Рассказ оберштурмфюрера СС Герлаха

Рассказ оберштурмфюрера СС Герлаха

10 июня 1944 года. В 6:00 штурмбаннфюрер СС Вайдингер в сопровождении мотоциклетного взвода возвратился назад в Лимож.

Между тем розыски штурмбаннфюрера СС Кемпфе шли полным ходом. Рано утром на главной улице в центре города вблизи командного пункта полка связной-мотоциклист нашел личные документы штурмбаннфюрера СС Кемпфе и передал их в полк. Из этого можно было сделать вывод, что ночью маки перевезли Кемпфе в машине через Лимож и затаились в каком-то другом городе. Поэтому можно было предположить, что Кемпфе еще жив и что во время поездки через город ему удалось выбросить свои документы из машины, чтобы подать знак своим товарищам.

Рано утром на командный пункт полка явился оберштурмфюрер СС Герлах, офицер для поручений дивизиона штурмовых орудий дивизии «Дас Рейх». Он был совершенно без сил, и на нем из одежды оставалось только нижнее белье. Он подробно рассказал командиру полка о том, что с ним приключилось 9 июня. Ниже дословно приводится его рассказ, занесенный в протокол немецким адвокатом для Орадурского процесса:

«Следуя с юга Франции, полк прибыл в Лимож в ночь с 8 на 9 июня 1944 года.

Утром 9 июня в Лиможе от командира полка Штадлера я получил задание расквартировать в районе местечка Ньель дивизион штурмовых орудий. Он показал мне этот населенный пункт на карте и предупредил, что в этом районе действуют участники французского движения Сопротивления.

После этого я отправился с шестью солдатами на трех легковых автомашинах в Ньель. Мы нашли там помещения для расквартирования, но так как их было недостаточно, то мы поехали в соседние городки, ориентируясь по карте. Моя машина ехала быстрее, чем две другие легковушки, поэтому вскоре я был вынужден остановиться. Однако они так и не появились, тогда я развернулся, чтобы отыскать их.

Когда машина проехала совсем немного, нам внезапно преградил дорогу грузовик, в котором сидели люди в военной форме. В первую секунду я подумал, что это друзья, так как нам сообщили, что на нашей стороне сражались французы в милицейской форме. Прежде чем я успел о чем-нибудь подумать, не говоря уж о том, чтобы применить свой автомат, из кузова грузовика спрыгнули от шести до восьми мужчин в военной форме, направили на нас оружие и с криком «Руки вверх!» подбежали к моей машине.

Они вытащили моего водителя и меня из машины, сорвали с нас форму, ударили в лицо и закричали: «СС, сразу капут!», подтвердив это недвусмысленными жестами.

Мы остались только в нижнем белье. В таком виде они столкнули нас с дороги в придорожные кусты. Я был убежден, что они нас сейчас расстреляют, поэтому попытался еще раз заговорить с ними и объясниться. Сначала я обратился к их командиру, высокому, стройному мужчине лет двадцати двух – двадцати трех в милицейской форме, но он, видимо не поняв меня, закричал: «Никс СС! СС капут!» Поэтому я решил обратиться к более молодому мужчине, который довольно хорошо говорил по-немецки, видимо, он был родом из Эльзаса и, казалось, сочувствовал нам. Хотя это никак не отразилось на нашем положении. Тогда я объяснил ему, что являюсь офицером для поручений дивизии и могу сообщить ценные сведения, если они отведут меня к своему командиру. По-видимому, это произвело на эльзасца впечатление; он перевел мои слова своему начальнику. Тот посмотрел на меня и что-то сказал по-французски, но я ничего не понял.

Моего водителя и меня снова подтащили к нашей машине, мы должны были сесть в нее и ехать за грузовиком под присмотром вооруженной охраны. Я видел дорожные указатели с названием деревень, мимо которых мы проезжали, так я мог ориентироваться. Потом я увидел указатель перед въездом в очередную деревню, на нем было написано: «Орадур-сюр-Глан». Мы остановились на главной улице деревни Орадур-сюр-Глан. Нам приказали выйти из машины. Нас окружили маки и толпа любопытных. Я увидел много людей в форме, среди них были и женщины в желтых кожаных куртках и с касками на голове. Агрессивность толпы возрастала с каждой минутой. Поэтому какой-то мужчина в форме приказал снова посадить нас в кузов грузовика. Я увидел, как из сарая рядом с булочной на главной улице Орадур-сюр-Глана вынесли веревки. Моего водителя и меня снова высадили из кузова грузовика и связали нам руки этими веревками. Наши руки оказались крепко связаны за спиной, а узлы для страховки были дополнительно обвязаны проволокой. В таком положении мы простояли еще три четверти часа. Потом на велосипеде-тандеме приехали два француза в гражданской одежде. Они поговорили с населением деревни. Нам было приказано снова залезть в кузов грузовика.

Мужчины, которые взяли нас в плен, тоже сели в кузов и остались с нами в качестве охраны. Мы выехали из деревни Орадур-сюр-Глан, впереди велосипед-тандем, который взял на себя роль охранения и с расстояния около 100 метров постоянно делал нам знаки. Во время поездки мы первый раз остановились перед домом, на фасаде которого был прибит щит с изображением телефона. Оба мужчины в штатском, приехавшие на тандеме, вошли в этот дом и куда-то позвонили. Затем они вернулись к грузовику и дали какое-то указание водителю сопровождавшей нас команды, они говорили на французском языке, который я не понимаю.

