Глава 3 ОТНОШЕНИЕ КЕЛЬТОВ К СВЕРХЪЕСТЕСТВЕННОМУ

Глава 3

ОТНОШЕНИЕ КЕЛЬТОВ К СВЕРХЪЕСТЕСТВЕННОМУ

Кельтская первобытная религия. Кельты были одержимы магией и привержены ритуалам не в меньшей, но и не в большей степени, чем остальные обитатели Древнего мира. Необходимо подчеркнуть слово «магия», поскольку религии как таковой они не знали, хотя в соответствии с современной антропологической концепцией их верования и можно назвать первобытной религией.

Подобно многим простым деревенским жителям последующих эпох, кельты верили, что магические силы пронизывают окружающий мир, влияют на все аспекты человеческой жизни и, таким образом, их можно использовать в своих интересах с помощью ритуалов, жертвоприношений и чтения вслух мифов — священных сказаний, которые служат божествам напоминанием, услаждают слух и побуждают снизойти до нужд простых смертных. Любые попытки выстроить верования кельтов по схеме великих мировых религий, сопоставить различные мифы о жизни после смерти, отношениях человека со сверхъестественным, с богами и сущностями, не поддающимися четкому определению, отыскать в них логику и иерархию, бесполезны и свидетельствуют о неверном понимании сути всей трансальпийской варварской цивилизации дороманской эпохи. Развитого, организованного, общепринятого пантеона, такого, как у греков и римлян, в кельтском мире не существовало, но во многих кельтских сказаниях, культах и сакральной терминологии просматриваются ростки индоевропейской традиции, к которой кельты принадлежали наравне с арийскими предками индусов и италийскими предшественниками римлян.

Источники сведений о религии кельтов достаточно разнообразны, хотя до недавних пор большая часть фактического материала интерпретировалась неверно. На первом месте находятся богатейшие пласты древнеирландской литературы, которые пощадила церковная цензура. Они содержат множество мифологических трактатов, сохраненных под видом легендарных историй, имена многочисленных божеств, названия главных языческих праздников, сведения о деятельности друидов и прочее. Нельзя забывать и о несущих отпечаток языческих верований фрагментах в литературе Уэльса, а также о валлийских и ирландских свидетельствах, имеющих множество аналогов в континентальных источниках.

Основной массив данных о религии континентальных кельтов связан с надписями на исторических памятниках, созданных под владычеством и при поощрении римлян на кельтских землях, входивших в состав Римской империи. Надписи на латинском, реже на греческом языках обычно посвящались широкоизвестным и почитаемым римским богам, соотносившимся с местными богами или выступавшим в паре с кельтскими богинями. Изваяния и памятники, в основном в типично римском стиле, могут помочь в восстановлении иконографии более ранних веков, не оставивших материальных свидетельств. Некоторые пробелы восполняют замечания античных авторов, самые подробные и ценные суждения принадлежат Цезарю, однако эти источники содержат больше информации о друидах и разнообразных доктринах кельтов, нежели собственно о божествах. Определенные выводы можно сделать на основе сравнительного филологического анализа имен кельтских божеств и слов, связанных с культом; существует также касающийся протоистории археологический материал, источником которого служат погребения, вотивные клады и, в значительно меньшем объеме, места поклонения и храмы. Наряду с этим можно упомянуть изображения на галльских и бриттских монетах последнего периода независимости кельтов (фото 5, 47, 75).

Приблизиться к миру сверхъестественного можно прежде всего изучив обыденную жизнь тех, кому он представлялся вполне реальным, и в случае с кельтами наиболее подробные сведения об этом содержат ирландские источники. Для начала обратимся к языческим праздникам, которые знаменовали собой начало и конец сельскохозяйственных работ.

Ритуальный год. У кельтов, по крайней мере в Ирландии и Галлии (фото 76), год делился на два сезона — теплый и холодный. В Ирландии каждая половина года, в свою очередь, была отмечена временными вехами — всего там справляли четыре основных праздника, главный из которых известен под названием Самайн (Samain). В переводе на современный календарь он устраивался 1 ноября, но главные торжества приходились на канун этого дня. Самайн символизировал конец одного года и начало следующего, занимая пограничное положение между ними, а его позиция во времени по отношению к природным сезонам свидетельствует о том, что он знаменовал собой поворотный момент скорее скотоводческого, нежели земледельческого цикла. Самайн соответствует окончанию пастбищного сезона в условиях примитивного сельского хозяйства; в это время овец и рогатый скот собирали в одно стадо и вели на убой, в живых оставляли лишь часть животных — для размножения. Эта древняя скотоводческая практика в умеренной климатической зоне Европы была известна еще в эпоху неолита и как нельзя более подходила кельтам — любителям нескончаемых пиров. Слово «samain», скорее всего, означает «всеобщий сход», или «собрание», и, вероятно, именно в этот период в Ирландии устраивались ?enach обитателей t?ath. Значение, которое придавалось Самайну, огромно — об этом свидетельствует древнеирландская литература. Почти все описанные в ней важные события, относящиеся к дохристианскому периоду, происходили в течение этого праздника, но его истинный ритуальный смысл состоял в обретении гарантии, что природа возродится, земля вновь начнет плодоносить, а людям будет сопутствовать удача. В пору Самайна, таким образом, засевались семена благоденствия, которые должны были дать всходы грядущими весной и летом.

