Глава 12 Правая рука ислама

Глава 12

Правая рука ислама

До сих пор власть Чингисхана не выходила за пределы Восточной Азии. Он вырос среди пустынь, и его контакт с цивилизацией ограничивался Китаем. А из городов Китая он вернулся назад на пастбища своих родных плато. Несколько позднее благодаря истории с Гучлуком и прибытию мусульманских купцов он немного познакомился с другой частью Азии. Он теперь знал, что за пределами западной границы его владений есть плодородные долины, где никогда не выпадает снег. Там также есть реки, которые никогда не замерзают. Там живут большие массы людей в городах, более древних, чем Каракорум или Яньцзинь. И от этих людей с запада прибывают караваны, которые привозят тонкой работы стальные клинки и самую лучшую кольчугу, белую ткань, красную кожу, амбру и слоновую кость, бирюзу и рубины.

Чтобы добраться до владений Чингисхана, этим караванам приходилось преодолевать естественные препятствия срединной Азии – цепь горных хребтов, протянувшихся примерно к северо-востоку и к юго-западу от Тагх-думбаш – Крыши Мира (Великого Памира). Эта горная преграда существовала с незапамятных времен. У древних арабов она была известна как горная гряда Каф. Громадная и частью безлюдная, она встала между кочевниками Гоби и остальным миром. Время от времени некоторые кочевники прорывались через эту преграду под натиском более сильных племен с более дальних земель на востоке. Гунны и аварцы ушли в эти горы и так и не вернулись. А время от времени завоеватели с запада проходили через эту горную цепь и появлялись с другой ее стороны. Семнадцать столетий назад персидские цари прошли со своей тяжелой, одетой в кольчугу конницей на восток к Инду и Самарканду мимо горных массивов Тагх-думбаша. Еще через два столетия бесшабашный Александр Македонский прошел со своими фалангами тем же путем. Таким образом, эти хребты являлись своего рода гигантским континентальным гребнем, отделяющим родные равнины Чингисхана от долин, где жили люди запада. Эти места китайцы называли Та-цзинь, то есть «дальняя страна». Один талантливый китайский полководец как-то повел свою армию в этот горный мир безмолвия, однако ни разу ни одна армия не рискнула вести войну за этой горной грядой. Теперь Джебе-ноян – самый непоседливый из монгольских орхонов – расположился в самом сердце этих гор. А Джучи двигался в сторону заходящего солнца в район степей, где жили племена кипчаков. Оба они доложили хану, что есть два прохода через горные цепи. Какое-то время Чингисхан интересовался торговлей. Товары, и особенно оружие мусульман из-за гор срединной Азии, были большой роскошью для привыкших к простой жизни монголов. Он вдохновил своих собственных купцов, правоверных мусульман, на то, чтобы они направили свои караваны на запад. Он узнал, что ближайшим его соседом на западе был шах Хорезма, который сам завоевал много земель. К этому шаху хан направил своих гонцов с посланием. «Я шлю тебе свой привет. Я знаю, насколько ты силен и как далеко простирается твоя империя, и я готов почитать тебя наравне с самым дорогим из своих сыновей. Тебе же должно быть известно, что я завоевал Китай и многие тюркские племена. Моя страна – это лагерь воинов, залежи серебра, и мне не нужны другие земли. Мне кажется, что у нас есть обоюдный интерес в поощрении торговли между нашими подданными». Со стороны монголов в данном случае это было мягкое по характеру послание.

Императору Китая, теперь уже покойному, Чингисхан направлял оскорбительные послания явно провокационного характера. Ала эд-Дину Мухаммеду, шаху Хорезма, он фактически прислал приглашение завязать торговые связи. Несомненно, сквозило пренебрежение в том, что он называл шаха сыном, ведь в Азии такое обращение подразумевает зависимое положение того, к кому так обращаются. И была колкость в упоминании покоренных тюркских племен. Тюркского происхождения был и шах. Ханские послы привезли шаху богатые подарки: серебряные слитки, драгоценный нефрит и кафтаны из белой верблюжьей шерсти. Однако колкость задевала за живое.

– Кто такой Чингисхан? – требовательно спросил шах. – Он что, в самом деле завоевал Китай?

Послы ответили, что это действительно так.

– И его армии так же велики, как мои? – спросил затем шах.

