Вольфрам Зиверс — козёл отпущения

Вольфрам Зиверс — козёл отпущения

Кадры «Аненербе» были воспитаны строго в соответствии с идеологией. Так что и первый человек, увидевший свой дом с необычайной высоты, удивился не тому, что он увидел, а той простоте, с которой, оказывается, можно подчинить этот крохотный мир власти фюрера.

И тут нам стоит вернуться на не самый справедливый Нюрнбергский процесс и снова услышать слова, которые там были произнесены, слова, благодаря которым «Аненербе» и оказался в первой строке чёрного списка борьбы с нацизмом. Учёных-теоретиков трудно привлекать к ответственности и вешать за военные преступления. Учёных-практиков — напротив, легко. А поскольку «Аненербе» занимался не только теорией, но и практикой, то часть его состава смело могла пойти под нож правосудия. Во всяком случае, главу «Аненербе» сгубили показания о «биологическом материале». Не летающие тарелки, не ракеты Фау, не поиски Священного Грааля или страны Шамбалы, не разведение пчёл по новым арийским технологиям, не использование рунических проклятий для отражения атаки союзников, а, так сказать, человеческий фактор. «Аненербе» вёл исследования человека и на человеке. Не на мышах, не на собаках, не на мушках-дрозофилах, как принято, а на человеке. Зиверсу инкриминировали то, что по его указаниям заключённые лагерей были использованы как коллекционный материал (черепа, скелеты) для антропологического института «Аненербе» в Страсбурге и для опытов, проводившихся в лагерях смерти.

Итак, вот фрагмент показаний Зиверса, за которые он, собственно, и был повешен (опубликовать все материалы допроса на процессе в рамках нашей сравнительно небольшой книги попросту нереально!):

«Джонс: Я хочу, чтобы вы, прежде всего, взглянули на документ ВБ-573.

Сейчас мы проверим, насколько правильно то, что вы не имели ничего общего с этой коллекцией. Это письмо Брандта в главное управление имперской безопасности, датированное 6 ноября 1942 года. Брандт был адъютантом Гиммлера, не так ли?

Зиверс: Он был личным референтом.

Джонс: Итак, в этом письме сказано:

«Содержание: Создание коллекции скелетов в анатомическом институте в Страсбурге. Рейхсфюрер СС приказал, чтобы всё, что необходимо для исследовательской работы гауптштурмфюрера СС профессора доктора Хирта, который одновременно является директором одного из отделов института военных исследований специального характера, входящего в состав «Аненербе», в управлении по вопросам наследственности, было предоставлено в его распоряжение. По приказу рейхсфюрера СС я прошу вас организовать запланированную коллекцию скелетов. Обер-штурмбаннфюрер СС Зиверс свяжется с вами для выяснения подробностей».

Этот Зиверс — это вы, не так ли?

Зиверс: Да.

Джонс: С вами связались для выяснения подробностей?

Зиверс: Здесь речь идёт о создании анатомической коллекции страсбургского университета, который тогда перешёл в наше ведение, а именно о реорганизации так называемого анатомического музея, как это принято во всех анатомических отделах университетов.

Джонс: То есть это был вопрос только научного исследования, не так ли?

Зиверс: Да.

Джонс: Откуда вы собирались получить эти скелеты?

Зиверс: О подробностях должен был договориться профессор Хирт.

Джонс: Вы просто ответьте на мой вопрос, потому что ответ вам прекрасно известен. Откуда вы собирались получать эти скелеты?

Зиверс: Мы должны были получать их из Освенцима.

Джонс: Теперь взгляните на письмо, направленное вами Брандту в ответ на его сообщение, в котором вы советуете ему, где именно можно достать эти скелеты. Этот документ мы представляем под номером 66-574.

Это письмо от 9 февраля 1942 г. озаглавлено: «Общество по изучению наследственности», помечено: «Секретно». Письмо адресовано Брандту, адъютанту Гиммлера. Это ваше письмо, свидетель, не так ли? Эта ваша подпись в конце письма?

Зиверс: Да.