Жертвоприношения на этом празднике наверняка имели место, хотя никаких записей или материальных свидетельств о них не сохранилось. Специфика кельтских жертвоприношений будет освещена ниже, в данный же момент для нас больший интерес представляют мифы, связанные с Самайном. Они посвящены возрождению плодородия земли и ее обитателей, залогом которого служит союз бога — покровителя племени и богини природы, питавшей все живое на территории t?ath и часто выступавшей персонификацией реки или другого элемента природного ландшафта. Этот мифологический аспект иллюстрируют сказания о союзе бога Дагды с богиней Морриган или, по другим источникам, с Боанн — божеством реки Бойны. По крупицам сведений из разных источников можно попытаться понять, как представляли себе кельты этих божеств.

Имя Дагда означает «Хороший Бог», но «хороший» не в этическом смысле — здесь имеется в виду, что он «хорош во всем», то есть всемогущ и всеведущ. Дагда — отец племени, его покровитель и благодетель. Можно сразу сказать, что это типичный, основополагающий образ всех кельтских мужских божеств в Ирландии и за ее пределами. У кельтов не было «специализированных» богов войны, мудрости или солнца, что указывает на всеобъемлющие полномочия их племенных покровителей. Это умозаключение помогает понять, почему на протяжении всей кельтской зоны оседлости почиталось огромное количество богов, а, за редкими исключениями, территории, на которых поклонялись каждому из них, ограничены. Кроме того, на этом основании можно сделать вывод, что для кельта имели значение лишь местные божества, равно мужские и женские, покровительствовавшие его племени, а мир сверхъестественного, существовавший бок о бок с миром реальным, был открыт для простого смертного лишь в те дни, когда совершались магические обряды, с целью привлечь внимание к нуждам всего племени.

Как уже говорилось, супругой Дагды на время Самайна становилась богиня природы. Под именем Морриган, Королева Призраков, она часто упоминается в ирландских сказаниях; соотносимы с ней и такие наводящие ужас имена, как Немайн (Паника) и Бадб Катха (Ворон Битвы); в других контекстах присутствуют имена, к примеру Маха, Медб или Мэва, несущие символику, связанную с лошадью, вернее, с кобылой. Кельтские богини схожи по функциям с богами, но имеют не просто племенное или общесоциальное значение. Они олицетворяют собой природу и покровительствуют определенным территориям независимо от того, кому эти территории принадлежат — кельтским племенам или захватчикам, — и несут в себе одновременно созидательное, соотносящееся с изобилием и плодородием, и разрушительное начало; с ними связана солнечная, лунная, зооморфная или топографическая символика. Таковы главные действующие лица Самайна, которым возносились почести. В ночь накануне праздника, единственный раз в году, земной мир становился ареной действия магических сил. Волшебные существа выходили из пещер и холмов, простые смертные могли получать приглашение погостить в Ином мире, а чудовища злоумышляли против королей, и даже крепостные стены не служили преградой яду и огню.

Бельтайн (Beltine), или Сетсамайн (Cetshamain), второй значительный праздник в Ирландии, тоже по преимуществу скотоводческий, отмечался по современному календарю 1 мая и предварял начало теплого времени года, когда домашний скот переводили на подножный корм, выпуская на открытые пастбища. Одним из главных атрибутов этого праздника были огромные костры — подобное увеселение сохранилось и в христианские времена, а традиция проводить животных между двумя кострами, чтобы защитить их от болезней, зафиксирована в письменных источниках как языческий обряд, совершавшийся под присмотром друидов. Название «Beltine», включающее в себя кельтское слово, которое означает «огонь», возможно, связано с именем бога Белена (Belenus), широко почитавшегося в Северной Италии, Юго-Восточной Галлии и Норике (карта 8). Белен, по-видимому, — один из древнейших среди известных кельтских богов, и его культ связан прежде всего со скотоводческим укладом.

Два других ирландских сезонных праздника, Имболк (Imbolc) и Лугназад (Lugnasad), отмечались, соответственно, 1 февраля и 1 августа. Меньше всего известно о Имболке: во-первых, с давних времен считается, что он знаменовал собой начало дойки овец, а во-вторых, с наступлением христианской эры он совпал с праздником святой Бригиты в христианском календаре. Языческой предшественницей этой святой была ведунья Бригита — дочь Дагды, богиня плодородия, покровительница учености и врачевания. Следы увековеченного надписями и названиями местностей культа Бригиты, чье имя созвучно с санскритским Brhati (Благородная, Возвышенная), можно проследить и на континенте. Предположение, что Имболк мог быть связан с овцеводством, представляется разумным, поскольку, хоть эти животные и не обладали особым обрядовым статусом, в отличие от быков, кабанов и собак, названия которых входили как элементы в имена божеств и простых смертных, обработка овечьей шерсти была важной составляющей домашнего хозяйства кельтов.