Потом мы свернули с главной магистрали налево в незаселенную (мы не видели никаких построек) местность. Проехав три или четыре километра, мы остановились, и нас высадили из грузовика у полевого караула. Нам развязали руки и дали немного поесть. Тем временем грузовик с вооруженной охраной уехал; он вернулся только через два-три часа. После того как нам опять связали руки, нас снова заставили сесть в грузовик.

Мы проехали от восьми до десяти километров до лесной просеки, на углу которой стоял километровый указатель с надписью «6,5 км до Беллака». Мы свернули с шоссе на эту просеку и, проехав еще метров 300, наткнулись на французский грузовик, к которому был прикреплен трехцветный флаг.

Здесь нас снова вытащили из грузовика и жестоко избили. Нас волоком подтащили к молодому маки, по-видимому командиру поста. На нем была голубая форма.

Нас не стали допрашивать; он лишь кричал нам в лицо: «СС нике допрос, сразу капут!» Молодой эльзасец, один из вооруженных охранников, хотел возразить ему, но молодой командир грубо наорал на него. Потом командир поста подозвал к себе нескольких французов, на которых тоже была голубая форма, и приказал им, насколько я мог судить по его мимике и жестам, отвести нас в лес и расстрелять. Мой водитель тоже понял, что они собирались с нами сделать, и попытался вырваться. Стоявшие вокруг него французы яростно набросились на него. Я воспользовался суматохой и бросился бежать в близлежащие кусты, за которыми начинался лесной массив. Я мчался изо всех сил, так как речь шла о жизни и смерти. Я услышал выстрелы; обернувшись на бегу, я заметил, как мой водитель рухнул на землю. Я несся вперед, пытаясь укрыться среди кустов и деревьев, а они преследовали меня и что-то кричали вслед, над моей головой просвистело несколько пуль. Я постоянно менял направление бега, благодаря этому, а также тому, что вскоре стемнело, мне удалось уйти от погони.

Поскольку перед выездом из Лиможа я хорошо изучил карту, то знал, что мне нужно было выйти к железнодорожной линии Беллак – Лимож. Мне удалось сделать это, и на следующее утро, 10 июня, я добрался до командного пункта полка в Лиможе.

Я обратился к командиру моего полка Штадлеру и рассказал ему о происшествии. Он сказал мне, что я был не единственным, на кого накануне напали и похитили. И он рассказал мне о командире 3-го батальона полка СС «Дер Фюрер» Кемпфе, который до сих пор все еще не вернулся и, очевидно, уже убит. Мне же командир полка приказал выспаться, так как нам предстояли еще тяжелые марш-броски.

Когда я проснулся, командир 1-го батальона полка СС «Дер Фюрер», Дикман, попросил меня показать на карте место, где меня взяли в плен, и путь, по которому нас везли до места расстрела моего водителя. Вскоре после этого он направился с 3-й ротой под командованием капитана Кана в сторону деревни Орадур-сюр-Глан…»

Еще до полудня командир 1-го батальона, штурмбаннфюрер СС Дикман, в возбужденном состоянии вбежал в штаб полка и сообщил следующее.

В Сен-Жюньене к нему пришли два француза в штатском и рассказали, что в деревне Орадур-сюр-Глан маки удерживают в плену высокопоставленного немецкого офицера. По их словам, в честь праздника его собираются в этот же день казнить, а труп сжечь. Они утверждали, что все население деревни Орадур-сюр-Глан сотрудничает с маки и что там находится крупный штаб партизан.

Примерно в это же время отдел службы безопасности в Лиможе сообщил, что, согласно сообщениям их французских информаторов, в деревне Орадур-сюр-Глан находится командный пункт маки.

Поэтому штурмбаннфюрер СС Дикман обратился к командиру полка с просьбой немедленно отправиться туда с ротой бойцов, чтобы освободить пленного. По его мнению, речь могла идти только о штурмбаннфюрере СС Кемпфе, его большом друге.

После этого командир полка информировал Дикмана о происшествии в этой же деревне накануне и дал ему разрешение на проведение операции. Правда, командир полка дополнительно приказал штурмбаннфюреру СС Дикману при любых обстоятельствах попытаться привезти с собой взятых в плен командиров маки, если, вопреки ожиданиям, не удастся найти штурмбаннфюрера СС Кемпфе. Он собирался во время переговоров с движением Сопротивления обменять плененных командиров маки на Кемпфе.

В штаб полка пригласили оберштурмфюрера СС Герлаха, который все еще находится в полку. С помощью карты Герлах ввел Дикмана в курс дела.

С французской стороны многократно утверждалось, что деревню Орадур-сюр-Глан перепутали с другим Орадуром. Однако, опираясь на показания оберштурмфюрера СС Герлаха, можно сделать вывод, что перепутать деревни было просто невозможно.

В конце концов Дикман уехал.

В этом месте следует недвусмысленно подчеркнуть, о чем бывший оберштурмбаннфюрер СС Вайдингер давал официальные показания в Постоянном Высшем военном трибунале в Бордо, что ни командир полка штандартенфюрер СС Штадлер, ни командир дивизии СС «Дас Рейх», ни кто-либо другой из германских армейских или полицейских инстанций никогда не отдавал приказ устроить массовую бойню в Орадуре и сжечь деревню дотла, как это первоначально утверждалось французской стороной.

