Глава 3 От Версаля и рейхсвера до блицкрига вермахта

Глава 3

От Версаля и рейхсвера до блицкрига вермахта

Мы придерживаемся того взгляда, что против большевистских влияний надо бороться с куда большей суровостью, чем это происходит теперь.

Ганс фон Сект

1

Версальский мирный договор завершил Первую мировую войну 28 июня 1919 г., подписанием мирного договора, заключенного США, Британской империей, Францией, Италией, Японией, Бельгией, Боливией, Бразилией, Китаем, Кубой, Эквадором, Грецией, Гватемалой, Гаити, Хиджазом, Гондурасом, Либерией, Никарагуа, Панамой, Перу, Польшей, Португалией, Румынией, Сербо-Хорвато-Словенским государством, Сиамом, Чехословакией и Уругваем с одной стороны и капитулировавшей Германией — с другой.

Сам текст мирного договора был разработан за 102 дня достаточно большим числом делегатов и экспертов. «Еще когда договор, состоявший из 75 000 слов и, ни много ни мало, из 440 статей, находился в работе, во Францию пригласили немецкую делегацию, насчитывавшую около двухсот человек, — пишет Г. Мэйсон. — Их поселили в версальском отеле, и пока союзники в жарких дебатах прорабатывали и согласовывали детали договора, немцы жили практически под домашним арестом». Они совершенно напрасно прождали целую неделю, и лишь когда им пригрозили отъездом, союзники объявили, что ознакомят их с проектом документа 7 мая. В результате договор получился поспешным. И никто из ведущих союзных лидеров не ознакомился с его окончательным вариантом, «прежде чем он был вручен немцам».

Днем 7 мая немецкая делегация в зеркальном зале дворца Трианон получила единственный экземпляр договора на английском языке и буквально через две недели должна была представить свои комментарии.

«Согласно Версальскому договору Германия обязывалась в течение двух лет выплатить союзникам сумму, эквивалентную 5 миллиардам долларов золотом. Размер дальнейших репараций должен был определить специальный Комитет по репарациям. Учитывая ущерб, нанесенный войной Франции и Англии, предполагалось, что общий объем выплат достигнет 130 миллиардов долларов, что составляло примерно половину национального дохода Германии в 1919 г. Кроме того, Германия должна была отдать союзникам свои колонии в Африке и на Тихом океане, передать Франции огромное количество угля и железной руды, число ее металлических заводов сокращалось на треть, а весь торговый флот, кроме небольших кораблей водоизмещением в 1600 тонн, подлежал конфискации».

Воссоздание рейхсвера (вооруженные силы Германии в 1919–1935 гг.) в Германии ставила под сомнение пятая часть договора. Кстати, все военные статьи, тщательно проработанные и «вылизанные» специалистами, были направлены против возрождения военной мощи Германии в будущем. Например, Германии предписывалось «ликвидировать германский Генеральный штаб и закрыть все военные академии». «Впредь численность германской армии не должна была превышать 100 000 человек, в том числе 4000 офицеров (в 1914 г. Германия располагала 29 000 офицеров, включая офицеров запаса). Немцам разрешалось иметь не более семи пехотных и трех конных дивизий, артиллерия не должна была превышать трех батарей легких и средних орудий, а наличие танков и даже броневиков запрещалось вообще. Запрещено было производство отравляющих газов, а также импорт любых боеприпасов». Армию Германии «предписывалось формировать только на добровольно-профессиональной основе со сроком службы 12 лет для солдат и 25 — для офицеров, с выходом всех в отставку, без всякого увольнения в запас. Призыв на военную службу запрещался, как и создание любых ветеранских организаций».

Таким образом, предполагалось навсегда исключить создание мобилизационных резервов в Германии.

Как сообщает Г. Мэйсон: «Канцлер Филипп Шейдманн объявил, что этот договор „неприемлем и неисполним“. В Париже сам Вильсон заметил своему советнику: „Будь я немцем, я сам бы его не подписал“. Но что ожидало Германию в случае отказа подписать ненавистный документ? На Рейне стояли готовые к бою свежие английские, американские и французские войска, вооруженные огромным количеством тяжелых пушек, танков и самолетов. Прояви Германия строптивость, и война наверняка немедленно возобновится!»

