера тоже; он мог почерпнуть у него материал для некоторых «математических» рассуждений. На протяжении десятков страниц убористого текста Боден показывает, сколь часто длительность жизни и правления, сроки существования государств оказываются кратными магическим цифрам 7 и 9, высчитывает кубы, а также толкует события астрологически. Вот какую хронологию, явно рассчитанную на основе каких-то магических правил, приводит он от Цезаря:

«Галлия подчинилась римлянам от окончательной победы Цезаря над галлами до времени маркоманов, когда вожди франков, полагаясь на силу своих воинов, отказались платить подать правителю Валентиниану в 441 г., число, которое образовано из квадрата 7, умноженного на 9, затем до [начала правления] Варамунда [прошло] 9 лет, до конца же его правления [прошло количество лет, равное] 9, взятых три раза. Но со времени, когда он был назван герцогом, до Пипина, который как майордом узурпировал власть и сверг короля Хильдерика, [минуло] 343 года, [значение] куба 7. От убийства Сиагрия, последнего римлянина, управлявшего Галлией, до Капета, галла по происхождению, хотя немцы отрицают это, и анжуйца по рождению, который отнял власть у первых франкских королей, количество лет представляет совершенное число 496. От Варамунда до Капета прошло 567 лет, это число получается через квадрат 9, помноженный на 7. И вновь от Варамунда до Гуго Великого и от последнего до изгнания Людовика IV знатью и его пленения насчитывается 512 лет – чистый куб». И так далее.

В одной из следующих книг мы проведем подробный разбор этих оккультных построений, использовавшихся в XVI веке для «конструирования» нашего прошлого. Здесь отметим только, что упомянутые даты неизвестно от какого события исчислялись. Например, платить Валентиниану подать отказались в 441 году, утверждает Жан Боден. Можно подумать, что речь идет о 441 годе от Рождества Христова. Но по «эре Диоклетиана», которая началась в 284 году, 441-й соответствует 725 году от РХ. Причем это не единственный вариант, и «точка отсчета» может оказаться в IX или Х веке. Во всех «нумерологических» расчетах традиционных хронологов нужно еще очень и очень разбираться, но мы оставим это для следующих исследований, а пока вернемся к событийности истории.

Самый любимый Жаном Боденом историк – Полибий (ок. 200–120 до н. э.), автор «Всемирной истории» в 40 книгах, в которых он охватил пласт истории начиная с Пунических войн, то есть, как считается, с 264 года до н. э. Если в рамках сконструированной магами истории расположить годы его жизни по стандартной синусоиде, то он – современник самого Жана Бодена, если по ее «римской» волне – то, значит, он творил за сто лет до него и относится к линии № 7. Вот что пишет Боден об этом «древнем греке» (добавления в скобках наши. – Авт.):

«Он любил мудрых законодателей, хороших военачальников. Полибий высказал свое мнение о многих вещах, о делах военных и гражданских, а также много писал о назначении истории. В дополнение он оставил отчет почти о всех людях, которые были знамениты в его время и немного раньше – от 124-й Олимпиады или 3680 г. от Творения, до 3766 г. Но из сорока книг, которые он написал, тридцать четыре погибли. Полибий понимал, конечно, что оставить по себе память как о философе нисколько не хуже, чем как об историке. В случае с союзом карфагенян он предупреждал вождей и руководителей государства, что они могли бы объединиться без тех, с кем создали союз, принужденные необходимостью или возможностью дружбы. Указаниями такого рода наполнена шестая книга, в которой он выразил себя очень полно, рассуждая о военных и гражданских занятиях римлян. Никто из древних писателей не дал более точной характеристики отдельных земель и регионов. Кроме того, он часто пренебрегал чуждыми ему мнениями ранних историков, которые много писали нелепых и глупых вещей о римлянах. Благодаря этому человеку мы открыли плачевные ошибки Тита Ливия и Аппиана, свидетельствовавших, что отряды галлов подчинялись Бренну (победили римлян при Аллии в 387 до н. э., линия № 6), отличавшемуся таким хвастовством и надменностью, что другому человеку это было не под силу выдержать, и именно поэтому город и был взят. Юстин (император Византии в 518–527 годах, линия № 6 «византийской» волны) пострадал из-за подобной ошибки, так же как Каллимах (эллинистический поэт и ученый, ок. 300 – ок. 240 до н. э., линия № 7) и его схоласты, которые написали, что войска Бренна опустошили Италию, вторглись в Грецию, но после того, как они разграбили Дельфийский храм, все были поражены молнией и погибли. Кроме того, Полибий показал с большой ясностью и убедительностью доказательств, что эти войска сожгли город, продвинулись до Геллеспонта и, прельщенные удобными, благоприятными участками, поселились вокруг Византии, где в конце концов были завоеваны фракийцами, но при этом они все-таки сохраняли королевство даже во времена Клиара. Этот факт сам по себе не дает возможности установить, когда Бренн был вождем, как долго галлы оккупировали Византию и сколько времени контролировали Грецию».