Нельзя исключать возможность того, что изначально Имболк был общинным торжеством какой-то одной культурной или профессиональной группы населения. Сказания о боге Луге (Lug), ясно указывают на то, что если не сам праздник, то по крайней мере его название было принесено в Ирландию извне поздними переселенцами. По своей сути Имболк больше, чем все остальные известные ирландские праздники, соответствовал аграрному циклу. Он отмечался 1 августа — в разгар летнего перегона овец на пастбища — и, таким образом, плохо соотносился с циклом скотоводческим. Скорее он был предвестником созревания зерна, и в этом опять можно усмотреть специфику отношений кельтов с миром сверхъестественного: устраивавшиеся торжества служили гарантией того, что осенью будет собран обильный урожай, и вовсе не являлись проявлением благодарности за дары природы. Понятие благодарности не укладывалось в схему магического культа — общество заранее совершало ритуал, который, при соблюдении всех правил, должен был непременно привести к желаемому результату. Образ Луга в мифах свидетельствует о том, что этот бог — «новичок» среди ирландских божеств. Он тоже племенной бог, но имеет менее архаический характер, по сравнению со всеми остальными, владеет разнообразным оружием, а его эпитет Самилданах (Samildanach) означает «искусный во многих ремеслах» и указывает скорее на специализацию, чем на покровительство знаниям и творчеству вообще. Имя Луга входило в состав названий многих континентальных городов, в том числе Лугдуна (Lugudunum; современный Лион). В Ирландии центральной фигурой поклонения во время Лугназада был, очевидно, не сам бог, а богиня природы, например Таильтиу, в честь которой он, по одной из версий, и учредил этот праздник, или Маха, почитавшаяся в те времена в Ульстере. Предположение о том, что культ Луга в Ирландию принесли с собой галльские переселенцы примерно в I веке до н. э., пока что ждет исчерпывающих археологических доказательств.

У ирландского августовского праздника было и другое название — Брон Трограйн (Bron Trograin — «Неистовство Трограйна»). Этому божеству, не упоминающемуся в другом контексте, приносились жертвы ради изобилия и плодородия; в нем также можно усмотреть смутный образ племенного бога, которого затмил своим появлением Луг.

Из античных и ирландских источников известно, что календарь, по которому отмечались все праздники, был основан на наблюдениях за луной и исчислял не дни, а ночи. Можно предположить, что выбор даты торжеств был привилегией друидов, решавших, благоприятно ли время для праздника, или исходивших из каких-либо других соображений.

Итак, ритуальная сторона кельтского года, временными вехами которого служили праздники, была подчинена насущным бытовым нуждам, но считалось, что благополучие 1иаШ или племени зависит еще и от способности короля или вождя выполнять возложенные на него обрядовые функции. Этот вопрос подробно освещен в древнеирландских текстах, и можно заключить, что неурожай хлеба, болезни скота и прочие беды обычно объясняли несостоятельностью короля в качестве посредника между сверхъестественным и земным мирами, а причиной этой несостоятельности мог стать физический или сакральный недостаток — ведь каждое действие властителя было публичным и сопровождалось многочисленными обрядами.

Тема ритуального значения королевской власти достаточно разработана в научной литературе и не требует подробного обсуждения в данном исследовании, но об основных аспектах упомянуть все же необходимо. Прежде всего, в Ирландии король выступал смертным супругом местной богини природы. В Таре королей брали в мужья Этайн или Медб. Богиня преподносила своему избраннику кубок, что символизировало в кельтском обществе заключение брачного союза; в некоторых мифах молодой король встречает богиню возле колодца или родника, где она поджидает его в облике прекрасной девы. Второй спутницей короля становилась смертная женщина, но ее обрядовые функции не вполне ясны, в отличие от ритуального статуса цариц арийской Индии. Мифы о Таре посвящены в основном восхвалению «совершенного правления», рассказам о королях, под властью которых земля дарила обильные урожаи и весь миропорядок был устроен идеально. Но короли старели, и появлялись опасения, что их немощь станет причиной повсеместного упадка, земля истощится, людям перестанет сопутствовать удача. Божественная супруга дряхлеющего короля превращалась в гнусную ведьму, теряла свой благотворный дар по мере того, как силы покидали ее смертного мужа, и, наконец, возникала необходимость подыскивать нового спутника — залог дальнейшего процветания королевства. Без сомнения, кельтские вожди, по крайней мере в расцвет языческой эпохи, зачастую принимали лютую, но полную сакрального смысла смерть: в мифах присутствуют многочисленные иносказательные пассажи о том, как они погибали от ран, в воде и в огне, среди верховных чародеев, в присутствии ведьмы и бога — покровителя племени.

Племенные и природные божества. Возможно, более подробный разговор об уже упоминавшихся кельтских божествах следует начать с описания их поведения и внешности такими, какими они предстают в ирландской мифологии, а не с абстрактной классификации на основе других источников, например изящной иконографии, представленной римскими скульпторами, — так будет честнее по отношению к древним кельтам.

В сказаниях, связанных с Самайном, Дагда — гротесковая фигура. Он наделен великой силой и неумеренным аппетитом, носит куцую одежонку слуги, его оружие — огромная палица, которую приходится возить на телеге, а принадлежащий ему волшебный неисчерпаемый котел изобилия обладает свойством дарить вечную молодость и вдохновение. Вероятно, известняковая скульптура, портрет обнаженного мужчины с палицей (Керн-Аббас, Дорсет), посвящена богу со схожими полномочиями, а в Галлии подобный архетип, хоть и в более цивилизованном варианте, воплощает в себе Суцелл (Sucellos — «хорошо ударяющий»), владеющий молотом и чашей или блюдом, которые в данном случае выступают аналогом котла.

В древней Ирландии котел считался символом изобилия, и о котле Дагды сказано, что «никто не ушел от него голодным». Этим предметом утвари пользовались и другие ирландские боги, например мунстерский Курой и Гоибниу, варивший в нем пиво бессмертия. Котлы племенных богов тоже имели сакральное значение — некоторые короли находили в них свою смерть. Гротесковые мужские образы фигурируют во многих ирландских мифологических сказаниях и в валлийской литературе, например в мабиноги о Бранвен, дочери Ллира, великан с котлом на спине появился из озера, следом за ним шла женщина. Впрочем, эта история принадлежит к культурной традиции ирландских язычников, основавших поселения в Западном Уэльсе в позднеримские времена.