И все жаркие дебаты, закипающие страсти, попытки найти компромиссное решение, даже отставки, оказались по сути бесполезными и ненужными. Иного выбора у Германии не было. И незадолго до установленного союзниками срока депутаты Национального собрания проголосовали за подписание договора.

Итак, 28 июня 1919 г. в Большом зеркальном зале в Версале договор был подписан без торжеств и очень быстро. По этому «миру-диктату» Германия возвращала Франции Эльзас-Лотарингию (в границах 1870 г.), Бельгии — округа Мальмеди и Эйлен, Польше — Познань, часть Поморья и другие территории Западной Пруссии; г. Данциг (Гданьск) со своим округом объявлялся вольным городом; Мемель (Клайпеда) передавался в ведение держав-победительниц (с февраля 1923 г. передан Литве). Далее, часть Шлезвига перешла в 1920 г. к Дании, часть Верхней Силезии в 1921 г. — к Польше. Исконные польские земли на правом берегу Одера — Нижняя Силезия, большая часть Верхней Силезии и другие — остались у Германии. Угольные шахты Саара были переданы в собственность Франции. Германия же была обязана соблюдать независимость Австрии, Польши и Чехословакии. Вдоль ее западных границ устанавливалась Рейнская демилитаризованная зона. Колонии Германии были поделены между державами-победительницами. Германия должна была платить репарации. Но самое главное — Германию обязали не аккредитовать «ни в какой чужой стране никаких военных, морских или воздухоплавательных миссий, не посылать их и не позволять им выезжать».

В сущности, Версальский договор официально лишил Германию ее политических и военных позиций передовой державы. В один миг Германия осталась без армии, флота и авиации.

Как пишут авторы книги «Фашистский меч ковался в СССР» Ю. Дьяков и Т. Бушуева: «Не лучше пришлось и Советской России, которая исключалась из участия в мирных переговорах и по воле победителей отделялась от Центральной и Западной Европы „санитарным кордоном“ (поясом государств от Балтийского до Черного моря), дабы предотвратить опасность большевистского заражения Европы». «Образно говоря, поверженная в войне Германия и большевистская Россия стали в те дни париями Версаля», — заключают историки. Но к этому весьма важному вопросу мы еще вернемся.

«Германия почти в одиночку воевала чуть ли не с целым миром и едва не победила. Люди, осведомленные больше других, знали, что исход великой войны не однажды висел на волоске и что только ряд случайностей перевесил чашу весов», — вспоминал в своих мемуарах У. Черчилль.

«Победители, — продолжал он, — навязали немцам то, что было идеалом, к которому стремились либеральные страны Запада. Они были избавлены от бремени всеобщей воинской повинности и от необходимости нести расходы, связанные с вооружением. И, наконец, несмотря на то, что они не располагали кредитом, им были навязаны огромные американские займы. В Веймаре была провозглашена демократическая конституция, которая соответствовала всем новейшим достижениям в этой области. После изгнания императора в верхние эшелоны власти были избраны ничтожества. Под этим тонким покровом бушевали страсти могучей, хотя и побежденной, но оставшейся в основном сплоченной германской нации…»

Г. Мэйсон отмечает: «Чтобы поднять послевоенную Германию из руин, социал-демократическому правительству Эберта прежде всего нужна была крепкая власть, опорой которой, как показали недавние революционные события, могла быть только надежная боеспособная армия. Создать ее поручили генералу Гансу фон Секту, истинному профессионалу, чья преданность делу, организаторские способности, знания, опыт и умение ладить в работе и с реакционерами и с республиканцами были хорошо известны.

Когда в марте 1920 г. его назначили начальником Войскового управления, ему было 54 года. Высокий, подтянутый, элегантный — он скорее походил на аристократа, нежели на прусского офицера. Один из современников так отозвался о нем: „Он слишком интеллектуален для генерала“.

С самого начала Сект знал, какой именно рейхсвер он строит: элитную профессиональную армию, в которой каждый военнослужащий владеет несколькими воинскими специальностями. Шоферы должны уметь обслуживать полевые орудия, повара — стрелять из пулеметов, квартирмейстеры обязаны владеть оружием не хуже стрелков, сержанты могут командовать взводами, а лейтенанты — батальонами.

