Глава 16 НЕВОЗВРАЩЕНИЕ ИЗ ИНДИИ

Глава 16

НЕВОЗВРАЩЕНИЕ ИЗ ИНДИИ

Пролог

18 мая 1967 года, за два часа до начала заседания Политбюро, Петру Ефимовичу Шелесту передали, чтобы по дороге в Кремль он заехал на Старую площадь — его хочет видеть Леонид Ильич.

Незамедлительно препровожденного в генсековский кабинет на пятом этаже главу украинских коммунистов Брежнев встретил приветливо. Задал пару-тройку формальных вопросов о состоянии дел в республике. Слушал невнимательно, было видно, что его занимают совсем другие мысли. И точно, отдав должное протоколу, вдруг сказал:

— Имей в виду, сегодня мы будем решать вопрос об освобождении Семичастного от должности председателя КГБ.

Шелест недоуменно уставился на генсека:

— А какая причина?

Брежнев поморщился, явно недовольный излишней любознательностью члена Политбюро. Ответил уклончиво:

— Много поводов к этому. Позже узнаешь все. Я пригласил тебя, чтобы посоветоваться, где лучше использовать на работе Семичастного. Мы не намерены оставлять его в Москве.

Ошеломленный новостью, Шелест снова повторил:

— А почему, какая причина?

Глава украинских коммунистов, причастный к смещению Хрущева в октябре 1964 года, отлично знал, какую роль сыграл в этом деле КГБ и его руководитель. Казалось бы, Брежнев ему лично должен был быть многим обязан, поскольку приход Леонида Ильича к власти без поддержки КГБ был бы весьма проблематичен. Никогда и нигде Брежнев не высказывал даже малейшего неудовольствия Семичастным.

— Я же тебе сказал, что позже все узнаешь, — почти с раздражением произнес генсек.

Шелест моментально прикусил язык. Если сам председатель КГБ попал под полное недоверие, надо держать ухо востро.

— Не хочется его и обижать сильно, — сказал Брежнев. — Может, ты что-нибудь предложишь? Где бы его можно использовать на Украине?

Шелест, которого прошиб холодный пот от мысли, что такая участь ждет каждого, кто в какой-то степени был причастен к приходу Брежнева на кремлевский трон, предложил должность первого секретаря Кировоградского обкома, где намечалась вакансия.

— Нет, на партийной работе его использовать нежелательно, — возразил генсек. — Давай другое предложение.

— Зампредом Совмина?

— Первым, — подумав, сказал Брежнев.

— Первых у нас два. Обе должности заняты.

— Это не преграда. Пиши записку в ЦК, учредим дополнительную должность первого зама.

Удовлетворенный тем, что Шелест не возражал против перевода Семичастного на Украину, Брежнев взглянул на часы, давая понять, что аудиенция закончилась, и поблагодарил за участие в решении столь деликатного, как он сказал, вопроса.

— До встречи на Политбюро, — произнес генсек, поднимаясь.

Заседание высшего коллегиального органа партии по новой моде, заведенной Брежневым, проходило в Кремле. После рассмотрения плановых вопросов генсек вынул из нагрудного кармана какую-то бумажку, посмотрел на нее и сказал:

— Позовите Семичастного.

По лицу вошедшего в зал председателя КГБ было видно, что он не знал, зачем его пригласили. Держался уверенно. Вопросительно взглянул на Брежнева, предполагая, наверное, что тот даст ему какое-либо поручение. Скользнул взглядом по непроницаемым, пергаментным лицам членов Политбюро.

— Теперь нам надо обсудить вопрос о Семичастном, — объявил Брежнев.

— А что обсуждать? — не понял вошедший.

— Есть предложение освободить вас от занимаемой должности председателя КГБ СССР в связи с переходом на другую работу, — разъяснил генеральный секретарь.

— За что? Это же неправильно! — пытался слабо протестовать Семичастный. — Это же…

— Много недостатков в работе КГБ, — оборвал его Брежнев. — Плохо поставлена разведка и агентурная работа!

— Но ведь меня по этим вопросам никто не проверял, — защищался Семичастный. — Со мной до этого дня по данному вопросу никто не разговаривал. Почему все это решается так скоропалительно?

Брежнев раздраженно ответил:

— А случай с Аллилуевой? Как она могла уехать в Индию, а оттуда улететь в США?

— Поездка Аллилуевой в Индию не санкционировалась органами КГБ, ее выезд состоялся вопреки нашим возражениям. Здесь были другие санкции, — парировал Семичастный.

Оправдания председателя КГБ принимали опасный характер, и Брежнев поспешил прекратить обсуждение вопроса, огласив постановление Политбюро об освобождении Семичастного от должности председателя КГБ:

— Семичастный назначается первым заместителем Предсовмина Украины. Вопрос этот с товарищем Шелестом согласован, они принимают его на Украину.

В наступившей тишине снова раздался голос Семичастного:

— У меня семья в Москве, к тому же я незнаком с этой работой… Прошу, если это возможно, оставить меня в Москве, предоставив работу.

На что последовал ответ Брежнева:

— Вопрос уже решен, и возвращаться к нему не будем.

Тут же Брежневым было внесено предложение об утверждении Андропова председателем КГБ. Для Юрия Владимировича этот вопрос, похоже, не был неожиданным. На Лубянку отправились Суслов, Кириленко и Капитонов — объявлять решение Политбюро. На следующий день в газетах появился указ о переменах в руководстве КГБ.

Заберите у меня дачу и машину!

Двумя с половиной годами раньше подмосковный поселок Жуковка, заселенный исключительно высокопоставленными дачниками, облетела сенсационная новость: у дочери Сталина забрали домик и лишили ее права вызова автомашины! Светлана Иосифовна съезжает с дачи и уже пакует свои вещи.

Был конец ноября 1964 года. Прошел месяц, как сместили Хрущева. Во властных структурах происходили крупные кадровые перестановки. Одного за другим снимали с постов тех, кто был особенно близок к низверженному вождю. Лишение руководящего кресла одновременно сопровождалось и выселением с госдачи.

