Туапсинская операция

Туапсинская операция

Шел октябрь 1942 года, оставалось меньше месяца до великого, гигантского контрнаступления наших войск под Сталинградом. Огромные силы наших резервных армий уже сосредоточивались для нанесения ударов. И вся многочисленная техника этих армий, в том числе тысячи танков и самолетов, была заправлена и имела запасы горючего, которое шло к ним отсюда, с Кавказа, где наши войска не только отстояли нефтеносные районы страны, но и приковали к себе огромные силы противника.

Туапсинская операция для Гитлера была последней надеждой на реализацию тех больших планов, которые он намеревался осуществить, захватив Кавказ.

Неся большие потери в людях и технике, гитлеровцы постепенно выдыхались, бои против Северной группы наших войск на направлениях, прямо выводивших к Баку, с каждым ударом сужались по фронту. Сначала гитлеровцы шли по всей ширине Сальских и кубанских степей. Потом они наступали на участке рек Терек и Урух. Затем стали наступать только на моздокском направлении. Позднее полоса активных действий еще больше сузилась, наступали на нальчикском направлении. В ноябре сил хватало лишь на попытку прорваться к Орджоникидзе. Но и этот прорыв мог быть осуществлен, только если бы удалось подтянуть свежие части.

Вот что пишет бывший гитлеровский генерал Ганс Дёрр:

«В середине августа стало ясно, что операции на юге России шли не по намеченному плану: армия вместо „победного марша“ с трудом продвигалась вперед. В таком положении принято бросать в бой резервы или же менять план операции».

Но резервов не было. Вот тут уже отчетливо сказывалась авантюристичность планирования гитлеровского генерального штаба и замыслов самого Гитлера. Замахнулись взять Кавказ, затем Иран, Индию, а осуществить эти планы сил не хватило. Даже здесь, на Кавказе, нечем пробить последнюю сотню километров, чтобы выйти к Баку.

Что же думал Гитлер? Какой выход он видел из создавшегося положения? Он еще не отказался от своего грандиозного замысла и нашел решение, на его взгляд позволяющее осуществить его. Для этого необходимо: сосредоточить все силы в направлении не на Баку, а на Туапсе, против Черноморской группы войск, то есть надо перейти через отроги Главного Кавказского хребта, ударить на Туапсе, отрезать таким образом 1-ю армию от остальных сил.

Это давало гитлеровцам возможность лишить наш Черноморский флот баз, высвободить свои части, которые находились на этом участке фронта, ударить потом по узкой полосе вдоль Черного моря, затем на Кутаиси и Тбилиси – и опять-таки на Баку через Закавказье.

О том, что Гитлер делал решающую ставку на этот план, доказывает сосредоточение сил: из 26 дивизий, находившихся перед Закавказским фронтом, 18 были нацелены теперь против Черноморской группы на туапсинском направлении.

В беседе с Кейтелем 18 сентября 1942 года Гитлер прямо сказал:

«Решающим является прорыв на Туапсе, а затем блокирование Военной Грузинской дороги и прорыв к Каспийскому морю…»

План этот с чисто военной точки зрения в той обстановке, в какой он принимался, был не так уж плох, потому что после выхода к Черному морю и ликвидации окруженной группы наших войск фронт гитлеровцев сократился бы примерно на двести километров, при этом высвободилось бы около десяти дивизий, которые можно было бы перебросить в сторону желанных нефтеносных районов на Каспии.

Как это они делали обычно, гитлеровцы при планировании и организации наступления сосредоточили на главном направлении наиболее боеспособные части и наибольшее количество техники.

В результате этого гитлеровцы превосходили наши войска почти в два раза.

Эту наступательную операцию Гитлер поручил осуществить 17-й армии под командованием генерал-полковника Руоффа. Руофф, как верный выученик прусской школы, решил нанести два удара по сходящимся направлениям и окружить наши войска, зажав их в клещи. Один удар – от Нефтегорска на поселок Шаумян, что километрах в тридцати севернее Туапсе, а второй – от Горячего Ключа тоже на Шаумян. По замыслу Руоффа, в этом мешке должна была оказаться 18-я армия, после чего путь к Черному мерю, на Туапсе, оказался бы открытым.

Наше командование предвидело возможность переноса главного удара на Туапсе, и не только предвидело, а располагало данными разведки. Поэтому принимались меры для укрепления обороны на туапсинском направлении. Сюда подбрасывались резервы командующего фронтом. Проводились инженерные работы. Но все же оборудование обороны велось недостаточно интенсивно. Ставка Верховного Главнокомандования специально написала об этом командующим Закавказским фронтом и Черноморской группой войск:

«По данным Генштаба, подтвержденным событиями последних дней, оборона войск Черноморской группы слабая, несмотря на то, что время и местность позволяли сделать ее непроходимой…»

Дальше следовало перечисление конкретных мер, необходимых для того, чтобы оборона действительно была непроходимой.

