18 марта 1937 года

18 марта 1937 года

Ягода был обречен. Николай Иванович уловил это почти полгода назад, когда 7 Ноября перед парадом Сталин, здороваясь с советскими руководителями, демонстративно не подал руку наркому связи Ягоде. После получения от Хозяина установок перед февральско-мартовским Пленумом Ежов понял, что ему скоро придется заниматься Ягодой как подследственным. Сталину явно хотелось видеть его в компании с Рыковым, Бухариным и другими правыми.

Многие ставленники Ягоды уже сидели, да и его арест был вопросом времени. Сталин намекнул на днях Ежову, что неплохо бы провести совещание руководящих работников НКВД и сообщить о раскрытом заговоре, которым руководил их бывший нарком. Ежов понял, что это делается как для того, чтобы деморализовать еще находящегося на свободе Ягоду, до которого наверняка дойдут сведения о совещании, так и для оказания давления на всех работающих в НКВД «ягодинцев» с тем, чтобы они во имя собственного спасения бросились доносить друг на друга. Да, мудрый человек Сталин, ничего не скажешь.

В центральном клубе НКВД собралось около восьмисот человек, главным образом руководящие сотрудники из Москвы. Ежов немного нервничал, это было его первое выступление перед столь многочисленной чекистской аудиторией. К тому же сведения, которые он собирался огласить, должны были произвести большой эффект.

Он начал с того, что в его задачу входит доказывать ошибки Ягоды. Если бы Ягода был твердым и честным большевиком, он не потерял бы доверия товарища Сталина. Ошибки Ягоды имеют глубокие корни.

Ежов сделал паузу и окинул взглядом аудиторию. Все присутствующие затаили дыхание, чувствуя, что наступает решительный момент.

— С 1907 года Ягода находился на службе царской охранки!

По залу прошел ропот, люди стали переговариваться. До Ежова доносились обрывки фраз: «Вот мерзавец…», «как замаскировался, подлец…», «как же он мог нами руководить?..». Эти возгласы воодушевили Ежова, и он прокричал:

— Но это еще не все! Немцы сразу пронюхали об истинном характере деятельности Ягоды и подсунули его Дзержинскому для работы в ЧК в первые же дни после революции. И это значит, что на протяжении всей жизни Советского государства Ягода работал на германскую разведку.

На этот раз казалось, что зал просто окаменел от ужаса. Все внимательно смотрели на Ежова, ни одного движения, ни одного возгласа.

— Шпионы Ягоды, — продолжал Ежов, — проникли всюду, заняв все ключевые посты. Да! Даже руководители отделов НКВД Молчанов, Горб, Гай, Паукер, Волович — все шпионы. И еще я могу доказать, что Ягода и его ставленники не что иное, как воры, и в этом нет ни малейшего сомнения. Разве не Ягода назначил Лурье начальником инженерно-строительного отдела НКВД?28 А кто, как не Лурье, был связующим звеном между Ягодой и иностранной разведслужбой. А это и есть главное доказательство. Многие годы эти два преступника, Ягода и Лурье, обманывали партию и свою страну. Они строили каналы, прокладывали дороги и возводили здания, стоящие огромных средств, но в отчетах указывали, что затраты на них обходились крайне дешево. Но как, спрашиваю вас, товарищи, как этим мерзавцам удалось это? Как, спрашивается?

Он снова пристально посмотрел в застывший зал, а потом начал отвечать на поставленные им же самим вопросы.

— Очень просто. Бюджет НКВД не контролируется никем. Из этого бюджета, бюджета собственного учреждения, Ягода черпал суммы, нужные ему для сооружения дорогостоящих зданий по крайне «дешевой» цене. Зачем Ягоде и Лурье нужно было это строительство? Зачем им нужно было строить дороги? Это они делали в погоне за популярностью, чтобы завоевать себе известность, заработать себе награды! Но может ли предатель быть удовлетворен всем этим? Почему Ягода так стремился завоевать популярность? Она ему нужна была потому, что на самом деле он следовал политике Фуше.

Ежов долго перед выступлением подбирал какую-нибудь омерзительную историческую личность для сравнения с Ягодой. Поп Гапон и Азеф не подошли. Они были провокаторами и служили в охранке, но возглавить, как Ягода, карательные органы, им не удалось. О Фуше как о предателе французской революции, ставшем министром полиции при Наполеоне, а потом предавшем и его, вступив в тайные переговоры с Англией, Ежов слышал когда-то на политзанятиях. Пришлось залезть в энциклопедию, чтобы убедиться, так ли это.

Не обнаружив в зале реакции на столь удачное, по его мнению, сравнение, Ежов продолжал:

— Это очень серьезный вопрос, товарищи. Партия была вынуждена все эти годы противостоять росту фашизма среди нас. Это было не легко. Да, товарищи, я вам должен это сказать, и вы крепко это запомните, что даже Феликс Эдмундович Дзержинский ослабил здесь оборону революции. Нам нужна чистка, чистка и еще раз чистка. У меня, Ежова, нет сомнений, нет колебаний, нет и слабостей. Если бы можно было задать вопрос Феликсу Эдмундовичу Дзержинскому: почему мы должны считаться с репутацией даже старейших и наиболее закаленных чекистов?