Обитатели Жуковки ломали головы: а Аллилуеву за что? В хрущевских фаворитках она не значилась, да и на официальной службе не числилась. Наоборот, ниспровергнутый соратниками Никитка в грязь втоптал ее батюшку, повзрывал памятники, переименовал улицы, объявил виновным в тяжких злодеяниях против народа.

А может, дело не в Хрущеве, а в Брежневе? Может, какая-нибудь кошка перебежала дорогу раньше? И жуковчане, немало информированные о взаимоотношениях сильных мира сего, лихорадочно перебирали в памяти все, что могло пролить свет на скандальное происшествие, случившееся в поселке. Но — безрезультатно.

И только совсем недавно, уже после того как советской власти не стало, выяснилось, что поводом для аннулирования льгот дочери Сталина было письмо, поступившее на имя Председателя Совета Министров СССР А. Н. Косыгина от жительницы Москвы, прописанной по улице Серафимовича, дом 2, квартира 179. Благодаря книге писателя Юрия Трифонова, этот адрес известен ныне как «Дом на набережной». В нем проживают много знаменитых людей, работавших в Кремле, на Старой и Лубянской площадях, в других высоких правительственных учреждениях.

Квартира № 179 числилась за Светланой Иосифовной Аллилуевой, дочерью Сталина.

Она владела ею с давних пор, но жила фактически за городом. При жизни отца — на его дачах, а с марта 1953 года, в соответствии с распоряжением Совета Министров СССР, — в дачном поселке Жуковка. Согласно решению правительства, ей с детьми была выделена круглогодичная дача в бесплатное пользование, предоставлено право вызова автомашины с автобазы Совмина и ряд других материальных услуг.

В Жуковке Светлана Иосифовна прожила одиннадцать лет — до ноября 1964 года, редко наведываясь в Москву. Там, вдали от городского шума, была написана ее первая скандальная книга «Двадцать писем к другу», вызвавшая много пересудов. О ее авторстве и по сей день не утихают споры. Чудный уголок природы, располагавший к лирическим размышлениям, где выросли дети — Ося и Катя, где не надо думать о мелочах быта. Мечта каждой хозяйки.

И вдруг — добровольный отказ от этого райского уголка.

В приемной Косыгина, месяц назад ставшего Председателем Совета Министров СССР, письмо Аллилуевой перечитывали несколько раз. Докладывать или погодить? Обращение официальное, заявительницей подписанное, в канцелярии зарегистрировано. Надо докладывать.

Многомудрый Алексей Николаевич молча внимал помощнику, докладывавшему о столь необычной просьбе. Дочь Сталина сообщала, что она всегда была и продолжает быть благодарной правительству за гуманность по отношению к ней и ее детям, проявленную и в 1953 году, и в последующие годы. Однако она полагает, что не имеет никакого морального права пользоваться этой гуманностью. В настоящее время ее дети уже выросли. Сын Иосиф является студентом второго курса медицинского института, дочь учится в седьмом классе. Дача нужна была главным образом для них, когда они были маленькими.

Поскольку отпадает необходимость в даче, то нет нужды и в пользовании машиной. Для автора письма и то и другое совсем не является необходимостью. Она с детьми сейчас очень редко бывает на даче и редко пользуется машиной. Однако все это продолжает за ней числиться. К тому же в соответствии с постановлением, она пользуется дачей и машиной бесплатно, тогда как работники аппарата Совета Министров пользуются дачами и машинами за соответствующую плату. Это несправедливо. Да и на фоне общей весьма суровой и скромной жизни обладание дачей и машиной за государственный счет ставит ее в крайне неловкое положение перед друзьями и в двусмысленное положение вообще перед людьми.

Исходя из этого, заявительница просила дать Управлению делами Совмина СССР соответствующее указание. Она не стала обращаться по этому вопросу непосредственно в хозяйственные инстанции потому, что они все равно не станут нарушать пункты распоряжения правительства, да это и не находится в их ведении. Кроме того, заявительница не хотела бы, чтобы ее шаг мог быть истолкован, как некая демонстрация. А посему обращается в лице Алексея Николаевича Косыгина к правительству с просьбой понять ее правильно и не отказать в аннулировании предоставленных льгот.

Невероятно! За всю свою долгую жизнь в правительстве Косыгин не мог припомнить чего-либо подобного. Чтобы вот так, запросто, кто-нибудь просил забрать дачу и машину? Наоборот, выклянчивали их всеми возможными способами. Сколько этих заявлений прошло через его руки только при Хрущеве! Никита Сергеевич, как известно, совмещал должности первого секретаря ЦК и премьера. Косыгин долгое время был у него первым заместителем и по распределению обязанностей рассматривал подобные просьбы. Кто только не обращался — родственники репрессированных государственных деятелей и ученых, военачальников и писателей. И у всех одна просьба — дайте. А тут обратное — заберите.

Косыгин, естественно, передал адресованное ему заявление Аллилуевой в хозуправление — для исполнения. Хозяйственники понимающе крутнули пальцами у виска: не иначе, совсем крыша поехала. Пожалуй, никто лучше их не знал домашних и прочих личных тайн высокопоставленных дачников.

Плохая наследственность

Частная жизнь членов Политбюро всегда была особо охраняемой государственной тайной. Никаких открытых сведений ни об их семьях, ни о близких родственниках. Закрытость этой сферы, естественно, разжигала охотничий азарт зарубежных спецслужб, в структурах которых существовали и ныне здравствуют отделы, занимающиеся исключительно сбором указанных сведений.

Сегодня, например, уже не является секретом, что семья Сталина привлекала самое пристальное внимание иностранных тайных ведомств. Интерес к ней был проявлен с начала тридцатых годов, после загадочной смерти жены диктатора Надежды Сергеевны Аллилуевой. С тех пор не было ни одного более-менее значительного события в жизни Якова, Василия и Светланы, не зафиксированного в их досье. Скрупулезно собирались сведения о характере, привычках, склонностях. Источники были самые разные, в основном, гулявшие по Москве слухи.

