Глава 5 НОЖ С КРИВЫМ ЛЕЗВИЕМ

Глава 5

НОЖ С КРИВЫМ ЛЕЗВИЕМ

Актриса Зинаида Райх была женой Сергея Есенина. Потом она вышла замуж за режиссера Всеволода Мейерхольда. Оба имели громкие имена, пользовались большой популярностью при жизни.

А потом Зинаиду убили. В ее же собственной квартире. Это убийство не раскрыто до сих пор. Последний раз его расследованием занимались при Михаиле Горбачеве.

Дом в Брюсовском переулке

Дом этот цел и поныне. Расположен он на теперешней улице Неждановой, а во время совершенного здесь жуткого злодейства относился к Брюсовскому переулку и имел порядковый номер 12. Добротную кирпичную коробку построили в 1928 году. Мало кто из сегодняшних москвичей знает, что это первый кооперативный дом в городе, возведенный при советской власти. Именно тогда родилась широко известная аббревиатура — ЖСК. Владельцами квартир в престижном доме были люди сплошь знаменитые — актеры, режиссеры, музыкальные деятели. Просторную четырехкомнатную квартиру под номером 11 на втором этаже занимал Всеволод Эмильевич Мейерхольд.

В момент вселения в новый дом Мейерхольд купался в лучах мировой славы. Он был руководителем театра, носившего его имя, куда хаживала тогдашняя московская богема. Мейерхольда знал как Старый, так и Новый свет. В репетиционном зале при его появлении помощник режиссера командовал: «Встать! Мастер идет!». Для театра на Триумфальной площади начали строить огромное новое здание.

Под стать большому, знавшему себе цену художнику, была и его жена. Зинаиду Николаевну Райх знали не только как красивую женщину, но и как талантливую актрису, игравшую заглавные роли в спектаклях ее мужа. Подлинным чудом стала «Дама с камелиями» по Александру Дюма-сыну. Вся культурная Москва ходила на этот спектакль с несравненной Зинаидой Райх в заглавной роли, чтобы поплакать над старинной сентиментальной историей красивой любви, которой уже не было в окружающей жизни.

Актриса вышла замуж за Мейерхольда в 1922 году. До того она была женой поэта Сергея Есенина. От их брака родилась дочь Татьяна и сын Костя. Дети Есенина ужились с отчимом. Всех приютила большая квартира в Брюсовском переулке, где нашлось место и для пожилой домработницы Лидии Анисимовны Чарнецкой, взятой откуда-то из-под Витебска.

Кроме четырехкомнатной квартиры в Москве, купленной Всеволодом Эмильевичем за свои деньги, он имел еще трехкомнатную квартиру в Ленинграде, в хорошем новом доме на набережной реки Карповки. Знаменитому режиссеру было удобно иметь свой угол в северной столице, поскольку он частенько бывал там, когда ставил свои спектакли.

В живописном поселке Горенки под Москвой Мейерхольды имели многокомнатный дом с большой террасой. Хотя его использовали как дачу, но, по сути, это был самый настоящий жилой дом. Райх купила его в 1926 году на деньги, полученные от издания четырехтомника покойного мужа Сергея Есенина — Таня и Костя по суду были признаны наследниками имущества великого поэта. Купчая была оформлена на детей, которые проводили в Горенках все лето под присмотром бабушки и дедушки — родителей Зинаиды Николаевны.

Долгое время ничто не омрачало счастливой жизни Мейерхольдов. Даже пресловутый квартирный вопрос, который попортил немало крови многим творцам.

Неприятности начались в 1937 году, когда «Правда» напечатала статью «Театр, чуждый народу». Мейерхольд подвергся жесточайшей критике за формализм в творчестве, обвинялся во вредном влиянии на советских режиссеров и в задержании развития всего театра по пути социалистического реализма. Режиссера объявили проводником враждебных антинародных тенденций, искажающим классическое наследие — наверное, имелась в виду новаторская постановка «Дамы с камелиями» с Зинаидой Райх в заглавной роли. Вспомнили, что спектакль «Земля дыбом», поставленный в 1923 году, он не случайно посвятил «презренному врагу народа Троцкому».