В 1921 г. Сект заметил: „Будущее — за относительно небольшими мобильными высокопрофессиональными армиями, которые будут действовать значительно эффективнее благодаря авиации“.

Блестящий стратег и тактик, Сект уже тогда вынашивал идею метода ведения войны, который позднее получил название „стратегия блицкрига“…»

Хитрец Сект в буквальном смысле воспользовался отсутствием ограничений в статьях Версальского договора на численность офицеров в новой армии. Он дал указание набрать их 40 000, т. е. по одному на каждого солдата. При этом лучшие из лучших попали в рейхсвер, а остальные — в уголовную полицию и полицию безопасности.

Солдат же в рейхсвер старались набирать из крестьян и семей унтер-офицеров. Преимущество отдавалось прежде всего хорошей физической подготовке. Евреям, марксистам и подозреваемым в симпатиях к левым в приеме отказывалось. Такие в германской армии были не нужны. Как пишет Г. Мэйсон: «Казармы стали светлыми и просторными, койки в них теперь располагались в один ярус, а не в два, как прежде. Пища в армии стала куда более сытной и вкусной. Унтер-офицеры были суровыми, подчас крикливыми, но отнюдь не бессмысленно жестокими. Число парадов и смотров резко сократилось, гораздо большее внимание уделялось военным учениям. Солдат учили обращаться со всеми видами оружия, муштру и маршировку сменили интенсивные спортивные тренировки.

Пожалуй, в то время в мире не было другой армии со столь высоким моральным духом. Кроме того, никого из солдат не заставляли служить полный двенадцатилетний срок, предусмотренный Версальским договором.

После инспекции ряда частей полковник Морган обнаружил, что немецкие солдаты служат полгода или год, а затем тайно увольняются в резерв. К тому же он установил, что значительное количество рядовых фактически получали жалованье, положенное унтер-офицерам».

Уже в конце 1920 г. Ганс фон Сект с присущей ему амбициозностью заявил: «Армия наконец сформирована. Начинается новая глава в военной истории Германии… Наш меч должен быть отточенным, а шит — сияющим. Армия призвана защищать отечество, а каждый солдат обязан его горячо любить, быть готовым пожертвовать ради него жизнью, хранить верность присяге и своему долгу. Армия — главная опора власти в рейхе». И он был прав, потому что лично сделал фактически невозможное. Но самое главное — ему удалось обмануть Версаль и союзников. Германская армия начала свое тайное рождение сразу, а это, как по объективным, так и по субъективным причинам осталось «незамеченным».

2

Однажды фон Сект достаточно ясно выразил собственными словами отношение Германии к Польше: «Существование Польши несовместимо с жизненными интересами Германии. Польша должна исчезнуть… С падением Польши рухнет один из столпов Версальского мира, аванпост Франции на Востоке. Уничтожение Польши — одна из главных задач немецкой внешней политики, и решить ее можно с помощью России, для которой Польша еще более нетерпима, чем для нас. Существование Польши не может принести Германии никаких выгод — ни экономических, так как она не способна к развитию, ни политических, поскольку она зависима от Франции. Между Россией и Германией необходимо восстановить границу, какой она была в 1914 г. Такая граница станет основой взаимопомощи между нашими двумя странами. Мы нуждаемся в сильной России, сильной в экономическом, политическом, а следовательно, и в военном отношении».

Советская Россия после отгремевшей Гражданской войны, интервенции и неудачной «Польской кампании», точно так же как и Германия, оказалась в глухой международной изоляции и искала выход из создавшегося положения в союзе с Германией. Как сообщают Ю. Дьяков и Т. Бушуева: «У истоков союза с рейхсвером с советской стороны стояли высшие партийные и государственные деятели, известные военачальники, сотрудники ВЧК (ГПУ) и различных наркоматов… С немецкой стороны — представители руководства страны и рейхсвера…»

Следует обратить внимание на такой факт: если сначала «встречи военных и политических руководителей двух государств предусматривали возможность установления контактов в случае конфликта одной из стран с Польшей, которая служила опорой Версальской системы на востоке Европы», то несколько позже «сотрудничество России и Германии обрастало новыми идеями: Россия, получая иностранный капитал и техническую помощь, могла повышать свою обороноспособность, а Германия взамен — располагать совершенно секретной базой для нелегального производства оружия, прежде всего танков и самолетов».

