Новороссийская операция

Новороссийская операция

В ночь с 8 на 9 сентября 1943 года генерал Петров выехал на свой наблюдательный пункт. Он был оборудован в районе горы Дооб. Неподалеку от него находился НП командующего Черноморским флотом, а еще несколько южнее – НП командующего 18-й армией. Близость друг от друга лиц, ответственных за ход операции, упрощала и делала более устойчивым управление в ходе наступления. Петров ехал в машине и знал, что в окружающем мраке на огромном пространстве побережья Черного моря сейчас идет напряженная, торопливая работа, завершающая всю длительную, многонедельную подготовку к броску на Новороссийск. Он живо представлял лица людей, с кем встречался и беседовал вечером, тех самых, кому придется выполнять труднейшую часть операции: вести бой, идти на врага грудь в грудь.

Петров накануне приказал собрать командно-политический состав частей, участвующих в десанте, всех – от командира роты и катера до командира десанта. На эту встречу прибыли члены Военных советов фронта и 18-й армии. Это был не митинг, не собрание – был разговор боевых товарищей перед большим и ответственным боем. Петров вел этот разговор в обычной для него манере беседы. Вот как описывает эту встречу присутствовавший на ней контр-адмирал Холостяков:

«Нетрудно представить, сколько у генерал-полковника Петрова забот перед наступлением фронтового масштаба. Вряд ли удастся ему сегодня побывать, как он это любит, на исходном рубеже какой-нибудь роты. Но не повидаться с командирами, которые первыми должны ворваться с моря в укрепленный противником порт, Иван Ефимович, очевидно, не может. Ему нужно не только напутствовать их, но и послушать, самому почувствовать, насколько они готовы к такому бою. Командующий фронтом обращается поочередно к младшим офицерам из разных частей, и они докладывали о своей задаче, о том, как подготовились, чем обеспечены к бою, чего недостает. Почти каждого генерал-полковник спрашивает о настроении бойцов, некоторых – о том, где воевали, за что награждены (про двух или трех, еще не имевших орденов, велел что-то записать адъютанту). Армейцев и моряков он слушает одинаково внимательно, с живым интересом знакомясь с новыми людьми и, вероятно, многих запоминая.

Потом генерал Петров говорит сам. Он не вдается в замысел операции… Подробно останавливается на роли младшего офицера в наступлении, на том, насколько зависит общий успех от каждого лейтенанта, от его умения организовывать неотразимый натиск, поддержать соседа, вселить в подчиненных уверенность в победе. Дает совет – не преуменьшать перед бойцами трудности предстоящих боев, не скрывать правду о том, как силен еще враг, ибо это надо помнить и учитывать, чтобы его одолеть.

– А разгромить врага, – заканчивает командующий, – мы можем и обязаны!»

Иван Ефимович умел не только понять, почувствовать настроение людей, но и зажечь их сердца, воодушевить на подвиги.

После совещания в тот же день, 7 сентября, Петров дал указание командующему Черноморским флотом вице-адмиралу Владимирскому и командующему 18-й армией генералу Леселидзе начать штурм в ночь с 8 на 9 сентября в 2 часа 15 минут. Вот как строго хранится тайна на войне, когда дело связано с тысячами жизней! Час атаки до последнего допустимого предела знал только сам Петров. Операция разработана, все готово, а когда наступит «Ч» – время атаки, – знал только один командующий, определивший его давно. С подобной предосторожностью у Петрова мы уже встречались.

На наблюдательном пункте было ветрено и сыро. Моросил мелкий дождь. В ночном небе плыли тяжелые низкие тучи. Ветер все усиливался. Море загудело. Петров, обеспокоенный неблагоприятной погодой, поехал в Геленджик к вице-адмиралу Владимирскому, чтобы вместе определить, можно ли начинать десантирование. Моряки ничего определенного Петрову не сказали. Командир бригады катеров капитан 2-го ранга Проценко предложил для пробы выйти катерам в море. Как только катера вышли из бухты, их тут же стало заливать водой. А ветер все усиливался. Все моряки сходились на том, что при такой погоде выпускать в море суда с десантом опасно. Но успокаивали Петрова тем, что этот норд-ост не осенний, он будет непродолжительным. Учтя этот прогноз, командующий перенес начало операции на сутки, назначив штурм в ночь на 10 сентября.

Отсрочка всегда плохо действует на людей. Ожидание боя связано с напряжением нервов. Петров хорошо знал цену на войне фактору времени, который всегда носит обоюдоострый характер. Не успел или отложил что-то сделать ты, может упредить противник. Но бросать десант в бушующее море – это поражение до боя.

Прошли сутки в томительном ожидании. Утром 9 сентября погода улучшилась. Моряки предсказывали и дальнейшее улучшение.

Петров, переговорив со своими помощниками, уточнив готовность всех сил к действию, выехал в войска. На этот раз он побывал в бригаде катеров Проценко, выполнявшей в операции очень ответственную задачу. Надо было, чтобы люди помнили об этом, не расслаблялись из-за переноса атаки.

Перед вечером были проведены короткие митинги во всех десантных отрядах, стрелковых и артиллерийских подразделениях. На некоторых митингах выступили И. Е. Петров и маршал С. К. Тимошенко.

В ходе одной из бесед с десантниками командир высадки контр-адмирал Г. Н. Холостяков доложил Петрову:

– Десантники отказываются брать с собой трехдневный сухой паек и сверх всякой нормы загружают свои сумки и карманы патронами, а на пояс вешают побольше гранат. Довод один: без галет, сала и консервов воевать можно, а боеприпасам в бою расход большой.

Такая рассудительность моряков радовала Петрова.