Джонс: Я прочту его. «Дорогой Брандт! Отчёт профессора доктора Хирта, который вы затребовали в вашем письме от 29 декабря 1941 г., приложен к настоящему письму. Я не имел возможности направить вам его ранее, так как профессор Хирт был тяжело болен». Затем следуют подробности его болезни. «Поэтому профессор Хирт смог написать только предварительный отчёт, который я, однако, хотел бы вам представить. Этот отчёт касается: 1) его исследований в области микроскопии живых органов; открытия новых методов исследования и конструкции нового микроскопа; 2) его предложения по поводу получения черепов еврейско-большевистских комиссаров».

Затем следует ваша подпись. Вы послали это письмо и отчёт профессора Хирта и его предложения. Вот отчёт Хирта:

«Содержание: Коллекционирование черепов еврейско-большевистских комиссаров с целью научного исследования в имперском университете в Страсбурге. Имеются богатые коллекции черепов всех рас и народов. Однако в распоряжении науки имеется так мало черепов евреев, что работа с ними не может дать достаточно надёжных результатов. Война на Востоке теперь даёт нам возможность восполнить этот пробел. Получив черепа еврейско-большевистских комиссаров, которые представляют собой прототипы отвратительных, но типичных недочеловеков, мы сможем сделать ряд существенных научных выводов.

Лучшим практическим методом для получения и отбора этой коллекции черепов явится распоряжение вооружённым силам немедленно передавать живыми полевой полиции всех захваченных еврейско-большевистских комиссаров. В свою очередь полевая полиция должна получить соответствующие директивы регулярно сообщать определённому учреждению относительно количества и места заключения захваченных евреев и тщательно за ними следить до прибытия специального уполномоченного (молодого военного врача или полицейского врача либо студента-медика), которому будет поручен сбор материала. Он должен предварительно заснять их на плёнку, провести антропологические измерения и, насколько это возможно, установить происхождение, дату рождения заключённого и другие личные данные о нём.

Вслед за тем, как эти евреи будут умерщвлены, — при этом голова не должна быть повреждена, — уполномоченный отделит голову от тела и отошлёт её в специально созданном для этой цели, закрывающемся жестяном ящике, заполненном специальной жидкостью для консервации, по месту назначения. На основании фотоснимков и других данных о голове, а затем о самом черепе, можно приступить к сравнительным анатомическим исследованиям расовой принадлежности, патологических явлений, связанных с формой черепа, формой и размером мозга и другими данными. Самым подходящим местом для хранения и исследования полученных таким образом коллекций черепов является новый имперский университет в Страсбурге — в силу своего призвания и стоящих перед ним задач».

Это ведь был отчёт, который вы переслали Брандту?

Зиверс: Да, это отчёт профессора Хирта.

Джонс: Каким образом проходило такое коллекционирование скелетов живых людей?

Зиверс: Я не могу об этом сказать в деталях. Во время предварительных допросов я указал на то, что в связи с этим делом необходимо допросить самого профессора Хирта.

Джонс: Письмо датировано 5 сентября 1944 г., помечено: «совершенно секретно». К тому времени союзные армии уже приближались к Страсбургу, не так ли?

Зиверс: Это правильно.

Джонс: Тема письма: «Коллекция скелетов евреев».

«Согласно предложению от 9 февраля 1942 г. и с вашего согласия 23 февраля 1942 г. штурмбаннфюрер СС профессор Хирт собрал коллекцию, которой прежде не существовало. В связи с большим объёмом научная работа, связанная с созданием коллекции скелетов, ещё не закончена. Поскольку потребовалось бы ещё некоторое время для 80 скелетов, Хирт запросил директивы относительно обращения с коллекцией, собранной в морге анатомического института, на тот случай, если Страсбург окажется в угрожающем положении. Он может произвести работы по отделению тканей от костей, что сделает трупы неопознаваемыми. Однако это означало бы, что часть всей работы была бы сделана напрасно, а это большая потеря для единственной в своём роде коллекции, так как после этого будет невозможно сделать гипсовые слепки гоминидов. Коллекция скелетов может остаться незаметной. О тканях, снятых с костей, можно было бы заявить, что это брошенные французами останки трупов, которые мы обнаружили при взятии Страсбурга и которые подлежат кремации.