Оба удара, подготовленных армией Руоффа по сходящимся направлениям на Шаумян, намечались в полосе 18-й армии наших войск. Была ли она готова для отражения этого удара? Вот что пишет по этому поводу маршал А. А. Гречко:

«Особенно слабой оказалась оборона на участке 18-й армии – Снабжение войск 18-й армии к концу сентября несколько улучшилось. Однако из-за отсутствия благоустроенных дорог обеспеченность боеприпасами войск всей Черноморской группы, и особенно действовавших в труднодоступной горной местности, была недостаточной. Для довооружения войск группы требовалось по меньшей мере 20 тыс. винтовок, более 1 тыс. ручных и 500 станковых пулеметов. Обеспеченность продовольствием и фуражом была также низкой… В связи с приближающейся осенью войска нуждались в теплом обмундировании и обуви, которых на складах группы вообще не было».

25 сентября после сильных авиационных ударов и артиллерийской подготовки гитлеровцы перешли в наступление из района станицы Хадыженская (под Нефтегорском) в направлении на Шаумян. В течение трех дней их на этом направлении удерживала 32-я гвардейская дивизия под командованием полковника М. Ф. Тихонова. В этих боях гвардейцы проявили большую стойкость. Фашисты пытались прорваться еще и на фанагорийском направлении. Но и на этом участке их постигла неудача.

27 сентября Руофф ударил по центру боевого порядка 18-й армии уже известными читателям хорошо подготовленными частями альпийских стрелков, которыми командовал Ланц. Им удалось прорвать фронт, и к 5 октября противник овладел здесь горами Гунай, Гейман и вышел в долину реки Гунайка.

На лазаревском направлении части 46-й немецкой пехотной дивизии тоже перешли в наступление и продвинулись почти до долины реки Пшеха.

29 сентября Ставка Верховного Главнокомандования указала командующему Закавказским фронтом:

«Несмотря на достаточное количество сил на хадыженско-туапсинском направлении и длительное время занятия войсками оборонительных рубежей, противник сумел с первых же дней наступления выйти во фланг и тыл частям 18-й армии, обороняющим дорогу Хадыженская – Туапсе.

Дальнейшие намерения противника сводятся к тому, чтобы… обойти главные силы нашей хадыженской группировки, изолировать ее и тем самым создать реальную угрозу выхода на побережье в район Туапсе… Считаю необходимым немедленно создать ударные группировки, перейти к активным действиям и полностью восстановить положение в районе к югу от Хадыженская и на участке Горячий Ключ, имея в виду ни в коем случае не допустить прорыва противника в район Туапсе».

Особенно опасным был прорыв противника в центре 18-й армии, поэтому командование Черноморской группы решило нанести здесь сильный контрудар и уничтожить противника в районе Сосновка – гора Гейман и восстановить положение в центре оперативного построения 18-й армии. Этот контрудар был назначен на 2 октябри. Но 1 октября противник упредил наши войска и сам нанес удар на этом участке и овладел поселком Котловина.

Одновременно противник наносил удары и на других направлениях и тоже потеснил наши войска.

Вот воспоминания маршала А. А. Гречко, относящиеся к этим дням:

«7 октября войска центра 18-й армии силами 236-й стрелковой и 12-й гвардейской кавалерийской дивизий, 40-й мотострелковой и 119-й стрелковой бригад предприняли контрудар с целью уничтожения гунайской и сосновской группировок противника. Однако эти попытки из-за неорганизованности и слабой подготовки боя успеха не принесли. В тот же день командующий Черноморской группой приказал командующему 18-й армией прекратить разрозненные действия и, не распыляя сил, нанести последовательные удары по вражеской группировке в районе Гунайки и Котловины».

Наверное, у читателей уже возник вопрос: зачем я так подробно описываю боевые действия на туапсинском направлении, если герой нашей повести генерал Петров находится на противоположном участке фронта, обороняя Баку, не допуская противника к Каспийскому морю?

Рассказ об этих событиях необходим, потому что как раз в самый их разгар, когда положение здесь стало просто угрожающим, когда наши войска едва-едва сдерживали напор врага, в этот труднейший, я бы сказал, критический момент Ставка Верховного Главнокомандования 11 октября освободила от командования Черноморской группой войск генерал-полковника Я. Т. Черевиченко и назначила командующим этой группой генерал-майора И. Е. Петрова.

Да, все еще генерал-майора! Я не хочу обидеть генерал-полковника Черевиченко, обстановка была очень тяжелой, и те критические обстоятельства, в которых оказались войска Черноморской группы, конечно же создались не по вине генерала Черевиченко, а потому, что очень большие силы противника были сосредоточены на этом направлении. Но коль скоро при назначении нового командующего Черноморской группой выбор пал на Ивана Ефимовича Петрова, то, значит, генерал-майор Петров высоко ценился Ставкой, значит, считали его достойным заменить генерал-полковника.

И для этой высокой оценки имелись все основания. Петров был командующим, армия которого (я имею в виду 44-ю) защищала подступы к Баку, да и прошлые заслуги Петрова по обороне Одессы и Севастополя были учтены. И вот из большого числа командующих армиями, которые находились на Кавказе, весьма опытных и знающих, был выбран Иван Ефимович Петров.

На второй день после назначения Петров уже прибыл в расположение Черноморской группы войск и вступил в командование.

Это назначение, с одной стороны, должно было, как и каждого военного, порадовать Ивана Ефимовича, потому что теперь ему предстояло командовать не одной армией, а целой группой, в которую входило три армии, оборонявшие очень широкий и ответственный фронт. Но, с другой стороны, оно ставило его в трудное положение: от устойчивости этого фронта зависела судьба Кавказа, потому что Гитлер теперь именно здесь сосредоточил все свои силы, намереваясь именно на туапсинском направлении осуществить свои далеко идущие планы.

