Бремя холодной войны
Бремя холодной войны
«Все 70-е годы и начало 80-х, — писал Александр Солженицын, — я бессомненно ожидал новых побед коммунизма. В те, дорейганские, годы Америка только проигрывала и отступала везде, и брежневская клика имела все силы успешно кинуться на Европу, и Форд, и Картер сплошали бы. Но наши постаревшие вожди еще хотели пососать жизнь в свое удовольствие, а тем временем Рейган укрепил Америку, — и перед новой гонкой вооружений советская экономика спасовала».
«Понимание непосильности соревнования с Вашингтоном приобретало иной раз неожиданное и страшноватое выражение, — вспоминает работник аппарата ЦК Карен Брутенц. — На лекциях в военной аудитории нередко звучал такой вопрос-реплика:
— Хорошо, что мы вышли на паритет с Соединенными Штатами. Но наше производство — только пятьдесят процентов американского, а еще есть Европа, есть Япония. Сколько лет мы удержим этот паритет; может быть, стоит начинать сейчас, пока не поздно?»
Но только военные чувствовали в себе такую уверенность. Политическое руководство, напротив, боялось первого удара со стороны главного противника.
Когда в Москву прилетели министр госбезопасности ГДР Эрих Мильке и его заместитель по разведке Маркус Вольф, Юрий Владимирович Андропов лежал в больнице. Но он принял дорогих гостей. «Никогда еще я не видел Андропова столь серьезным и подавленным, — вспоминал генерал Вольф. — Он обрисовал очень мрачный сценарий развития событий, считая, что атомная война становится реальностью».
В конце мая 1981 года председатель КГБ Андропов поставил перед разведкой задачу — на ранней стадии распознать подготовку противника к ядерному нападению. В КГБ разработали систему предупреждения о ракетно-ядерном нападении, которая включала контроль не только за активностью натовских штабов. Следили даже за закупками медикаментов и запасов крови для больниц и госпиталей. Это была самая крупномасштабная разведывательная операция послевоенного времени.
Ощущение приближающейся войны возникло в Москве после того, как в январе 1981 года вступил в должность новый американский президент Рональд Рейган. Хозяин Белого дома занял во внешней политике жесткую позицию, от которой в Москве отвыкли.
«Мы были очень бедны», — вспоминал детство Рональд Рейган. Он донашивал одежду, которая переходила к нему от старшего брата. Понимал, что только высшее образование поможет выбраться из полунищенской жизни. Брался за любую работу, чтобы оплатить учебу. Начинал спортивным комментатором на радио. За четверть века сыграл в полусотне фильмов. Уйдя из кино, занялся политикой.
Рональд Рейган с послевоенных времен вел борьбу против коммунизма. Причем он выступал не просто за сдерживание коммунизма, а за победу в холодной войне.
— Никита Хрущев, — возмущался Рейган, — позволяет себе так разговаривать с нами потому, что он слышит голоса: «мир любой ценой», «лучше быть красным, чем мертвым». Но так думают не все американцы. Мир не настолько сладок, чтобы ради него становиться рабами.
Рональд Рейган был умен, но без интеллектуального блеска. Остроумен, но не любознателен. Он казался простоватым и неискушенным, но за его голливудской внешностью скрывалась сложная натура. Глупцы его раздражали. Рейган был очень уверенным в себе человеком, он не боялся, что его недооценивают. У него были твердые убеждения. Актер по профессии, он часто был совершенно искренен.
Привлекательная внешность Рейгана, его доброжелательный тон произвели впечатление на зрителей, которым надоели безликие политики. Его голос звучал уверенно и авторитетно и при этом излучал теплоту. Его богатый по тембру голос был даром небес, бесценным достоянием для политика. Его волосы и в преклонные годы сохранили природный каштановый цвет и густоту. Никаких признаков двойного подбородка или брюшка. Высокий и стройный, он был очень популярен у женщин. Один из его помощников называл это «голосом гормонов».
В 1980 году он довольно легко одолел на выборах Джимми Картера, растерявшего свою популярность.
— Я вам скажу так, — снисходительно говорил Рейган о Картере, — человек, который уверяет нас, что он получает удовольствие, когда утром принимает холодный душ, врет во всем.
В нашей стране выбору американцев поражались: как они могли избрать актера главой государства? Но Рейган восемь лет — два срока — был губернатором крупнейшего промышленного штата Калифорния. Если бы Калифорния обрела государственную самостоятельность, то стала бы седьмой по значению экономической державой мира. За годы губернаторства он превратился в закаленного и умелого руководителя.
В каком-то смысле Рональд Рейган так и остался мальчиком со Среднего Запада. Он полагал, что простые решения времен его юности применимы к любым ситуациям взрослой жизни. Твердо верил в то, что любой человек, проявив упорство и настойчивость, способен достичь успеха без помощи правительства, чьи полномочия должны быть ограничены. При нем экономика вышла из кризиса и началась эпоха процветания.