Чудесное сообщение о событиях последнего столетия перед взятием власти в Византии турками. А еще того чудеснее, что в 10-й главе этой же своей книги – «Расположение и отбор историков» Жан Боден рекомендует читателю ознакомиться с трудом упомянутого выше поэта и ученого Каллимаха под названием «История борьбы поляков против турок». Где античный грек мог бы отыскать в III веке до н. э. поляков и турок – загадка, а вот в XV веке, находящемся на той же линии № 7 «синусоиды Жабинского», он это сделать вполне мог.

Среди прочих книг, которые Жан Боден рекомендует читателю, обращает на себя внимание труд Никифора Калиста «Восемнадцать книг Священной истории от Христа до Гераклита». Если здесь речь идет о том Гераклите Эфесском, которого непременно упоминают все энциклопедии, то жил он в конце VI – начале V века до рождения Христа. Сообщает Боден и о трех книгах Турпиана и Эйнгарда «Жизнеописания Карла Великого», причем в третьей книге жизнь Карла, традиционно относимого на IX век, продлена до 1490 года.

«В наше время Павел Джовио, во всем следуя Полибию (!), тоже решил разделить всеобщую историю, правда, на свои собственные периоды. Но между ними есть и различия, и они прежде всего состоят в том, что последний присутствовал при событиях, или описывал ситуацию по горячим следам, или выискивал материалы повсюду и получал личные и общественные отчеты и записи. Первый же из вышеупомянутых, а именно Джовио, многие вещи описал так, что напрашивается вопрос: «А имел ли он голову на плечах?» Полибий долгое время занимался военными и гражданскими дисциплинами, ни один ученый муж не имел такого опыта. Полибий был признанным вождем в своем государстве среди рядовых граждан. Уже обогащенный большим опытом, он стал врачом. Полибий много путешествовал; объехав большую часть Европы, побережья Африки и Малой Азии, он мог изучить традиции многих народов. А Павел Джовио, как он сам хвастался, оставался в Ватикане в течение тридцати семи лет. Первый был наставником, помощником и советчиком Сципиона Африканского (военачальник II века до н. э.) повсюду, во всех его войнах, а последний был ежедневным советником папы. (Как видим, основное отличие между этими историками не в том, что между ними 1800 лет, а в том, что Полибий лично путешествовал и участвовал в описываемой им войне, а Джовио отсиживался в Ватикане.) Когда его спросили, почему он пишет вещи, которые заведомо являются фальшивыми, или скрывает то, что является правдой, то он ответил, что делает это потому, что так нужно его друзьям. Кроме того, он считал, что потомки будут верить ему бесконечно, вознесут похвалу и ему, и его соотечественникам. Жорес Парижский определенно дал окончательное доказательство этому, когда выразил уверенность, что выдуманные басни об Амадисе будут нести не меньше правды и вызывать не меньше доверия, чем написанное Джовио. Недостатки его были бы еще разительнее, если бы он распространял придуманную им ложь в интересах какого-либо государства. Является фактом, хотя Ксенофонт и Платон и ставили это под сомнение, что если ложь для кого-либо служит основой в жизни, то, действительно, в истории ему всегда найдется место. Как-то кардинал Виссарион (1395–1472) сказал, что когда он заметил, как многие из тех, кого он осуждал, обращались к богам с глупыми восхвалениями Риму, то он действительно стал очень сильно сомневаться, были ли правдой вещи, описанные древними. Таким образом, лживые истории разрушают веру во все остальное».