Удар по театру Мейерхольда был не единичным и не выпадал из общего контекста развернувшейся в тот период борьбы с формализмом. Осуждена была опера «Леди Макбет Мценского уезда» Д. Шостаковича, теперь вот пришел черед театру. Мейерхольду предложили слить свое детище с Театром Революции и занять там должность рядового режиссера. Мастер наотрез отказался. Результат — статья в «Правде» и немедленное закрытие его театра.

Замерла стройка на Триумфальной площади, был получен приказ: все работы прекратить. Мейерхольд тяжело переживал случившееся: новое здание театра возводили по проекту, который предусматривал немало технических новшеств, оригинальных усовершенствований. И вот ни театра, ни любимой работы, ни будущего. Режиссер сидел дома мрачнее тучи. Не звонил телефон, не наведывались гости.

Пришла беда — отворяй ворота. Расстроенная жена сообщила, что арестовали отца Володи. Володя — зять. Его отец, Иван Иванович Кутузов, был известным в партийной среде деятелем, состоял членом президиума ВЦИК. Через две недели забрали Володину маму. Ну вот, мало своих неприятностей, так и зять — сын врагов народа. Отца зятя расстреляли, мать заточили в тюрьму на восемь лет.

В сентябре 1938 года увезли и Володю, студента института им. Баумана, а также его старшего брата Ивана, работавшего инженером. Правда, в мае 1939 года их отпустили: не хватило, наверное, доказательств, чтобы упечь в тюрьму.

Крики в ночи

Печаль и уныние поселились в некогда веселой и шумной одиннадцатой квартире на втором этаже добротного дома в Брюсовском переулке.

Испытав сильнейшее нервное потрясение, связанное с закрытием театра, где она была ведущей актрисой, и опалой Мейерхольда, хозяйка квартиры сломалась настолько, что ей пришлось обращаться к психиатру. Душевная болезнь появилась весной тридцать восьмого года. Несколько ночей подряд Зинаида Николаевна, охваченная приступом невменяемости, заходилась в крике. Услышав, как кричит Райх в трагическую для нее июльскую ночь тридцать девятого года, соседи потом рассказывали, что они подумали, будто у нее снова обострилась болезнь. А знаменитую актрису в это время убивали в ее комнате.

Однако не будем опережать события. После выздоровления Зинаида Николаевна нигде не работала, в основном сидела дома, никуда не ходила. Наезжала к дочери и родителям в Горенки, иногда там ночевала.

В Москве принимала только близких родственников. Правда, с конца июня 1939 года ее начал навещать некий таинственный молодой человек, ранее ей совершенно незнакомый. По словам Т. С. Есениной, обратившейся в 1988 году в Политбюро ЦК КПСС с просьбой о расследовании обстоятельств убийства матери, она не помнит уменьшительного имени, которым мать его называла. Неизвестны и фамилия, и род занятий. Этот молодой человек вроде бы где-то учился, собирал материалы о театре и обратился к Зинаиде Николаевне за помощью. Она с большой готовностью взялась ему помогать. Раза два Татьяна Сергеевна заставала его у матери, они разбирали какие-то бумаги.

И все. Актриса ни с кем больше не общалась, вела затворнический образ жизни.

А мастер? Его пригласил к себе Станиславский, который руководил оперным театром. Мейерхольд работал и в Ленинграде, где в свое время поставил «Пиковую даму» Чайковского — спектакль сумеречных и трагических настроений. Мейерхольд был учеником Станиславского, а последний имел официальный статус главной фигуры советского театрального искусства. Однако покровительство Станиславского вскоре прекратилось вместе с его смертью в 1938 году.