В начале 1921 г. в министерстве рейхсвера была создана специальная группа майора Фишера для взаимодействия с РККА. А уже в конце 1923 г. в Москве было образовано представительство рейхсвера («Московский центр») под руководством полковника О. фон Нидермайера.

Уже 11 августа 1922 г. было заключено временное соглашение о сотрудничестве рейхсвера и Красной армии. Рейхсвер получил право создать на советской территории военные объекты для проведения испытаний техники, накопления тактического опыта и обучения личного состава тех родов войск, которые в Германии запретил Версаль. Советская сторона получала ежегодное материальное «вознаграждение» за использование этих объектов немцами и право участия в военно-промышленных испытаниях и разработках.

Однако, по мнению советской стороны, первый трехлетний период сотрудничества с рейхсвером в сущности ничего не дал, и тогда были проведены двухсторонние переговоры, которые состоялись 25–30 марта 1926 г. На них обе стороны «пришли к выводу, что военные ведомства двух стран должны действовать непосредственно. Причем все вопросы будут решаться в Берлине через фон Секта, а в Москве — через заместителя председателя ВЧК (ГПУ) Уншлихта». Только теперь «сотрудничество обеих сторон принимает разнообразные формы: взаимное ознакомление с состоянием и методами обеих армий путем направления командного состава на маневры, полевые учения, академические курсы; совместные химические опыты; организация танковой и авиационных школ; командирование в Германию представителей советских управлений (УВВС, НТК, Артуправление, Главсанупр и др.) для изучения отдельных вопросов и ознакомления с организацией ряда секретных работ».

В 1924 г. в Липецке началось создание авиационной школы рейхсвера, как 4-й эскадрильи или 4-го авиаотряда товарища Томсона (Томсена). Этим авиацентром руководила «Инспекция № 1» германского оборонного управления «Верамта» под непосредственным руководством Лит-Томсена. Если до 1931 г. в этой школе насчитывалось всего 58 самолетов, в основном марки «Фоккер Д-13», то в этом же году были получены и более совершенные: 4 НД-17 и 2 «Фоккер Д-7». Всего к 1933 г. боевую подготовку в Липецкой школе прошли 120–130 пилотов. На обучение каждого пилота было затрачено около тридцати тысяч долларов. Но как показало время — это была не очень высокая цена.

С 1926 г. немецкие специалисты приступили к организации танковой школы в Казани («Кама»), которую возглавил генерал Лютц. Танковым центром руководила (автомобильная) «Инспекция № 6». Первая партия учебных танков из Германии была доставлена только в марте 1929 г. В школе насчитывалось шесть 23-тонных танков с моторами БМВ, вооруженных 75-мм пушками, и три 12-тонных танка, вооруженных 37-мм пушками. Несколько позже для школы были получены легкие танки британского производства. К слову, только ознакомление советских инженеров с материальной частью немецких боевых машин, а также изучение всех немецких материалов (чертежи машин и выводы по испытаниям) позволило практически использовать их опыт в советских танках: «в Т-28 — подвески танка Круппа; в Т-26, БТ и Т-28 — сварные корпуса немецких танков; в Т-28 и Т-35 — внутреннее размещение команды в носовой части; в Т-26, БТ, Т-28 — приборы наблюдения, прицелы, идея спаривания орудия с пулеметом, электрооборудование, радиооборудование». Среди подготовленных в Казани немецких танкистов оказались 30 немецких офицеров, благодаря которым создание германских танковых войск было только вопросом времени.

С 1926 г. на территории Самарской области, на Волге, начались и химические опыты. Как отмечают историки, «в „Томку“ немцы вложили около 1 миллиона марок». Там «испытывались методы применения отравляющих веществ в артиллерии, авиации, а также средства и способы дегазации зараженной местности. Научно-исследовательский отдел при школе снабжался новейшими конструкциями танков для испытания ОВ, приборами, полученными из Германии, оборудовался мастерскими и лабораториями».

Но одним из самых важных факторов наиболее тесного сотрудничества Красной армии и рейхсвера можно с полным правом назвать поездки по обмену опытом командного состава РККА и рейхсвера в целях совершенствования военного искусства. Например, только в 1931 г. в Москве проходили дополнительную подготовку будущие военачальники вермахта: Модель, Горн, Крузе, Файге, Браухич, Кейтель, Манштейн, Кречмер и многие другие.