Действительно, так и создавалась история. Одновременно соседствовали разные «школы», вводились «периодизации», и все это не имело ничего общего с реальным ходом событий, имевших место в прошлом. В итоге победила одна какая-то версия. Впрочем ясно, какая: ставшая теперь традиционной, непререкаемой. Тоталитарной, попросту говоря.

«Если Джовио подражал Полибию, то он должен был бы помнить, как его кумир отмечал, что тот, кто отделяет правду от истории, закрывает глаза на самое прекрасное. Подчеркивая свою правдивость, Джовио пишет, что ему известно имя человека, который называет его автором сплетен, но ведь и Брутт Венецианский часто обвиняет Слейдана в лживости, потому что последний руководствовался религиозными пристрастиями, а позднее – ненавистью к тирании. Но он мог быть опровергнут самим отцом истории Гвиччардини, глубине анализа и правдивости которого могут позавидовать многие (вот вам и новый «отец истории», вместо Геродота). Если его произведения сравнивать с работами Джовио, то они имеют сходства не более, чем круг и квадрат. Они отличаются друг от друга и особенностями речи, и стилем, и трактовками договоров, законов, которые Джовио позволяет себе выдумывать по своему усмотрению. И он так преуспел в насилии над правдой, что рядом с ним рассуждения грубых солдат выглядят как речи утонченных схоластов. Оценивая его самого и отношение к нему других, Алкиатти (1492–1550) заявил: «Отметая глупые похвалы императора Карла, считавшего, что в честь Джовио должны играть фанфары, я обращаю свое внимание на его [Джовио] болтовню, которая представляется мне не более правдоподобной, чем рассказ о том, как Мулей Хасан убил две тысячи львов, или о том, что шесть тысяч овец и две тысячи голов крупного рогатого скота были похищены одним галлом с поля Бреска. Причем его утверждения не подтверждены даже ссылкой на какой-либо авторитет. Многое из того, что он писал об императорах Персии, Абиссинии, Турции, также вызывает сомнение, кое в чем из написанного он даже сам раскаивается».

Если только что вы прочли об историке XVI века, который «переврал» историю Древнего Рима, то дальше вас ждут древние греки, «перевравшие» историю своей собственной Древней Греции (все – линий № 5–6) и два средневековых историка, которые сумели их существенно поправить:

«Некоторые как к судье обращаются к Диодору… Хронист среди философов, историков, поэтов, он внес в историю свой неповторимый вклад. Например, в четырнадцатой книге он пишет, что Ктесий определил начало истории от Нина (основатель ассирийской державы) в правление архонта Лизиада. Диодор изложил в одной книге шесть книг этого автора об ассирийских событиях и некоторую часть истории Персии, там же автор среди других выделяет Геродота. Плутарх, Павсаний, афиняне, а также все греки часто цитируют Ктесия и ссылаются на него; мы же имеем лишь краткие конспекты его работ.

Диодор писал, что Фукидид начинает свою историю правлением Харита, а это – время пребывания консулами Квинта Фурия и Папирия. Эфор, с другой стороны, ведет повествование от снятия осады Гераклитом с Персеполя, Теопомп – от первого года правления Филиппа Македонского, архонства Калимеда. Но те же самые претензии, которые Диодор выдвигал против Теопомпа, могут быть предъявлены и ему самому. Он считал, что пять из пятидесяти девяти книг Теопомпа точно недостоверны, тогда как из сорока книг Диодора, которые дошли до нас полностью, первые пять выглядят почти собранием небылиц. Поэтому Вивес полагает, что нет автора более пустячного, чем Диодор.