Театральный Ленинград души не чаял в опальном мастере, и мастер отвечал городу взаимностью. Всеволод Эмильевич с радостью брался за любую работу, которую ему там предлагали. Организовывал массовые мероприятия — все-таки хоть какое-то дело, отвлекающее от мрачных мыслей.

Получив очередное предложение помочь физкультурному институту имени Лесгафта подготовить праздничный спортивный парад, Мейерхольд засобирался в дорогу. 15 июня 1939 года он сел на ленинградский поезд.

20 июня в его ленинградскую квартиру на набережной Карповки, дом 13, позвонили. Было около шести часов утра. Гостей в такую рань вроде бы не приглашали. Мейерхольд вопросительно посмотрел на находившихся в квартире сестру жены и ее мужа — артиста Пшенина, служившего в Театре транспорта после закрытия театра Мейерхольда, в котором Пшенин был секретарем партийной организации. Родственники недоуменно пожали плечами.

Открывать пошел Мейерхольд. В прихожую вошли трое. Одного из них Мейерхольд знал — это был комендант дома по фамилии Родин. О профессиональной принадлежности остальных догадаться было не трудно. Удостоверившись, что перед ними именно гражданин Мейерхольд Всеволод Эмильевич, они предъявили ордер на обыск в квартире и арест ее хозяина.

Побледневший режиссер молча наблюдал, как вошедшие перетряхивали содержимое шкафов и комодов. Обыск продолжался около двух часов. После чего арестованного увезли на казенной машине во внутреннюю тюрьму Управления госбезопасности УНКВД. По дороге конвоиры настороженно следили за каждым движением человека, санкцию на арест которого подписал в Москве сам Берия. Наверное, крупная птица, думали они, если звонок в Ленинград об аресте исходил от Кобулова, начальника следственной части НКВД. Такие большие люди мелочевкой заниматься не будут, следовательно, от арестованного можно ожидать всяких фокусов. Однако опасения сопровождавших были напрасны: 65-летний арестованный словно оцепенел и подавленно молчал в углу.

Обыск в тот же день проводился одновременно и в московской квартире Мейерхольда в уже знакомом нам Брюсовском переулке, и на рабочем месте в оперном театре имени К. С. Станиславского, и на даче в Горенках. В отличие от мужа, отрешенно смотревшего на то, как работники НКВД переворачивают все вверх дном, Зинаида Николаевна бурно выражала свое возмущение. Она даже настояла (неслыханное дело!), чтобы в протоколе обыска в графе «Заявленные жалобы» была отражена — притом самой обыскиваемой! — крайняя грубость и дерзость сотрудников НКВД, производивших обыск. А их было аж пять человек!

Райх сделала им внушение: кроме дворника, они должны были пригласить еще другое постороннее лицо в качестве второго понятого. Неправильно, что обыскиваются ее личные вещи — ордер-то выписан на мужа! Неправильно, что обыск проводится в его отсутствие! Неправильно, что изъяли ее сберкнижку! Каждой изъятой папке с бумагами надо сделать отдельную опись.

Во время обыска в квартире находился сын Райх девятнадцатилетний студент Константин Есенин и их домработница Чарнецкая. Дочь Татьяна, которой тогда исполнился 21 год, вместе с ребенком и мужем проживала на даче в Горенках. Там же проводили лето ее дедушка и бабушка — родители матери. Обыск в Горенках прошел довольно быстро. Двое энкаведистов согласились взять с собой Татьяну в Москву, поскольку они намеревались заехать на квартиру в Брюсовском переулке. Когда Татьяна поднялась на второй этаж к матери, обыск еще не закончился.

Что обнаружили в ходе столь многотрудных усердных поисков? Письмо Зинаиды Райх на имя Сталина на 11 листах, еще одно письмо этому адресату, но уже покороче — на шести листах, письмо Ежову, заявление на имя прокурора СССР Вышинского. Все эти документы были изъяты при обыске. Однако содержание их неизвестно — в архивном деле они отсутствуют. Высказывается предположение, что впоследствии их уничтожили.

