9

9

И снова Геббельс стоял на трибуне в «Шпортпаласте». Гитлер взял себе за правило в каждую годовщину своего прихода к власти произносить речь. На этот раз он сам не появился, а поручил Геббельсу прочитать речь от его имени. Геббельс тревожился, он опасался, что люди будут недовольны отсутствием Гитлера. В довершение ко всему ему доложили, что в небе над Берлином появились английские бомбардировщики. Геббельс понимал, что, если он прервет митинг и поспешит в бомбоубежище до первых взрывов, это станет его поражением, поражением его пропаганды. Допустить такое было нельзя, поэтому он остался на трибуне и объявил многотысячной толпе, что митинг откладывается на час. Те, кто хочет спуститься в укрытие, могут это сделать, добавил он.

Кто-то поторопился уйти, но основная масса людей не двинулась с места. Им явно было по душе, что Геббельс остался вместе с ними. Некоторое время были слышны только отдаленные разрывы бомб. Тысячи глаз смотрели на Геббельса, он понимал это и сохранял полную невозмутимость.

Затем он начал говорить. Его речь была откровенной до предела. «Этой зимой наши солдаты опять были вынуждены вести беспримерно тяжелые оборонительные бои… Кто знает, когда и где нас призовут на последнюю решительную битву в этой войне!» Несколько раз он назвал войну тотальной. «В бесчисленных письмах буквально ото всех слоев немецкой нации звучит настойчивое требование перейти к тактике тотальной войны», – с жаром сказал он. Люди, собравшиеся в «Шпортпаласте», воодушевлялись и отождествляли себя с авторами писем, которых на самом деле никто никому и никогда не писал.

Магда пригласила на вечер гостей, зная, что Геббельс не захочет оставаться один после речи на митинге – ему требовалось дать выход накопившимся чувствам. Но на этот раз он сразу же проследовал в свой кабинет в сопровождении стенографиста. Поведение аудитории в «Шпортпаласте» безошибочно показало ему, что он мог позволить себе говорить о тотальной войне намного решительнее, чем он полагал. Он позвонил в типографию и остановил набор одной из своих статей, которая должна была выйти в свет 7 февраля. Вместо нее он поместил в газету новую статью под названием «Горький урок». Закончил ее он невероятно быстро, а лейтмотивом в ней была фраза «Мы слишком хорошо жили, несмотря на войну». Он вспоминает, как в прошлую зиму немцы собирали теплые вещи для фронта, и добавляет: «Сегодня фронт нуждается не столько в теплой одежде, сколько в людях». Он повторяет: «В бесчисленных письмах буквально ото всех слоев немецкой нации звучит настойчивое требование перейти к тактике тотальной войны».

Комитет, созданный Гитлером, скорее вставлял Геббельсу палки в колеса, чем помогал ему. Но время предъявляло суровые требования. 1 февраля верховное командование вермахта признало в своем коммюнике, что южная группировка 6-й армии оказалась в окружении. Через два дня последовало признание в поражении под Сталинградом. По империи прокатилась волна ужаса и скорби.

Настало время действовать, и Геббельс, ни минуты не колеблясь, решил приступить к осуществлению задуманной им операции. Он стал запугивать население. О страшных несчастьях на фронте говорили в специальных сообщениях радио, как это делалось в ту пору, когда германские солдаты победно шагали по Европе. Но теперь к выпуску новостей звали не торжественные звуки фанфар – их заменила старая и печальная солдатская песня «Ich hatte einen Kameraden» в сопровождении глухого барабанного боя. В остальное время радио транслировало только похоронные марши и серьезную классическую музыку. Театры были закрыты.

Фрицше отчаянно искал военного специалиста, который мог бы растолковать слушателям, что же, в конце концов, происходило на фронте. В итоге в секретариате появились два генерала с набросками своих комментариев. Все, что написали военные, сводилось к оправданиям и поиску причин тяжелого положения армии. Фрицше позвонил Геббельсу и спросил его совета, но тот ответил категорически: «Мы не можем сказать такое народу. Бросьте всю эту чепуху в корзину». Фрицше сам встал у микрофона и произнес импровизированную речь на десять минут.

На следующий день все германские газеты вышли с траурной каймой на полях.

Народ Германии был потрясен.

Удался ли опыт доктора Геббельса по применению шоковой терапии? Пропагандисты в Лондоне и в Вашингтоне предположили, что он лишился рассудка. С главой имперской прессы Отто Дитрихом случился нервный срыв, и он слег в постель. Генрих Гиммлер носился с предложением ввести всеобщую цензуру и запретить выпуск каких-либо новостей, пока германские войска не одержат хоть небольшую, но победу.

Разумеется, Геббельс был далек от умопомешательства. Его опыт увенчался успехом. Растерянные люди пришли в себя, печаль переросла в фатальный мистицизм. Они находились под гипнотическим воздействием тезиса Геббельса, что и поражения, и потери имеют свое значение. Геббельс вопил: «Погибшие не сдаются! Они продолжают сражаться плечом к плечу с живыми солдатами!» И люди ему верили. Мало того, они опять стали доверять правительству, которое открыто говорило им горькую правду. Отныне Геббельс вновь мог их обманывать.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.