Трудность положения Петрова как командующего заключалась прежде всего в том, что он не знал новые для него войска, не строил оборону этого участка фронта, операция уже была в полном разгаре, причем развивалась она неудачно для нас.

Еще до прибытия генерала Петрова Военный совет Черноморской группы войск разработал план разгрома гунайской и хадыженской группировок противника, для чего намеревался осуществить два удара по сходящимся направлениям и окружить эти группировки. Петров видел – план имеет серьезный недостаток: на каждом направлении войска должны были совершить перегруппировку лишь по одной имеющейся дороге, а в районе Церковного вообще была только вьючная тропа. Для реализации этого плана необходимо было значительное время, а обстановка требовала немедленных действий. Но осуществление плана уже началось, вносить кардинальные изменения было поздно.

14 октября, когда этот контрудар еще не был подготовлен и шла трудная перегруппировка, противник ударил в направлении на Шаумян с целью окружить основную группировку 18-й армии и затем прорваться на Туапсе. К исходу 15 октября гитлеровцы вышли к окраине Шаумяна. Одновременно и на направлении реки Хадыж противник стал забивать другой клин, чтобы замкнуть окружение, и тоже успешно продвигался.

В этом положении 15 октября Ставка Верховного Главнокомандования писала командующему Закавказским фронтом:

«Ставка разъясняет, что значение черноморского направления не менее важно, чем направление на Махачкала, так как противник выходом через Елисаветпольский перевал к Туапсе отрезает почти все войска Черноморской группы от войск фронта, что, безусловно, приведет к их пленению; выход противника в район Поти, Батуми лишает наш Черноморский флот последних баз и одновременно предоставляет противнику возможность дальнейшим движением через Кутаиси и Тбилиси, а также от Батуми через Ахалцихе, Ленинакан по долинам выйти в тыл всем остальным войскам фронта и подойти к Баку».

Конечно же генерал Петров при всей своей одаренности не мог немедленно и единолично переломить ход боевых действий. Для того чтобы он оказал какое-то влияние на дальнейшее сражение, нужно было некоторое время, а главное – силы для противодействия противнику или хотя бы небольшая пауза, чтобы распорядиться тем, что теперь было отдано под его командование. Противник между тем продолжал наступать и 16 октября вышел к Навагинской, а на следующий день, то есть 17 октября, овладел Шаумяном и начал бои за Елисаветпольский перевал.

Фанагорийская группировка противника к 16 октября захватила урочище Степки и стала распространяться дальше. Противник был уже близок к осуществлению своей цели: кольцо вот-вот могло замкнуться. Командующий 17-й немецкой армией был уверен в полном успехе своего наступления. 16 октября он доложил об этом командующему группой армий «А», и в журнале боевых действий появилась следующая запись:

«Сопротивление противника в районе Туапсе, сделавшееся в последние дни заметно слабее, позволяет сделать вывод, что силы сопротивления русских сильно надломлены нашим непрерывным наступлением, а также эффективной поддержкой авиации».

В условиях, когда командующий противостоящей армией генерал-полковник Руофф был готов уже отпраздновать победу, генерал Петров вступил в руководство войсками. В такой исключительно сложной обстановке надо было сохранить спокойствие и, мобилизуя весь свой огромный опыт, найти какой-то выход, что, прямо скажем, было нелегко.

Иван Ефимович, как это ни казалось странным для окружающих, несмотря на напряженнейшую ситуацию, не стал отдавать немедленных распоряжений. Ему прежде всего нужна была ясность, полное понимание обстановки на сегодняшний день. Верный себе, он с офицерами своего нового штаба выезжает на самое трудное направление – в 18-ю армию, – для того чтобы на месте выявить истинное положение дел.

Тут опять, дабы не обидеть своей оценкой и прежнее руководство, и, главное, тех, кто был в частях на этом направлении, я передаю слово маршалу А. А Гречко:

«При проверке состояния войск и обороны оказалось, что командующий 18-й армией и его штаб не знали действительного положения на фронте. Они потеряли связь с соединением левого фланга армии. Командованию армии даже не было известно о том, что противник захватил Шаумян. Оно пренебрегло условиями местности и стремилось создать сплошной фронт, в результате чего войска, поступавшие в армию из резервов, вводились в бой по частям, распыляясь, вместо того чтобы сосредоточивать их для нанесения контрударов в наиболее угрожаемых местах».

Видя такие действия руководства армии и учитывая создавшуюся обстановку, Военный совет фронта решил сменить командующего 18-й армией генерал-лейтенанта Ф. В. Камкова и назначить на его место генерал-майора А. А. Гречко, который до этого командовал 47-й армией на новороссийском направлении, что и было санкционировано Ставкой.

Новый командующий решил сосредоточить усилия армии и выделенные в его распоряжение резервы для нанесения контрудара по группировке противника, вышедшей в район Шаумяна. Но генерал Гречко не успел осуществить этот план. 19 октября гитлеровские войска сами перешли в наступление и, несмотря на упорное сопротивление 18-й армии, потеснили ее. Врагу удалось захватить Елисаветпольский перевал.