В разные годы в Германии побывали: Тухачевский, Уборевич, Якир, Триандафиллов, Егоров, Корк, Федько, Белов, Баранов, Дыбенко, Меженинов, Венцов, Примаков, Левандовский, Левичев и многие другие.

Об успехах сотрудничества говорит и тот факт, что, по мнению немецких коллег, «последствия военной поддержки, оказываемой СССР Германией, видны во всей Красной Армии». Например, генерал Кестринг писал фон Секту в 1931 г.: «Наши взгляды и методы красной нитью проходят через все их военные положения». А в 1935 г. Кестринг после блестяще прошедших советских маневров заметил: «Мы можем быть довольны этой похвалой. Все-таки эти командиры и начальники — наши ученики».

В том же 1931 г. Берзин докладывал Ворошилову: «Наши взаимоотношения с „друзьями“ в основном складываются из:

1. взаимных учебных командировок, показа войсковых частей;

2. совместных учебных предприятий: танковых курсов в Казани, опытных работ на химическом полигоне близ ст. Причернавская и по линии авиации в Липецке;

3. оказание нам некоторого содействия со стороны германской промышленности (договор с Рейнметаллом и деловые связи с Цейссом)».

Если говорить более конкретно, то советскую сторону в этот период интересовали у немцев прежде всего: системы вооружения, вопросы организации и вооружения технических войск; вопросы мобилизации железнодорожных и моб. перевозок; организация и система штабной службы; усовершенствование на германских танковых курсах; постановка топографического дела и материальной части; метод подготовки войск в поле, организация подготовки кавалерии; артполигоны, боевые стрельбы зенитной артиллерии и заводы. Помимо совершенствования в военных вопросах германская сторона предоставляла советской и вооружение, и боеприпасы, и даже обмундирование. Не говоря уже о технологиях военного производства.

Таким образом, при двустороннем процессе сотрудничества Красная армия училась прежде всего у более подготовленного в военных вопросах немецкого учителя. При этом учитель оказался куда хитрее, чем это можно было предположить. «Немцы активно сотрудничали с заводами Швеции, Голландии, Испании. Некоторые офицеры имели доступ в Эдживанский арсенал в Америке для изучения постановки химического дела, а генерал Хайе, например, знакомился с военными учреждениями США во время командировки осенью 1927 года. В Англии представители германских вооруженных сил присутствовали на авиационных и танковых маневрах, технику военного дела отрабатывали в Чехословакии».

Тем не менее такая учеба для Красной армии в тот момент была необходима как воздух. Например, Уборевич, более года работавший в Германии, писал: «Немцы являются для нас единственной пока отдушиной, через которую мы можем изучать достижения в военном деле за границей, притом у армии, в целом ряде вопросов имеющей весьма интересные достижения. Очень многому удалось поучиться и многое еще остается нам у себя доделать, чтобы перейти на более совершенные способы боевой подготовки. Сейчас центр тяжести нам необходимо перенести на использование технических достижений немцев, главным образом в том смысле, чтобы у себя научиться строить и применять новейшие средства борьбы: танки, улучшения в авиации, противотанковые мины, средства связи и т. д. Немецкие специалисты, в том числе и военного дела, стоят неизмеримо выше нас…» При этом благодаря возможностям, предоставленным ей СССР, Германии удалось в буквальном смысле с нуля за считаные годы создать самые мощные вооруженные силы в мире, И что бы кто ни говорил спустя многие десятилетия о сотрудничестве СССР и Германии, оно было взаимовыгодным на все сто процентов для двух сторон. Ни о какой безнравственности, имея в виду закулисную сделку за спиной мировой общественности, здесь говорить и не приходится. Речь шла прежде всего о государственных интересах Германии и Советской России. Да и само сотрудничество продолжалось лишь до прихода Гитлера к власти. Кто знал тогда, что из-за появления на политической арене какого-то сумасбродного ефрейтора очень многое в мире изменится? Но такова история, и не нам судить ее по меркам сегодняшних дней.