Однако существовал общий приказ главного командования по группе армий «Запад», согласно которому все дома, где было обнаружено оружие, подлежали немедленному сожжению. Приказ по 66-му резервному армейскому корпусу от 08.06.1944 года, которому была подчинена дивизия СС «Дас Рейх», также требовал по указанию руководства вермахта проявлять «крайнюю жесткость без всякого снисхождения» в борьбе против бандитов: «Для восстановления спокойствия и безопасности необходимо применять самые жесткие меры для устрашения жителей этих неспокойных районов, чтобы у них навсегда пропало желание поддерживать группы Сопротивления и подчиняться им, а также для того, чтобы это явилось предупреждением для всего населения Франции. В этот критический момент необходима беспощадная жесткость, чтобы устранить опасность, исходящую от сражающихся в тылу отрядов Сопротивления, и чтобы избежать еще больших кровавых жертв среди войск и мирного населения».

В течение всего дня из-за характера местности и из-за большого расстояния не удавалось установить радиосвязь с штурмбаннфюрером СС Дикманом.

Ближе к вечеру в расположение полка прибыл третий адъютант дивизии, оберштурмфюрер СС доктор Вахе, чтобы помочь командиру полка в расследовании исчезновения штурмбаннфюрера СС Кемпфе, которое продолжалось до конца дня.

Одновременно штурмбаннфюрер СС Вайдингер, который был прикомандирован к штабу полка для связи, связался с командиром охранной полиции Лиможа, чтобы обменяться информацией о противнике, а также попросить его предоставить в распоряжение командира полка какого-нибудь пленного командира маки, арестованного охранной полицией.

Оберштурмбаннфюрер СС Майер из охранной полиции тотчас гарантировал это и обещал выпустить на свободу еще пятнадцать партизан, если будет отпущен Кемпфе.

Выпущенный из тюрьмы командир маки был доставлен на командный пункт полка. Третий адъютант дивизии, выступая в качестве переводчика, сообщил командиру маки, что тот будет освобожден, если пообещает немедленно связаться со своим штабом и передаст, что немцы готовы освободить еще пятнадцать партизан, если партизаны вернут Кемпфе живым.

Кроме того, командир полка поинтересовался у главы администрации, какая сумма может быть выделена для выплаты в качестве залога при переговорах об освобождении Кемпфе. Тот пообещал ему выделить 35 тысяч рейхсмарок. Эта сумма была обещана освобожденному командиру маки в качестве дополнительного вознаграждения, чтобы придать этому предложению еще больший вес.

Поскольку автор уже много лет знал Штадлера как человека слова, то он, как свидетель этого разговора, был абсолютно уверен в том, что командир полка сдержит свое обещание.

В эти дни командир полка сделал все возможное, чтобы вернуть Кемпфе и избежать ненужного кровопролития. Вопреки общепринятым солдатским традициям, он даже решил посулить похитителям деньги, чтобы в любом случае успешно завершить переговоры.

Командир маки согласился с этим предложением, поэтому его доставили на легковом автомобиле на окраину Лиможа и на последнем контрольном посту отпускают на свободу. Поздно вечером он позвонил в штаб полка и сообщил, что якобы никак не может найти свой штаб. После этого о нем ничего больше не было слышно.

И только гораздо позднее, а именно во время процесса в Бордо (с января по март 1953 года), выяснилось, что посредник все же добрался до своего партизанского штаба и передал предложение немецкой стороны. Сержант Кану во время Орадурского процесса показал, что передал Кемпфе «своим шефам». Поскольку Кану входил в отряд маки из района Сен-Леонар-де-Нобла, то его шефом был некий Гингуэн, к персоне которого нам придется еще раз обратиться в дальнейшем. Кану выступил в Военном трибунале в Бордо, о чем и написала газета «Монд» в номере от 25–26 января 1953 года: «М. Кану уточнил, что немцы, казалось, были особенно озабочены судьбой майора Кемпфе, так как они пытались добиться его освобождения мирным путем и предлагали обменять его на 30 участников движения Сопротивления, которые сидели в тюрьме в Лиможе. Но из этого ничего не вышло».

Из этого следует, что предложение об обмене, сделанное штандартенфюрером СС Штадлером, дошло до командования маки, но не было принято. Это приводит к справедливому вопросу, а можно ли было вообще обменять Кемпфе в среду 10 июня, то есть был ли он на тот момент еще жив.

Ближе к полудню на командный пункт полка в Лиможе еще раз прибыл на двух бронетранспортерах оберштурмфюрер СС доктор Мюллер. Он привез с собой освобожденных накануне офицеров, солдат, служащих и гражданских работниц штаба. Эти работницы пожаловались на подлое и циничное обращение с ними со стороны маки во время нахождения у них в плену в городе Г ере.

Поскольку полевой госпиталь дивизии во время марша в Нормандию не был развернут, то раненного в голову офицера пришлось доставить во французскую больницу, где, несмотря на операцию, выполненную французским врачом, он в тот же день скончался.

Ближе к вечеру того же самого дня в полк возвратился штурмбаннфюрер СС Дикман и сообщил командиру полка примерно следующее.

По его словам, в Орадуре рота обнаружила участников движения Сопротивления и наткнулась на множество трупов казненных немецких солдат. (Источник: доклад Штюклера. В полном соответствии с результатами военно-судебного следствия.) После этого рота заняла деревню и провела тщательный обыск всех домов. Но, к сожалению, при этом не удалось найти штурмбаннфюрера СС Кемпфе, зато было обнаружено большое количество оружия и боеприпасов. Поэтому Дикман приказал расстрелять всех мужчин деревни, которые наверняка были партизанами.

Тем временем женщины и дети были заперты в церкви. Затем деревня была подожжена. При этом почти во всех домах взорвались спрятанные боеприпасы. Из-за пожара в деревне огонь перекинулся на церковь, под стропилами которой тоже были спрятаны гранаты. В результате этого церковь сгорела очень быстро, и все женщины и дети погибли.