Образ Луга создан в рамках менее примитивной концепции. Его изображали молодым мужчиной, лишенным грубых черт, которыми наделен Дагда. И хотя не существует таких детальных и ярких портретов Луга, каких удостоился Дагда, можно вспомнить один из его эпитетов — Ламфада (L?mfhada), то есть Длинная Рука; под стать владельцу было и оружие — длинное копье и праща, ставшие впечатляющим нововведением в арсенале ирландских воинов.

О превращениях богини природы из прекрасной девы в омерзительную ведьму уже говорилось. Но были у нее и другие ипостаси, заслуживающие внимания. Таков образ разрушительницы, предсказывающей грядущее бедствие или проносящейся по полю брани. Знаменитому ульстерскому герою Кухулину явилась облаченная в красный плащ рыжебровая Бадб на колеснице, запряженной гротесковой лошадью, а сопровождала богиню уродливая мужская фигура верхом на корове. Вся сцена проникнута символизмом, но главная цель причудливой пары состояла в том, чтобы внушать, ужас. Затем Бадб приняла свою птичью ипостась — облик ворона или вороны — и со злорадным наслаждением взирала на кровопролитие, сея панику среди сражавшихся воинов и лишая их сил.

Бадб Катха, Ворон Битвы, — пример зооморфизма, характерный для многих кельтских божеств обоих полов. Посвященные им мифы были не столько проявлением архаического мышления, способного угадывать сверхъестественное в образе животных, сколько данью всемогуществу божеств, владевших искусством изменять обличье. Сравнительное исследование показало, что индоевропейские народы с давних времен поклонялись антропоморфным богам, и потому зооморфная концепция в чистом виде сохраниться не могла. Однако этимологически имя Lug может означать «рысь», в Галлии были известны имена Cernunnos («рогатый»), Tarvos Trigrannos («трехрогий бык»), а галаты принесли с собой в Малую Азию имя Deiotaros («божественный бык»), обладатели которого, как свидетельствуют письменные источники, жили в I веке до н. э.

«Лошадиный» элемент в создании имен мужских божеств заметной роли не играл, только в ирландской мифологии встречаются такие имена, как Ro-Ech, что означает «большой конь», и Eochaid (от ech — «лошадь»). Символизм, связанный с лошадиной тематикой, в большей степени присущ богиням; одним из самых распространенных имен было имя Эпона (Ероnа) — так звали богиню-кобылицу, изображенную на многих галло-римских алтарях. Она выступает двойником Этайн Эхрайде (Eta?n Echraide), Медб из Тары, Махи из Ульстера, а также Рианнон, Великой Королевы, известной по мабиноги о Пуйлле, владыке Диведа. Лошадиная ипостась, типичная для кельтских богинь, имеет важное значение в общей культурной традиции кельтов — народа, использовавшего в хозяйстве лошадей, — и указывает на их ранние евроазиатские культурные связи. (Фото 70, 73; карта 8.)

Триады. Еще одна особенность кельтских женских и мужских божеств — тройственность. Она не связана ни с религиозной концепцией триединства, ни с союзом трех разных сверхъестественных сущностей. По сути, тройственность — это свидетельство всемогущества божества, указывающее на его «тройную силу». Само число «три» было благим, священным и почиталось далеко за пределами кельтского мира, в том числе в Индии.

Триады женских и мужских божеств имеют свои характерные черты. Так, богинь обычно наделяли тремя разными именами: Морриган, Бадб и Немайн все вместе эквивалентны Морригне. Существовало три Бригиты и три Махи. Триада Эйре — Банба— Фодла по сравнению с остальными родилась довольно поздно, хотя все три имени в отдельности появились в глубокой древности. Среди других примеров — Кармен и Тлахтга, подарившие жизнь каждая троим сыновьям-близнецам.

Триады ирландских богинь перекликаются с галло-римскими богинями-Матерями, которым посвящены многочисленные памятники и надписи. Матери (Matres, Matronae) обычно изображались в образе трех женских фигур, несущих символы плодородия. Среди прочих эпитетов они, как правило, имели местные имена, что свидетельствует об их отождествлении с богиней природы, покровительствовавшей данному краю.

Триады мужских божеств принимали разные обличья. Основные персонажи пантеона — Дагда и Луг — не вполне тройственны, хотя первый приписывал себе еще два имени, а у второго было два брата, и в Тару он явился с двумя спутниками. Посвящения богу по имени Lugoves, найденные в Швейцарии и Испании, указывают на одну из трех ипостасей Луга, чье имя в единственном числе, как известно, увековечено названием города Лугдуна. В римской Галлии мастера создавали скульптуры местных божеств с тремя головами или тремя лицами, в Ирландии также найдена каменная голова трехликого бога (рис. 14). Прямое указание на существование в мифологии кельтов подобных устрашающих существ из мира сверхъестественного — Эллен Трехенд, появившийся из пещер Круахана и опустошивший Ирландию. Впрочем, тройственный архетип можно усмотреть в любом кельтском боге. В галльской иконографии некоторые детали изображений божеств — общие для всех, но при этом в ней просматриваются региональные или племенные особенности.