3

В 1929 г. командующий войсками Московского военного округа Иероним Петрович Уборевич докладывал из Германии: «Мне кажется, что вопросы тактические и методические по подготовке войск нами уже достаточно изучены. В этом отношении рейхсвер шел больше всего нам навстречу. Труднее обстоял вопрос техники, по которому большинство вопросов пытались умалчивать или говорить неполные данные тех технических достижений, которые у них имеются. (…)

Рассматривая военно-технический уровень рейхсвера, или, вернее сказать, Германии, нужно разграничить резко два вопроса:

во-первых, состоящее официальное вооружение рейхсвера, которому Версальским договором запрещены авиация, тяжелая артиллерия, химические средства, танки и т. д.

во-вторых, те технические средства, виды вооружения, которые немцы к последнему времени создали в своих лабораториях и на заводах и провели также испытания (по возможности секретно).

Я убежден, что за 13 месяцев моего пребывания мне удалось выявить только часть того, что немцы имеют. Общая установка по этим техническим военным усовершенствованиям немцев, видимо, такова:

а) разработать усовершенствованные образцы; б) подготовить промышленность для быстрого изготовления таковых; в) вести испытания этих образцов секретно в рейхсвере, обучая часть офицеров и личного состава; г) широко использовать заграничный опыт производства целого ряда вооружений и образцов за границей; на заводах Швеции, Голландии и Испании (эти заводы фактически немецкие) (…) У меня имеется целый ряд фактов — заявлений отдельных офицеров, что немецкие офицеры имели длительный доступ в Америке для изучения постановки химического дела в Эдживанском арсенале (1927 г.) для изучения самых последних образцов танков осенью 1928 г. и для изучения всех военных учреждений во время командировки, осенью 1927 г., в Америку генерала Хайе.

Таким образом, нужно фиксировать, что достижения военной техники в широких размерах доступны рейхсверу.

Следующим источником нужно считать Англию, куда немецкие офицеры имеют доступ и к танковым маневрам, и к авиационным. Неплохое отношение по вопросам технического изучения военного дела у немцев и с Чехословакией. Характер заданий собственной промышленности, получающей на всевозможные военные опыты большие дотации, можно выяснить хотя бы по следующему заявлению генерала Людвига, ведающего вопросами вооружения в рейхсвере. Он мне говорил, что в 1914 г. на производство пушки со всеми рабочими чертежами уходило 9 месяцев, сейчас мы должны, говорит, добиться изготовления пушки в 6 недель, при этом срок не является фантазией. (…)

Политическая и военная роль рейхсвера.

Рейхсвер создался из добровольческих корпусов и дивизий, оставшихся после демобилизации армии и проводивших в течение ряда лет подавление в Германии революционного движения. Прежде всего, рейхсвер заслуживает внимания с точки зрения его приспособления для поддержания внутреннего порядка в Германии, во-вторых, насколько удалось немцам в тисках Версаля усовершенствовать рейхсвер, чтобы его приспособить для разрешения внешней политики Германии (…), и в-третьих, что может дать нам изучение и связь с рейхсвером ценного для улучшения подготовки Красной Армии. Численность рейхсвера постоянная и составляет около 4000 офицеров, 20 000 унтер-офицеров, 75 000 рядовых, а вместе с чиновниками 100-тысячную армию, разделенную на 7 стрелковых и 3 кавалерийских дивизии. (…)

Работа руководителей рейхсвера заключается в работе вместе с промышленностью, на полигонах, в аудитории и больше путем секретных инструкций. Все обучение рейхсвера на военных играх, на тактических занятиях проводится не только в тех организационных мерах, которые им продиктованы Версалем, но чаще всего на основании организации современной армии, на каковую они имеют свои определенные взгляды и установки. (…)

Уровень грамотности среднего солдата характеризуется тем, что 10 % с полным средним образованием… процент рабочих — 40–50; крестьян (35–40)… Основная солдатская масса рейхсвера стоит правее социал-демократии, приближаясь во многих случаях к дейч-националам.

Материальное положение солдата весьма хорошее. (…) В стране принято много мер, чтобы авторитет солдата рейхсвера был высок.