Незапертая балконная дверь

Произведя обыск и изъяв показавшиеся им важными материалы, работники НКВД перед уходом из квартиры опечатали две комнаты — кабинет Мейерхольда и примыкавшую к кабинету переднюю.

Никто из жильцов в тот момент не вспомнил, что дверь, ведущая из кабинета на балкон, осталась незапертой. Летом ее обычно не запирали, и потому на эту деталь не обратили внимания. К тому же кабинет опечатали, а к дверям прислонили громоздкий сервант из передней. В кабинет ходу теперь не было. Зинаиде Николаевне и ее детям, потрясенным известием об аресте мужа и отчима, а также сценой обыска, было не до какой-то там открытой балконной двери, оставшейся за опечатанным кабинетом.

И напрасно — именно через эту дверь спустя немногим менее месяца ночью в квартиру проникли убийцы Зинаиды Николаевны.

В публикациях об этом таинственном происшествии, а они впервые появились лишь в самом конце восьмидесятых годов и имели преимущественно обвинительный уклон в адрес НКВД, выделялось действительно необъяснимое обстоятельство — почему лица, производившие обыск и опечатавшие кабинет Мейерхольда, не закрыли и тем более не заперли балконную дверь?

По мнению авторов периода горбачевской перестройки и гласности, специализировавшихся на обличении преступлений сталинской системы, приехавшие с обыском в Брюсовский переулок энкаведисты не могли не видеть, что к балкону квартиры почти вплотную примыкает неказистое одноэтажное строение, с крыши которого перемахнуть через перила — пара пустяков. Версия вполне правдоподобная, непонятно лишь одно — кто и для чего должен был проделывать этот путь. Кому они должны были его перекрыть? Обыск произведен тщательно, все, что представляло интерес для следствия, изъято. Даже в самом подозрительном мозгу не могло зародиться предположение, что кто-то через балкон вернется в опечатанный кабинет.

Впрочем, факт оставшейся открытой балконной двери может иметь самое тривиальное объяснение. Обыскиваемая квартира была четырехкомнатной, с двумя противоположными выходами на лестничную площадку, и ее габариты, конечно же, не могли не произвести впечатление на производивших обыск. Не исключено, что они просто заплутали в лабиринтах передних, подсобных и спальных помещений.

Сегодня об этом приходится лишь гадать, потому что имевшие место факты и события сильно политизированы и до сих пор носят конъюнктурный характер. В одних источниках утверждается, например, что спустя несколько дней после обыска и опечатания кабинета, как раз накануне убийства, квартиру посетили двое незнакомцев. Татьяна Сергеевна Есенина в письме в Политбюро ЦК КПСС в 1988 году назвала этот приход странным. По ее мнению, пришедшие во второй раз были из числа тех, кто производил обыск 20 июня. Вместе с тем Татьяна Сергеевна делает существенное уточнение: сама она их не видела, была на даче в Горенках. Она также сообщает, что были опечатаны еще две комнаты.

Цель опечатания комнат в квартире Мейерхольда не вызывает сомнения — они подлежали изъятию и последующему заселению, что вскорости и произошло. Через месяц после убийства Зинаиды Райх квартиру разделили на две отдельные, благо она имела два обособленных входа. В каждой появились свои жильцы. Неопечатанной осталась большая проходная комната. Надо полагать, ее оставляли за хозяйкой.

Повторному визиту энкаведистов накануне убийства Райх все публикаторы придают исключительно важное значение. Из всех лиц, занимавшихся этим делом, самое авторитетное, несомненно, — советник юстиции В. Рябов, работавший во время проверки в 1988 году письма Т. С. Есениной помощником прокурора Москвы.