Из троих детей Сталин больше всех любил младшую дочь. Она осталась сиротой с шести лет. «Сетанка-хозяйка» внешне была похожа на свою бабушку — мать Сталина. Невысокая и плотная, с толстыми ногами. Волосы золотисто-рыжие, что в Грузии считалось первым признаком красавицы, веснушки на лице, очень белая кожа. Полная противоположность брату Василию, унаследовавшему черты матери — ее зеленоватые глаза, брови, сдвинутые к переносице.

В отличие от высокомерного, уверенного в своей безнаказанности брата, подростком носившего заграничные пиджаки и куртки, бриджи и толстые клетчатые гольфы, ездившего в школу в черной машине, за которой следовала другая — с тремя телохранителями, Светлана вела себя на людях скромно, даже несколько робко и очень вежливо. Одевалась в противоположность брату не кричаще: английский костюм, башмаки на толстой подошве; зимой — темно-синее пальто с серым каракулем или шубка из голубой белки с капюшоном. И все же она одевалась лучше других в школе, а потом и на историческом факультете МГУ.

Зарубежные специалисты — психоаналитики, основываясь на малозаметных деталях ее поведения, пришли к заключению, что дочь Сталина — очень впечатлительная, глубоко ранимая натура. Предвижу, что, дойдя до этого места, иной читатель иронично хмыкнет, заподозрив автора в шпиономании. Но и упрощать тоже не хотелось бы: недавно у нас рассекречены материалы, свидетельствующие о том, что на КГБ работали даже члены английской королевской семьи. Чтобы выйти на них с подобным предложением, надо было кое-что знать об особенностях их характеров. Эти сведения собирали по крохам, порой из таких источников, что у людей, мыслящих прямолинейно и поверхностно, ничего, кроме высокомерной улыбки, это не вызвало бы. Так что сбор досье на всех сколько-нибудь влиятельных лиц и членов их семей — процесс взаимообразный и, похоже, вечный.

Наверное, это удел всех крупных государственных деятелей: чужие люди для них важнее и значительнее близких. Не был исключением и Сталин. Он был плохим сыном — не нашел времени съездить даже на похороны матери, невнимательным мужем — жена покончила жизнь самоубийством, малозаботливым отцом — у сыновей Якова и Василия, у дочери Светланы жизни не сложились.

Мать Светланы застрелилась в 1932 году. По рассказам Молотова, она была психопаткой. Много лечилась, в том числе и за границей. За два года до гибели три месяца провела в Карлсбаде, консультировалась у знаменитых немецких врачей-невропатологов. Доктора предписали ей полный покой и запретили заниматься какой-либо работой.

В перестроечные времена вокруг матери Светланы было сложено немало мифов, один другого нелепее. Утверждали, например, что она ушла из жизни по политическим мотивам, не разделяя линию Сталина на индустриализацию и коллективизацию, что она была на стороне Бухарина. О чем якобы и поведала в предсмертном письме, обнаруженном Сталиным на тумбочке в ее спальне. Сейчас установлено, что за письмо приняли «платформу Рютина», о которой тогда было много споров.

Один из распространенных мифов — то, что Сталин сам убил свою жену. Мотивы самые разные. От ревности до неумышленного выстрела, от подозрительности до политической расправы. Все это на поверку оказалось несусветной чушью, изобретенной в эмигрантских газетах начала тридцатых годов из-за отсутствия достоверной информации. Спустя полвека старые инсинуации преподносились в горбачевской России как новейшие достижения исторической мысли.

В действительности все было иначе. Только сейчас, когда открылись архивы, включая и личный архив Сталина, стало ясно, отчего покончила с собой Надежда Аллилуева. Ссора на банкете у Ворошилова 8 ноября 1932 года, после чего прозвучал роковой выстрел, была лишь толчком, приблизившим развязку. Как и малоизвестный инцидент в Большом театре, откуда Сталин с женой приехали на квартиру Ворошилова. Аллилуева была в заметном напряжении и, когда муж обратился к ней со словами: «Эй, ты, пей!», она вспылила: «Я тебе не «эй, ты!» и ушла с банкета. А утром ее нашли в спальне с огнестрельной раной.

Причиной ссоры в Большом театре была, как это ни странно, ревность. Надежде Сергеевне показалось, что муж слишком внимательно рассматривал одну из хорошеньких балерин.

И снова проницательный читатель недоверчиво хмыкнет: ревность? Молодая жена ревнует старого мужа? Скорее, должно быть наоборот — ведь разница в возрасте у них составляла двадцать два года. В 1932 году Надежде был тридцать один год, а ее мужу — пятьдесят три. Она вышла замуж за Сталина будучи гимназисткой, в шестнадцать лет. А он вступил в брак в зрелом возрасте, под сорок. Так кто кого должен ревновать?

Увы, молодость не всегда ассоциируется с хорошим здоровьем. Сегодня открылось немало такого, что свидетельствует о некоторой проблематичности в их супружеских отношениях. У нее был ранний климакс, сопровождавшийся жуткими головными болями. Периодически наступали приступы тоски, гнетущей депрессии. Надежда постоянно принимала кофеин, чтобы подбадривать себя. Действие наркотических средств проходило, и снова тоска, угрозы покончить с собой.

В дневнике Марии Анисимовны Сванидзе, жены брата первой жены Сталина, которая жила в Москве, есть строки о том, что когда после смерти Надежды ее череп внимательно обследовали врачи, они пришли к выводу — это типичный череп самоубийцы. Кроме того, у нее развивалась тяжелейшая болезнь — окостенение черепных швов.