(…) Офицеры во взаимоотношениях с солдатами вежливы, спокойны, хладнокровны и очень настойчивы. Лучшей характеристикой всякого командира считается его спокойствие, вежливость, хладнокровие и настойчивость. Большой горячностью отличаются только баварские части, где офицеры на занятиях иногда грубовато покрикивают. Офицерский корпус в германской армии около 4000 человек, представляет собой исключительно интересную группу специалистов военного дела. (…)

Политические ориентировки офицеров это — правее, много правее социал-демократии. Основная масса за твердую буржуазную диктатуру, за фашизм. (…)

Общие выводы по рейхсверу с точки зрения внешней империалистической политики Германии сводятся к следующему:

1. Рейхсвер, безусловно, приспосабливается для перехода на большую армию для внешней войны.

2. Подготавливается систематически для этой цели богатая промышленность Германии.

3. Общие настроения воспитываются в том смысле, что не исключена возможность ликвидации Версаля вооруженным путем.

4. Мало веры в мирное сближение с Францией.

5. К настоящему времени о скорейшем реванше не говорят, считая условия еще преждевременными и не созревшими.

(…)

Немецкие специалисты, в том числе и военного дела, стоят неизмеримо выше нас. Мне кажется, что мы должны покупать этих специалистов, привлекать умело к себе, чтобы поскорее догонять в том, в чем мы отстали. Я не думаю, чтобы немецкие специалисты оказались бы хуже политическими и более опасными, чем наши русские специалисты. Во всяком случае, у них многому можно научиться и в целом ряде вряд ли придется дороже заплатить за это дело. (…)».

Не менее интересен отрывок из письма (из Германии, за 1930 г.) Ивана Панфиловича Белова, командующего войсками Северо-Кавказского военного округа:

«(…) Дрезденская и другие школы рейхсвера, несомненно, являются сосредоточением учебного опыта германской армии. Полезно было бы для нас добиться у немцев, чтобы они некоторых наших командиров допустили на длительное пребывание в школах. (…)

Когда смотришь, как зверски работают над собой немецкие офицеры от подпоручика до генерала, как работают над подготовкой частей, каких добиваются результатов, болит нутро от сознания нашей слабости. Хочется кричать благим матом о необходимости самой напряженной учебы — решительной переделки всех слабых командиров в возможно короткие сроки. (…)

Мы имеем прекрасный человеческий материал в лице нашего красноармейца; у нас неплохие перспективы с оснащением армии техникой. Нужны грамотные в военно-техническом отношении командиры, мы должны их сделать — в этом одна из задач сегодняшнего дня. (…)

В немецком рейхсвере неисполнения приказа нет».

Передо мной уникальный документ: «Краткий очерк о поездке в Германию на осенние маневры Рейхсвера». Очерк написан человеком безусловно одаренным — начальником Главного управления РККА Борисом Мироновичем Фельдманом, 14 декабря 1932 г. Судя по всему, это последняя поездка в Германию во главе с заместителем народного комиссара по военным и морским делам, начальником вооружений РККА Михаилом Николаевичем Тухачевским, до сих пор оставалась неизвестной. Поэтому этот документ я вынужден привести полностью.

«I. Путевые впечатления.

Первые пограничники, появившиеся в вагоне — одеты с иголочки, подтянуты, в обращении с пассажирами корректны, особо подчеркнуто к знатным иностранцам. Процедура с визами наших паспортов обыкновенная, без всяких проволочек и инцидентов. (То ли дело если бы латыши знали, кто такой Иванов.)

В вагонах и вагоне-ресторане преобладает русский язык. Это не только объясняется большинством пассажиров из советских граждан, но и тем, что русские и евреи — граждане Латвии — упорно не хотят признавать латышский язык.

16-го проехали Двинск. Наблюдаем из окна вагона — крепостные валы. Сооружения — рельефно выделяются на общем фоне местности. И неискушенный взор может сразу определить крепостную зону и внешний ее обвод. Все постройки казарм внешне в хорошем состоянии.

Попадающиеся на станциях офицеры, унтер-офицеры, чиновники одеты щегольски, подтянуты. Солдаты тоже одеты прилично, все в суконном обмундировании. К внешнему виду, выправке, подтянутости, к сожалению, не подкопаешься.

16-го проехали через Латвийско-Литовскую границу. Мы этот переезд, с точки зрения всяких церемоний и изменения так называемого ландшафта, почти не заметили.

Но, углубляясь в Литву, уже заметно чувствуется чрезвычайная убогость этой страны. На каждом шагу чувствуется отсталость, отсутствие индустриальной базы.