Пожалуйста, сообщите, какое из следующих трёх предложений должно быть проведено в жизнь: 1) коллекция в целом может быть сохранена; 2) коллекция должна быть уничтожена частично; 3) коллекция должна быть целиком уничтожена».

Почему вы хотели отделить ткани от костей трупов, свидетель?

Зиверс: Я должен сказать по этому поводу, что это письмо было получено мною в качестве запроса от профессора Хирта и отправлено в виде телеграммы. Поэтому, как я уже сказал, я не мог вспомнить об этом, поскольку мне, как непосвящённому лицу, было совершенно неизвестно, как поступили с этой коллекцией.

Джонс: Почему вы предлагали свалить вину на французов? Вы ведь знали, что для того, чтобы создать эту коллекцию, были произведены убийства, не так ли?

Зиверс: Я только что заявил, что в этом письме передал ходатайство профессора Хирта, и я сказал, что не мог запрашивать об этом от своего имени, так как я не был специалистом в этом вопросе и потому не мог судить об этом. Таким образом, я заявил, что это был запрос профессора Хирта, который я передал дальше по инстанции.

Джонс: Имели ли вы возможность провести в жизнь это предложение об отделении тканей от костей?

Зиверс: По этому поводу я ничего не могу сказать, потому что не имею представления об этих вещах.

Джонс: К счастью, мы и на этот раз располагаем документом, в котором всё это описывается. Посмотрите на этот документ. Совершенно ясно, что вы не имеете намерения говорить правду. Это два документа из архивов Гиммлера. Первый подписан гауптштурмфюрером Бергом: «12 октября 1944 г. я разговаривал по телефону с штандартенфюрером СС Зиверсом и спросил его, была ли полностью уничтожена страсбургская коллекция скелетов, как это было указано штандартенфюрером СС Баумертом. Штандартенфюрер СС Зиверс ничего не мог сообщить мне по этому поводу, так как не узнал что-либо новое от профессора Хирта. Я сказал ему, что если коллекция ещё не уничтожена, то часть её должна быть сохранена. Однако должна быть создана гарантия, что можно будет уничтожить коллекцию полностью, если вследствие изменившейся военной обстановки Страсбург окажется в угрожающем положении. Штандартенфюрер СС Зиверс обещал мне навести справки и доложить обо всём».

Следующий документ от 26 октября 1944 г. Он тоже подписан Бергом.

«Во время моего посещения полевого управления штаба 21 октября 1944 г. штандартенфюрер СС Зиверс сообщил мне, что за это время коллекция в Страсбурге полностью уничтожена в соответствии с тем указанием, которое было получено в своё время. Он придерживается того мнения, что лучше всего поступить именно так, принимая во внимание создавшееся положение».

Вы были практически руководителем этого опыта по умерщвлению людей, не так ли? Вы являлись жизненно важной частью в машине этого «Аненербе»?

Зиверс: Я не был ни в коей мере важной частью этого механизма, и это вытекает из моих показаний в Комитете уполномоченных. Общество по изучению наследственности — «Аненербе» — имело более 50 отделов и проводило большое количество экспериментов, которые в соответствии с его первоначальной структурой основывались на научной базе, и оно было так сильно занято исключительно этими экспериментами, что эти вопросы, как я полагаю, к сожалению, разрешались исключительно по указанию Гиммлера…

Джонс: Какое вы имели отношение к проводимым на живых людях опытам с отравляющими газами или химическим веществом «Лост» (иприт), к опытам по изысканию методов лечения ран, вызванных химическим препаратом «Лост»?

Зиверс: Профессор Хирт разработал метод лечения ран, вызванных действием отравляющего вещества «Лост». При создании метода лечения он в порядке эксперимента проводил опыты на самом себе, которые привели к тяжёлым последствиям для его здоровья, как это следует из предъявленного документа.

Джонс: Кроме самого себя, он использовал для опытов и других людей, не так ли?