На это посланцы тактично – они были магометане, а не монголы – отвечали, что армия Чингиса не может равняться по силе с войсками хорезмшаха. Шах был удовлетворен и согласился на взаимовыгодные торговые сношения.

В течение года или около того дела шли довольно хорошо. Тем временем имя Чингисхана стало известно в других мусульманских странах.

Халиф Багдада в то время подвергался притеснениям со стороны того же хорезмшаха. И халифа убедили, что в его проблеме мог бы помочь таинственный хан из пограничной с Китаем страны. Из Багдада был направлен гонец в Каракорум, и, поскольку, чтобы попасть туда, он должен был проследовать через земли шаха, были приняты некоторые меры предосторожности.

Согласно хроникам, полномочия этого посланца были записаны путем выжигания на его предварительно выбритом черепе. Затем дали отрасти волосам и заставили гонца выучить послание наизусть. Все шло хорошо. Агент халифа благополучно добрался до хана. У него вновь сбрили волосы на голове, и его полномочия были подтверждены, а содержание послания пересказано.

Чингисхан не обратил на него особого внимания. По всей вероятности, посыльный и его тайное послание не были восприняты им благосклонно. Кроме того, существовало торговое соглашение с шахом.

Однако эксперименту монголов с торговлей был неожиданно положен конец. Караван из Каракорума с семьюстами купцами был захвачен неким Инельюком Гаир-ханом, губернатором Отрара – пограничной цитадели шаха. Инельюк доложил своему хозяину, что среди купцов были шпионы, что вполне можно рассматривать как инцидент.

Шах Мухаммед, не слишком вдаваясь в подробности, отдал губернатору распоряжение казнить купцов, и, соответственно, все они были преданы смерти. Об этом своевременно доложили Чингисхану, который сразу же послал к шаху своих представителей с выражением протеста. А Мухаммед, ничтоже сумняшеся, велел казнить главу этой делегации и спалить бороды у других ее членов.

Когда возвратились оставшиеся в живых посланцы Чингисхана, хозяин Гоби удалился на гору, чтобы предаться размышлениям. Убийство монгольских послов не могло остаться безнаказанным; традиция предписывала совершить отмщение за причиненное зло.

Затем настоящие шпионы были посланы за горные хребты, и гонцы разосланы по пустыне, чтобы собрать людей под знамя орды. Краткое и зловещее послание было на этот раз направлено шаху. «Ты выбрал войну. Чему быть, того не миновать, а что будет, мы не ведаем. Знает это один только Бог». Война в любом случае была неизбежна между этими двумя завоевателями, и она началась. И у предусмотрительного монгола был повод к объявлению войны. Чтобы понять, что за противник был перед Чингисханом, мы должны заглянуть за горные хребты, где был мир ислама и шаха.

Это был мир воинственный, но умеющий ценить песню и услаждать слух музыкой. Мир, наполненный внутренними переживаниями, погрязший в рабстве, в страсти к обогащению и в немалой степени в пороках и интригах. Этот мир доверял управление своими делами вымогателям, своих женщин – опеке евнухов, а свою совесть вверял Аллаху. В этом мире следовали различным догмам и по-разному толковали Коран. Здесь подавали милостыню нищим, мылись со всей тщательностью, собирались на освещенных солнцем двориках посплетничать и опирались на покровительство сильных мира сего. По крайней мере раз в жизни здесь совершали путешествие в Мекку к покрытому бархатом «черному камню» – метеориту храма Кааба. Во время этого паломничества исповедующие ислам потирают плечи, укрепляют свой религиозный пыл и возвращаются домой с чувством благоговения перед необозримой широтой своей земли и многочисленностью правоверных. Несколько столетий назад их пророк зажег огонь, который был далеко разнесен арабами. С тех пор самые разные люди, исповедующие ислам, объединялись в общем деле завоевания. Первая волна завоевателей захватила испанскую Гренаду и всю Северную Африку, Сицилию и Египет. Со временем военная мощь ислама от арабов перешла к туркам, но и те и другие вступили в священную войну против облаченных в доспехи воинов-крестоносцев, которые пришли захватить Иерусалим. Теперь, уже в начале XIII столетия, ислам был в зените военной мощи. Теряющие силу крестоносцы были оттеснены к побережью Святой земли, и первая волна турок очистила Малую Азию от солдат деградирующей греческой империи.