И опять, как это бывало уж не раз, командующий Черноморской группой войск Петров спешит в войска для оказания помощи на месте. А противник продолжает рваться к Туапсе.

21 октября противник нанес удары в трех направлениях, и на всех этих направлениях бои шли такие упорные, что в рукопашные схватки вступали даже штабы наших полков и дивизий. И все же противник продолжал теснить наши части, потому что его силы здесь во много раз превосходили.

В этих труднейших условиях генерал Петров видел не только отступающих, но и тех, кто героически сражался с врагом. Петров не был формалистом. Он не наказывал тех, кто отступает, не привлекал их к ответственности, так как понимал, что здесь дело было прежде всего в неравенстве сил. И поэтому, желая подбодрить войска, воодушевить их, написал очень своеобразный приказ. Привожу этот приказ полностью – он свидетельствует, что Петров был тонким психологом:

«21 октября 1942 г. 3-й дивизион 963 ап 408 сд под командованием командира т. Сохрокова поддерживал боевые действия 663 сп 408 сд.

663 сп, проявив неустойчивость, начал отходить, 3-й дивизион 963 ап не бросил боевых порядков, а вел огонь по наступающему противнику и в этом неравном бою уничтожил несколько сот фашистских солдат и офицеров.

Славные бойцы и командиры дивизиона, оказавшись в полном окружении, не растерялись, а огнем пробивали себе дорогу для вывода матчасти и имущества.

Расстреляв все снаряды, личный состав дивизиона, соблюдая славные традиции артиллеристов, перешел на уничтожение противника автоматом, штыком и гранатой.

Пробившись из окружения, дивизион оказался прижатым к горному массиву без дорог и троп.

Личный состав дивизиона во главе с капитаном Сохроковым в течение 10 дней, отбивая огнем все атаки противника, прокладывал себе дорогу через горный хребет.

К 5 ноября 1942 г. дивизион соединился с 383 сд, вывел полностью материальную часть и личный состав.

Командиры и бойцы дивизиона, выполняя присягу, благодаря умелому управлению командира дивизиона т. Сохрокова, героической борьбой, безграничной храбростью и самоотверженностью показали, как наши части должны вести бои за нашу священную Родину.

Приветствуя доблестный состав 3-го дивизиона 963 ап, ставлю его в пример всем артиллерийским и пехотным частям группы.

Всему личному составу дивизиона объявляю благодарность и представляю к награждению правительственной наградой:

командира дивизиона капитана Сохрокова Асланука Исмеловича

зам. командира дивизиона ст. политрука Бадаляна Галуста Царуковича

зам. командира батареи политрука Саакиана Ивана Аракиловича отличившихся из остального личного состава наградить…»

По стилю этого приказа видно, что Петров писал его сам. Он очень похож на приказы Петрова еще в гражданскую войну. Но самое главное, на мой взгляд: этот приказ показывает, на что возлагает надежды генерал Петров в этих, казалось бы, безвыходных обстоятельствах – на людей, на их боевые и волевые качества. Он хочет им напомнить об этом. Он показывает им на примере действий героического дивизиона, на что они способны. Он призывает всех действовать так же, как эти герои, о которых он пишет.

Петров упорно, пристально вглядывается в противника, в свои войска, местность и ищет, ищет, настойчиво ищет возможность переломить ход боя в пользу своих войск. Вот один из примеров этого поиска. В воспоминаниях маршала Гречко говорилось, что одной из причин неудачных действий 18-й армии было отсутствие благоустроенных дорог и недостаточная обеспеченность боеприпасами войск всей Черноморской группы. Это же видел и понимал генерал Петров, он искал возможность преодолеть эту трудность. Что можно сделать за короткое время в горах для того, чтобы как-то улучшить снабжение войск боеприпасами и продовольствием? Дороги были очень плохи. К тому же стояла скверная осенняя погода. Шли проливные дожди. Дороги и тропы заплыли грязью, сползающей от дождей с гор, по ним могли пройти только пешие. Ручейки и небольшие речушки превратились в грозные горные потоки, и преодолевать их было тяжело и пешим и конным, не говоря уж о малочисленном автомобильном транспорте, который почти не мог двигаться по этим горным дорогам.

А вот мнение генерала армии И. В. Тюленева по поводу возможностей противника по снабжению своих войск:

«У гитлеровцев было одно большое преимущество, они наступали с севера и, следовательно, имели самую широкую возможность маневрировать крупными массами войск по кубанской долине. Кроме того, в распоряжении немецкого командования имелось много превосходных путей подвоза. У нас же наоборот: ни свободы маневра, ни достаточных путей подвоза, так как наши войска стояли среди лесистых гор, подходящих к морю».