Но еще Плиний, выступив судьей, первым среди греков призвал прекратить придавать значение пустой болтовне; кроме того, он предложил писать мировую историю, всеобщие работы. Тем не менее появились сочинения по греческой истории. Кроме того, он очень подробен в передаче речи Гелипия, в то же время при описании спартанцев он сам упрекает Фукидида в отходе от лаконической краткости. Это касается истории войн, которые повсеместно велись в Италии на протяжении почти трех столетий. Однако в пространном отступлении он исследовал просчеты афинян и их причины. Я не уделяю внимания нелепостям его обоснования лунного года, в соответствии с которой получается, что человек должен жить двести лет или даже что время его жизни должно превышать этот возраст. (Удивительное подтверждение правоты А. М. Жабинского, который в «римской» волне синусоиды показал III век растянутым на три «линии веков»; в такой «истории», в самом деле, жизнь одного человека должна удлиниться в три раза и достичь двухсот лет.) Но с тех пор как он признался, что провел тридцать лет в работе над созданием истории и в путешествиях, я не перестаю удивляться, почему он пренебрег исследованием и описанием истории Италии, особенно учитывая то, что он жил там во времена расцвета Римской империи, совпавшего с диктатурой Цезаря.

Если кто-либо сравнит Ливия и Дионисия с Диодором, то обнаружит в древней истории римлян частые и заметные противоречия, особенно в расчетах [религиозных] постов и Олимпиад, в чем последний ошибался особенно часто (здесь еще одно подтверждение, что исторические даты рассчитывались, причем задолго до Жана Бодена и Скалигера, а не были летописно оформлены). Причиной я считаю недостаточное знание латинского языка, и именно поэтому он не исследовал более старательно произведения римских писателей. Доказательством может служить то, что слово «phrourios» он перевел как «ярость», вероятно спутав его с греческим. Также он допустил ошибки в переводе имен собственных, например, он называет Марком Анка Марция, Манлия – Мелием, Лукана – Лактуцием. Допустим, что это можно отнести к ошибкам переписчиков, но подобное оправдание не годится, когда он ошибочно наделяет правомочиями консулов и децемвиров даже солдатских трибунов. В дополнение ко всему он пропустил в своем перечне три или четыре ступени и таким образом полностью перепутал всю систему консульских постов. Но этот материал может быть легко исправлен благодаря Карлу Сигонию (1520–1584) и Онофрио Панвинио (1529–1569) – оба они заслужили высшее признание и уважение их одаренности благодаря точному изложению истории древних римлян».

Надеемся, читатель обратил внимание, какое громадное количество книг писал каждый из «древних авторов». Мы и сами не чужды этого занятию, и уверяем вас, оно не такое легкое и быстрое, как может показаться. Чем писали, на чем? Из каких источников? Узнать невозможно, поскольку подлинников, написанных именно в те «древние» века, нет, а только средневековые копии. А ведь эти книги в те же самые древние времена еще и тиражировали! У Светония можно прочесть, что книгу такого-то писателя «изготавливали» чуть ли не сотнями экземпляров даже для иностранных библиотек. Слова «печатали» там нет. То ли его еще не изобрели, то ли переводчик постеснялся, нам неведомо. О качестве же творчества исторических писателей вот какое мнение излагает Жан Боден:

«Мы имеем бесчисленное множество писателей, которые наводнили мир своими сочинениями… так, что, кажется, главная и серьезнейшая беда его – объем. Поистине, написанное должно быть глупо и несовершенно, ведь только тот, кто беспомощен в писательстве, порождает большее количество книг. Я еще не встретил ни одного писателя, который смог бы в краткой форме изложить разбросанный и разнородный материал. Люди, которые давали подобные обещания в пышных заголовках, потерпели неудачу».