В Багдаде и Дамаске халифы – главы исламских общин – сохраняли великолепие времен Харуна аль-Рашида и Бармекидов. Поэзия и песнопения были изящными искусствами, а остроумные изречения формировали личность. Небезызвестный ученый – астроном Омар Хайям – отмечал, что люди, верившие, что страницы Корана содержат земные знания, чаще других видят гравировку на дне чаши выпитого вина.

Даже глубокомысленный Омар Хайям не мог игнорировать блеск и великолепие воинственного ислама. «Так султан за султаном проживали часы своей судьбы во всем их великолепии и уходили».

Омар, писавший свои печальные четверостишия (рубай), не преминул восхититься двором царя Джамшида, золотым троном Махмуда и поразмышлять о возможности рая, который ожидает этих паладинов ислама.

Как Омар, так и Харун уже давно были в могиле, а потомки Махмуда Газневи управляли Северной Индией.

Халифы Багдада впитали мудрость мира, занимаясь политикой, а не завоеваниями. Но предводители исламского воинства, которые смогли оставить свои внутренние распри и объединиться против рокового врага, выглядели не менее роскошно и беззаботно, чем в те дни, когда Харун аль-Рашид веселился на пирах со своими товарищами. Они, эти потомки воинственных принцев, жили в мире изобилия, где реки, текущие с лесистых горных хребтов, делали плодородными песчано-глинистые почвы пустыни, способными давать богатые урожаи зерна и фруктов. Жаркое солнце возбуждало живость ума и желание жить в роскоши. Их оружейные мастера выковывали стальные клинки, которые можно было согнуть пополам, сверкающие серебряным покрытием щиты. Они носили кольчугу и легкие шлемы из стали. Они скакали на чистокровных скакунах, быстроногих, но не слишком выносливых. И им были известны секреты воспламеняющегося лигроина и ужасного «греческого огня». В их жизни было немало развлечений:

«Стихи, и песни ашугов, и сладкое вино, текущее рекой. Нарды и шахматы, охотничьи раздолья, а для охоты и сокол и гепард. Мяч на поле и гости в холле, сраженья и пиры рекой. Конь, доспехи, щедрая рука, восхваленье бога и моленье, чтобы не было греха»[6].

В центре исламской империи восседал шах Мухаммед, провозгласивший себя великим полководцем. Его владения простирались от Индии до Багдада и от Аральского моря до Персидского залива. Его власти покорялись все, за исключением турок-сельджуков, победивших крестоносцев, и возвышающейся династии Мамлюков в Египте. Он был императором, и халиф, ссорившийся с ним, не мог не признавать его и должен был довольствоваться властью духовного главы.

Предки главы хорезмийской империи шаха Мухаммеда так же, как и у Чингисхана, были кочевниками[7]. Его предки были рабами, виночерпиями у великого Сельджука Мелик-шаха. Он и его атабеки (военачальники) были тюрками. Настоящий воин из Турана, он обладал определенным военным талантом, политической хваткой и безграничной жадностью.

Нам известно, что он отличался чрезмерной жестокостью, предавал смерти верных ему людей, удовлетворяя свои низменные побуждения. Он мог казнить почтенного сайда, а потом требовать у халифа прощения. Не получив его, он мог сместить халифа и поставить на его место другого. Отсюда и размолвка, приведшая к отправке к Чингисхану гонца из Багдада. Кроме того, Мухаммед был амбициозен и любил лесть. Ему нравилось, когда его называли воином, и его придворные превозносили его, как второго Александра Македонского. Он был под стать своей матери, интриганке и угнетательнице, и мог накричать на своего управляющего делами – вазира (везира).

Ядро его войска из четырех тысяч воинов составляли хорезмийские тюрки, но, кроме того, в его распоряжении были армии персов. Боевые слоны, огромные верблюжьи караваны и множество вооруженных рабов сопровождали его. Но главным в обороне его империи была цепь крупных городов вдоль рек, таких, как Бухара – центр исламских учебных заведений и мечетей, Самарканд, с его высокими стенами и садами для развлечений, Балх и Герат – центр провинции Хорасан. Этот мир ислама, с его амбициозным шахом, с его многочисленным воинством, был мало знаком Чингисхану.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.