Нельзя забывать о том, что информация о кельтских божествах собрана из разных источников и касается культурных традиций и особенностей различных веков, архаических и более «молодых» популяционных групп, поэтому попытки обобщить фактический материал и выстроить его по определенной схеме, как если бы он исходил из одного общего центра или временного периода, бессмысленны. И в связи с этим нельзя не упомянуть о некоторых других ирландских божественных триадах. Так называемые «три бога ремесел» (Na tri dee dana), чьей персонификацией обычно выступают Гоибниу, Кредне и Лухта, похоже, не имеют никакого отношения к миру простых смертных — в мифологических сказаниях они действуют исключительно в мире сверхъестественного, среди других божеств. Еще одна триада, куда входят Мак Куйлл (Маc Сшll — «сын орешника» или «одноглазый»?), Мак Кехт (Мас СесМ — «сын плуга»?) и Мак Грене (Мае Сrёnе — «сын солнца»), вероятно, являются персонификацией племенных богов, вступающих в общение со смертными. Где-то между этими двумя архетипами можно поместить «трех королевских сыновей Иру-ата», чьи имена в мифах связаны не с обычным племенным сообществом, а с фианой — особой, присутствовавшей в большинстве ирландских племен группой людей определенного возраста, чьим занятием были охота и война. В случае с фианой связь между триадой и смертными была, по всей видимости, не так уж прочна, а магические услуги, которые получали члены военного братства, оплачивались не восхвалениями и дарами, а сохранением нейтралитета — невмешательством в дела богов. Это наводит на мысль об особом ритуальном статусе фианы, отрезанной, по крайней мере временно, от остального общества и жившей по своим законам.

Мифологические сообщества. Факт упоминания в ирландских сказаниях «трех богов ремесел» подводит нас к сложному вопросу: существовал ли у кельтов особый пантеон в противовес всемогущим и всеведущим племенным и природным божествам. В Ирландии ответ на него нужно искать прежде всего в мифах, связанных с Tuatha De Danann — Племенами богини Дану. В это божественное сообщество, чьим верховным королем был Нуаду Аргатлам (Аrgatl?m — «серебряная рука»), входили многие из уже упоминавшихся богов, в том числе Дагда, Луг и Гоибниу. Нуаду, владевший мечом и лишившийся в бою одной руки, был вынужден уступить трон Лугу из-за своего физического недостатка. Важнейшим свидетельством наличия в кельтской мифологии «специализированного» пантеона служит сказание «Пир Гоибниу» (Fled Gobniu). На этом пиру варился волшебный напиток, придававший богам силы в битве против злокозненных фоморов (fomoire). По всей вероятности, это очень древний миф, не получивший развития в племенном культе и сохраненный особым сословием ученых мужей и чародеев, которые были носителями более старой мифологической традиции, в отличие от остальных членов разрозненного кельтского общества, поклонявшихся племенным богам.

Вопрос о том, действительно ли существовал изначальный общеиндоевропейский пантеон богов, характеризовавшийся иерархией функций и полномочий его представителей, остается за рамками данного исследования, но необходимо сказать, что «специализация» богов, различия в полномочиях и символике, как, например, в случае с Марсом и Меркурием, — продукт средиземноморского урбанистического сознания, о котором кельты не имели представления до начала военных походов римлян и вне сферы влияния завоевателей. Это утверждение, однако, не отменяет тот факт, что кельтский мир сверхъестественного в определенной мере отражал порядок, действовавший в мире смертных, — боги и богини, по представлениям кельтов, были обременены семьями, окружены свитой и, являясь, по сути, не столько богами в религиозном смысле, сколько всемогущими волшебниками, зачастую прибегали к магии для сохранения высокого положения в собственном мире.

Еще одним, более сложным, фактором в мифологической эволюции Тйа1Ьа Вё Оапапп было создание крупного союза народов или появление главенствующего племени, чей бог-покровитель подчинил себе богов племен, попавших в социальную зависимость. Отголоски этого события прослеживаются в иконографии на некоторых галльских памятниках, а вывод о том, что основными действующими лицами в ней выступают представители Tuatha De Danann, можно сделать на том основании, что среди изображений есть не только племенные боги, но и сверхъестественные существа из Иного мира.

Галло-римские памятники. Настало время обратить внимание на памятники римской Галлии и рейнских земель, иконография которых сохранила образы местных божеств, часто выступающих в паре с римскими богами и несущих отпечаток interpretatio romana[6].

Цезарь, не утруждавший себя увековечиванием подлинной истории галльских культов, мимоходом замечает, что кельты считали величайшим из богов Меркурия, а Аполлон, Марс, Юпитер и Минерва тоже были у них в чести. Латинские надписи на поздних галло-римских памятниках свидетельствуют, что принимать на веру это утверждение не стоит. В ассоциативном ряду, который вызывали у кельтов многочисленные имена местных божеств, высеченные на алтарях, первое место занимает Марс, за ним следуют Меркурий, Аполлон, Юпитер и другие. Но подобное на первый взгляд уподобление кельтских богов римским, по сути, — не более чем указание на сходство между каким-либо римским богом и одной из ипостасей любого кельтского племенного божества. Иногда кельтское имя связано одновременно с именами Марса и Меркурия — и даже в таких случаях природа кельтского божества не раскрывается полностью.