Посещение квартиры двумя незнакомцами описано им так. Представившись сотрудниками НКВД, они под предлогом проверки, не нарушена ли печать на кабинете режиссера, осмотрели квартиру. Было ощущение, что они вынюхивали, кто еще находится здесь, кроме хозяйки. Константин, сын Зинаиды Николаевны, уехал к бабушке в село Константиново Рязанской области. Дочь Татьяна находилась на даче в Горенках. В квартире, кроме Райх, оставалась лишь домработница Чарнецкая. Пришедшие вскрыли комнату Мейерхольда, подошли к балконной двери, которую не закрыли во время обыска работники НКВД, осмотрели все внимательно, кабинет снова опечатали и, не закрыв его на ключ внутреннего замка, удалились.

Неужели готовили ночное проникновение через балкон? Убийцы следовали к жертве по кабинету, дверь которого, выходит, была не заперта на ключ. Предусмотрительно? Визит был рекогносцировкой?

О тех двоих уже никто никогда не расскажет. Их видели, с ними общались хозяйка квартиры и домработница. Одна убита, второй тоже нет в живых. Тупик.

Письмо Т. С. Есениной в Политбюро пространное и довольно сбивчивое. Ей было 70, когда взялась за перо. Сумбурность, перескоки с одной мысли на другую. Чтобы вникнуть, надо прочесть несколько раз. Есть ли на чем зацепиться глазу? Есть. Татьяна Сергеевна пишет: эти двое опечатали еще две комнаты, ее и Костину. Стало быть, отчуждению подлежали и они. Почему же их не опечатали в первый раз, а только кабинет Мейерхольда и примыкавшую к нему переднюю? Потому что сначала отчуждению подлежала лишь жилплощадь, которую занимал Мейерхольд.

В письме Т. С. Есениной есть строка: «…на четырех прописанных (мать, Костя, я и мой годовалый сын) оставили одну большую проходную комнату». Стало быть, в квартире не были прописаны ни муж Татьяны Сергеевны, ни родители Зинаиды Николаевны. В просторной четырехкомнатной квартире с двумя обособленными выходами жили всего трое взрослых, двое из которых вдобавок числились владельцами загородного дома в Горенках. И это на фоне перенаселенных коммуналок!

Сведения о фактических жильцах и их прописке, наверное, были установлены во время первого обыска. Обнаруженные излишки жилплощади было решено опечатать. Можно ли допустить, что именно этими мотивами был вызван повторный визит в Брюсовский переулок?

Похоже, это предположение не такое уж и нереальное. После гибели Райх ее взрослым детям было предложено освободить квартиру в городе, поскольку они владели домом на правах собственности в Подмосковье, а по советским законам гражданам не полагалось иметь две или три квартиры. Татьяне и Константину разрешили вывезти свои вещи в загородный дом. Правда, Косте дали восьмиметровку.

Кого спугнула домработница

Убийство Зинаиды Николаевны Райх случилось в ночь с 14 на 15 июля 1939 года. Напавших было двое. Они проникли в квартиру через балкон, к которому примыкала крыша одноэтажного нежилого строения, расположенного во дворе дома. Дверь балкона, как мы знаем, была не заперта — то ли случайно, то ли с умыслом — с 20 июня, когда в квартире производился обыск, а кабинет Мейерхольда опечатали.

Перемахнув через перила балкона, преступники оказались в опечатанном снаружи и тоже незапертом кабинете, пустовавшем 25 суток. Естественно, за это время он покрылся пылью — балкон-то ведь был открыт! Судя по следам, которые оставили убийцы, они не очень-то беспокоились, что их могут идентифицировать. Сыщики из МУРа, занимавшиеся расследованием, обнаружили на ящиках с бумагами, оставшимися после обыска, множество отпечатков пальцев. Преступники рылись в ящиках с какой-то целью, известной только им. Искали ценности? Наследили нарочно, чтобы направить следствие в ложную сторону, создать впечатление у сыщиков, будто здесь побывали грабители-дилетанты?