Зиверс: Я продолжаю. Гиммлер интересовался этими опытами, и он очень разволновался, когда услышал, что Хирт проводит эксперименты на самом себе. Гиммлер сослался при этом на распоряжение фюрера, чтобы для таких опытов использовались добровольцы из числа заключённых или из числа приговорённых к смертной казни преступников. Только после требования Гиммлера Хирт провёл контрольные опыты на 20 заключённых, но сделал он это только тогда, когда уже было известно на основании опытов, проведённых им на самом себе, что вредные последствия, вызываемые этими экспериментами, не носят длительного характера. Он указал далее на то, что гораздо важнее (это был первый рабочий контакт с Хиртом) получить для этих экспериментов достаточное количество подопытных животных, так как с начала войны их количество сократилось настолько, что уже невозможно было проводить необходимые научные опыты.

Джонс: Одну минуту. Попытайтесь ответить на мой вопрос и не произносить длинных речей. Вы использовали при этих опытах вместо животных людей, да или нет?

Зиверс: Вы имеете в виду опыты профессора Хирта?

Джонс: Я хочу, чтобы вы посмотрели на страницу 30 немецкой книги документов. Пахолегг говорит: «Я лично видел через наблюдательный глазок камеры, как один заключённый находился в разрежённом пространстве до тех пор, пока у него не лопнули лёгкие. Некоторые эксперименты вызывали у людей такое давление в голове, что они сходили с ума и рвали на себе волосы, стараясь освободиться от этого давления. В своём безумии они разрывали себе лицо и голову ногтями в попытке покалечить себя, они разбивали себе головы о стены, они кричали, пытаясь облегчить боль в ушах от давления. Обычно эти эксперименты с крайне низким давлением кончались смертью экспериментируемого. Эксперименты с крайне низким давлением настолько часто кончались фатально, что они использовались скорее как обычное средство казни, чем как эксперимент. Я знаю случаи, когда при экспериментах Рашера заключённые находились в условиях низкого давления либо высокого давления или комбинации того и другого в течение 30 минут.

Эксперименты в целом делились на две группы: одни из них известны под названием «живых экспериментов», а другие — просто как «X»-эксперименты, то есть эксперимент и казнь одновременно».

Этот вид экспериментов производился Рашером для военно-воздушных сил. Не так ли?

Зиверс: Так точно.

Джонс: Хорошо, милорд. (К свидетелю): Тогда, свидетель, вы сейчас сделаете своё признание Трибуналу?

Зиверс: На Комиссии 27 июня в Нюрнберге я должен был, отвечая на вопросы, давать показания, относящиеся к делу. Так как меня неоднократно просили в своих высказываниях быть очень кратким, я ограничился только самым существенным и при этом не говорил о себе лично и о своём отношении к данным вопросам. Как я теперь вижу, это привело к тому, что достоверность моих показаний подвергается сомнению и мне инкриминируется, что я сам участвовал в проведении этой исследовательской работы и что поэтому я якобы не хотел говорить правды. Поэтому теперь, после того как выяснено положение вещей, я хочу лично оправдаться.

Я вступил как в партию, так и в СС только как видный член тайной организации движения Сопротивления, получил от неё задание. Именно определённый пост в «Аненербе» предоставлял нам возможность вести подпольную работу против нацистской системы.

Джонс: Свидетель, когда вы сказали «движение Сопротивления», я не совсем вас понял. В каком «движении Сопротивления» вы участвовали?

Зиверс: Я имел в виду тайную организацию, возглавлявшуюся доктором Хильшером, который был арестован в связи с событиями 20 июля, задержан гестапо и просидел в тюрьме продолжительный срок. Я поэтому неоднократно протестовал против этих экспериментов, что привело к тому, что Гиммлер издал распоряжение, ставшее известным из документов также и здесь. Согласно этому распоряжению, сопротивление, оказываемое проведению этих опытов, рассматривалось как измена родине, а это означало смертную казнь. Между прочим, он заявил мне, что никто не требует от меня проведения этих опытов, за которые он один несёт ответственность, что, кстати сказать, такие опыты над людьми, как я и сам впоследствии читал, ставились в медицине неоднократно и что их нельзя избежать. Об этом свидетельствуют ставшие известными опыты над людьми, проводившиеся в 1900 году Дитом и позже Гольдбергером в Америке. Несмотря на это мои угрызения совести…