В общем, целый букет «болячек», вызывавших неадекватное поведение и усугублявших психическое состояние. Оно и раньше было не совсем в норме. Перед рождением первенца Василия она ушла из кремлевской квартиры и словно сквозь землю провалилась. Сын появился на свет на окраине Москвы, в роддоме, куда роженицу привели сердобольные бабоньки, представления не имевшие, кто на самом деле эта молоденькая беременная женщина.

Злой рок словно преследовал весь род Аллилуевых. Психическим расстройством страдали мать Надежды Сергеевны — Ольга Евгеньевна, сестра Анна и брат Федор. Как и Надежда, ее мать вышла замуж очень рано. Оленька сбежала из дома к молодому рабочему тифлисских мастерских Сергею Аллилуеву, выкинув из окна узелок с вещами, когда ей не было и четырнадцати лет.

Ольга Евгеньевна была невероятно соблазнительна. От поклонников у нее отбоя не было. Время от времени она бросалась в авантюры то с каким-то поляком, то с венгром, то с болгарином, то с турком — она любила южан и утверждала в сердцах, что русские мужчины — хамы. Сама она представляла странную смесь национальностей. Ее отец хотя и носил украинскую фамилию Федоренко, но вырос и жил в Грузии. Его мать была грузинкой, и говорил он по-грузински. А женат был на немке, Магдалине Айхгольц, из семьи немецких колонистов. Магдалина Айхгольц родила девять детей, последним ребенком была Ольга — мать Надежды Сергеевны.

Ольга Евгеньевна говорила по-немецки и по-грузински. Русский язык она выучила позже. «Иезус-Мария» и «Майн Готт» чередовались у нее с «генацвале» и «чириме». Кавказский акцент оставался у нее всю жизнь.

Она была очень маленького росточка, но большие серые глаза, правильные черты лица, изящный рот, светлые волосы и царственная манера держаться придавали ей необыкновенную привлекательность. Было в ней что-то такое, от чего мужчины сходили с ума. Семейные скандалы были перманентными. Кончилось все тем, что под старость Ольга Евгеньевна и Сергей Яковлевич стали жить в разных квартирах. Ему, видно, надоели ее постоянные измены и причитания, что Сергей загубил ее жизнь и что она видит с ним одни страдания. Обслуга в Зубалове, где они жили до разрыва, называла ее блажной старухой, капризной самодуркой. Старость, болезни и смерть они встретили в одиночестве, каждый сам по себе.

У Аллилуевых была плохая наследственность. Вдова маршала Буденного рассказывала, что, по словам Семена Михайловича, Надежда Сергеевна была психически нездорова, в присутствии других людей пилила и унижала мужа. Буденный удивлялся: как он терпит?

Есть и такая версия. За неделю до самоубийства Надежде Сергеевне вдруг взбрело в голову, что она… дочь Сталина и его жена одновременно. Якобы мать призналась, что то ли в декабре 1900, то ли в январе 1901 года она была близка одновременно со своим мужем, Сталиным и Курнатовским и, если честно, не знает, от кого родилась Надя.

Признание сумасшедшей старухи усугубило душевный кризис Надежды. В ее воспаленном воображении мельтешились дьявольские картины кровосмешения. Получалось, что она сестра своим дочери и сыну? В минуты помутнения разума она заявляла, что таким, как она, не место на земле.

Кроме того, ходили слухи, что у Надежды была интимная связь с пасынком Яковом, сыном Сталина от первой жены, который был не намного младше мачехи. Разразился грандиозный семейный скандал, закончившийся попыткой самоубийства Якова. Он выстрелил в себя из револьвера, но остался жив, и вскоре переехал из сталинской квартиры в Кремле в Ленинград, в пустовавшую квартиру Сергея Яковлевича Аллилуева.

Сведения о попытке застрелиться и последующей смене места жительства Якова Джугашвили имеются в различных архивных источниках. Судя по ним, сомневаться в достоверности происшедшего не приходится. Неясны лишь мотивы столь необычных поступков. Теперь, похоже, все становится на свои места.

Соблазненная

После ранней смерти матери шестилетнюю Светлану воспитывали няня и гувернантки. Отец был высоко, детьми занимался в самых общих чертах. Сталин пестовал дочь в младенчестве, но когда она превратилась в подростка, наступило естественное для отцов и взрослеющих дочерей отчуждение. Девочки в четырнадцати-пятнадцатилетнем возрасте больше клонятся к матерям, делятся с ними своими секретами, маленькими тайнами, обсуждают наряды.

Матери у Светланы не было, и с приходом девичества пооткровенничать было не с кем. Няня и гувернантки все же люди не родные. С отцом тоже не пошепчешься, как бывало в детстве. К тому же дочери стало казаться, что ее внутренний мир раздражал отца. Она была другой, не похожей на него.

С началом войны 1941 года редкие встречи с отцом и вовсе прекратились. Наступило полное отчуждение. После войны они тоже не сблизились. До 1943 года Светлана ходила в 25-ю, так называемую образцовую школу в Старопименовском переулке в районе тогдашней улицы Горького, сейчас Тверской. Эту школу она посещала десять лет — с 1933 по 1943 год, с небольшим перерывом, который начался осенью 1941 года, когда ее отправили в Куйбышев. Там для эвакуированных детей столичной верхушки организовали спецшколу, узнав о которой Сталин разгневался. В Москву Светлана вернулась весной 1942 года. В феврале ей исполнилось шестнадцать лет.

Дом на даче в Зубалове, где прошло ее детство, осенью сорок первого года взорвали, опасаясь прихода немцев. Ранним летом сорок второго года начали отстраивать. К осени он был уже готов. В нем и поселилось многочисленное сталинское семейство: сын Василий с женой и дочерью, Светлана с няней, Яшина дочка Гуля со своей няней, Светланина тетя Анна Сергеевна с сыновьями.