Из кабинета Мейерхольда злоумышленники проследовали в коридор, миновали закуток за занавеской, где спала домработница, и оказались в комнате, где за столиком, придя из ванной, сидела Зинаида Николаевна. В ту ночь она долго не ложилась спать, ломала голову, как жить дальше. Преступники увидели, что хозяйка занята пересчетом облигаций. Перед ней лежала раскрытая шкатулка.

Трудно сказать, кто испугался больше — хозяйка или ворвавшиеся злоумышленники. По идее, они должны были рассчитывать на то, что она спит. Иначе, какой смысл проникать в квартиру? С другой стороны, неужели со двора не было видно освещенное окно? Или преступники и в самом деле были жалкими дилетантами, пошедшими на дело без сколько-нибудь серьезной подготовки?

Увидев перед собой неизвестно откуда взявшихся незнакомцев, хозяйка, наверное, испуганно вскрикнула. Один из ворвавшихся схватил ее за руки. Зинаида Николаевна, по свидетельству ее дочери, была физически очень сильной и, скорее всего, оказала яростное сопротивление. О том, что борьба была отчаянной, свидетельствовали сдвинутая с места мебель, поваленные стулья, разбрызганная по комнате кровь. Очевидно, поняв, что с хозяйкой не управиться голыми руками, второй сообщник ударил ее ножом. На теле несчастной было обнаружено семнадцать ножевых ударов в грудь и один — в шею.

Звуки борьбы и крики разбудили домработницу. Вскочив с постели в своем закутке, она бросилась по коридору на шум и тоже закричала от страха, не понимая, что там происходит. Когда она поравнялась с дверью хозяйкиной комнаты, навстречу метнулась чья-то тень, и в ту же минуту домработница схватилась руками за голову, по которой больно саданули чем-то острым. Кровь заливала лицо, но Лидия Анисимовна успела заметить: человек, только что нанесший ей удар, промчался мимо, повернул ручку французского замка и выбежал из квартиры.

Свидетельства домработницы подтверждались следами, которые убежавший преступник оставил на стенах вдоль лестницы между вторым и третьим этажами. Он бежал, отталкиваясь для скорости ладонью, и ее отпечатки на штукатурке были пропитаны кровью. Второй сообщник покинул квартиру тем же путем, которым и вошел — через балкон. На это указывали обнаруженные кровавые следы его бегства.

Лидия Анисимовна нашла в себе силы выбежать на лестницу и позвать на помощь. Ее крики услышал дворник Андрей Сарыков, спавший в своей каморке на первом этаже. Увидев окровавленную домработницу, он вызвал «скорую помощь».

— Что с хозяйкой? — спросил Сарыков.

— Н-не знаю. Наверное, плохо, — сказала Лидия Анисимовна и потеряла сознание.

Сарыков пытался открыть дверь квартиры, но безуспешно. Французский замок защелкнулся изнутри. Тогда дворник приставил лестницу к открытому окну кухни и через него пролез в квартиру. Райх лежала в своей комнате среди большой лужи запекшейся крови.

Приехала «скорая». Раненая была еще жива, когда ее переносили в машину. По одним сведениям, актриса умерла по дороге в больницу, сказав врачу «скорой»: «Не трогайте меня, доктор, я умираю», по другим — когда ее привезли в больницу.

На этой же «скорой» туда доставили и домработницу Чарнецкую. Ей повезло больше — рана оказалась нетяжелой, и через некоторое время Лидию Анисимовну выписали из больницы. Квартира в Брюсовском переулке была пуста и опечатана, и одинокой женщине, едва пришедшей в себя от потрясения, ничего не оставалось, как ехать в Горенки. Ее встретили с радостью, отвели угол в кухне.

Однако дышать свежим деревенским воздухом домработнице пришлось недолго. В Горенки приехали сотрудники МУРа и увезли ее с собой. На Лидию Анисимовну сыщики возлагали большие надежды: домработница была единственной живой свидетельницей преступления. Сможет ли она опознать тех, кто убил хозяйку?