Джонс (перебивая): Я не знаю, милорд, желает ли Трибунал заслушивать далее этот материал. Мне кажется, что это скорее попытка уйти от признания…»

Зиверс — заговорщик?! Но самое интересное, что Вольфрам Зиверс не обманывал высочайший трибунал — он и на самом деле был участником немецкого Сопротивления! Одной из многочисленных групп, которые видели весь кошмар национал-социализма, а главное — результаты, к которым целенаправленное следование идее «нового человека нордической расы» может привести. Но что он мог сделать? При всём желании он не имел права отменить ни одного приказа свыше! И шли заказы на «особые» исследования из ведомства Геринга, Гиммлера, Мильха… Мыслями об убийстве Гитлера задавался и министр вооружений Шпеер, высматривая, как бы получше закинуть только что разработанный в «Аненербе» газ «табун» в воздуховод бункера фюрера. Только в ходе его бесед с более просвещёнными насчёт свойств газа людьми выяснилось, что «табун» приобретает свои свойства только в результате взрыва. Да и газа не было. «Но даже если бы мы уже достали газ, — с горечью вспоминал он, — эти дни всё равно ничего не принесли бы нам. Потому что, когда я в это время под благовидным предлогом стал осматривать вентиляционную шахту, я обнаружил, что картина изменилась. На крышах всего комплекса находились вооружённые часовые-эсэсовцы, были установлены прожектора, а там, где только что на уровне земли располагалось отверстие шахты, было выстроено что-то вроде 3–4 метрового камина, закрывающего доступ к вентиляционному отверстию. В этот момент у меня возникло подозрение, что мой план раскрыт. Но на самом деле вмешался случай. Гитлер, который во время Первой мировой войны на какое-то время ослеп, отравившись газом, распорядился построить этот камин, потому что токсичный газ тяжелее воздуха». На фюрера было совершено немыслимое количество покушений, и ни одно из них не увенчалось успехом. Его хранила та сила, которая и привела его к власти. Воистину магическая.

А Зиверс? В его «немецкое Сопротивление» никто не поверил. Как не поверили и в прозвучавшие на допросах упоминания Священного Грааля, Гипербореи, Агартхи, Шамбалы. Однако почему-то перед казнью к нему допустили доктора Хильшера, и тот провёл непонятный для непосвящённых обряд, о котором все исследователи пишут, но никто не пытается объяснить. Упоминают странное положение рук (рунические пассы) доктора Хильшера и то, что Зиверс встал перед ним на колени, и слово, которое он произнёс, точнее даже не слово, а руническую мантру, означающую «вечность»: ар — эх — ис — ос-ур. И видят в этом едва ли не знак того, что Зиверс выбрал себя сознательно в жертву, а маг Хильшер «отправил» его в другое измерение прямо из союзнической петли. Увы! Обряд был простым. Брат Хильшер провожал брата Зиверса туда, откуда возврата нет.

Интересно, что Хильшер ещё летом 1945 года оставил один любопытный документ, который называется «Тайная помощь арестованным евреям» и хранится в одной из библиотек Тель-Авива под номером 598. Этот документ приводит А.Дугин, а мы печатаем его в сокращении. Рассказывается в нём как раз об этой «институтской» группе Сопротивления.

«Мы в нашей группе решили, что создание новой партии — это не тот путь, которым надо следовать. Мы предпочли организовать неформальную группу людей, которая могла бы инфильтроваться в важнейшие области и действовать там, исходя из наших общих идеологических интересов. С этого момента мы активно сотрудничали с другими группами, кружками и партиями (в частности, в доме Салингера). Мы стремились к тому, чтобы каждый из наших сконцентрировал вокруг себя максимальное количество контактов, связей и отношений.