Это сообщение потрясло штандартенфюрера СС Штадлера до глубины души, и он, находясь в крайнем раздражении, сказал штурмбаннфюреру СС Дикману: «Дикман, это может вам дорого обойтись! Я немедленно заявлю ходатайство дивизионному суду о военно-судебном расследовании в отношении вас. Я не могу позволить, чтобы такое повесили на наш полк!»

Кроме того, он был возмущен тем, что Дикман не выполнил его приказ и не доставил в полк плененных командиров маки после того, как не нашел в деревне Кемпфе. Крайне раздосадованный командир полка отпустил Дикмана, поручив ему написать подробный отчет обо всем случившемся. Дикман не пытался оправдываться, очевидно, он полностью полагался на военно-судебное расследование.

Сразу после прибытия командира дивизии, бригадефюрера СС Ламмердинга, штандартенфюрер СС Штадлер доложил ему о происшествии в деревне Орадур-сюр-Глан и просил разрешения на военно-судебное расследование в отношении Дикмана. Ламмердинг гарантировал проведение такого расследования, как только позволит боевая обстановка.

Произошло еще несколько стычек и нападений партизан, которые привели к потерям с нашей стороны. Только в районе дислокации 1-го батальона полка СС «Дойчланд» царило полное спокойствие.

После событий в Орадуре и Тюле командиру разведки полка удалось перехватить радиограмму одного из высших штабов маки, в которой отдавался приказ приостановить борьбу против немцев, пока дивизия «Дас Рейх» не покинет центральные районы Франции. Якобы сопротивление становилось бессмысленным из-за слишком больших жертв, которые были принесены в Тюле и Орадуре, и эти жертвы были совершенно несоизмеримы с достигнутыми успехами.

Из прослушанного сообщения вражеского радио стало известно, что штурмбаннфюрер СС Кемпфе был расстрелян в качестве ответной меры за уничтожение Орадура.

И только много дней спустя, когда тяжелые оборонительные бои в Нормандии шли уже полным ходом, в дивизию через командующего немецкими войсками во Франции поступила жалоба французской префектуры Лиможа из-за происшествия в Орадуре. Полк и дивизия должны были высказать свою точку зрения по этому вопросу. Тем самым впервые стала известна позиция французской стороны в отношении гибели всего населения деревни Орадур-сюр-Глан.

Для полноты освещения этого вопроса здесь необходимо упомянуть, что в военной тюрьме в Бордо сидевшие в одной камере с автором этих строк служащие немецкой охранной полиции утверждали, что якобы после событий в Тюле и Орадуре все французское движение Сопротивления пережило такое потрясение, что в течение нескольких недель оно было небоеспособно. Только этим обстоятельством объясняется, что германским оккупационным войскам в Юго-Западной Франции – численностью около 30 тысяч человек – удалось без боя пройти через территорию, находившуюся под контролем партизан, и присоединиться к отступавшим из Нормандии немецким дивизиям. Без этого шокирующего воздействия на партизан потери германской стороны из-за нападений отрядов маки были бы несравнимо больше.

В материалах Постоянного Высшего военного трибунала в Бордо – следователь Лезье – содержится следующая информация о деле Кемпфе:

«В вечерних сумерках майор Кемпфе, командир 3-го батальона, рискнул в одиночку поехать на легковой машине впереди походной колонны. В районе деревни Ла-Бюсьер, община Сен-Леонар-де-Нобла, он был взят в плен несколькими партизанами маки, среди них оказался и сержант Кану.

Майор Кемпфе был доставлен в соседнюю общину Шей-су (Шесу). Его пленение послужило якобы поводом для организации целого ряда карательных акций.

3-й батальон следовал за своим командиром примерно с интервалом в десять минут. После того как был обнаружен брошенный легковой автомобиль, немцы в сопровождении нескольких французских милиционеров обыскали дома деревни и применили к местным жителям репрессалии.

Впрочем, майор Кемпфе был казнен партизанами в ответ на кровавую бойню в деревне Орадур-сюр-Глан».

Правда, эта версия не является единственной. Так, другие «свидетели» сообщали, что Кемпфе якобы был убит при попытке к бегству, другие называют датой расстрела Кемпфе 11 июня 1944 года, а некоторые утверждали, что это произошло значительно позже. Место захоронения Кемпфе хранилось в тайне. Французским врачам, которые вызвались произвести эксгумацию, угрожали расправой.

В течение дня 11 июня поступил приказ дивизии 12 июня отправиться в Нормандию.

При таких обстоятельствах штандартенфюрер СС Штадлер принимает решение выпустить на свободу батальон с отбывающими трудовую повинность французами, которые все еще оставались под арестом, так как не было доказательств их сотрудничества с маки, а также и потому, что они вели себя по-солдатски дисциплинированно. Было поставлено лишь одно условие, чтобы до выступления полка батальон оставался в запертой казарме, чтобы исключить согласованность действий с террористами.

По поручению командира полка штурмбаннфюрер СС Вайдингер встретился с командиром французской милиции Лиможа в кабинете командира охранной полиции и сообщил ему о намерении командира полка.

Удивившись, тот радостно заявил, что глубоко тронут великодушием немецкого командира, который тем самым, как он выразился, предоставил группе французской молодежи еще одну возможность доказать на деле верность настоящей Франции.

В тот же день после обеда, примерно в 15:00, командир полка в торжественной форме лично освободил весь французский батальон из-под ареста. Он выступил с короткой напутственной речью, которую переводил полковой священник, уроженец Эльзаса.