В Зубалове провели всю зиму сорок второго — сорок третьего годов. Жизнь была разгульной и пьяной. К Василию приезжали его многочисленные друзья — летчики, спортсмены, артисты. Нередко с подружками. Сутками гремела радиола, салютовали пробками в потолок батареи бутылок с шампанским. Впечатлительная Светлана во все глаза рассматривала мир неизвестных ей прежде взрослых людей — сливок столичной богемы.

Этого человека привез в Зубалово брат Василий. Был конец октября сорок второго года. Светлана родилась в феврале двадцать шестого. Считайте, сколько было ей, гимназистке, когда на ее жизненном пути встретился мужчина, которому уже тогда исполнилось сорок лет. Он приходил к школе, где она училась, и стоял в подъезде соседнего дома, ожидая, когда она выйдет на улицу. Она знала, что он наблюдает за ней, и у нее радостно сжималось сердце.

Алексей Яковлевич Каплер был известным драматургом и киносценаристом, лауреатом Сталинской премии. Знаменитые фильмы «Три товарища», «Ленин в Октябре», «Ленин в 1918 году», «Котовский», «Она защищает Родину» снискали ему громкую славу. Падкий на лесть Василий Сталин согласился стать военным консультантом его нового фильма о летчиках и сразу же предложил обмыть это предложение.

Обмывали в Зубалове. Хмельной Василий вдруг подозрительно уставился на Каплера, переспросил, действительно ли тот собирается снимать фильм об авиации. Мол, с таким же предложением к нему уже обращались Константин Симонов, Роман Кармен, Михаил Слуцкий, но что-то у них не движется. Каплер заверил, что у него, в отличие от других собратьев по ремеслу, самые серьезные намерения.

Об истинных намерениях маэстро остается только гадать, но дальше шумных застолий с обильными возлияниями дело не двинулось. Во время первого приезда в Зубалово Василий представил кинодраматургу свою сестру. Маэстро галантно раскланялся и пригласил всех присутствовавших в Гнездниковский переулок, где покажет фильмы, которые непременно понравятся его новой очаровательной знакомой.

Приглашение было принято. И вот дочь коммуниста номер один с веселой компанией нагрянула в просмотровый зал Комитета кинематографии в Гнездниковском и впервые в жизни смотрит американский боевик с герлс и чечеткой. Светлане, как потом она вспоминала, фильм не понравился, и тогда маэстро пообещал показать ей «хорошие» фильмы по своему выбору. И точно, в следующий свой приезд в Зубалово он привез кое-что из Диснея.

Первая искра пробежала между ними на ноябрьские праздники. К Василию, как всегда, приехало множество народа. К. Симонов пожаловал с Валентиной Серовой, Б. Войтехов с Целиковской, Р. Кармен с женой, знаменитой московской красавицей Ниной, на которую потом положит глаз Светланин любвеобильный братец. Сверкали золотые звезды Героев Советского Союза на парадных мундирах молодых летчиков-асов.

Застолье было веселым и шумным. Девочка-подросток смотрела на военных, прибывших с фронта. Они могли погибнуть там в любую минуту, смерть подстерегала их на каждом шагу, потому позволяли себе расслабиться, откровенно наслаждаясь спокойными, беззаботными минутами.

После обильного виновкушения начались танцы. К Светлане неожиданно подошел Каплер:

— Вы танцуете фокстрот?

Девочка-подросток зарделась. Она была одета в новое платье, специально сшитое у хорошей портнихи к этому праздничному вечеру. Это было ее первое «взрослое» платье. К нему она приколола мамину гранатовую брошь. На ногах были полуботинки без каблуков. Этакий смешной цыпленок. Но кавалер был опытным сердцеедом.

— Что вы невеселая сегодня? — спросил он.

Любая женщина восприняла бы этот вопрос как банальный ход светского ловеласа. Но ведь его даме было всего шестнадцать с половиной лет. И она начала говорить обо всем — как ей скучно дома, как неинтересно с братом и родственниками, о том, что сегодня десять лет со дня смерти мамы, и никто не помнит об этом.

Кавалер слушал внимательно. У него был редчайший дар — делать вид, что ему ужасно интересны все подробности, все переживания рыжеволосой десятиклассницы.

С той шумной вечеринки и началось. Вскоре Светлана узнала о его обиталище — номере в нетопленой гостинице «Савой», где собиралась на дружеские пирушки московская богема. Он давал читать ей машинописные переводы романов Хемингуэя, Олдингтона, других модных западных авторов, не издававшихся в СССР. От него она узнала о запрещенных стихах Ходасевича, Гумилева, Ахматовой и прочла их. Нередко приносил «взрослые» книги о любви, что было крайне небезопасно, поскольку Светлана не достигла совершеннолетия.

После, вспоминая роль Каплера в своей жизни, Светлана признавалась, что он сильно повлиял на ее мировоззрение. Она впитывала каждое его слово, и они находили у нее отзвук. Он раскрывал перед ней совсем иной мир искусства, преподносил совсем иные ценности. Тогда в Москве громким успехом пользовался спектакль по пьесе А. Корнейчука «Фронт». Каплер отозвался о нем пренебрежительно: мол, искусство там и не ночевало. Зато превозносил все западное, что дало повод Сталину обвинить соблазнителя еще и во вредной идеологической обработке своей малолетней дочери.

Связь единственной дочери-десятиклассницы с сорокалетним бабником не укрылась от Сталина. Встреча в пустовавшей квартире брата Василия возле Курского вокзала, которая состоялась двадцать восьмого февраля сорок третьего года, в день семнадцатилетия Светланы, стала для любовников последней. Через двое суток взбешенный Сталин, узнав, что произошло в квартире возле Курского вокзала, ворвался рано утром в комнату дочери, которая собиралась в школу.

— Где, где это все? — в ярости едва выговорил он. — Где все эти письма твоего писателя? Мне все известно! Вот твои телефонные разговоры — вот они, здесь! — он похлопал себя по карману. — Твой Каплер — английский шпион, он арестован!