Вечером на КП фронта возвратились Петров и член Военного совета В. А. Баюков. К командующему сразу же пришел на доклад обеспокоенный генерал Трусов:

– Получены агентурные данные о том, что командование Семнадцатой немецкой армии имеет приказ оставить Таманский полуостров. Мною направлены самолеты-разведчики с задачей выявить отход войск врага. Они возвратились – никаких признаков отхода не обнаружено.

– Такой выгодный рубеж навряд ли немцы оставят без боев и без крайней опасности, – сказал Иван Ефимович. – А если они пошли на это, значит, что-то серьезное им угрожает. Видимо, боятся, что развивающееся наступление наших войск на юге Украины отрежет Крым и тогда Семнадцатой армии с Таманского полуострова не выбраться.

Но поскольку ни воздушная разведка, ни наземное наблюдение не установили никаких изменений в положении врага, агентурные данные были поставлены под сомнение. Принимая решение начать операцию, Петров брал на себя огромную ответственность. Если бы противник отошел, по пустому месту были бы выпущены сотни тысяч снарядов, сброшено множество бомб (а все это стоит огромных денег), не говоря уж об ущербе для престижа полководца, который прозевал противника.

Позже стало известно, что Гитлер действительно издал приказ от 4 сентября 1943 года, в котором требовал от командующего группой армий «А» к 10 сентября доложить свои соображения и расчет времени на отвод 17-й армии. В нем указывалось:

«…а) все сооружения, жилые здания, дороги, постройки, плотины, которые противник может использовать в своих интересах, должны быть разрушены на длительное время;

б) все железные дороги, в том числе полевые, должны быть демонтированы или полностью разрушены;

в) все бревенчатые покрытия дорог привести в негодность или убрать;

г) все находящиеся на кубанском плацдарме сооружения для добычи нефти должны быть полностью уничтожены;

д) порт Новороссийск следует так разрушить и заминировать, чтобы русский флот длительное время не мог пользоваться им;

е) к мероприятиям по разрушению относится также установка в широких масштабах мин, в том числе замедленного действия;

ж) противнику должна достаться на длительное время полностью непригодная для использования и жилья пустыня, где на протяжении месяцев будут взрываться мины».

Но 10 сентября, к началу операции, все части гитлеровских войск на Тамани находились на своих прежних позициях, что и подтвердила разведка.

В столовой адъютант командующего Юрий Петров негромко уговаривал отца:

– Поешь, целый день на ногах. И такая ночь впереди. Поешь.

Но к еде Петров не притронулся. Не до еды. Все существо его – в предстоящем сражении.

Иван Ефимович попросил принести два стакана крепкого чая. Подлил в них по паре ложечек коньяка для аромата. Выпил чай не торопясь. Затем посмотрел на часы, сказал:

– Пора. Поехали на НП.

В 21 час командующий флотом Владимирский доложил:

– Посадка личного состава морского десанта на катера и суда закончена. Даю приказ начать движение.

Петров, приняв доклад, пожелал боевых успехов.

Итак, от пристаней Геленджика ушли в море, к Цемесской бухте, три отряда, составлявшие первый эшелон десанта.

Самый большой отряд – 2,5 тысячи человек – составляла 255-я бригада морской пехоты под командованием полковника А. С. Потапова, старого севастопольца.

Второй отряд, 1100 человек, – 393-й отдельный батальон морской пехоты под командованием капитан-лейтенанта В. А. Ботылева, участника прошлой операции.

Третий отряд, тысяча с лишним человек, – 1339-й стрелковый полк 318-й стрелковой дивизии под командованием подполковника С. Н. Каданчика.

Впереди каждого отряда шла группа катеров под командованием капитан-лейтенанта П. И. Державина, капитан-лейтенанта Д. А. Глухова и капитана 3-го ранга Н. Ф. Масалкина. Этим катерам было назначено ликвидировать надводные и подводные заграждения и захватить кромку суши.

Сложный механизм десантной операции запущен. Петров смотрел в сторону противника. Что там? Скользнул и потух луч прожектора. Бледными пятнами поднимаются ракеты в районе Мысхако. В порту черно и тихо. Десант туда уже плывет. Может быть, противник, зная об этом, затаился и, как только подойдут суда, встретит их шквальным огнем? Может быть. На войне все может быть. Ожидание порой тяжелее напряжения в бою. Уж скорее бы…

На море между тем усиливался ветер, все выше поднимались волны. При таком волнении не могли выдерживать заданную скорость катера, тянувшие баржи. А те, которые могли идти быстрее, стали сбавлять ход, чтобы не оторваться от тихоходных. Несмотря на все меры, принимаемые моряками, накапливалось опоздание к назначенному часу высадки, вскоре оно дошло до сорока минут. Уже зазвонили тревожно телефоны, полетели вызовы по радио: как быть? Этот вопрос поднимался во все более высокие инстанции и наконец встал перед руководителем операции генералом Петровым. Назревала возможная путаница, как в прошлой, неудачной операции. Петров спокойно и твердо приказал:

– Перенести «Ч» на три ноль-ноль. Сообщить это и получить подтверждение от всех отрядов и поддерживающих средств.

Связь работала безукоризненно. Приказ и подтверждение о новом отсчете времени были получены всеми. С командного пункта флота доложили:

– Десант вошел в зону обстрела батарей противника, они огня пока не ведут.

Петров сказал:

– Значит, немецкое командование либо не знает о нашем намерении, либо готовится нанести массированный удар по десанту в момент подхода к берегу.

Позвонил командарм Леселидзе и доложил, что у него все в порядке, поэтому он в новый назначенный срок даст приказ о начале артподготовки.