Командир местной милиции, который, между прочим, сразу же предоставил освобожденному батальону свободную казарму, растроганно благодарил командира. Отбывающие трудовую повинность французы, которые уже ожидали, что их надолго упрячут в тюрьму, были до глубины души потрясены известием о своем неожиданном освобождении.

Затем батальон под командованием своих офицеров строем отправился в предоставленную ему казарму без какой-либо охраны. И все это происходило в городе, со всех сторон окруженном отрядами маки.

Прохождение французского батальона по улицам Лиможа в эти критические для Франции дни произвело на горожан большое впечатление.

В это же день об этом событии написали местные газеты и сообщила радиостанция Лиможа.

Части 3-го батальона еще раз выезжали на операцию, чтобы в лесистой местности ликвидировать вооруженное подразделение французской жандармерии, которое перешло на сторону партизан. Очевидно, местное население заметило приближение немецких войск и предупредило жандармов. Когда немецкие подразделения вошли в лесной лагерь, то им удалось арестовать только двух или трех французов и освободить из плена несколько немецких солдат. Большая часть этого подразделения французской жандармерии сумела уйти.

В полку остаток дня был занят подготовкой к выступлению.

Военно-судебное расследование, которое началось после прибытия в Нормандию, показало, что штурмбаннфюрер СС Дикман в Орадуре действительно нашел трупы «казненных немецких солдат», как заявил для своей защиты начальник оперативного отдела дивизии уже в 1949 году в Нюрнберге. К тому времени командир дивизии, бригадефюрер СС Ламмердинг, уже скончался, а из оставшихся после него документов явствует, что генерал предлагал федеральному правительству отправить его на Орадурский процесс в Бордо как единственного ответственного за все происшедшее. Однако федеральное правительство, представленное тогдашним ведомством правовой защиты при министерстве иностранных дел, отклонило выдачу генерала Ламмердинга, запретив делать это и в дальнейшем. Такая позиция находилась в непосредственной связи с договоренностями ведомства правовой защиты с французской прокуратурой, которая обещала скорейшее освобождение всех подсудимых на Орадурском процессе.

В качестве результата военно-судебного расследования в отношении Дикмана генерал Ламмердинг оставил после себя следующую информацию, которая, правда, уже была известна федеральному правительству из материалов процесса.

В частности, Дикман нашел при въезде в Орадур обгорелые остатки немецкой санитарной колонны, которая была сожжена вместе со всеми ранеными и водителями, прикованными в своих кабинах к рулю. После войны Ламмердингу были направлены доказательства этого преступления, которые также были переданы федеральному правительству.

Не умаляя значение жертв со стороны невинного населения Орадура, особенно женщин и детей, эти новые факты позволяют по-другому оценить решение Дикмана сжечь деревню и расстрелять мужчин.

После войны события в деревне Орадур-сюр-Глан были тщательно расследованы Постоянным Высшим военным трибуналом в Бордо, а виновные оказались на скамье подсудимых на большом судебном процессе.

Обвинялись командир батальона, штурмбаннфюрер СС Дикман, командир роты и вся 3-я рота полка СС «Дер Фюрер». Солдаты этой роты, которых разыскали главным образом в английских лагерях для военнопленных, были выданы англичанами французам и доставлены в Бордо. Сначала это были восемь немцев и один эльзасец, который добровольно вступил в войска СС. Таким образом, это была лишь малая часть роты, так как ее основная часть погибла или была ранена в первых же боях в Нормандии – в районе Нуайе-Бокаж. Другие военнослужащие роты, сплошь эльзасцы, прибыли позже.

Уже вскоре после выступления дивизии СС «Дас Рейх» в направлении Нормандии Орадур занял первое место в военной пропаганде союзников (западных. – Ред.) против Германии. Все радиостанции союзников разнесли по всему миру название деревни Орадур как символ стыда и позора для всего немецкого народа.

Поступок Дикмана находился в резком противоречии с позицией командира полка, который, чтобы получить Кемпфе живым, в это же время стремился к переговорам с маки, хотя на взгляд немецкой стороны они были террористами. Его по-человечески благородная позиция проявилась и при освобождении батальона отбывающих трудовую повинность французов.

Однако, благодаря сведениям, обнаруженным между тем в документах Ламмердинга, сегодня решение Дикмана следует рассматривать в другом свете.

Тот факт, что Дикман вышел за рамки приказа своего командира полка и действовал на свой страх и риск, не может больше интерпретироваться как эксцесс. Сначала необходимо констатировать, что Дикман хотел освободить своего друга Кемпфе, а согласно приказу и должен был это сделать. Когда он не нашел Кемпфе и не взял заложников, как ему было приказано, то, видимо, Дикман пришел к выводу, что Кемпфе уже не было в живых и что поэтому его уже нельзя было освободить.

Таким образом, из-за того, что возникла новая ситуация, не предусмотренная в его задании, Дикман должен был принять самостоятельное решение. Как штабной офицер, он не только имел право сделать это, но и обязан был так поступить, прежде всего потому, что у него не было связи с полком. Конечно, под свою ответственность. При такой оценке сложившегося положения Дикман должен был учитывать общий приказ командования группы армий «Запад» и специальный приказ корпуса. Свидетели утверждают, что это решение далось Дикману нелегко.