Неосведомленностью или же равнодушием к кельтским культам объясняется и неточность, допущенная в I веке н. э. Луканом, наделившим необыкновенно высоким статусом трех известных ему кельтских богов — Тараниса (Taranis), Тевтата (Teutates) и Езуса (Еsus) (фото 74). Массив галло-римских надписей не дает ясного представления о божествах, которым принадлежат эти имена, однако в них можно усмотреть эпитеты, подходящие любому кельтскому племенному богу. Комментаторы поэмы Лукана «Фарсалия» обычно сравнивают Тараниса с Диспатером и Юпитером, а Тевтата и Езуса — с Меркурием и Марсом. Этимология кельтских имен очевидна: Taranis соотносится со словом, означающим «гром», Teutates содержит корень слова «народ, люди», а Еsus, возможно, означает «хозяин».

Не все посвящения, содержащие имена кельтских божеств и обнаруженные на алтарях или вотивных пластинах, сопровождаются иконографией, но иногда с их помощью можно идентифицировать неподписанные изображения — к примеру, памятники рогатому богу Цернунну, великой королеве и богине-лошади Эпоне, Суцеллу и Нантосвельте. Но это не означает, что по характерным атрибутам изображения всегда удается угадать, какому богу оно посвящено; практически невозможно это сделать в тех случаях, когда речь идет об изваяниях, найденных за пределами территорий, где сохранились письменные свидетельства. Существует также значительное число изображений и символов, местные древние названия которых восстановить нельзя.

Прежде всего это фигуры трехголового или трехликого бога и сидящего божества, изображавшегося со змеей, с колесом или на лошади, попирающей коленопреклоненного великана. Карта территориального распространения подобных памятников демонстрирует как предельную концентрацию культов, так и их рассеяние на обширных землях (карта 7). Трехголовому богу поклонялись в белгских владениях между Уазой, Марной и Мозелем, но его изваяния находят также в Бургундии и в более южных районах. Изображения бога с колесом обнаружены в Центральном массиве и долине Нижней Роны, изредка они встречаются и на территориях к северо-востоку от этих земель, до Шампани и Рейна. Культ всадника и коленопреклоненного великана был сосредоточен на большом пространстве по обе стороны Среднего Рейна, отдельные его следы присутствуют также в Восточной и Центральной Галлии. Можно привести и другие примеры, но тенденция ясна и без того: региональные предпочтения в рамках общей для всех иконографии.

Широта географического распространения вышеуказанных памятников свидетельствует о том, что в процесс было вовлечено большое количество племен, и можно заподозрить существование в ту эпоху особой группы людей, чьим долгом была романизация местных культов и отбор изображений, при этом любое из них могло быть не местным, а заимствованным кельтами из других культур. Однако нет никаких сомнений, что времена, когда создавались такие памятники, отмечены великим смешением имен кельтских божеств. В более ранние периоды это проявлялось не так отчетливо, но, к примеру, на землях треверов поклонялись богиням, которых называли Матроны, или богини-Матери, Эпона, Сирона и Росмерта; этот список можно дополнить и другими именами.

Карта 7. Географическое распределение двух основных иконографических типов галльских божеств

Римская Британия. В римской Британии вырисовывается схожая ситуация, и эпиграфика служит важным, но не самым значимым источником имен островных божеств. Британский иконографический материал не так богат и разнообразен, как галльский, а вотивные надписи территориально сосредоточены в тех местах, которые служили военными и торговыми центрами.

К сожалению, подавляющее большинство имен мифологических персонажей валлийского «Мабиногиона», в том числе Манавиддана сына Ллира, Гофанниона и Ллеу Ллау Гиффеса, в эпиграфике не встречаются. Исключение составляет Мабон, часто отождествляемый с Мапонусом, чье имя известно по надписям и географическим названиям на землях, лежащих к северу и югу от западного конца вала Адриана. Обнаруженные в Лидни (Глочестершир) посвящения Ноденсу, которого можно соотнести с ирландским Нуаду и валлийским Нуд-дом, в настоящее время связывают с появлением там в IV веке н. э. ирландских поселений. Возможно, существенная часть мифов «Мабиногиона» принадлежит именно к этому периоду ирландской экспансии, объектом которой стал и Уэльс.

Нельзя забывать о том, что выводы на основе надписей и памятников периода римского владычества в Галлии и Британии нужно делать с оглядкой: чем позднее они созданы, тем менее правдоподобные сведения поставляют для изучения местных культов. Через Ла-Манш в обоих направлениях перемещались воинства, семьи беженцев и отдельные личности, поэтому отличить местных божеств от тех, кому поклонялись чужеземцы, довольно сложно.

Кельтская иконография. Хотя выше говорилось о том, что при латинизации местных культов мог проводиться отбор изображений, независимо от того, к какой культуре принадлежали их прототипы, это не отрицает того факта, что основные символы — рогатые или сидящие божества, лошади, колеса и прочее — были известны кельтам и во времена независимости. Подобные символы нельзя рассматривать как заимствования из средиземноморской иконографии, даже при всей значимости культурного влияния на кельтов со стороны обитателей этого региона. Подавляющее большинство памятников дороманской эпохи создавались из дерева и потому не дожили до наших дней, но о том, что на многих из них были запечатлены антропоморфные божества, можно сделать вывод на основании свидетельства Цезаря, сообщившего, что plurima simulacra[7] галлы посвящали Меркурию.

В торфяниках Северной Европы, Британии и Ирландии сохранились деревянные скульптуры, среди которых присутствуют грубо вытесанные человеческие фигуры, самые древние из них относятся к позднему бронзовому веку. Этот факт и существование небольшого количества исконно кельтских каменных изваяний, о которых будет подробнее сказано ниже, опровергают общепринятое мнение о том, что изображения людей нехарактерны для трансальпийских варварских культов. В этом контексте можно также вспомнить огромное число масок и изображений голов, выполненных в латенском стиле, а также человеческие силуэты на кельтских монетах. В ту эпоху создание изваяний из камня и бронзы было процессом трудоемким, требующим большого мастерства, потому чаще всего использовались другие материалы, а разрушительная сила времени лишила нас возможности оценить истинное число и значение подобных произведений искусства.