На НП фронта была тишина. Все почему-то говорили тихо, чуть ли не шепотом. Вдруг на низких высотах проплыла группа наших бомбардировщиков, перелетела Цемесскую бухту, и вскоре в районах севернее и юго-западнее Новороссийска блеснули вспышки и оттуда послышались раскаты взрывов. Это «ночники» бомбили ближайшие тылы и артиллерийские позиции врага. Их удары по времени не совпадали с новым графиком. Оказалось, что распоряжение об изменении «Ч» до командира бомбардировочного полка дошло с опозданием, когда самолеты уже поднялись с аэродрома. Это не смутило Петрова, он спокойно сказал:

– Такие налеты наши ночники совершали часто, не думаю, чтобы это насторожило противника.

Настала долгожданная минута! В 2.44 открыли огонь 800 орудий и минометов, не считая нескольких сотен минометов 82-миллиметрового калибра. Загрохотали орудия Большой и Малой земли. Берег и горы у Новороссийска озарились огнем. На воду бухты лег красный, как кровь, отблеск. Потом прилетели далекие и глухие разрывы тысяч снарядов и мин.

– Ну, началось! – сказал Петров.

Ночную темноту прорезали огненные струи реактивных снарядов. Словно кометы понеслись они в сторону врага. Это дали первый залп 227 установок «катюш». На переднем крае врага полыхнул яркий огонь.

Вскоре на разных высотах волнами пошли ночные бомбардировщики 4-й воздушной армии и Черноморского флота. Шум моторов и артиллерийский огонь отвлекали внимание противника от приближающегося десанта. Бомбардировщики били по артиллерийским позициям, командным пунктам, по скоплениям войск.

Дальше мне хочется передать слово Герою Советского Союза вице-адмиралу Холостякову, который был ближе к тому, что происходило в Цемесской бухте. Перед написанием этих строк я навестил Георгия Никитича в его квартире.

Георгий Никитич сидел в кресле у письменного стола, я сбоку у этого же стола. Холостяков говорил о боях, как всегда, взволнованно и горячо:

– На молах у входа в порт гитлеровцы соорудили доты. Их надо было уничтожить первыми, чтоб открыть путь десанту. К этим огневым точкам на максимальном ходу подлетели торпедные катера со штурмовыми группами и уничтожили гитлеровцев так быстро, что они не успели сделать ни одного выстрела. Дальше пришло время действовать группе старшего лейтенанта Куракина. Ей поручалось открыть ворота в порт – подорвать натянутый под водой трос. Они сделали это за девять минут! Дали сигнал – путь открыт! Шестерка торпедных катеров на максимальном тридцатиузловом ходу – это километр в минуту – ворвалась в порт. Их вел смелый командир капитан-лейтенант Алексей Федотович Африканов. Со стороны, когда я смотрел на эти катера, казалось, они мчались прямо на огненную стену. Катера дали залп торпедами по берегу. Торпеды нами специально переделывались для атаки по наземным целям, и вообще это была первая на флоте торпедная атака берега! Почти тридцать дотов и дзотов, самых близких к воде и самых опасных для десантников, были уничтожены! Представляете, скольким людям это сохранило жизнь?! В общем, все шло, как было предусмотрено, только погибли два катера, а остальные получили повреждения от снарядов и осколков.

Георгий Никитич – человек энергичный, порывистый, и я легко представляю его в ту ночь.

С 3 часов 10 минут к берегу начали подходить катера и суда трех отрядов с главными силами. Подразделения второго отряда во главе с капитан-лейтенантом В. А. Ботылевым начали высадку. Они высаживались на заминированные, бьющие огнем причалы. Как только морские пехотинцы спрыгнули с катеров на берег, сразу же наткнулись на гитлеровцев. Завязался рукопашный бой в траншеях, в ходах сообщений. Кто из гитлеровцев не убежал, был уничтожен, десантники прорвались на набережную. Через полчаса из батальона Ботылева на берегу было уже 800 человек. Все они неудержимо стремились вперед. Упорно пробиваясь по переулкам и дворам, они овладели пристанями Элеваторная, Нефтеналивная и устремились в город в сторону вокзала. Но чем глубже они вторгались в оборону врага, тем ожесточеннее становилась борьба. Дрались на улицах, в домах, подвалах. В уличных боях, да еще ночью, не представляется возможным руководить непосредственно всеми бойцами. Вольно или невольно отрываются отдельные группы. Так было и здесь. Рота автоматчиков под командованием старшего лейтенанта А. В. Райкунова углубилась в город. А группа во главе с комбатом Ботылевым, выбив гитлеровцев из нескольких зданий, заняла клуб моряков.

Левее батальона В. А. Ботылева к берегу шли катера и суда первого десантного отряда – 255-я бригада морской пехоты полковника А. С. Потапова, а правее высаживался третий отряд – 1339-й стрелковый полк подполковника С. Н. Каданчика.

Но не всем десантникам удалось высадиться на берег. Часть судов, имевших глубокую осадку, села на мель в восьмидесяти – ста метрах от берега, не смогла подойти к нему. Люди прыгали за борт и двигались по горло в воде. Кроме личного оружия – автомата, гранат – они тащили на себе пулеметы, коробки с патронами, минометы. Волны накрывали их с головой, сваливали, но они выходили на берег и тут же бежали вперед, навстречу врагу, ведя огонь из автоматов. Вскоре и здесь десантники дошли до первых траншей и столкнулись с гитлеровцами в рукопашной. Враг, поняв, где происходит высадка, открыл более прицельный огонь. Заговорили десятки артиллерийских батарей и шестиствольных минометов, затрещали пулеметы. Снаряды и мины взрывались среди высаживавшихся десантников и подходивших судов. За считанные минуты подорвались на минах и были подбиты артиллерийским огнем семь катеров и судов, на которых шли десантники 255-й бригады. Многие бойцы оказались в море далеко, от берега. Чтобы не утонуть, они сбрасывали одежду, сапоги. Оружие держали в руках до последнего. Прямо скажем, не всем удалось доплыть до берега.