— А я люблю его! — в запальчивости выкрикнула Светлана. Ее телефонные разговоры с Каплером записывались! Бедная няня — Светлана обманывала ее, называя Каплера Люсей. Простодушная старушка думала, что Светлана разговаривает с подружкой.

— Любишь? — переспросил отец и залепил дочери две пощечины — впервые в жизни. — Ты бы посмотрела на себя — кому ты нужна?! У него кругом бабы, дура!

Дочь отдала отцу все письма и фотографии Каплера, его блокноты, наброски нового сценария, какого-то заумного рассказа.

— Писатель! — презрительно фыркнул он, прочитав груду бумаг, изъятых у дочери. Это она услышала, когда вернулась из школы и ей передали, чтобы зашла к отцу. — Не умеет толком писать по-русски! Уж не могла себе русского найти!..

Как потом она вспоминала в своей книге «Двадцать писем к другу», отца раздражало больше всего, что Каплер был евреем.

Незадачливого любовника несовершеннолетней дочери диктатора арестовали спустя сутки после их уединения в пустовавшей квартире Василия. Мотивы ареста — связи с иностранцами. По словам Светланы, Каплер действительно не раз бывал за границей и в Москве знал едва ли не всех иностранных журналистов. Этого он не мог отрицать. А время было военное.

После ареста его не заключили в тюрьму, а выслали на пять лет в Воркуту. Там он работал в театре. По окончании срока высылки въезд и проживание в Москве ему были воспрещены. Он выбрал Киев, где жили его родители. Но — неожиданно приехал в Москву. Это было в сорок восьмом году. Когда он, немного пробыв в Москве, сел в поезд, чтобы ехать в Киев, в вагоне его задержали. И отправили в лагеря под Интой. На пять лет.

Освободили его в июле пятьдесят третьего. Вернувшись в Москву, он вновь стал писать киносценарии. Фильмы, снятые по ним, широко известны. Это «За витриной универмага», «Полосатый рейс», «Синяя птица» и ряд других. Преподавал во ВГИКе. Был одним из организаторов и ведущим популярной «Кинопанорамы» на Центральном телевидении. Скончался в семьдесят девятом году в возрасте семидесяти пяти лет.

Замужества

В марте сорок третьего года Сталин распорядился закрыть дачу в Зубалове, которую, по его словам, Василий и Светлана превратили в вертеп. Оба были изгнаны оттуда за «разложение». Специальным приказом Сталина как наркома обороны его сын полковник Василий Сталин получил десять суток ареста. Что касается Светланы, то, глубоко разочаровавшись в ней, отец после злопамятных пощечин перестал не только встречаться, но и разговаривать с дочерью. Даже по телефону.

Спустя четыре месяца после размолвки Светлана позвонила отцу, чтобы сообщить об окончании школы. «Приезжай», — недовольно сказал он в телефонную трубку.

Встреча не примирила их. Дочь показала аттестат с хорошими оценками, но это не смягчило Сталина. Он по-прежнему сердился на нее. Неодобрительно отнесся к ее желанию поступать на филологический факультет:

— В литераторы хочешь! Так и тянет тебя в эту богему. Они же необразованные все, и ты хочешь быть такой… Нет, ты получи хорошее образование, хотя бы на историческом… Изучи историю, а потом занимайся, чем хочешь…

Весной следующего, сорок четвертого года, первокурсница истфака МГУ Светлана Сталина вышла замуж. О ее супруге сложено много мифов. В одной из книг, продающихся на московских развалах, сказано, например, что он был работником ГАИ и носился по столичным улицам на милицейском мотоцикле. Однажды он остановил машину, в которой мчался Василий Сталин, за превышение скорости. Пьяный сын диктатора приказал ему ехать с собой, поскольку денег для уплаты штрафа при себе не было. Там он, мол, и познакомился со Светланой.

В действительности было не так. Ее первый муж Григорий Иосифович Морозов (в детстве Мороз) учился со Светланой в одной школе. Хотя не исключено, что в дом Сталина он попал благодаря Василию, с которым подружился и пропадал с ним целыми днями. Но в брак он вступил будучи студентом Московского государственного института международных отношений. Его отец, Иосиф Григорьевич Мороз, в 1923 году подвергался аресту по обвинению во взяточничестве и был приговорен к десяти годам тюрьмы со строгим режимом. Но отсидел только один год, после чего его выпустили на свободу. Отец первого сталинского зятя владел магазином аптекарских товаров в Москве на Большой Грузинской улице, некоторое время был представителем мучной фирмы своего родного дяди «Гинзбург и братья Валяевы».

Иосиф Григорьевич имел двоих братьев. Один из них, Моисей, занимался валютными махинациями. Дважды — в тридцать первом и тридцать четвертом годах — он привлекался за это к судебной ответственности. Второй брат, Савелий, в конце двадцатых годов эмигрировал во Францию и проживал в Париже.

Когда Светлана приехала к отцу для специального разговора о своем предстоящем замужестве, Сталин не знал этих подробностей, характеризующих семью, с которой ему предстояло породниться. Компромат всплыл позже, когда дочь уехала и Сталин отдал указание Берии навести справки о родословной своего будущего зятя. Как потом вспоминала Светлана, его сразу насторожили фамилия, имя и отчество молодого человека, за которого она собиралась выйти замуж. «Он был еврей, и это не устраивало моего отца», — свидетельствует она. «Это сионисты подсунули тебе твоего жалкого первого мужа», — говорил он ей после того, как спустя три года их брак распался.

Еще не зная о компрометирующих Морозовых материалах, Сталин, давая согласие на замужество дочери, поставил условие — ее муж ни под каким предлогом не должен появляться у него в доме. Он даже не захотел знакомиться с зятем и твердо заявил, что ни встреч, ни разговоров не будет. Представленные позднее Берией материалы лишь утвердили его в первоначальном мнении. Он не пожелал встретиться с зятем, даже когда Светлана родила мальчика, которого в честь деда назвали Иосифом.