Поскольку его действия находились в явном противоречии с приказом командира полка, то в любом случае он должен был отвечать за это самостоятельное решение в военном суде. Кажется, что он ясно осознавал это, об этом же свидетельствуют и действия Штадлера, который сразу ходатайствовал о проведении военно-судебного расследования. То, что из-за различий во мнении по поводу произошедшего Дикман и Штадлер не объяснились, видимо, было связано с характером этого дела и с желанием оставить право решения за дивизионным судом.

Поэтому уничтожение деревни Орадур-сюр-Глан не может быть поставлено в вину ни руководству полка «Дер Фюрер», ни руководству дивизии «Дас Рейх» – точно так же, как и какой-либо другой германской служебной инстанции или руководству рейха.

Выше подробно говорилось о том, почему 3-я рота под командованием Дикмана отправилась именно в деревню Орадур – сюр – Глан.

Из допроса тогдашнего оберштурмфюрера СС Герлаха, кроме того, однозначно следует, что

1) деревня Орадур-сюр-Глан находилась в руках маки;

2) все население деревни было на стороне маки, поскольку оно вело себя все более агрессивно по отношению к обоим немцам;

3) там даже женщины, как активные члены движения Сопротивления, носили каски и кожаные куртки;

4) в деревню Орадур-сюр-Глан поступали приказы из вышестоящего штаба маки (мужчины в гражданской одежде на велосипеде-тандеме) и немедленно исполнялись;

5) исключена ошибка из-за того, что деревню Орадур-сюр-Глан перепутали с другой деревней с таким же названием.

Дело было совсем не так, как утверждалось в одной французской пропагандистской статье об Орадуре. Что якобы некий высокопоставленный немецкий офицер полиции для выбора цели возмездия за потери немецкой стороны в результате нападения маки бросил карандаш на карту Франции, и его острие впилось в название деревни Орадур-сюр-Глан. После этого он якобы отдал приказ сжечь деревню и уничтожить все ее население. В противовес заявлению переводчика военного трибунала в Бордо, господина Даниэля, автор этих строк по праву назвал эту статью ярким образчиком военной пропаганды, в которой не содержалось ни крупицы правды.

При первой же представившейся возможности, когда дивизия прибыла в пункт назначения в Нормандии и находилась в постоянной боевой готовности, военный судья дивизии «Дас Рейх» тотчас начал допрашивать Дикмана и других военнослужащих 3-й роты. Но это дознание было прервано с началом битвы в Нормандии, в которой дивизия принимала самое активное участие. Результаты дознания были переданы судебному офицеру командиром дивизии, который вскоре после этого был тяжело ранен, и начальником оперативного отдела штаба. Некоторые материалы этого дознания цитировались выше.

В ходе допросов, проводимых дивизионным судьей, Дикман узнал, что вражеские радиостанции сообщили, что штурмбаннфюрер СС Кемпфе был якобы расстрелян из-за «кровавой бойни в Орадуре», за которую он был в ответе. Услышав это сообщение, Дикман оказался в серьезном конфликте со своей совестью. Если это сообщение соответствовало действительности, то это означало, что вместо того, чтобы спасти своего друга, он оказался виновником его смерти. Да и сожжение деревни, в которой погибли женщины и дети теперь, видимо, казалось ему тоже очень сомнительным делом, так как он, вероятно, теперь сам искал смерти. По утверждению очевидцев, в последнем бою он стоял во весь рост под ураганным огнем противника без каски, в одной лишь пилотке, пока не был смертельно ранен осколком снаряда. Командир 3-й роты, гауптштурмфюрер СС Кан, тоже был тяжело ранен (потерял руку), да и вся рота понесла такие тяжелые потери убитыми и ранеными, что две трети роты оказались выведены из строя. После боев под Нуайе-Бокаж она была больше не боеспособна. В течение многих месяцев полк и дивизия не выходили из тяжелых боев, поэтому было невозможно продолжить судебное расследование, тем более что единственный ответственный, Дикман, в отношении которого и проводилось расследование, погиб, а исполнитель приказа, гауптштурмфюрер СС Кан, как тяжелораненый, не мог быть в данный момент допрошен.

При расследовании в Бордо проблема для суда заключалась прежде всего в том, что треть личного состава 3-й роты состояла из эльзасцев, которые были призваны в войска СС, и что именно взвод эльзасцев был задействован в районе церкви в деревне Орадур-сюр-Глан.

Поскольку Франция, согласно нормам международного права, никогда не признавала воссоединение Эльзаса с рейхом, то получается, что в случае с этими эльзасцами речь шла о французах, которые сражались на стороне противника и как исполнители приказа в решающей степени принимали участие в содеянном в Орадуре. Какая же это была трагедия для этих людей!

Еще одна проблема заключалась в том, что некоторые из этих эльзасцев после войны стали солдатами французской армии, много лет воевали в качестве унтер-офицеров в Индокитае и были кавалерами французских орденов за отвагу. Однажды и они предстали перед трибуналом в Бордо – во французской военной форме.

Однако вскоре после этого в Эльзасе поднялась резкая волна протеста. Депутаты от Эльзаса в Национальном собрании Франции в категорической форме потребовали освободить всех эльзасцев, которые были призваны в войска СС, чтобы не вызвать в Эльзасе опасного изменения политической обстановки.

Насколько чувствительно реагировала Франция в этом отношении, показывает то обстоятельство, что вскоре эти эльзасцы – за исключением одного, добровольно вступившего в войска СС, – были освобождены. Для эльзасцев это было очень отрадно, а для их немецких товарищей из 3-й роты, как с общечеловеческой, так и с юридической точки зрения, это стало ярким примером несправедливости, так как их, так же как и эльзасцев, призвали в войска СС. Трудности возникли также из-за того, что примерно половина немцев, находившихся в предварительном заключении, на момент совершения преступления не достигла совершеннолетия и, следовательно, не могла нести уголовную ответственность.