Особенно тяжелая обстановка сложилась на участке между Западным молом и мысом Любви, где высаживалась бригада Потапова. Здесь был сосредоточен очень сильный артиллерийский огонь врага, поэтому некоторые суда уклонились от назначенного участка высадки. С трудом удалось высадиться самому командиру и штабу бригады. К тому же у них сразу была разбита штабная радиостанция.

Нелегко сложилась обстановка и у третьего отряда, полка Каданчика. На участке от пирса до электростанции, где он высаживался, противник вел сильный, огонь. И все же за тридцать минут высадилась большая часть полка – 1247 человек, они сразу вступили в бой. Но самому командиру полка Каданчику высадиться на берег не удалось. Его катер, не дойдя до берега, загорелся от прямых попаданий мин и затонул. Некоторых из находившихся на борту людей, в том числе и подполковника Каданчика, спасло судно, возвращавшееся в Геленджик. Начальнику штаба этого полка капитану Д. С. Ковешникову, который шел на другом катере, удалось достичь берега, и он тут же взял в свои руки руководство полком. Кстати, Ковешников мой однокашник и воспитанник Петрова по ташкентскому училищу. Сейчас он Герой Советского Союза, генерал-лейтенант в отставке. Многое рассказал он мне о тех боях.

Итак, благодаря высочайшему героизму и хорошей предварительной подготовке десант в новороссийский порт высадился.

Утром, когда рассвело, Петров увидел в море возвращающиеся катера и суда. Одни шли с креном на борт, другие глубоко осели в воду, третьи чадили обгоревшими надстройками. Зрелище было нерадостное. По виду этих судов можно было предположить, какой ад царил при высадке десанта. Но главная задача выполнена – десант на берегу. И ой как трудно ему там!

Петров вызвал Холостякова. Вот что адмирал писал об этом:

«Я приготовился доложить о высадке первого эшелона, но этого не потребовалось. Генерал-полковник И. Е. Петров провел часть ночи на командном пункте 18-й армии, неоднократно связывался по телефону с нашим КП, и о десанте ему было известно почти все. Он задавал лишь уточняющие вопросы: о потерях в высадочных плавсредствах, об их состоянии в данный момент.

– Сегодня ночью вам опять предстоит большая работа, – пояснил Иван Ефимович. И сообщил, что во второй эшелон десанта дополнительно включается еще один полк 318-й дивизии – 1337-и стрелковый подполковника Г. Д. Бульбуляна.

Высадить его надлежало на правом фланге, где действовал полк С. Н. Каданчика. Безусловно, И. Е. Петров решил это уже раньше. Однако, верный своему правилу советоваться с младшими, он спросил, куда, по-моему, следует направить самое крупное подкрепление. Не колеблясь я назвал правый фланг. Как ни нуждался в поддержке Ботылев, Каданчик был ближе всех к войскам, наступавшим по суше, и мог, получив свежие силы, быстрее двигаться им навстречу.

Попутно командующий фронтом объявил, что батальон Ботылева остается до соединения с другими частями в моем подчинении (в принципе десантники подчиняются командиру высадки только до того, как закрепятся на берегу). Вероятно, И. Е. Петров хотел подчеркнуть ответственность Новороссийской базы и вообще моряков за плацдарм, занятый морской пехотой в центре порта. Впрочем, практически это мало что меняло. Кому бы ни подчинялись высаженные части, наша база продолжала отвечать за их снабжение, за доставку подкреплений, за поддержку десанта береговой артиллерией.

Вскоре я получил приказ командующего флотом, в котором общая численность десантников, подлежащих высадке вторым эшелоном в ночь на 11 сентября, определялась в 2900 человек.»

Одновременно с высадкой десанта после артподготовки перешли в наступление части 18-й армии северо-восточнее и южнее Новороссийска. Город штурмовался с трех направлений. Чтобы противник не перебросил сюда резервы с других участков, Петров приказал наступать 56-й и 9-й армиям. Таким образом, на фронте протяжением в сто километров войска гитлеровцев были под ударами наших войск. Однако прорвать фронт не удавалось. Артиллерия не уничтожила врага в мощных сооружениях и в подвалах домов, приспособленных к обороне. Полки 18-й армии не смогли овладеть даже первой траншеей.

Генерал Леселидзе докладывал Петрову, что еще раз обработает артиллерией доты и попытается пробить дорогу пехоте. Петров одобрил эти действия, но понимал при этом, что раз противник удержал части на сухопутье, то он сможет все силы бросить против десанта. Командующий попросил генерала Вершинина активнее поддержать авиацией действия десантников и особенно не допустить подхода в город резервов противника.

Но с рассветом вступили в бой большие силы авиации гитлеровцев. Вершинин, командуя по радио, посылал свои истребители очистить небо. В воздухе шли массовые бои. Падали на землю и в море, оставляя дымовые шлейфы, сбитые самолеты. За истребителями вскоре пошли наши штурмовики и бомбардировщики. Командующий 4-й воздушной армией узнавал многих своих летчиков по почерку, называл их фамилии, искренне радовался удачным действиям. И все же чем дальше, тем становилось яснее – в первый день наступления намеченные цели не достигнуты. Правда, десант высажен, сражается героически, но положение его очень непрочно. Особенно это относилось к 255-й бригаде морской пехоты. Она попала под сильный огонь артиллерии и авиации противника, продвижение бригады прекратилось. А противник ввел в бой танки.