Свидетели и обвинители

Дело об убийстве актрисы Райх вел МУР. По подозрению было задержано и допрошено около 20 человек.

К сожалению, домработница Чарнецкая не оправдала надежд сыщиков. Она никого не запомнила — было темно, все произошло внезапно, в одно мгновение, среди глубокой ночи.

Дальнейшая судьба этой женщины теряется в потемках предположений. По версии помощника прокурора Москвы В. Рябова, занимавшегося проверкой письма Т. С. Есениной в 1988 году, домработницу Чарнецкую отправили в лагерь отбывать наказание, неизвестно за что ею полученное. Сама же Татьяна Сергеевна свидетельствует: Лидию Анисимовну продержали в тюрьме (наверное, все же в следственном изоляторе. — Н. З.) около двух месяцев. Вернулась измученная, ни о чем не рассказывала, через несколько дней уехала на родину в Витебск.

Допрашивали и Татьяну Сергеевну — в качестве свидетеля. В последний раз она видела мать за несколько часов до убийства, вечером 14 июля. На Петровке ей показали, судя по всему, орудие убийства — большой складной нож с кривым лезвием — и спросили, знаком ли он ей. «Нет», — ответила она. Эту штуку она и впрямь видела впервые.

В отношении мужа Татьяны Сергеевны и его старшего брата Ивана следствие сочло необходимым избрать в качестве меры пресечения арест и содержание под стражей. Устраивали очные ставки с домработницей Чарнецкой на предмет опознания в Иване Кутузове того самого человека, который выбежал ей навстречу и ударил острым предметом по голове. Мужа Татьяны Сергеевны не отпускали из-под стражи в течение четырех месяцев, подвергая строгим допросам.

Впрочем, перечисление всех допрошенных по этому делу заняло бы слишком много места. Поэтому ограничимся именами вышеназванных ближайших родственников, что свидетельствует об искреннем стремлении следствия докопаться до истины, и перейдем сразу к результатам. Они оказались нулевыми.

Последним, кто видел актрису в ту роковую ночь до прихода убийц, был все тот же таинственный молодой человек, зачастивший к ней с конца июня. Спустя некоторое время после того, как Татьяна Сергеевна покинула квартиру в Брюсовском переулке и поехала к себе в Горенки, к Зинаиде Николаевне снова пожаловал тот самый юноша. По свидетельству домработницы, он ушел из комнаты Райх не раньше чем в первом часу ночи. Татьяна Сергеевна тоже вспомнила — то ли в тот приезд, то ли раньше мать говорила, будто она попросила его продать свои золотые швейцарские часы и еще кое-какие вещи.

Однако молодой человек словно в воду канул. Он исчез бесследно вместе с ценностями, которые дала ему для продажи Зинаида Николаевна. Наводчик? Исполнитель? Организатор? Вполне вероятно, особенно если учесть, что преступник, нанесший удар по голове домработнице, не только превосходно ориентировался в квартире, несмотря на темноту, и знал, где входная дверь, но и что она мгновенно открывается благодаря французскому замку. Это обстоятельство утвердило муровцев в предположении, что без соучастия, сознательного или невольного, близких родственников дело не обошлось, отсюда и повышенное внимание ко всем, кто был вхож в квартиру.

Спустя полвека проверявшие это дело по поручению Политбюро эксперты нашли бытовую версию убийства весьма вероятной. Прошли десятилетия, улеглись страсти, появилась возможность взглянуть на трагедию беспристрастным, незаидеологизированным взглядом, и перед специалистами открылись изъяны тогдашнего слишком политизированного следствия. Хотя надо отдать должное муровцам, они и тогда не исключали, что в богатой квартире побывали грабители-дилетанты с улицы в надежде хорошенько поживиться, но непредвиденные обстоятельства помешали, потому и остались нетронутыми фамильные драгоценности, включая шкатулку с украшениями актрисы, о стоимости которых ходили легенды. Может, помешала не спавшая Зинаида Николаевна, ее отчаянное сопротивление, которого они никак не ожидали от женщины и потому вынуждены были пустить в ход нож; может, спугнула проснувшаяся домработница. А может, то и другое вместе.