Историю одного из самых распространенных в кельтской скульптуре образов — сидящая мужская фигура — можно ретроспективно проследить по крайней мере до II века до н. э. Сидящие мужчины увековечены в монументальной скульптуре крупных святилищ в Антремоне и Рокепертюзе возле Экс-ан-Прованса (Антремон, святилище салиев, был разрушен римлянами в 124 году до н. э.). Эти исторические памятники нельзя рассматривать как типично кельтские: они были сооружены на землях, открытых влиянию средиземноморской цивилизации — колониальной Греции и Массалии или греко-этрусской Северной Италии, — а кельтское население в бассейне Нижней Роны представляли воинственные племена завоевателей, чья материальная культура была заимствована у покоренных лигуров и более цивилизованных соседей. Тем не менее в Антремоне, Рокепертюзе и других святилищах этого региона можно отыскать типично кельтские элементы в культовой символике и обрядах. Характерный неровный контур в изображениях лошадей, высеченные из камня птицы, а также ниши, в которых выставлялись человеческие головы, вполне соответствуют культовой символике, прослеживающейся и в регионах с менее развитой культурой.

Увековеченные в больших каменных статуях Рокепертюза антропоморфные персонажи сидят скрестив ноги, икры плотно прижаты к бедрам, ступни вывернуты подошвами вверх (рис. 15). Многие исследователи усматривают в подобных изваяниях нечто восточное, однако, по всей вероятности, для кельтов сидеть скрестив ноги было обычным делом, как и для многих современных азиатских народов, — такая поза вполне комфортна для тех, кто приучен к ней с детства. Возможно, это один из элементов общего евроазиатского образа жизни, забытый на западе после введения в обиход стульев и кресел. Скорее всего, поза со скрещенными ногами была обрядовой для богов и посвященных — сидя так, они приносили или принимали дары, произносили священные тексты, но кто именно и за каким занятием запечатлен скульпторами Рокепертюза, не вполне ясно. Одежда каменных фигур, помимо церемониальной квадратной накидки, состоит из короткой туники, перехваченной на талии поясом, — обычный кельтский наряд, бывший в ходу более чем за сто лет до Диодора Сицилийского.

Из-за отсутствия в галльском культовом искусстве промежуточного звена между скульптурами из Рокепертюза и галло-римскими образцами (фото 67, 68) невозможно определить, в чем именно проявилось культурное влияние южных земель на северные, и проявилось ли вообще. Однако не похоже, что первыми создателями статуй со скрещенными ногами были средиземноморцы.

Более раннее и, возможно, более мощное влияние на кельтское культовое искусство оказали этруски. Оно отчетливо просматривается в нескольких сохранившихся статуях, главным образом из средне-рейнской зоны. В этих изваяниях, типично кельтских по общей композиции, присутствуют лишь отдельные этрусские мотивы, но сам факт их присутствия может многое сказать о концепции создания сакральных памятников в те времена, когда кельты были наиболее восприимчивы к чужим художественным образам.

Покрытая рельефом четырехгранная колонна из Пфальцфельда в Гуншрюке — самый примечательный из сохранившихся памятников (фото 60; рис. 16). Она представляет собой конусообразный монолит, со всех сторон украшенный растительным орнаментом в раннелатенском стиле, а с каждой из четырех плоскостей смотрит рельефное человеческое лицо, увенчанное так называемой «короной из листьев», которая в те времена, вероятно, считалась атрибутом божества. Изначально навершием памятника служила такая же высеченная из камня голова в короне, но она не сохранилась. К сожалению, другие колонны подобного типа тоже не дошли до наших дней, но каменная голова, найденная в Гейдельберге, вполне могла увенчивать одну из них (рис. 17). Учитывая стилистические особенности монумента и хронологические вехи интенсивного влияния этрусской культуры на обитателей североальпийской зоны, пфальцфельдскую колонну можно датировать IV веком до н. э. или чуть более ранним периодом. Колонна стояла на макушке могильного холма, ее культовое значение не вполне ясно, но, по всей видимости, она воплощала в себе образ священного дерева, прибежища племенного божества.

Священные колонны и деревья. К более позднему периоду принадлежат галло-римские памятники, чье ритуальное значение, по-видимому, близко значению пфальцфельдского монумента. Это так называемые «колонны Юпитера» — эпиграфика свидетельствует, что они посвящались римскому богу (карта 7; рис. 18). Чаще всего они встречаются в районе Среднего Рейна, к востоку и западу от реки до Вогезов, а также в Северо-Восточной и Центральной Галлии. Колонны Юпитера напоминают римские монументы и состоят из квадратного основания, на которое водружен ствол, сужающийся к верху и имеющий криволинейные очертания (энтазис); капитель несет скульптурную группу. Основание и сама колонна часто украшались фигурами римских богов, но скульптурная группа наверху создавалась в соответствии с традициями местных культов. Обычно композицию составляют всадник и поверженный великан, на плечах которого покоятся передние ноги лошади. Бородатый всадник облачен в римские воинские доспехи, но иногда вместо оружия держит в руках колесо. На некоторых колоннах место конной группы занимает статуя сидящего мужчины или пары — мужчины и женщины, и все персонажи, присутствующие в композициях, соответствуют уже упоминавшейся кельтской концепции универсального всемогущего божества.