Очень интересно свидетельство человека, который не только видел все это своими глазами, но и соприкоснулся с Петровым именно в поисках возможности одолеть дорожные трудности. Приведу рассказ И. С. Шияна, ныне генерал-лейтенанта, который в то время служил в войсках Черноморской группы, был капитаном:

– Шли проливные дожди. Дороги и тропы стали непроходимыми. Противника, превосходившего нас в силах, кроме многих других трудностей, просто нечем было отбивать: боеприпасов на передовой не хватало. Их невозможно было подвозить по горным тропам даже в хорошую погоду, а тут, когда с гор на тропы сползала грязь, доставка, даже на лошадях и ишачках, вообще прекратилась. Во многих местах для снабжения войск боеприпасами и продовольствием выстраивались цепочки солдат, которые и передавали грузы из рук в руки. Это ослабляло и без того малочисленные подразделения, так как солдат приходилось брать с передовой – других не было. Проблема подвоза всего необходимого для боя и эвакуации раненых стала в те дни одной из решающих. Петров понял это первым. До его прихода все занимались только боями, а он увидел, почему бои идут неуспешно. Люди сражаются геройски, они готовы сделать все возможное и невозможное, но надо их обеспечить всем необходимым для отражения натиска врага. Я в те дни был заместителем начальника штаба тыла Туапсинского оборонительного района. В числе других товарищей, занимавшихся вопросами организации подвоза, меня вдруг вызвали на командный пункт Черноморской группы войск. Начальники мы были небольшие – я капитан, другие тоже в таких званиях. Вызов к командующему для нас событие невероятное!

Командный пункт Петрова был в глубокой горной щели. Прибыли мы рано утром. Командующий умывался из простого железного рукомойника, то поднимая, то опуская звякающий металлический стерженек. Умывшись, он тут же нас принял. Посмотрел на нас как-то значительно, испытующе. Лицо его было серьезно. Очень много забот свалилось на него в те трудные дни.

Затем спокойно, деловито обрисовал нам обстановку, трудности с подвозом войскам всего необходимого и с эвакуацией раненых. Он прямо сказал – от этого зависит наша судьба, зависит, выстоим мы или не выстоим. «Вот вы занимаетесь вопросами снабжения и подвоза, продумайте и внесите свои предложения, как все-таки нам обеспечить войска. Лучше вас в этом деле никто не разбирается. Поэтому я вызвал не ваших начальников, а вас, непосредственных организаторов и исполнителей. Если вы не найдете выхода, никто его не найдет! Поезжайте на дороги и тропы, смотрите, изучайте, советуйтесь с солдатами, особенно с местными кавказскими жителями. Думайте, чтоб мозги трещали, но выход должен быть найден. Даю вам три дня! Больше не могу. И эти три дня для войск будут невыносимо трудными. Вот вам машина. Езжайте и помните: я жду и надеюсь на вас». Поручение было не просто ответственное, а сверхчрезвычайной важности. Мы понимали это. Сначала нас охватило сомнение. Как же найти выход из, казалось, безвыходного тупика, да еще за короткое время? Мы знали обстановку и раньше искали пути преодолеть эти трудности, но не находили. Поехали. Побывали на ряде участков. Советовались с солдатами, особенно с пожилыми горцами. Возвратились на командный пункт через два дня – усталые, мокрые, грязные. Посидели, обдумали все предложения и советы, которые мы слышали на трассах. И пришли к выводу: для ускорения доставки войскам всего необходимого следует осуществлять однопутное движение. Через определенные промежутки в подходящих местах оборудовать отстойники, своеобразные разъезды. Дороги и тропы узкие, расширять их нет ни времени, ни сил, а отстойники можно создать довольно быстро. Создать с таким расчетом, чтобы в них помещались небольшие колонны автомобильного и гужевого транспорта. Колонны эти формировать с пунктов отправления с учетом емкости отстойников. Поставить регулировочные посты, связать их телефонной связью для управления движением колонн. Мы отработали на карте несколько маршрутов с указанием, где, по нашему мнению, целесообразно создавать отстойники. Наши выводы и рекомендации мы доложили генералу Петрову. Принял он нас в простой кавказской сакле, в том же ущелье, где встретились первый раз. В сакле – топчан, простой стол, на нем карта. Петров очень внимательно нас выслушал. Задал ряд вопросов. Попытался вроде бы даже нас поприжать: а если, говорит, колонна в отстойник не поместится, куда хвост девать? Но это у нас было предусмотрено, колонны, как я уже сказал, должны формироваться определенной длины. Отвечая на этот вопрос, я для себя отметил: как тонко мыслил Иван Ефимович. Мы, специалисты, и то не сразу увидели возможность такого затруднения, а он вот сразу ухватил. Ведь если в отстойник не войдет несколько машин, то их придется сбрасывать в пропасть, так как они загородят дорогу встречной колонне. Развернуться для движения назад места ведь не будет… В конце беседы генерал Петров очень по-доброму поблагодарил нас, как-то даже не по-начальственному, а просто по-человечески. Мы видели, что он доволен нашей находкой, нам и самим было приятно, что мы оправдали его надежды, помогли общему делу. После завершения операции Петров и нас, тыловиков, не забыл, наградил наряду с теми, кто на передовой сражался.

Генерал Петров вообще уважительно относился к работникам тыла, понимал трудность и ответственность их службы. Для того чтобы читатели представляли условия, в которых оказались тыловики в ту осень на Кавказе, приведу выдержку из книги писателя Виталия Закруткина:

«Кто жил на Северном Кавказе, тот хорошо знает, что значит затяжной осенний дождь, который не прекращается неделями и заливает терскую долину, точно в дни всемирного потопа. То мелкий и тихий, моросит дождь днем и ночью, пропитывая землю, то он вдруг хлынет буйным ливнем, неся с Черных гор мутные потоки воды. Множество рек, речек и речушек выходят при этом из берегов, сносят мосты, размывают дороги и покрывают все вокруг мутно-желтым разливом грязи. Легкие ночные заморозки, особенно если при этом дует северный ветер, покрывают разлив тонкой коркой льда, но грязь еще не затвердевает, а становится густой и вязкой.