Автор этих строк справлялся в Бордо у солдат 3-й роты, в каком душевном состоянии находился штурмбаннфюрер СС Дикман в Орадуре. Они все в один голос утверждали, что он ходил по деревенской улице взад и вперед с таким выражением холодной, яростной решимости, был так раздражен и напряжен, что никто не мог решиться на то, чтобы не подчиниться его приказу. Таким образом, все эти солдаты столкнулись с явным противоправным приказом.

Как же ужасна война, которая ставит молодых, ничем себя не запятнавших и еще несовершеннолетних юношей перед такой непростой дилеммой, как конфликт со своей совестью и противоправный приказ, из которой практически нет выхода! Никто из них в гражданской жизни никогда бы не попал в такую страшную ситуацию.

Что же касается поджога Орадура, то здесь для Дикмана, видимо, определяющую роль сыграл «приказ Шперрле» (фельдмаршала люфтваффе Хуго Шперрле сам Гитлер однажды назвал одним из своих двух наиболее устрашающе выглядящих военачальников. – Ред.), согласно которому все дома, которые служили укрытием для маки или для хранения оружия и боеприпасов, подлежали немедленному сожжению.

Как в приказе Шперрле, так и в приказе по корпусу быстрые и решительные действия были названы делом первостепенной важности. В приказе Шперрле дословно говорилось следующее: «В связи со сложившейся в настоящее время обстановкой слишком жесткие меры не могут быть основанием для наказания», и это логично: надо немедленно жестко реагировать и только потом докладывать.

Во всяком случае, при знакомстве с французскими источниками можно было сделать вывод, что сначала Дикман строго придерживался приказов. Когда население деревни было собрано на рыночной площади, он потребовал от мэра деревни предоставить ему заложников. Однако мэр, доктор Дезурто, отказался выполнить его требование. После этого, как следует из французских источников, Дикман ушел вместе с ним в мэрию, у северного выезда из деревни. Когда примерно через полчаса он вернулся оттуда, то, перед тем как отдать приказ расстрелять всех мужчин в сараях, стоявших в поле, он выглядел «напряженным и раздраженным» – так его описывали в Бордо солдаты 3-й роты. Об этом же говорилось и в показаниях свидетеля, мадам Тайландье, из Парижа, которая во время проведения этой акции находилась в Орадуре. Газета «Монд» от 28 января 1953 года сообщала о ее показаниях в суде следующее: «Эсэсовцы арестовали ее, но потом им пришлось отпустить ее, никто точно не знает почему. Она сама тоже не знает этого. Сама женщина объясняет это просто тем, что она была родом из Парижа, а это слово, возможно, вызвало у офицера какие-то приятные воспоминания. Но другой офицер заявил: «Здесь убили одного из наших офицеров. Поэтому сейчас мы всех поставим к стенке».

Это свидетельство означает, что за прошедшие полчаса, пока Дикман отсутствовал вместе с мэром, он, очевидно, пришел к убеждению, что штурмбаннфюрера СС Кемпфе, которого он должен был освободить, не было больше в живых.

Солдаты 3-й роты сообщили автору, что во время пожара в Орадуре почти во всех домах взорвались спрятанные боеприпасы. Это обстоятельство, а также свидетельство оберштурмфюрера СС Герлаха доказывают, что деревня Орадур-сюр-Глан была настоящим оплотом Сопротивления.

Самым ужасным в этом деле оказалась трагическая смерть женщин и детей, которых постигла такая злая судьба и которым пришлось расстаться с жизнью в церкви. Их печальная участь всегда будет вызывать самое глубокое сожаление.

К вынесению приговора из-за внутриполитических соображений французский суд подошел тоже с двойной меркой.

С 13 января по 12 марта 1953 года – то есть в течение восьми недель – перед глазами представителей мировой прессы разворачивался большой Орадурский процесс в Высшем военном трибунале в Бордо, на который обязаны были являться и освобожденные из-под стражи эльзасцы.

43 военнослужащих 3-й роты были заочно приговорены к смерти. Из присутствовавших на процессе военнослужащих один эльзасец и один немец также были приговорены к смертной казни. Остальные военнослужащие 3-й роты немецкой национальности были приговорены к каторжным работам сроком от восьми до двенадцати лет. Их эльзасские сослуживцы получили от четырех до восьми лет каторги. Эльзасцы были осуждены условно. Один немец был оправдан.

Оба присутствовавших на процессе и приговоренных к смерти военнослужащих через несколько месяцев были помилованы и приговорены к пожизненному заключению, которое позднее было заменено на длительный тюремный срок. И они, отсидев много лет в тюрьме, были выпущены на свободу.

Так немецкую сторону покарали за события в Орадуре.

В декабре 1953 года бывший высокопоставленный руководитель движения Сопротивления, командовавший отрядами французских франтирёров и партизан-коммунистов в регионе (исторической провинции. – Ред.) Лимузен, а в последнее время мэр Лиможа, Жорж Гингуэн, был арестован из-за массовых убийств в более чем ста случаях, совершенных в отношении своих же земляков во время так называемого «освобождения».