В 1933 году, когда Гитлер пришёл к власти, все эти группы, легко пережившие запрет на партии, избрали каждая свой путь борьбы с режимом. Отто Штрассер, например, уехал за границу, откуда направлял деятельность своих сторонников в Третьем рейхе. Эрнст Никиш проводил конспиративные встречи, на одной из которых он и был арестован. Мы же, со своей стороны, решили работать в условиях полного подполья и не заявлять о себе как о группе, сделав вид, что всё существовавшее ранее разлетелось вдребезги перед лицом успеха победившей стороны. Следуя разработанному заранее плану, мы проникли в партию, где старались занять важные стратегические посты, позволяющие накапливать контакты, помогать друзьям, собирать информацию…

…Так как мы были не уверены, что Горделер и его генералы (имеется в виду оппозиция Гитлеру в армии. — Ред.) действительно смогут довести до конца покушение, которое мы давно обсуждали, мы стали готовить наше собственное покушение, которое назначили на осень 1944 года. Но волна арестов, последовавшая за неудавшимся покушением 20 июля 1944 года, помешала нам осуществить наш план. …В целом наша деятельность осуществлялась благодаря тесной связке трёх персонажей из нашей группы, которые контролировали всю информацию, пропускные документы и взаимопомощь: Вольфрам Зиверс, Шуддеркопф и Шаде. Они постоянно снабжали нас информацией о деятельности СС, СД и абвера, где они занимали высокие посты. Выписывая фальшивые паспорта и пропуска, организуя фиктивные исследовательские экспедиции и официальные поездки, финансируя нашу деятельность из бюджета своих служб, они прекрасно сознавали, что, если их деятельность будет раскрыта, их высокое положение только усугубит всё дело, и их наказание будет ужасным, и одновременно в лагере союзников их посты принесут им только вред, так как там их примут за убеждённых нацистов. Зиверс выдал мне служебный паспорт руководителя личной службы рейхсфюрера СС, хотя я никогда близко не занимал такого поста (впрочем, я не был и членом партии, ни тем более СС). Он дошёл до того, что для моей свадьбы предоставил в моё распоряжение помещение организации «Аненербе», откуда по этому поводу он приказал вынести все портреты Гитлера!

Он смог организовать мою поездку в гетто (Литцманштадта), чтобы я смог спасти кое-кого оттуда. После моего ареста (за участие в покушении 20 июля) он не только не был сломлен во время допроса (он железно выдержал такие вопросы: «Правда ли, что Хильшер от вашего имени договаривался с графом Штауффенбергом?»), но и вызволил меня из тюрьмы. Наконец, именно Зиверс организовал второе покушение. Это второе покушение планировалось на Гитлера и на Гиммлера в окрестностях Оберзальц-берга. Особенно важно было устранить Гиммлера, так как именно он контролировал аппарат, без которого Гитлер никогда не смог бы в кратчайшие сроки восстановить полноту политического и полицейского контроля. С моим арестом прекратилась деятельность последней группы, сражавшейся против партии. Когда я вышел на свободу, передо мной открылась панорама развалин. Даже сегодня я не могу со всей определённостью узнать, кого повесили, а кого нет».

Увы, Зиверса повесили. Но не Гитлер, а союзники.

Один из вопросов, который ему задал на процессе Джонс, был такой:

«Кроме этих экспериментов, которые я особо упомянул, «Аненербе» также использовалась для политических целей, не правда ли?»

Удивлённый, Зиверс (ему это и в голову прежде не приходило) переспросил: «Что вы понимаете в этой связи под политическими целями?»

На что Джонс дал разъяснение: «Ну, например, деятельность пятой колонны за границей. Влияние на научную мысль за границей как мера политического воздействия».

«Нет», — сказал Зиверс, понимая под отрицанием, что не работал на гитлеровскую пропаганду.

«Да», — отмахнулся Джонс и зачитал документ, приобщённый к делу, в котором говорилось о привлечении на свою сторону лиц, занимающих ключевые позиции в интеллектуальной жизни страны, о возрождении национального самосознания, о поиске талантливых кадров для «Аненербе».

Даже если бы Зиверс хотел представить этот документ как документ «Сопротивления», ему бы это никогда не удалось…