Рейган резко сократил налоги. Он был убежден, что прогрессивный подоходный налог придумали марксисты. С его точки зрения, это глупость — почему больше зарабатывающие, то есть более работящие и умелые люди, должны платить больше, а бездельники и неумехи — меньше?
— Прогрессивная шкала налогообложения досталась нам от Карла Маркса, — убеждал избирателей Рейган. — С помощью этой системы налогообложения он хотел уничтожить средний класс, потому что средний класс мешает строить социализм.
Еще будучи губернатором, он очень жестко отзывался о Советском Союзе. Все, что происходило за железным занавесом, вызывало у Рейгана ужас и омерзение:
— Нам надо прекратить все дела с русскими. Пусть их система рухнет сама, а тем временем надо скупать пшеницу у наших фермеров и держать ее под рукой, чтобы накормить русских, когда они наконец обретут свободу.
Во время предвыборной кампании 1980 года Рейган объяснил своим помощникам, что у него будет простая политика в отношении Советского Союза:
— Мы победим, а они проиграют.
На первой же пресс-конференции в Белом доме Рейган, отвечая на вопрос корреспондента, сказал:
— Советские лидеры присвоили себе право совершать любые преступления, лгать и обманывать. У нас другие моральные принципы.
Все были поражены — так откровенно президенты не высказываются. Рональд Рейган от души пожелал:
— Марксизм-ленинизм должен превратиться в пыль истории, как и все другие тирании, которые лишали людей свободы.
Выступая перед национальной ассоциацией евангелистов, Рейган назвал Советский Союз «средоточием зла в современном мире». Он обратился к антивоенному движению:
— Избегайте соблазна стать над схваткой и уравнять обе стороны, забывая недавнюю историю и агрессивные устремления империи зла. Называя гонку вооружений просто недоразумением, вы отказываетесь участвовать в борьбе между правотой и ложью, между добром и злом.
Автором знаменитого выражения «империя зла» был сотрудник президентского аппарата Тони Дилан, который писал речи Рейгану. Президенту это выражение понравилось. При этом он не путал выступления на митингах с повседневной практической политикой.
В начале шестидесятых Рональд Рейган возмущался:
— Нас уверяют, что мы можем сесть за стол переговоров с нашим противником, что обе стороны в чем-то немного правы и в чем-то немного не правы. Но как примирить добро со злом? Как можно примирить нашу веру в бога с диалектическим материализмом нашего противника? Как прийти к соглашению с людьми, которые утверждают, что у нас нет души, что не существует загробного мира, что нет бога?
За фасадом любителя образной антикоммунистической риторики скрывался гибкий и прагматичный переговорщик, уверенный в своей способности договориться об окончании гонки вооружений. В частности, он рассчитывал на тихую дипломатию, с помощью которой старался вытащить из советских тюрем и лагерей политических заключенных.
Рейган сам писал письма в Москву. После того как он едва не погиб в результате покушения, он набросал послание, адресованное Леониду Ильичу Брежневу:
«Дорогой г-н президент!
Я прошу извинить меня за то, что промедлил с ответом на Ваше письмо. Единственное объяснение — не так просто вернуться к нормальному ритму жизни после больницы…
Есть одна проблема, на которую я считаю своим долгом обратить Ваше внимание…
Я изучил всю информацию, связанную с человеком по фамилии Щаранский, который сидит в одной из Ваших тюрем. Я могу заверить Вас, что он никогда не был связан ни с одним правительственным учреждением Соединенных Штатов. Я видел сообщения в советской прессе, что он занимался шпионажем в пользу нашей страны. Я могу Вас заверить, что это ложь.
Недавно меня посетила его жена. Они поженились и провели вместе один день перед тем, как она эмигрировала в Израиль, полагая, что он вскоре последует за ней. Я верю, что будет справедливым освободить его и позволить ему присоединиться к его жене.
Если Ваше сердце велит Вам сделать это, то эта история останется только между нами, поэтому я пишу это письмо от руки.
Продолжая эту тему, могу ли я замолвить слово за две семьи, которые три года живут в самых некомфортабельных условиях в нашем посольстве в Москве? Это семьи пятидесятников, которые опасаются преследований из-за их религиозной принадлежности. Представители этой церкви в Америке, как мне известно, позаботятся о них, если им разрешат уехать в США.
И это точно так же останется между нами, я не буду говорить, что обращался к Вам с такой просьбой. При этом я уверен, что Вы понимаете, как такие шаги уменьшили бы мои проблемы на будущих переговорах между нашими странами».
Две семьи пятидесятников, которых упоминает Рейган, прорвались через охрану и укрылись в американском посольстве. Пять лет они жили в подвальной квартире, пока советские власти не разрешили им выехать за границу.
Анатолий Щаранский — физик, пытавшийся уехать в Израиль. Вместо того чтобы его отпустить, КГБ устроил процесс, на котором его обвинили в шпионаже и посадили. Обвинения были очевидно сфальсифицированы, и резонанс оказался более широким, чем рассчитывали на Лубянке.