Кусок хлеба, спрятанный в вещевой мешок, превращается в липкий клейстер. Затвор и ствол винтовки ржавеют. От мокрой шинели идет пар. Сапоги покрываются зеленью. Везде тебя настигает проклятый дождь, и всюду слышится смертельно надоевший звук чавкающей, хлюпающей, брызгающей грязи. На дне окопа – вода; в ходах сообщения – вода; в землянках – вода; куда ни прислонишься – мокро; к чему ни прикоснешься – грязь.

Да, плохо в ту осень было пехотинцу… он сидел в залитых водою окопах. Но еще хуже было солдатам-обозникам.

Ходкое выражение «просидеть в обозе», несущее в себе оттенок презрения к легкой как будто участи обозника, должно быть сдано в архив. Неимоверно тяжелым был труд пожилого солдата-обозника на Кавказе в памятную осень 1942 года. Всегда под дождем, в холоде и в грязи, колесил этот солдат по размытым терским дорогам, успевая подвезти на своей телеге муку и патроны, бензин и снаряды, сапоги и сено – все, что было нужно войскам.

Он умел вытащить застрявшую в промоинах телегу, находил среди разливов какие-то известные только ему объезды, часами трясся от холода, выстаивая очереди у мостов, оберегая от дождей свой груз. На своей крепкой спине он перетащил тысячи пудов на склады, со складов, на станции, со станций и никогда не жаловался на усталость. Молчаливо выслушивал он ядовитые упреки какого-нибудь горячего юнца-сержанта, презрительно называвшего его «тыловой крысой», и степенно продолжал делать свое незаметное, но важное дело, стоически вынося и грязь, и холод, и бесконечные налеты вражеских бомбардировщиков, которые часто превращали дороги в месиво камней и щепок».

В результате всех мер, принятых Петровым, улучшилось снабжение, повысилась боеспособность войск, затруднилось продвижение противника к морю.

Иван Ефимович Петров, и прежде, как мы не раз убеждались, проявлявший большую находчивость, в эти трудные дни нашел еще одну возможность сбить напор наступления. Он применил весьма оригинальный тактический прием. Наряду с обычными оборонительными действиями войск он стал активно засылать группы в тыл врага. В них входили не только разведчики, но и обычные подразделения. Специально подготовленных людей и тем более подразделений для массового проникновения в тыл не было, засылали сводные отряды, группы добровольцев, формировались они в дивизиях и полках. (С одним из таких диверсионных отрядов ходил в тыл противника северо-восточнее Туапсе мой друг, журналист, после войны ставший известным писателем, Сергей Александрович Борзенко. Он участвовал в битве за Кавказ с первого до последнего дня. Дальше я расскажу более подробно об этом замечательном человеке.)

Вот несколько слов маршала А. А. Гречко об этих отрядах:

«В Черноморской группе эффективно применялись специальные отряды, создаваемые распоряжениями командиров дивизий и полков для действия в тылу врага с задачами деморализации его войск, уничтожения живой силы и техники, нарушения коммуникаций, захвата обозов и пленных».

О том, какую напряженную обстановку создавали такие группы в тылу противника и какие причиняли потери, лучше всего свидетельствуют слова тех, против кого действовали наши храбрые воины. Приведу выдержку из дневника командира роты 94-го горносаперного батальона лейтенанта Хетцеля, одного из тех привилегированных «горных дьяволов», которые совсем недавно не сходили с обложек иллюстрированных журналов:

«Сегодня моя рота была брошена на помощь стрелковым полкам, попавшим в тяжелое положение, и я вернулся с поля боя с четырьмя уцелевшими солдатами. Боже, что там было! То, что я жив и могу писать, просто чудо. Они атаковали нас на лошадях. Когда мы перешли реку, человек пятьдесят казаков бросились на мою роту. Солдаты бежали. Я пытался остановить их, но был сбит с ног и так ушиб колено, что ползком пробирался к реке. Казаки три раза проезжали вблизи того места, где я лежал, можно было стрелять, но руки не повиновались от страха… Говорят, что наша бригада перестала существовать. Если судить по моей роте – это правда…»

А вот письмо обер-фельдфебеля Шустера:

«Мы находимся в дремучих лесах Кавказа – селений здесь очень мало. У города Туапсе идут тяжелые бои, драться приходится за каждый метр. Солдаты, которые были в России в прошлом году, говорят, тогда было легче, чем теперь на Кавказе. Почти постоянно мы находимся в ближнем бою с противником. Вокруг ужасный грохот, изо всех концов леса летят камни, свистят пули. Русские стрелки невидимы. А у нас потери и снова потери, ибо в горах мы лишены танков и тяжелого вооружения и вынуждены действовать винтовкой и пулеметом. Наши летчики хотя и помогают нам, но они ничего не видят в лесистых горах. Нас изнуряет жажда на этой отверженной богом высоте. Внизу, в долине, воды сколько угодно, но – увы! – там сидят русские, озлобленные и упрямые».