— Слишком он расчетлив, твой молодой человек, — говорил он дочери. — Смотри-ка, на фронте ведь страшно, там стреляют, а он, видишь, в тылу окопался…

В своих позднейших интервью Светлана, будучи уже в Америке, категорически опровергала версии о том, будто бы ее отец настоял на разводе, будто бы он этого требовал. Она подчеркивала, что рассталась с первым мужем по причинам личного порядка. Отец, конечно, был доволен, что они развелись, потому что Григорий ему никогда не нравился.

Столь устойчивую неприязнь диктатора к зятю объясняют двумя причинами. Первая — его еврейское происхождение. Об антисемитизме Сталина писано-переписано. В данном случае есть веское доказательство того, что именно «пятая графа» зятя сыграла роковую роль. Во время антисионистской кампании сорок восьмого года отец Григория Морозова был арестован. Служил он тогда заместителем директора по хозяйственной части Института физиологии. Институт этот возглавляла академик Лина Штерн, тоже попавшая в списки космополитов. Ее брат, Бруно Штерн, был тогда крупным бизнесменом и проживал за границей. А у Иосифа Григорьевича брат тоже жил в Париже и знал брата Лины Штерн.

Ареста ждал и незадачливый зять Сталина. Он остался без работы, его никуда не принимали, знакомые боялись с ним разговаривать. «Пятая графа», словно проклятие, висела и над ним. Да еще нешуточное подозрение в том, что его подсунули дочери Сталина сионисты.

Однако среди людей, близко знавших Светлану и ее первого мужа, есть и такие, кто считает, что дело вовсе не в еврейской национальности Григория Морозова, а в его расчетливости. Рассказывает двоюродный брат Светланы Владимир Аллилуев — сын Анны Сергеевны Аллилуевой и Станислава Францевича Реденса:

— Молодожены поселились в нашем доме, сначала в шестнадцатом подъезде, затем, после рождения первенца — сына — в мае сорок пятого года, в шестом подъезде. Это знаменитый дом на набережной по улице Серафимовича, два. Опасения Сталина о расчетливости зятя стали подтверждаться, Светланину квартиру заполнили родственники мужа, они докучали ей своими просьбами и требованиями об устройстве того или иного чада в «тепленькое местечко» и наивными ожиданиями всяческих благ, которые должны, как манна небесная, посыпаться на них. Но, как говорится, в нашей семье этот номер «не плясал». Обращаться к Сталину или к его окружению с подобными вопросами было бесполезно и небезопасно. В итоге отношения между супругами стали охлаждаться, а среди наших новых родственников воцарилось уныние…

Любопытно также мнение человека, работавшего вместе с Григорием Морозовым в середине пятидесятых годов в одном секторе Института мировой экономики и международных отношений Академии наук СССР:

— Морозов как ученый ничем не выделялся, но у него была сильная воля и отличное умение ориентироваться. В общем же он — трагическая фигура. Он-то, видимо, рассчитывал стать правой рукой Сталина, — а Сталин его даже видеть не захотел…

Приведенные выше слова принадлежат Михаилу Восленскому, лишенному в 1972 году советского гражданства. Доктор исторических и доктор философских наук Восленский возглавляет исследовательский институт в Бонне. С приходом новых времен он был восстановлен в гражданских правах.

Владимир Аллилуев рассказал, как произошел развод Светланы с первым мужем. Григория выставили из квартиры, а Василий, забрав у сестры паспорт, отвез его в милицию и вернулся оттуда с «чистым», без брачных печатей. Вот и вся процедура — развод по-кремлевски.

Два года прошли в ничегонеделаньи. Изредка в университет, иногда в театр. Лень, роскошь, нега. Летом — Крым, осень с отцом на «Холодной речке», где в ноябре еще цвели розы. Отец раздражался, называл ее при всех за столом дармоедкой, сердился, что из дочери все еще не вышло ничего путного. Не раз упрекал в антисоветизме — кто-то исправно доносил о ее слишком вольных суждениях на гульбищах.

Весной сорок девятого года, закончив университет, она вышла замуж за сына А. А. Жданова. Юрий Андреевич возглавлял отдел науки в ЦК ВКП(б). Сталин любил его отца, секретаря ЦК ВКП(б), скончавшегося в сорок восьмом году при довольно загадочных обстоятельствах. Уважал и самого Юрия. Возражений против этого брака у Сталина не было, наоборот, он даже обрадовался, потому что считал Юрия серьезным молодым человеком и в душе всегда мечтал, чтобы их семьи породнились. Это не какой-то безродный космополит Морозов. Ждановы — известная в партии фамилия.

Встал вопрос, где жить молодоженам. Сталин урезонивал дочь:

— Зачем тебе переезжать к Ждановым? Там тебя съедят бабы! Там слишком много баб!

Он имел в виду вдову Жданова Зинаиду Александровну и ее сестер. Зная характер Светланы, Сталин предчувствовал, что она в доме свекрови не уживется.

Так и произошло. Переехав с малолетним сыном в квартиру Ждановых в Кремле, Светлана повела себя совсем не так, как полагается благочестивой невестке. Веселые вечеринки, привлекавшие в этот дом до замужества, прекратились. И Светлана затосковала. Однообразная семейная жизнь под присмотром свекрови и ее сестер угнетала.

Это настроение не проходило и после рождения дочери, которую назвали Катей. Вскоре Светлана сказала отцу, что уходит от Ждановых.

— Делай, как хочешь, — устало ответил состарившийся отец, хотя развод был ему не по сердцу.

Когда она съехала с кремлевской квартиры Ждановых в городскую, Сталин донимал ее упреками:

— Ну что, по-прежнему дармоедкой живешь, на всем готовом?