«Супруга Щаранского, — записал в дневнике Рейган, — посетила меня вместе с молодым беженцем из ГУЛАГа (отсидел десять лет). Госпожа Щаранская получила разрешение на выезд в Израиль на следующий день после свадьбы. Она уехала — власти сказали, что вскоре и он уедет. Теперь он в ГУЛАГе, его назвали американским шпионом, каким он не был. Проклятые бесчеловечные монстры! Он сильно похудел в заключении и очень болен. Я обещал, что сделаю все, что в моих силах, чтобы его освободить. И я это сделаю».
Советские руководители верили, что Рейган готов нанести первый удар.
В начале восьмидесятых половина радиотехнических подразделений Советской Армии несла боевое дежурство с включенными радиолокационными станциями. Личный состав постоянно поднимали по тревоге — появление самолетов США и стран НАТО у границ считалось поводом для объявления готовности № 1.
— Наши станции, — рассказывал начальник радиотехнических войск генерал-лейтенант Александр Шрамченко, — располагались на арктических островах — на Земле Франца-Иосифа (остров Греэм-Белл), на северной оконечности Новой Земли (Мыс Желания), на острове Визе в Карском море, на островах Северная Земля, Вайгач, Врангеля, Диксон. Это была тяжелейшая жизнь. Некоторые роты получали запас продовольствия и горюче-смазочных материалов раз в год. А рота — это тридцать человек, шесть-семь офицеров, пять-шесть прапорщиков, восемнадцать-двадцать сержантов и солдат. Жены офицеров тоже военнослужащие. Это обходилось недешево, но там пролегал самый удобный маршрут для американских бомбардировщиков. Советские перехватчики должны были их сбить до того, как они успеют пустить крылатые ракеты. Для этого их надо было обнаружить как можно быстрее.
ЦРУ докладывало президенту, что в Москве царит страх перед внезапным американским ядерным ударом. Рейган удивленно сказал своему советнику по национальной безопасности Роберту Макфарлейну:
— Я не понимаю, как они могут в это верить.
«Русские параноидально боятся, что мы на них нападем, — записал Рейган в дневнике, — Мы должны как-то довести до них мысль, что не собираемся этого делать. Я обедал с канцлером ФРГ. Гельмут Коль подтвердил мою убежденность в том, что Советами — как минимум частично — движет чувство незащищенности. Они все еще сохраняют противотанковые надолбы и колючую проволоку, чтобы помнить, как близко немцы подошли к Москве».
Президент пытался понять, что происходит за железным занавесом. ЦРУ еженедельно доставляло ему толстые пачки разведывательных донесений о ситуации внутри СССР. Его поражали сообщения об очередях за продуктами, об отсутствии самых необходимых товаров, о том, что советские заводы стоят из-за нехватки запчастей. ЦРУ доложило Рейгану, что советская экономика в беде, ее рост замедлился и она не сможет удовлетворять запросы военных и повышать уровень жизни. Если Запад помешает Москве получать кредиты и крайне важные для советской экономики технологии, советскому режиму придется приступить к реформам. Как раз тогда обсуждался вопрос о строительстве газопровода от полуострова Ямал до Западной Европы. Администрация Рейгана предупреждала, как опасно впадать в такую зависимость от Москвы, но европейские страны в сентябре 1981 года высказались за ускоренное строительство и обеспечили выделение Советскому Союзу дешевых кредитов.
Рейган был уверен, что Соединенные Штаты в состоянии позволить себе гонку вооружений, а Советский Союз — нет. Он считал, что у Москвы есть только два варианта — или выйти из гонки, или потерпеть полное банкротство.
«Беседовал с нашим послом в России, — пометил в дневнике Рейган. — Он подтвердил многое из того, что я думал о Советах: экономика в стагнации, коррупция, циничное отношение к коммунизму и власти. Надо заново осмыслить нашу стратегию. Их социализм — это экономическая неудача. Не поможем ли мы советским людям, если просто позволим их экономической системе провалиться? Советская экономика в очень плохом состоянии. Если мы лишим их кредитов, они запросят о помощи, чтобы не умереть от голода».
Советская экономика выглядела лучше благодаря росту цен на нефть — после октябрьской войны семьдесят третьего года на Ближнем Востоке. Нефтедоллары позволили Советскому Союзу импортировать почти все, что было нужно, — от зерна до новых технологий. Добыча нефти в Западной Сибири за десять лет, с 1970 по 1980 год, увеличилась в десять раз, добыча газа — в пятнадцать. Советский Союз превратился в огромный рынок сбыта для Запада. За семь лет СССР закупил оборудования и технологий на пятьдесят миллиардов долларов. Потребность в реформировании экономики исчезла, когда в страну потоком потекли нефтедоллары.
Деньги так же быстро и уходили. В виде прямой денежной помощи или поставок нефти странам Варшавского договора, Афганистану, Кубе, Монголии, Южному Йемену, Алжиру, Эфиопии… Точные цифры установить не удается, но в восьмидесятые годы общий объем помощи союзникам в Восточной Европе и третьем мире составлял от пятнадцати до двадцати миллиардов долларов в год. Это съедало больше половины доходов от экспорта.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.