Петров переехал на НП Леселидзе, чтобы быть поближе к самым горячим местам боя. Желая помочь бригаде Потапова, приказал генералу Швареву активнее действовать с Малой земли, соединиться с потаповцами. Этого добиться не удалось. Потаповцы оказались в очень трудном положении. Не менее горячо было в 393-м отдельном батальоне морской пехоты Ботылева. Как уже говорилось, он овладел клубом моряков, где и закрепился. Но через несколько часов Ботылев доложил: в батальоне осталось 40 человек, 90 тяжелораненых, остальные погибли. Танки противника подошли вплотную и пробиваются через окна на первый этаж. Ботылев вызывал огонь на себя. Группа десантников во главе со старшим лейтенантом А. В. Райкуновым овладела вокзалом. Она отбила тринадцать атак гитлеровцев, поддержанных танками, и продолжала вести бой.

Третий отряд, 1339-й стрелковый полк под командованием Д. С. Ковешникова, начальника штаба, заменившего командира полка, овладел всеми портовыми зданиями от электростанции до Импортной пристани. Но к концу дня в результате семи мощных контратак противник оттеснил десантников почти к берегу моря.

Петров, Владимирский, Леселидзе с одного наблюдательного пункта предпринимали все возможные меры, чтобы поддержать десантников артиллерией и авиацией.

Что же, опять провал? Сколько готовились! Чего не предусмотрели? Кажется, было сделано все! Такие думы одолевали всех, но, наверное, больше других руководителя операции, автора ее плана, генерала Петрова. Вот что говорит об этом находившийся рядом с Иваном Ефимовичем всю ночь и день генерал Ласкин:

– Кажется, все было продумано, предусмотрено, расставлено и нацелено. И вдруг такое… Ну, раз не получилось, значит, в чем-то ошиблись. Каждый из начальников чувствовал себя неловко, искал, в чем его упущение, недосмотр. Думал и переживал не меньше других, конечно, и я. Тут было важно побыстрее осмыслить случившееся. Сразу встал главный вопрос: это крупный оперативный просчет или поправимая заминка, какие бывают на войне в ходе боев? Командование фронта твердо считало, что это не оперативный просчет и что нам не потребуется вносить никаких существенных поправок в решение. Главная причина беды – в особо прочной обороне врага. Значит, потребуется вносить только отдельные коррективы. А на войне редко бывает так, чтобы ход боевых действий шел по плану. Коррективы – это постоянное явление, поскольку идут непрерывные изменения в обстановке. Важно своевременно понять суть необходимых изменений. Иван Ефимович, всегда сознававший свою особую ответственность за ход операции, по-моему, переживал тяжелее всех. С него главный спрос. И можно было заметить, что на лице его за одни эти бессонные тревожные сутки прибавилось морщин – следов предельного нервного и умственного напряжения. Но опыт войны учит (знал это и Петров): в такие часы командованию особенно важно проявить волю, сохранить выдержку и уверенность, набраться терпения, чтобы глубже проанализировать ход сражения и оценить события во всем их объеме, правильно среагировать решением, а затем со всей энергией взяться за проведение его в жизнь. Скажу прямо, командующие Петров и Владимирский обладали такими качествами. В чем же мы недооценили оборону врага? Мы правильно считали, что оборона на южном фасе, и особенно в районе Новороссийска, является самой прочной по сравнению с другими участками «Голубой линии». В Новороссийске – система бетонированных дотов и очень высокая плотность огня: на километр фронта шестьдесят пулеметов, двадцать минометов и до двадцати пяти артиллерийских орудий. Следовательно, не все огневые средства противника нами были вскрыты и подавлены. Вот одна из причин неуспеха. И еще одно важное обстоятельство. Под Сталинградом и на Курской дуге плотность советских артиллерийских средств составляла сто шестьдесят – сто восемьдесят стволов на километр фронта. В нашей же операции она достигала всего сорока – сорока пяти артиллерийско-минометных стволов, а если взять одни артиллерийские орудия, то их приходилось только двадцать пять на километр. Это очень малая плотность, в шесть-семь раз меньше желаемой для наступления. Поэтому нельзя укорять наше командование за то, что перед атакой пехоты огневая система врага оказалась недостаточно подавленной.

Ведь организация огня была построена на самом высоком уровне, а на недостаток огневой мощи никто из нас тогда не мог ссылаться. Поставленная задача должна была быть выполнена при полном напряжении сил и умения всех…

Командующий понимал: противник, опираясь на такие сильные укрепления, будет стремиться удерживать Новороссийск и «Голубую линию» в целом и с утра может начать контратаки, чтобы выйти к берегу, восстановить прежнее положение и этим окончательно сорвать наше наступление. Следует ожидать ввода в бой крупных резервов.

Это предвидение оправдалось. Перед вечером авиаразведка обнаружила несколько колонн пехоты с артиллерией, двигающихся с севера на юг. Не вызывало сомнений, что противник снимает резервы с участка 9-й армии и направляет их к Новороссийску. Это означало, что десантникам придется вести борьбу с превосходящими во много раз силами врага, в неимоверно тяжелых условиях.

Но десантники выстояли! Они оттянули на себя крупные силы врага, нанесли им большие потери и этим облегчили войскам 18-й армии условия для наступления на сухопутных участках.

Петров, как командующий фронтом, воздержался вносить скороспелые коррективы и пока не мешал командующим управлять своими войсками в бою. Но он, постоянно следя за развитием событий во всей полосе фронта, на каждом направлении, помогал им продуманными советами и огнем. Оценив все происходящее, он решил максимально нарастить силы на участках десантных отрядов, еще раз двинуть вперед обе группы 18-й армии, охватывающие город, и приказал продолжать более решительное наступление войскам 9-й армии, поскольку с ее участка противник начал снимать резервы.

Петров дал распоряжение за ночь высадить на берег дополнительные десантные силы: второй эшелон 255-й бригады, 290-й стрелковый полк НКВД под командованием подполковника И. В. Пискарева и 1337-й стрелковый полк 318-й дивизии подполковника Г. Д. Бульбуляна. Большие подкрепления оказалось невозможно подбросить, почти половина плавсредств вышла из строя прошлой ночью.