А вот его сообщение об огромных тиражах книг:

«В этом отношении нам также очень поможет Корнелий Тацит (ок. 58– ок. 117, линии № 6–7 «римской» волны)… Он описал традиции, институты и обряды Германии с такой тщательностью, что немцы, для того, чтобы узнать свою древнюю историю, обращаются к Тациту. Он описал события великого значения, потому что Тацит, провозглашенный проконсулом благодаря своей великой мудрости, неоднозначным уступкам Сенату и легионам, в своих книгах, КОИМИ ОН НАВОДНИЛ ВСЕ БИБЛИОТЕКИ, показал черты оригинальности, отличия его расы от других народов. Конечно, он не мог допустить, что мы постигнем всю его работу целиком. Стиль Тацита захватывает, он проницателен и точен».

После объемистой похвалы Тациту беспристрастный Жан Боден сообщает о письме, которое Алкиати написал Джовио (тому самому врунишке XVI века, о котором уже шла речь). В этом письме Алкиати отважился «назвать ясность святой истории [Тацита] дремучими зарослями колючек». Такого мнения придерживался не он один: «Несколько иронично Бюде называл Тацита самым вредным среди историков, потому что тот написал кое-что против Христа». Боден пишет по этому поводу:

«Если пренебречь некоторыми заслуженными обвинениями, то я предполагаю, что Тацит должен быть оправдан. Хотя, по его заключению, иудеи – выходцы из окрестностей горы Ида на Крите, так же как и идайцы. Он, как и Николай Дамаскин, утверждал, что и само название «Иерусалим» имеет греческое происхождение. Если это считать преступлением, то Ульпиан (римский юрист II–III веков) является не меньшим преступником, потому что он написал свои семь книг о мучениях христиан не ради истории, но для устрашения. В действительности грешным в своих описаниях христиан был Светоний. Но его история в основном превозносилась, потому что беспристрастное перечисление вызывает доверие и кажется, что нет ничего более точного, чем когда-то записанный на бумаге факт. Но его история не всегда доставляет удовольствие, потому что он уделяет внимание всяким пустякам… Однако, не касаясь знати, он точно и энергично описал совершенно ужасные похоти королей, чем Корнелий Тацит в своей истории пренебрег. Но в этом отношении его легко превосходит Лампридий, который так много места уделил описанию чудовищных вожделений Гелиогибала (император по прозвищу «Бог Солнца»), сделав это с одной лишь целью – правдиво воспроизвести деяния каждого. Оба автора много знали и были достаточно искушены в описаниях ближайшего окружения королей; особенно Светоний, который был секретарем Адриана и лишился службы по обвинению в более чем свободных отношениях с женой императора… Те, кто последовательно (!) описывает жизнь императоров, сменяющих один другого, а именно Дион, Спартиан, Капитолин, Геродиан, Требеллий, Вописк, Евтропий, Лампридий, Волкаций, Аммиан, Помпоний Лэт (1428–1498, опять влез автор эпохи Возрождения античности в череду авторов самой античности), Орозий и Секст Аврелий, не были писателями такого уровня, как Светоний, но Флавий признался, что был наивен, когда, оценив заслуги Светония, назвал его наиболее безошибочным писателем…

Кто более заслуживает справедливой оценки, чем сам мастер мудрости Соломон? Геродот не проявил особого усердия в установлении правды. Обычно ему не удавалось восстановить все пороки и добродетели описываемого им правителя. И очень часто он был обречен следовать ошибкам Спартиана и Капитолина».

Итак, надежных «исторических писателей» накануне создания традиционной истории не обнаруживается. Даже Геродот, которого Жан Боден сравнил тут с Соломоном и чье имя означает «Даритель древностей», не безупречен как историк. Можно предположить, что кроме мифов и фантазий, написанных с неизвестно какой степенью достоверности, сдобренных астрологическими соображениями и оккультными расчетами, ничего не было у тех, кого принято называть «отцами» истории и хронологии. Что же теперь делать?

Данный текст является ознакомительным фрагментом.