Засылка групп и отрядов в тыл противника не была изобретением генерала Петрова. В тыл врага засылали своих воинов с целью разведки и нанесения потерь еще в стародавние времена. Заслуга Петрова состоит в том, что в условиях явного превосходства противника в силах, когда сдерживать его части мы уже могли с трудом и медленно, с тяжелыми боями отступали к морю, Петров, чтобы облегчить положение частям, которые противостоят гитлеровцам в открытом бою, применил тактику активных действий мелкими группами и отрядами в тылу врага. Иван Ефимович понял и использовал специфику горной местности, где войска действуют на разобщенных из-за хребтов и долин направлениях, где можно проникать во вражеские тылы и там, не встречаясь с крупными силами, наносить удары. Отряды и группы действовали разрозненно, но причиненный ими урон в людях и технике, нарушение связи, нападение на штабы, базы снабжения – все это в конечном итоге составляло немалую цифру потерь, ослабляло врага, создавало атмосферу нервозности, неуверенности, что отрицательно влияло на боевые действия наступающих частей и соединений.

В результате всех принятых мер враг потерял инициативу, истратил свои силы, не добившись поставленных целей. На этом закончилась попытка противника прорваться к Туапсе.

Немецкие войска – 17-я армия и 49-й горнострелковый корпус – застряли на перевалах Главного Кавказского хребта и на подступах к Туапсе.

Приближалась зима. Надо было что-то предпринимать. В штабе 17-й армии Руоффа на совещании обсуждался вопрос, что же делать дальше на туапсинском направлении. Мнения резко разошлись. Некоторые офицеры, недостаточно хорошо осведомленные в обстановке, считали, что советские войска полностью истощили свои силы и в ближайшее время не смогут не только проводить наступательные действия, но и предпринимать контрудары, а поэтому следует завершить до зимы наступление на Туапсе.

Однако начальник штаба 17-й армии, хорошо знавший обстановку и боеспособность советских частей, считал возможными значительные наступательные операции русских на туапсинском и новороссийском направлениях.

А что же намеревалось делать командование группы армий «А»? Несмотря на огромное желание Гитлера продолжать продвижение к бакинской нефти, в Иран и далее, осуществить этот столь желаемый фюрером план было нечем. Поэтому командование группы армий «А» пришло к заключению: дать частям отдых, доукомплектовать их, подтянуть резервы и весной вновь перейти в наступление. В штабах и частях началась энергичная работа по закреплению на тех рубежах, которые гитлеровцы захватили к ноябрю. Был составлен общий план размещения войск группы «А» и снабжения на зиму 1942/43 года.

Совсем о другом думал генерал Петров. Войск у него прибавилось. Ставка усилила группу двумя стрелковыми дивизиями, одной кавалерийской, одной горнострелковой, шестью стрелковыми бригадами и четырьмя истребительно-противотанковыми артполками. К этому времени Петров не только полностью вошел в обстановку на фронте, который обороняла Черноморская группа войск, но и крепко держал в руках руководство всеми подчиненными ему армиями, знал, на что они способны, и, исходя из этих возможностей, планировал дальнейшие действия руководимых им частей и соединений.

Стояла ненастная погода, шел то мокрый снег, то холодные дожди. Горные тропы и дороги покрыла гололедица. И вот, несмотря на эту непогодь, Петров решил нанести гитлеровцам удар. Он тщательно его подготовил. Этот удар был полной неожиданностью для фашистов. Они считали, что силы советских частей на этом рубеже совсем иссякли. И вдруг – такой удар! Гитлеровцы бежали, бросая вооружение, технику, боеприпасы – все, что они подготовили здесь на зиму.

Мне хочется обратить внимание на некоторые стороны деятельности Петрова именно в период Туапсинской операции.

В дни вступления Петрова в командование Черноморской группой войск в руках противника были почти все перевалы через Главный Кавказский хребет, его части приближались к Сухуми и Туапсе. Дивизии в боях с превосходящим противником несли потери и еще больше ослабли. И все же наступление врага было остановлено. Что произошло? Ну, прежде всего выстояли войска. Однако сыграло роль и то, что приехал новый командующий генерал-майор Петров, разобрался в обстановке, принял правильное решение и осуществил его. На бумаге, да еще много лет спустя, это так просто выглядит. Но попробуем предположить, «что было бы, если бы…». Не будем брать все возможные последствия прорыва гитлеровцев к Черному морю, возьмем одно: гитлеровцы заняли побережье. Дело, разумеется, не в том, что страна лишилась бы многих санаториев. Что было бы с ранеными, заполнявшими эти санатории, нетрудно себе представить. Что вообще творили фашисты в оккупированных районах, теперь общеизвестно. А для освежения памяти приведу отрывок из письма одного из оккупантов Кавказа:

«Когда Грозный, Малгобек и другие районы будут в наших руках, мы сможем захватить Баку и установить на Кавказе оккупационный режим, ввести в горы необходимые гарнизоны и, когда в горах наступит относительное спокойствие, всех горцев уничтожить… Горского населения в Чечено-Ингушетии не так уж много, и десяток наших зондеркоманд может за короткое время уничтожить все мужское население. Для этой акции в Чечено-Ингушетии много превосходных природных условий – ущелий, и не будет надобности сооружать лагеря».