Перед артиллерией ставились задачи: более точным огнем подавлять огневые средства противника, создавая условия для наступления наших войск.

Полковые пушки Петров потребовал выдвинуть непосредственно в боевые порядки пехоты, чтобы прямой наводкой уничтожать огневые точки в домах, дзотах, на позициях и отражать удары танков. Бомбардировочной и штурмовой авиации командующий приказал: взламывать оборону, подавлять артиллерию, расчищать путь наступающей пехоте и не допускать подхода резервов противника к Новороссийску.

Вдруг выяснилось, что судьба десантного отряда полковника Потапова неизвестна, сам же командир 255-й морской бригады оказался почему-то на Малой земле. Петров приказал немедленно вызвать Потапова. Здесь нам представляется возможность увидеть, как Иван Ефимович относился даже к старым боевым товарищам, если они допускали оплошность. И опять, чтобы рассказ шел от лица очевидца, я предоставляю слово Ласкину, который присутствовал при этом разговоре:

– Командующий фронтом приказал вызвать Потапова на КП фронта для разговора на Военном совете. Потапов, конечно, знал, что вызывается не для получения ордена или медали, а на крутой разговор. Поэтому вначале зашел ко мне как боевому другу по Севастополю в надежде получить мою поддержку. Прошло всего несколько дней, как мы виделись с ним в Геленджике в дни подготовки десанта, но как он изменился! Обветренное лицо сделалось каменно-бледным, щеки ввалились, глаза воспаленные. Чувствовалось, что он давно не спал. По тому, как он смотрел, я понял, что на сердце у него тяжело. Вдвоем мы вошли в столовую Военного совета. Столовая служила и залом заседаний. Вместе с Петровым здесь сидели члены Военного совета: генерал-майор Баюков и первый секретарь Краснодарского крайкома Селезнев. У Петрова глаза за стеклами пенсне были непривычно твердыми. Я знал: если Петров так на кого-нибудь смотрел, значит, он был в высшей степени раздражен. Это плохой признак! Разговор с Потаповым сразу же начался строгий. Петров и Баюков сердито, с пристрастием выясняли, почему он оставил бригаду и оказался на плацдарме Мысхако. Вот что негромко и коротко докладывал Потапов: «В ходе высадки на берег бригада попала под сильный огонь и понесла значительные потери. Сразу же было потоплено семь катеров, погибло много людей. С большим трудом высадились на берег я и штаб. В первых же схватках с гитлеровцами на берегу была разбита радиостанция штаба бригады. Я лишился связи. С утра противник стал нас атаковать. Посылаемые в батальоны мои связные и офицеры не могли пробраться сквозь сильный вражеский огонь, многие не возвратились. В таких условиях организовать управление бригадой мне не удалось. Батальоны действовали разобщенно. Я знал, что отдельные наши группы вышли на улицы Губернского и Лейтенанта Шмидта, но помочь им, образовать сплошной фронт я не мог, приходилось все время отбиваться – на наш НП наступали большие силы врага. Потом гитлеровцы стали бить из орудий прямой наводкой, на нас пошли танки. Отбивались гранатами. Перед вечером был убит и начальник штаба бригады Хлябич. Со мной оставалась совсем небольшая группа людей. В такой обстановке я не мог рассчитывать, что смогу выйти к своим батальонам. А противник нас все теснил. За нами море, и мы остались без боеприпасов. Возможности продолжать бой не было. Поэтому я принял решение – с находившимися при мне бойцами пробиться вдоль побережья на плацдарм». Все слушали Потапова с большим напряжением. Баюков резко осуждал Потапова за то, что он оторвался от своих батальонов, и высказывался за серьезное наказание вплоть до разжалования в рядовые. Селезнев выразил несогласие с таким строгим наказанием. Командующий фронтом Петров заключил так: «Вначале мы намеревались за совершенный проступок наказать вас очень серьезно. Но вы прошли через все опасности в Севастополе. Бригада под вашим командованием стойко и храбро воевала на плацдарме Мысхако. Вы и в этом десанте бились с врагом до последних сил. Мы обязаны это учесть. Но управлять бригадой вы не смогли. Мало того, вы совершили проступок на поле брани – оставили батальоны без управления. Вы должны были пробиваться не в сторону плацдарма, ,а к своим батальонам, и намного раньше, до безвыходной обстановки. Военсовет вынесет свое решение. А сейчас поезжайте в распоряжение командующего флотом и отдохните».

Военный совет фронта вынес решение об освобождении полковника Потапова от должности командира бригады.

Настала вторая ночь наступления.

В 2.30, когда суда были на подходе к берегу, по противнику опять ударила наша артиллерия, а с неба посыпались бомбы ночных бомбардировщиков.

Около 3 часов ночи по требованию командиров отрядов артиллерия перенесла огонь в глубину. На всех участках началась высадка десантов. Проходила она по-разному.

290-й полк подполковника И. В. Пискарева захватил пристань Каботажную и стал продвигаться вперед. А на правом фланге к месту, где воевал полк догнавшего свою часть подполковника Каданчика, шел 1337-й полк Бульбуляна. Но к этому часу обстановка здесь серьезно осложнилась. После тяжелого боя противнику удалось занять весь берег, и полк Каданчика оказался в окружении. А так как у Каданчика была разбита полковая радиостанция, то ни командарм Леселидзе, ни Петров не знали истинного положения дел на этом участке. Следующему сюда десанту, с которым шел и командир 318-й дивизии полковник В. А. Вруцкий, предстояла нелегкая задача: высадиться на берег, занятый противником, соединиться с окруженным полком и развивать наступление. При подходе десанта к берегу противник встретил его сильным артиллерийским минометным огнем. Некоторые суда рванулись вперед, другие, уклоняясь от огня, выходили к берегу на широком фронте. Многим десантникам пришлось бросаться в воду. Но все же они достигли берега, сразу вступили в тяжелый бой и сквозь шквальный огонь пошли вперед. Всю ночь кипел жаркий бой. На отдельных направлениях наши продвинулись вперед, но соединиться с окруженным полком не удалось.