Мысль о том, что дети не могут и не хотят жить на свои средства, бесила его. Он настоял, чтобы дочь поступила в аспирантуру Академии общественных наук, чтобы она получила шоферские права и сама водила машину:

— Дачи, казенные квартиры, машины, — все это тебе не принадлежит, не считай это своим…

Хорошо знавший историю, диктатор в глубине души допускал, что может произойти с его именем после смерти. Как всякий отец, он желал своим детям только хорошего. Увы, они слишком поздно это понимают. Оставшись без отца, не смог самостоятельно жить Василий. Он перестал быть нужным, и его бросили, забыли. Тридцатитрехлетний генерал-лейтенант авиации не умел ничего делать. Он остался совершенно один, без работы, без друзей, никому не нужный алкоголик, пока не погиб в пьяной драке в Казани, куда он был выслан из Москвы.

Не состоялась и Светлана. По свидетельствам близко знавших ее лиц, кремлевская принцесса была искательницей развлечений и относилась к людям, как к живым игрушкам. Легко сходилась, легко расставалась. Такое поведение начало преобладать в ней после того, как она поняла, что искренних человеческих чувств ей никогда не видать, что знакомств и встреч с ней ищут исключительно с одной корыстной целью.

Третьим ее мужем в Советском Союзе стал индус по имени Радж Браджеш Сингх.

Рассказывает бывший председатель КГБ СССР В. Е. Семичастный:

— В Политиздате, где Светлана подрабатывала, занимаясь переводами, она познакомилась с индусом Радж Браджеш Сингхом. Он был членом индийской компартии и тоже работал в издательстве. Трудно сказать, что она нашла в этом человеке (лысый, худой и нескладный, с жиденькой козлиной бородкой, к тому же сильно больной, его постоянно мучил удушливый кашель). Впрочем, он был из непростой семьи — его дядя занимал пост министра в правительстве Д. Неру.

Вскоре после знакомства Светланы с Сингхом нам стало известно, что они подали документы в загс и готовятся к свадьбе. Что нам оставалось делать? Сами понимаете, подобного рода браки творятся не на небесах, а в коридорах власти. Волевым порядком, не согласовывая свои действия с «молодоженами», мы забираем документы из загса и докладываем ситуацию А. Косыгину — он всегда питал добрые чувства к Светлане и в сложных житейских проблемах был ее постоянным и добрым опекуном. Алексей Николаевич встретился с «невестой» и объяснил ей, что кроме очередного скандала из этой затеи ничего не получится. Ведь Сингх имеет законную семью в Индии и, судя по всему, не собирается порывать с нею. А после хрущевских разоблачений культа личности эта свадьба неминуемо обернется еще одним ушатом грязи на имя Сталина. К тому же и Светлана, и Сингх уже далеко не дети и вполне могут устроить свою личную жизнь без официальных церемоний — Политбюро ЦК будет смотреть на это сквозь пальцы.

Так оно и вышло. Сингх переехал к Светлане, и она фактически не только стала гражданской женой, но и содержала своего сожителя, поскольку всю зарплату он отправлял семье в Индию, иногда и сам выезжал на родину. Ситуация устраивала всех, кроме сына Иосифа.

Хотя он и был медиком, но терпеть не мог смрада индийских благовоний и снадобий, которыми вскоре пропахла вся квартира.

Был еще четвертый муж, с которым она вступила в брак после бегства в США, — американский архитектор Вильямс Весли Питерс. Брак этот тоже был непродолжительным: в 1970 году они поженились, в 1971 году родилась дочь Ольга, а в 1972 году супруги развелись.

В ноябре восемьдесят четвертого года Светлана Аллилуева вместе с дочерью Ольгой вернулась в СССР из Англии, куда переехала из США в 1982 году. На пресс-конференции в Москве она заявила, что приехала насовсем, что все эти годы ее преследовало чувство вины, а Запад оказался совсем не таким, каким она его представляла. Сомнений в искренности ее слов не было. Ей предложили большую квартиру на улице Алексея Толстого, но она попросила разрешения жить в Тбилиси, мотивируя тем, что отношения со старшими детьми Иосифом и Катей, проживающими в Москве, не складываются ни у нее, ни у младшей дочери Ольги. Черненко, дававший согласие на ее возвращение в СССР, не отказал и в этой просьбе.

Они уехали в Грузию. Но не жилось и там. К тому же младшая дочь Ольга хотела продолжать учебу в английском колледже, где она училась до приезда в Москву. Это вызвало вопросы у советских властей: а зачем в Англию? Пусть поступает в университет Дружбы народов. Самое любопытное, что препоны ставились уже при горбачевском «новом мышлении». Приехав в очередной раз в Москву, чтобы похлопотать о выезде Ольги в Англию, Аллилуева не выдержала. После высказанных ей рекомендаций, что дочери в Москве будет лучше, она направилась с Ольгой в посольство США. По дороге их перехватила милиция.

Скандал удалось замять, но Ольге разрешение на выезд дали. При оформлении выездных документов дочери Светлана Иосифовна вдруг заявила, что она тоже хочет покинуть Союз. В этом поступке она вся — непредсказуемая, неординарная.

Свое семидесятилетие — 28 февраля 1996 года — она встретила в лондонском пансионате для тех, кому требуется опека и лечение, кто одинок и столкнулся с серьезными эмоциональными проблемами. Жильцы этого богоугодного заведения — алкоголики, наркоманы, престарелые, больные. Дочь коммуниста номер один сталинской эпохи зарегистрирована там под именем Ланы Питерс. Это фамилия ее последнего мужа — архитектора из США, скончавшегося в 1991 году.

Удивительные кульбиты! И это та самая «Сетанка-хозяйка», отдававшая в детстве шутливые письменные приказы отцу, который ставил внизу свою подпись: «Покоряюсь. И. Сталин».

Как могло такое случиться? Почему она решилась на побег? И куда — в США, в цитадель империализма, к врагам номер один своего отца!

Кто санкционировал выезд

С тех пор, как радиостанция «Голос Америки» передала сенсационную новость о том, что находившаяся в Индии дочь Сталина обратилась в посольство США в Дели с просьбой предоставить ей политическое убежище, не утихают споры о мотивах ее столь неординарного поступка.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.