Вот такой неожиданный аспект обретают в глазах фашиста «превосходные природные условия» Кавказа!

Не хочу идеализировать Петрова и приписывать только ему заслуги в предотвращении катастрофы – это будет неправда. Петров только командовал, умело руководил, а били врага те же армии, те же генералы и солдаты, которые и прежде на этих рубежах воевали. Но и роли Петрова не следует забывать. Те же армии, которые отступали, сначала остановили, а затем опрокинули фашистов потому, что силы прикладывали дружнее, да туда, куда нужно, да вовремя, да более решительно. Вот и выходит, что многое может сделать и один человек, если он настоящий, талантливый полководец.

Не переоцениваю ли я Петрова? Пусть скажет об этом его непосредственный старший начальник – командующий Закавказским фронтом генерал армии И. В. Тюленев:

«Командующий группой армий „А“ Клейст отдавал грозные распоряжения: сломить нашу оборону, но советские войска, которыми командовал генерал И. Е. Петров, отразили все атаки противника и, нанеся ответный удар, разгромили ударную группировку врага, рвавшуюся к Туапсе.

Ивана Ефимовича Петрова я уважал как опытного, хладнокровного, обладающего большими организаторскими способностями генерала… С вступлением в командование Черноморской группой И. Е. Петрова положение на важном стратегическом участке Кавказа изменилось. Улучшилось управление войсками, они день за днем стали успешно выполнять поставленную перед ними задачу».

Активно участвовали в Туапсинской оборонительной операции и старые боевые друзья Ивана Ефимовича – моряки Черноморского флота, артиллеристы береговой артиллерии и летчики морской авиации. Боевые корабли и суда Черноморского флота за сентябрь – ноябрь перебросили в туапсинский оборонительный район три стрелковые бригады, кавалерийскую и горнострелковую дивизии, артиллерийские и другие части, перевезли много грузов и эвакуировали 2500 раненых.

Остановив противника под Туапсе, генерал Петров приказал командующему 18-й армией генералу А. А. Гречко разработать план наступательной операции и представить его на утверждение 20 ноября 1942 года. Иван Ефимович не знал, какие радостные вести предстоит услышать ему, всем советским людям именно в этот день. 19 ноября перешли в контрнаступление под Сталинградом войска Юго-Западного и Донского фронтов. 20 ноября ударил и пошел им навстречу, чтобы замкнуть окружение, Сталинградский фронт.

Получив эту весть, генерал Петров сделал все, чтобы его Черноморская группа, невзирая на непогоду, истощенность сил, плохую обеспеченность всем необходимым для боя, немедленно перешла в наступление. Петров понимал – это необходимо, чтобы противник не мог снять части с Кавказа и бросить их под Сталинград. «Дивизии Черноморской группы наступали в таких условиях, когда один фланг, в долине, утопал в грязи и горных потоках, а другой, на горном хребте, пробивался сквозь снежную метель. Но, несмотря ни на что, войска с тяжелыми боями продвигались вперед с 26 ноября и до 17 декабря. И все это по личной инициативе Петрова, благодаря его стратегическому мышлению, пониманию обстановки. Ведь приказа о наступлении Петров не имел, он выполнял директиву Ставки: отстоять Туапсе, остановить здесь наступление врага. Больше того, как только Петрову удалось стабилизировать фронт, из состава его Черноморской группы были взяты 11-я и 12-я кавалерийские дивизии и переброшены в Северную группу войск.

Вот как верила Ставка в Петрова – совсем недавно под Туапсе все рушилось, грозила катастрофа, теперь же отсюда дивизии снимают!

Ставка провела перегруппировку кавалерийских дивизий и других частей, чтобы создать благоприятные условия для проведения Сталинградской операции. 15 ноября, за четыре дня до начала наступления на Волге, Верховный Главнокомандующий вызвал командующего Закавказским фронтом генерала армии Тюленева и командующего Северной группой войск генерал-лейтенанта Масленникова и приказал им, прочно прикрывая основные направления на Грозный и Орджоникидзе, нанести удары по моздокской и алагирской группировкам врага. Это должно было сковать войска противника на Кавказе, не позволить им оказывать помощь Сталинграду, в то же время давало возможность бить гитлеровцев здесь, на рубеже Терека, в дни, когда они сами не могут получить подмогу.

27 ноября левый фланг 9-й армии перешел в наступление, но в течение трех дней не смог прорвать оборону врага.

11 декабря Ставка указала командующему Северной группой войск:

«Противник уже перебросил из района ваших войск часть своих сил на север… Преднамеренный отход противника на северном берегу Терека нельзя считать случайностью. Создалась, таким образом, благоприятная обстановка для наступления всех ваших войск. Ваша задача состоит в том, чтобы не упустить момента и действовать посмелее».

К этому времени кольцо под Сталинградом замкнулось. Теперь гитлеровские генералы и солдаты затаив дыхание ждали развязки. Командование 1-й танковой армии гитлеровцев докладывало наверх о причинах снижения боеспособности войск:

«…они, кажется, осведомлены о положении в Сталинграде».

Командующий группой армий «А» отвечал:

«Необходимо разъяснить всем командирам, что танковая армия должна во что бы то ни стало, несмотря на сильное давление неприятеля, удерживать свои позиции… Все теперь заключается в том, чтобы… стиснув зубы, держаться».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.