Настало утро, артиллерийский обстрел велся по фронту и в глубину вражеской обороны. С аэродромов поднимались и летели на врага одна за другой группы самолетов. Ударил мощный залп «катюш», и земля вздрогнула. По плану этот залп был сигналом «вперед» для полков 18-й армии, охватывавших город с востока и с запада. Пехота пошла вперед. Восточная группа 18-й армии в течение дня вклинилась в оборону всего на глубину одного километра. Западная, наступавшая с плацдарма Мысхако, отвоевала первые траншеи противника.

А в городе и прибрежной полосе Цемесской бухты противник предпринимал отчаянные усилия, чтобы сбросить десант в море. В районе вокзала держалась рота старшего лейтенанта Райкунова. В районе клуба моряков часть батальона возглавлял комбат Ботылев. Обе эти группы находились в окружении врага и вели тяжелые бои с превосходящими силами. За ночь и два дня боев каждая из групп отразила около 20 атак гитлеровцев.

Наконец поступили доклады: 1337-й полк Бульбуляна соединился с полком Каданчика и вместе в упорном бою они отвоевали заводы «Пролетарий» и «Красный двигатель». Поступило и второе радостное донесение: 142-й и 327-й батальоны соединились с разобщенными подразделениями своей бригады и образовали сплошной фронт.

Даже из коротких эпизодов, приводимых мной, читатели видят – главная трудность операции легла на плечи моряков и пехотинцев, которые высаживались десантом. Там каждый был героем. Можно много еще рассказать (и уже немало написано) о доблести и мужестве этих замечательных бойцов. Но я не могу расширять повествование, памятуя о главном своем намерении – рассказать о жизни И. Е. Петрова. Да простят мне это многие не упомянутые здесь герои и даже целые подразделения и части.

Генерал Петров, хотя и не летели в него пули и осколки, тоже был активнейшим участником этого сражения, и от его искусства зависел исход битвы – победа или поражение. Никак нельзя было допустить, чтобы жертвы, приносимые нашими бойцами и командирами, оказались напрасными.

Как же проявилось искусство Петрова на этой стадии операции?

Одна из особенностей талантливых полководцев – это умение создавать и использовать резервы. В тех немногих исторических примерах, которые я приводил выше, решающую роль в победном исходе играли резервы: у Ганнибала это была кавалерия, которую он пускал в дело в переломные минуты сражения, у Александра Невского в Ледовом побоище – засадные дружины, которые изменили весь ход битвы и опрокинули прорвавшихся рыцарей.

Резервы создаются заранее, еще при планировании операции. Без резервов не воюют. В зависимости от соединений, которыми руководит командир, резервы бывают тактические (в дивизии, корпусе), оперативные (в армии), оперативно-стратегические (во фронте). Это, разумеется, весьма упрощенная схема, которую я привожу лишь для общей ориентировки читателей.

Создается резерв для решения задач, внезапно возникающих в ходе боя, операции: для наращивания усилий на решающем направлении, там, где наметился успех; для отражения контрударов противника; для обеспечения флангов и стыков; для уничтожения десантов, которые могут высадиться в тыл с воздуха или с моря; для замены частей, потерявших боеспособность. В общем, все неожиданности, возникающие в динамической схватке, полководец преодолевает резервами. Определить время, когда наступила пора для ввода резервов, не так просто: израсходуешь их раньше – противник вводом своих тебя одолеет, пошлешь с опозданием – не успеешь повлиять на ход боя, не остановишь покатившиеся назад войска. Кстати, «резерв» – слово латинское, означает оно «сберегаю», «храню». Вот это умение придержать часть сил, приберечь их для решающего момента, уловить, не пропустить этот момент – одно из тех чувств, которым обладает не каждый полководец, а лишь талантливый.

Планируя Новороссийскую операцию, генерал Петров сам создавал резервы и всем подчиненным напоминал об этом. А как он их мастерски использовал, я сейчас постараюсь показать.

На третий день боев ни на одном участке все еще не создались условия для ввода резервов, успех нигде не обозначился. Но и держать резервы в бездействии, когда нет успеха, тоже нет смысла. Как быть? Куда послать усиление? На плацдарм нечем: нет плавсредств. На сухопутные участки? Но там не прорвана даже первая позиция.

Петров знал тактику гитлеровцев: они умеют определить главное направление в сражении и, определив его, сосредоточить здесь все усилия. Одержав верх на главном участке, они добивают остальные части, теряющие устойчивость после падения основных.

Главным в «Голубой линии» был Новороссийск, сюда стянули гитлеровцы все силы. Петров решил дать здесь противнику решающий бой, перемолоть его войска умелым применением резервов и одновременно готовил удары 9-й и 56-й армиями по тем участкам, которые противник ослабит, посылая с них все что возможно под Новороссийск.

С утра 13 сентября он приказал генералу Леселидзе ввести его резерв – 176-ю дивизию генерала С. М. Бушуева с плацдарма Мысхако, а восточнее Новороссийска нарастить удар 89-й стрелковой дивизией полковника Н. Г. Сафаряна.

Кроме того, Петров из своего резерва передал в подчинение Леселидзе 55-ю гвардейскую стрелковую дивизию, но задачу ее командиру генералу Б. Н. Аршинцеву поставил сам в присутствии командующего 18-й армией. Задача эта в общих чертах заключалась в следующем: войти в бой из-за фланга 318-й дивизии и, наступая в направлении вокзала, соединиться с батальоном Ботылева, в дальнейшем вместе с 318-й дивизией наступать в направлении Мефодиевки. Для обеспечения успеха дивизии Аршинцева Петров усилил ее самоходным артиллерийским полком, инженерным батальоном и, кроме того, поддерживал этот довольно мощный кулак армейской артиллерийской группой и авиацией 4-й воздушной армии.