10 ноября 1952 года Гингуэн был исключен из рядов Французской коммунистической партии как «ренегат». Но он был именно тем человеком, под руководством которого регион Лимузен должен был превратиться в самостоятельную советскую республику. Такой прецедент принес бы генералу де Голлю значительные политические трудности. Начальником штаба у Гингуэна был Жан Шенрон, член ЦК Французской коммунистической партии. Гингуэн убивал противников десятками, а поэтому и в дальнейшем приказывал убирать лиц, знавших о его деяниях. Он один из самых зловещих персонажей движения Сопротивления, поэтому можно только приветствовать тот факт, что это движение, по крайней мере, попыталось само очистить свои ряды, прежде чем Гингуэн исчез в клинике для нервнобольных.

Гингуэн командовал и отрядами маки в районе Сен-Леонар-де-Нобла, к которым принадлежал и сержант Кану, взявший в плен штурмбаннфюрера СС Кемпфе и, как он показал в суде, передавший его своим «шефам». Таким образом, Кемпфе находился в руках Гингуэна. Что это означает, становится ясно, если прочесть в газете «Монд» от 15 января 1954 года, кто такой Гингуэн, который по заданию ФКП должен был в июне 1944 года напасть на города Тюль, Гере и Лимож. Что произошло в Тюле, уже известно. И это ничем не отличается от того, что случилось в Гере, прежде чем туда прибыл батальон Кемпфе. В момент прибытия походной колонны Штадлера в Лимож это был уже окруженный со всех сторон город, в котором каждую минуту ожидали штурма со стороны маки.

Как сообщалось, в деревне Орадур-сюр-Глан размещался партизанский штаб, и вообще в регионе Лимузен только район Орадура мог служить местом сбора и исходным пунктом для дальнейших акций маки – все остальные населенные пункты к 9 июня уже были заняты подразделениями дивизии СС «Дас Рейх».

То обстоятельство, что солдатская книжка Кемпфе была найдена в Лиможе, указывает, во всяком случае, на тот факт, что его везли от места пленения восточнее Лиможа в противоположном направлении, а именно в сторону Орадура. Какая судьба ожидала Кемпфе при встрече с Гингуэном, можно себе представить, если прочесть в «Монд» от 4 марта 1954 года, что сказал депутат партии социалистов от департамента Коррез (центр этого департамента – город Тюль) о преступлениях Гингуэна в отношении своих французских земляков: «…страшные и самые ужасные преступления, которыми терроризировалось местное население».

В заключение необходимо сказать, что борьба маки против германских оккупационных войск велась с нарушением германо-французского соглашения о перемирии от 1940 года, с нарушением Гаагских правил ведения войны и с вопиющим нарушением Женевской конвенции при обращении с немецкими пленными.

Германская армия не собиралась вести войну с французами, а лишь стремилась отразить вторжение войск противника в Нормандии.

Ее акции против маки всегда были только ответной реакцией на преступления маки в отношении немецких солдат и гражданских лиц.

(После разбора архива группенфюрера СС Ламмердинга господин Герберт Теге внес соответствующие дополнения в раздел о событиях в Тюле и Орадуре.)

12 июня 1944 года. Все поиски штурмбаннфюрера СС Кемпфе закончились неудачей. В 6:00 полк возглавил походную колонну дивизии, которая двигалась в сторону фронта вторжения по двум автострадам, сначала по автостраде № 147 через Беллак и Пуатье, а затем по автостраде № 10 через Тур. В пути колонна подвергается постоянным налетам американских штурмовиков по прозвищу «Джаг» (Р-47 «Тандерболт»), Гауптштурмфюрер СС Вернер, прежний адъютант полка, принял командование осиротевшим 3-м батальоном. Оберштурмфюрер СС Зеегерер становится адъютантом полка. Порядок движения: 15-я рота, штаб полка и взвод связи, 3-й батальон, 13-я и 14-я роты, 1-й батальон, обоз, 16-я рота.

13 июня 1944 года. Из-за участившихся налетов вражеских штурмовиков «Джаг» колонна передвигается только по ночам. Колонна выступила в 19:00 через Ла-Флеш в сторону замка Бургон южнее линии фронта.

14 июня 1944 года. Утром, еще до того как подтянулись последние грузовики, произошел крупный налет штурмовиков на походную колонну полка. В результате подожжено шестнадцать грузовиков. По счастливой случайности не погиб никто из личного состава.

Штандартенфюрер СС Штадлер получил сообщение, что он назначен командиром 9-й танковой дивизии СС «Гогенштауфен» и должен немедленно приступить к исполнению своих обязанностей.

Последний командир полка СС «Дер Фюрер» предлагает вашему вниманию следующие соображения общего характера к написанному им разделу истории полка.

Уже давно отзвучали победные фанфары. Война стала более безжалостной и страшной. Уже речь не шла о том, чтобы победить врага. Западные державы готовились к нанесению решающего удара по Германии. На Восточном фронте наши усилия были сосредоточены только на том, чтобы под все большим нажимом вражеских армий медленно, с боями отступать к границам Германии. Самым страшным для нас, фронтовиков, становилось осознание того, что немецкий фронт не в состоянии больше защитить родину. Германия стонала под усиливающимся с каждым днем, разрушительным террором вражеской бомбардировочной авиации (англо-американской. – Ред.), жертвами которого становились все больше беззащитных женщин, стариков и детей. Наступило время кровопролитных оборонительных боев и удручающих отступлений, без всякой надежды на поворот к лучшему. Германский народ и его солдаты теперь уже не смогли обрести покой вплоть до момента безоговорочной капитуляции.

Однако в этот тяжелейший период войны полк СС «Дер Фюрер» прошел последнюю часть своего боевого пути вплоть до горького конца, сплотившись в нерушимое боевое содружество, связанное одной судьбой.

Отто Вайдингер

Данный текст является ознакомительным фрагментом.