Николай Иванович закончил выступление и сел за стол президиума. Он заметил, что к трибуне подходит низкорослый, плотный, седой мужчина с «мушкетерской» бородкой, в гимнастерке без знаков различия с орденом Красного Знамени. Это старейший чекист Артур Христианович Артузов. Его настоящая фамилия Фраучи, обрусевший швейцарец, сын переехавшего еще в прошлом веке в Россию сыровара. В партии состоит с семнадцатого года. В ВЧК с 1919-го. Работал с Дзержинским, провел ряд военных контрразведывательных операций, руководил арестом Савинкова. В начале тридцатых руководил иностранным отделом ОГПУ, а затем НКВД. Потом его перевели в разведку РККА заместителем начальника и присвоили звание корпусного комиссара. Ежов никогда не верил Артузову, хотя с Ягодой у того были очень плохие отношения. Еще работая в ЦК, Николай Иванович считал Артузова человеком неискренним, нелояльным к партии, а придя в НКВД, был доволен, что того уже там нет. А в конце тридцать шестого начальник особого отдела НКВД Израиль Моисеевич Леплевский, занимавшийся контрразведывательной работой в Красной Армии, изложил Ежову материалы о связях Артузова с немецкой разведкой. Но тогда Сталин после доклада Ежова порекомендовал не спешить с арестом Артузова и тщательно понаблюдать за ним, выявить связи. Оставлять этого предателя на руководящей должности в Разведупре РККА было рискованно и Ежов предложил перевести его снова в НКВД для подготовки материалов к предстоящему двадцатилетнему юбилею органов госбезопасности, лишив его таким образом доступа к секретным сведениям. Опытный и проницательный Артузов понял, что его таким образом подводят к аресту, заметно нервничал, но поделать ничего не мог.

— Товарищи, — сказал хорошо поставленным голосом Артузов, — в труднейшие для революции дни Ленин поставил Феликса Эдмундовича Дзержинского во главе ЧК. В еще более сложное время товарищ Сталин поставил своего лучшего ученика Николая Ивановича Ежова во главе НКВД. Товарищи! Мы, большевики, научились быть безжалостными не только к своим врагам, но и к самим себе. Да, Ягода действительно хотел играть роль Фуше. Он действительно хотел противопоставить НКВД нашей партии. Из-за нашей слепоты мы невольно участвовали в этом заговоре.

Артузов сделал паузу, повернул голову в сторону президиума и продолжил:

— В 1930 году, товарищи, когда партия впервые почувствовала эту тенденцию и, желая положить ей конец, назначила в ОГПУ старого большевика Ивана Алексеевича Акулова, что сделали мы, чтобы помочь Акулову? Мы встретили его в штыки! Ягода всячески старался помешать его работе. А мы, товарищи, не только поддержали саботаж Ягоды, но пошли еще дальше. Я должен честно признаться, вся партийная организация ОГПУ была занята саботажем Акулова.

Артузов беспокойно искал взглядом хотя бы малейшего намека на одобрение на скуластом личике Ежова. Он чувствовал, что наступил нужный момент, чтобы отвести подозрения от себя.

— Спрашивается, кто был в это время руководителем партийной организации ОГПУ? Им был Слуцкий!

Довольный своим выступлением Артузов быстро вернулся в зал. А в это время к трибуне уже пробирался начальник иностранного отдела НКВД комиссар госбезопасности 2-го ранга Абрам Аронович Слуцкий. Не так давно он сменил Артузова на этом посту, и Ежову было известно, что отношения между ними были всегда натянутыми. У них были свои счеты.

— Артузов пытался представить меня как ближайшего сотрудника Ягоды, начал Слуцкий. — Отвечу, товарищи: конечно, я был секретарем партийной организации ОГПУ. Но кто же был членом коллегии ОГПУ — Артузов или я? Спрашивается, можно ли тогда было быть членом коллегии ОГПУ, не имея полного доверия Ягоды? А еще Артузов уверяет, что своей «верной службой» Ягоде на посту секретаря парторганизации я заработал себе загранкомандировку в награду за саботаж Акулова. Но я утверждаю, что моя командировка состоялась по настоянию самого Артузова. В течение многих лет Артузов находился в дружеских отношениях с Ягодой.

Слуцкий отыскал глазами сидевшего в зале Артузова и, обращаясь к нему, произнес:

— Скажите, Артузов, где вы живете? Кто жил напротив вас? Буланов. А разве не он был одним из первых арестованных. А кто жил этажом выше, Артузов? Ягода! А теперь я спрашиваю вас, товарищи, можно ли было в известных обстоятельствах жить в одном доме с Ягодой и не пользоваться его полнейшим доверием?

Разгорячившийся во время своего выступления, Слуцкий тяжело дышал. Зло взглянул в сторону Артузова, он быстрым шагом проследовал в зал.

С трибуны уже еще кто-то проклинал Ягоду, разоблачал Паукера, но Ежов пропускал все это мимо ушей. Он думал, как лучше завтра утром доложить Сталину о схватке Артузова со Слуцким. Ежов заметил, что Хозяин вообще не любит старых чекистов, а этих двух особенно, поэтому такая информация должна прийтись ему по душе.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.