Однако главный объект интереса представляет собой не столько поставляемая колоннами Юпитера иконография, сколько сами колонны. Их необычная форма, несущая печать interpretatio romana, а также географическое сосредоточение в среднерейнской зоне наводят на мысль, что у этих памятников были и местные предшественники — из дерева, а прообразом и тех и других послужили священные деревья.

На вопрос о том, какое значение придавали кельты священным деревьям, проливают свет и галло-римская эпиграфика и древнеирландская литература. В эпиграфике упоминаются божества дубов и буков; родовое имя Eburones включает в себя слово, означающее «тис»; в числе галльских собственных имен присутствуют Guidgen («сын леса») и Guerngen («сын ольхи»). В ирландских текстах и топонимах угадывается множество аллюзий на священные деревья — bile, а само это слово соотносится с французским названием Вillom (Бийом), изначально галльский Вiliomagus (Билиомаг) — «равнина или участок леса, где растет священное дерево». Кроме того, можно вспомнить ирландские мифологические имена Мак Куилинн (Мае Cuilinn — «сын падуба») и Мак Ибар (Мае Ibar — «сын тиса»).

Возможно, обычай возведения каменных памятников, украшенных скульптурами, среднерейнские кельты заимствовали у этрусков и приспособили для собственных целей. Очень вероятно также, что идея создания изваяний с двумя головами или двумя лицами, напоминающих Януса, пришла из тех же краев. Один из самых примечательных образцов, сохраненных историей, — высокая каменная статуя из Хольцгерлингена в Вюртемберге (фото 63). Два идентичных, грубо вытесанных лица смотрят в противоположные стороны, правое предплечье прижато к туловищу горизонтально, словно обхватывает его. По всей вероятности, голову статуи венчала «корона из листьев», помещенная между двумя лицами (рис. 19). Хольцгерлингенская статуя лишена орнамента, и потому все внимание притягивают к себе лица — суровые и непроницаемые. По всей видимости, это и схожие с ним изваяния устанавливали в особых святилищах и гробницах, о которых будет сказано ниже. В Рокепертюзе также обнаружена янусоподобная скульптура с двумя головами, и это наводит на мысль, что Рона служила той самой дорогой, по которой новые веяния в культовом искусстве попадали в центральные кельтские земли.

Сакральный смысл подобных двуликих статуй, а также лиц на пфальцфельдской колонне, обращенных ко всем четырем сторонам света, заключается в воплощении идеи сверхъестественных возможностей божества, а типично кельтский вариант воплощения этой идеи, связанный со священным числом «три», появился в процессе дальнейшего развития искусства скульптуры (рис. 14).

И наконец, стоит упомянуть еще одно занятное каменное изваяние, более древнее, чем упомянутые образцы. Оно обнаружено в Штокахе, возле Тюбингена, при раскопках кремационного захоронения под курганной насыпью (рис. 20). Погребальный инвентарь относится к первой фазе гальштатской культуры. Каменная статуя, о которой идет речь, расколота, сохранились лишь туловище и нижняя часть головы с единственным лицом и грубо высеченными чертами. Линия плеч едва намечена, шея отсутствует, единственное украшение — зигзагообразная линия, бегущая вокруг туловища ниже плеч. Представляется излишним искать источник вдохновения создателя этой статуи в южных краях, но необходимо сказать о том, что она, безусловно, свидетельствует о широком распространении подобной погребальной практики в те времена.

Священные земли. За исключением крупных святилищ Рокепертюза и Антремона, созданных обитателями земель, которые были открыты влиянию более цивилизованных культур, места поклонения кельтов обустраивались довольно просто.

Самым привычным для них местом поклонения был священный лес или полоса земли, где росла роща священных деревьев. Именно таково, по всей видимости, значение слова «nemeton», которое часто входит составным элементом в названия, встречающиеся на всем протяжении кельтских владений (карта 8). В качестве примеров можно привести Друнеметон (Drunemeton), святилище и место схода галатов в Малой Азии, Неметобригу (Nemetobriga) в испанской Галиции, Неметак (Nemetacum) на территории атребатов в Северо-Восточной Галлии и Неметодур (Nemetodurum), от которого произошло современное название Нантер. В Британии было поселение под названием Вернеметон (Vernemeton) в Ноттингемшире, а в Южной Шотландии — Медионеметон (Medionemeton). В Ирландии слово «fidnemed» означало «священный лес», в одном латинском глоссарии nemed толкуется как sacellum — «небольшое святилище». В словаре VIII века приводится слово «nimidac» во множественном числе, очевидно образованное от

Карта 8. Географическое распределение посвящений Белену (Б) и Эпоне (Э). Пунктирной линией обозначена территория, где культ, с главным центром в Алезии, был особенно силен. За пределами пунктирной линии отмечены места, где также обнаружены посвящения этим божествам. Авторами посвящений были кельты, служившие наемниками в римских войсках. Четыре названия, содержащие кельтское слово «nemeton», указывают на священные леса или другие места поклонения

nemeton, и объясняется как «святые места в лесах», а в картулярии XI века аббатства Кемперле фигурирует священный лес под названием Nemet — свидетельство того, что кельтская традиция была жива в Бретани в те времена. В трудах античных авторов присутствуют описания священных лесов, где друиды совершали обряды и жертвоприношения, но кельтское слово «nemeton» в этом контексте не упоминается.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.