Дивизия Аршинцева, ломая сопротивление врага, пошла вперед. Двинулась и дивизия с Малой земли. Ожесточенные бои опять длились целый день, рукопашные, кровопролитные схватки шли почти непрерывно, но решающего успеха не было.

Генерал Трусов доложил командующему фронтом:

– Противник тоже ввел в бой две дивизии – Сто двадцать пятую и Сто первую. Руофф понял нашу цель – добиться перелома.

Петров знал теперь – успех будет зависеть не только от введения резервов, но и от того, кто быстрее и точнее станет наращивать усилия.

– Что докладывает ваша воздушная разведка? Откуда подтягиваются резервы? – спросил Петров генерала Вершинина.

– Крупных колонн пока не наблюдаем.

– Если они появятся, сделайте вашей авиацией все, чтобы они не дошли до Новороссийска. Не подпускайте их как можно дольше к городу!

Чтобы еще больше усилить удар, Петров дает из своего резерва генералу Леселидзе 5-ю гвардейскую танковую бригаду полковника П. К. Шуренкова, усилив ее истребительно-противотанковым артиллерийским полком, одним стрелковым и одним инженерным батальонами. И опять Петров сам лично поставил задачу этому резерву.

К полудню Вершинин доложил Петрову:

– С севера к Новороссийску подходят четыре колонны пехоты с артиллерией.

– Я надеюсь на вас и на ваших летчиков, Константин Андреевич.

Авиаторы сделали все, чтобы рассеять и не допустить к городу эти резервы.

Дивизия Аршинцева и танковая бригада Шуренкова между тем с упорными боями продвигалась вперед. Свежие резервы Петрова делали свое дело. Чувствуя это, Иван Ефимович предпринимает еще один решительный шаг – передает Леселидзе из своего резерва 414-ю стрелковую дивизию под командованием полковника Г. Г. Курашвили.

Теперь уже враг израсходовал свои резервы, надо было его добивать. Сопротивление гитлеровцев отчаянное, но на всем фронте под Новороссийском наши войска уже продвинулись на три-четыре километра.

Командующий фронтом потребовал с утра 14 сентября завершить прорыв в «Голубой линии» и развить успех в глубь Таманского полуострова. В решительное наступление посылались теперь 56-я и 9-я армии: ослабленный противник уже не сможет их удержать.

Не позволяя Руоффу опомниться, не давая передышки, Петров выбивал его армию с мощного оборонительного рубежа. Последние часы были самыми трудными для десантников, четвертые сутки сражавшихся в полном окружении. Их осталось мало. Резервом у Ботылева и Райкунова были бойцы, раненные по три-четыре раза, – отлежавшись, передохнув, они снова и снова возвращались в строй, некоторых по их просьбе выносили, чтобы они могли вести огонь. Известного снайпера Рубахо – у него были перебиты обе ноги – переносили на плащ-накидке от окна к окну, и он, будучи несколько раз раненным, уничтожил 70 гитлеровцев.

И вот наконец с этими и другими группами соединились наши наступающие части. Петров, услыхав от Владимирского подробности о мужестве десантников, сказал:

– Никогда не было и нет моряков, равных по героизму нашим советским!

Западная и восточная группы войск Леселидзе упорно продвигались навстречу друг другу. Сдерживать их противнику больше было нечем. Понимая, что грозит окружение, гитлеровцы стали спешно отводить части из города.

– Бегут! – радостно доложил Петрову на рассвете —командующий 4-й воздушной армией Вершинин. – Мои летчики хорошо видят – бегут!

– Ну дайте им в хвост и в гриву, Константин Андреевич.

– Дадим, товарищ командующий, за все дадим!

И действительно, летчики поработали на завершающем этапе на славу, нанеся огромные потери врагу.

16 сентября Новороссийск встретил утро снова свободным городом. Пять суток длилась операция по его освобождению, наверное, ни в какой другой операции не было так много рукопашных схваток; бились за каждую стену, за каждый угол и развалину дома. Со взятием Новороссийска «Голубая линия» была надломлена.

Позднее Новороссийску было присвоено звание города-героя – это был уже третий город, удостоенный такого высокого звания, в полководческой аттестации генерала Ивана Ефимовича Петрова.

Высокие правительственные награды получили все генералы, руководившие вместе с Петровым этой операцией. Сам Петров не был награжден. Верховный, видимо, ждал, пока будет выполнено указание Ставки о разгроме 17-й армии гитлеровцев и освобождении Таманского полуострова.

Военная наука отмечает наиболее характерные для Новороссийской операции черты: смелый и решительный замысел комбинированного наступления сухопутных войск и флота, хорошее планирование и тщательная организация, четкое взаимодействие всех родов войск, флота и авиации. Залогом успеха были героические действия личного состава армии и флота, воинское мастерство бойцов, командиров и политработников, их высокий боевой дух и самоотверженность, крепкая боевая дружба армейцев и моряков, перерастающая в настоящее братство. И все это, естественно, явилось не само собой, а было создано благодаря умелому руководству со стороны Военного совета и командования Северо-Кавказского фронта и Черноморского флота.

Еще шли бои, но Петров конечно же не мог усидеть на НП, он отправился в освобожденный город. Контр-адмирал Холостяков так рассказывает о первом деле, которое совершил командующий, ступив на горячую после боя землю:

«Мы не успели еще осмотреться в порту, когда Л. А. Владимирского и меня потребовал к себе генерал-полковник И. Е. Петров…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.