И все же общая атмосфера жизни второй половины тридцатых годов — подозрительность, шпиономания, доносительство — несомненно, сказались на расследовании этого убийства. Сыщики ведь тоже живут по законам своего времени. А оно было непростое.

Муж убитой, Всеволод Эмильевич Мейерхольд, находился под следствием в тюрьме на Лубянке и обвинялся в активной шпионской работе, направленной против СССР. Сегодня, с высоты наших дней, можно сколько угодно иронизировать по поводу тогдашних обвинений режиссера в том, что он троцкист и японский шпион, но представьте тридцать девятый год, молоденького следователя, которого под расписку просветили, что убийство Зинаиды Райх могло быть осуществлено сообщниками ее мужа. Сообщниками? Третьего января 1938 года японская супружеская пара нелегально пересекла советско-японскую границу на Сахалине. В тот же день нарушители были задержаны советскими пограничниками и переданы органам НКВД. «Супруг» признался, что он шпион, посланный в СССР японским генеральным штабом. Цель переброски — связаться со шпионом Мейерхольдом и совместно проводить диверсионные операции. В том числе и в отношении товарища Сталина.

Надо ли описывать душевное состояние следователя, которого посвятили в государственную тайну особой важности? Не забудьте, что расследование проходило в период резко обострившихся советско-японских отношений, приведших к боевым действиям на Хасане и Халхин-Голе. Так что версия об устранении Зинаиды Райх сообщниками разоблаченного мужа-шпиона выглядела вполне правдоподобно. Ликвидировать опасную свидетельницу могли и с помощью засланных уголовников.

Чего греха таить, имела место и такая версия.

Загадочное преступление истолковывалось, да и сейчас истолковывается по-разному. Отец убитой, персональный пенсионер Николай Андреевич Райх считал, например, что преступление совершено с единственно мародерской целью — завладеть квартирой, а все многозначительные слухи и подозрения понадобились, чтобы замести следы. Живет и семейное предание о том, будто после трагедии в трехкомнатную квартиру въехала чья-то пассия — молодая и красивая, а в однокомнатную — шофер Берии. Как помнит читатель, квартиру Мейерхольдов в Брюсовском переулке разделили на две отдельные.

Случилось это уже в октябре 1939 года. Мейерхольд был еще жив и томился на Лубянке в ожидании суда, который 1 февраля 1940 года приговорил его к расстрелу с конфискацией всего лично ему принадлежавшего имущества.

Эпилог

Точное место захоронения Мейерхольда стало известно недавно: Донское кладбище, общая могила № 1. В 1955 году его посмертно реабилитировали, а обвинение объявили сфальсифицированным.

Зинаиду Николаевну Райх похоронили на Ваганьковском кладбище. Ее убийцы не найдены до сих пор.

Последним подозреваемым по этому делу был проживавший в том же доме солист Большого театра Союза ССР Дмитрий Головин. Его арестовали в 1943 году. Однако доказательства в совершении им этого преступления следствием добыты не были. Тем не менее Головина осудили на десять лет лишения свободы за шпионаж. Наказание он отбывал и умер в 1966 году в Анапе.

В 1988 году Генеральный прокурор СССР А. Сухарев и члены комиссии Политбюро ЦК КПСС М. Соломенцев, А. Яковлев, А. Лукьянов доложили М. Горбачеву об итогах проверки заявления Т. С. Есениной: «В настоящее время лиц, виновных в убийстве Райх З. Н., установить не представляется возможным».

М. Горбачев с таким заключением согласился.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.