Аграрная страна, — живущая за счет крестьянина, выносящая на своих плечах всю тяжесть бюджета и бремени налогов. То-то так приземлены и убоги попадающиеся на пути села и деревни. То-то так угрюм и молчалив литовский крестьянин, напяливший уже на себя в сентябре месяце свой старый зипун. Убоги и сыры станции и станционные постройки. Много народу слоняется без дела, разглядывая не без зависти иностранцев, сытых, откормленных, одетых по европейски. Эти гулящие — преимущественно мелкие чиновники и еврейская мелкая буржуазия.

Зато поражает внешний вид офицеров. Они одеты в отличном, цвета хаки обмундировании; высокие воротники мундиров так и подпирают подбородки вверх; ленточек, позументов, побрякушек — уйма. В общем, по внешнему виду немного напоминают бывших русских земгусар — тыловых крыс, обвешанных оружием с ног до головы.

Около Понивежа видел из окна литовскую роту. Одеты солдаты очень хорошо, внешняя выправка на лицо.

II. На маневрах.

Осенние маневры Рейхсвера, по словам офицеров Главного руководства, готовились с осени 1931 года. Немецкое правительство и командование придавало этим маневрам огромное значение как военное, так и политическое.

На маневры были приглашены все военные атташе и представители иностранных держав (за исключением Польши, Франции, Сербии, Бельгии).

По известным политическим соображениям немцы особо подчеркивали присутствие на маневрах командиров Красной Армии во главе с Тухачевским и представителя Итальянской Армии — помощника начальника Генштаба генерала Монти. За нами немцы сильно ухаживали (по вполне понятным причинам) и были недовольны, что первые 2 дня из-за неурядиц с нашим багажом в Негорелом мы вынуждены были носить гражданское платье.

Везде — в машине, в поле, за столом — первое и почетное место — Тухачевскому. Тов. Тухачевский был в центре внимания среди остальных военных представителей, присутствовавших на маневрах.

Стратегическо-оперативная сторона маневров.

В самом районе маневров, замысле обстановки, распределении сторон, красной нитью проходят следующие руководящие идеи:

а) Война с Польшей неизбежна;

б) Польша, используя незащищенную границу с Силезией, имеет возможность с первого же дня вторгнуться на территорию Германии большими силами на широком фронте и устремиться к переправам через р. Одер, создавая непосредственную угрозу, сердцу Германии, Берлину.

в) Задача Рейхсвера, имеющего в мирное время весьма слабые силы на восточной границе — упорно удерживать переправы через Одер у Кюстрин и Франкфурт для выигрыша времени до развертывания армии военного времени.

Тактические цели:

а) Активное прикрытие 2-мя стрелковыми дивизиями переправ через Одер на широком фронте для выигрыша времени.

б) Последующий отход на левый берег и оборона мостов у Франкфурта и Кюстрина с сильно загнутым правым флангом, в условиях глубокого его обхода противником с угрозой тылу.

В распределении сил по сторонам ярко выражены задачи:

а) тренировка конницы в действиях большими массами с применением мотомехчастей, выполняющих роль разведывательных и передовых частей, способных, благодаря своей подвижности, к маневрированию на фланги и тыл противника, отрываясь на 2 перехода и больше от главных сил;

б) воспитание своей конницы в духе самостоятельных действий и готовности не только маневрировать, но и драться с закрепившейся пехотой;

в) тренировка стрелковых дивизий в искусстве противодействия обходящей коннице и мотомехчастям.

Сама идея маневров, как оперативная, так и тактическая, определила и ход событий.

Обе стороны дня 3–4 маневрировали и только в последний день маневров, в день отбоя, когда красные завершили свой обход, разгорелся бой по всему фронту. Таким образом, своеобразие этих маневров заключалось в „войне на ногах“.

На таких маневрах тренируются: высшее командование, штабы; солдату же, младшему комсоставу только тренировка в выносливости к маршевой дисциплине.

Оценка маневров:

Замысел, организация и проведение маневров прошли неплохо, то что нам удалось видеть в поле в первые дни, когда все действия войск сводились к чистому маневру, и те материалы, которые были в нашем распоряжении, позволяют давать весьма положительную оценку как работе Главного руководства высших штабов, так и работе войск. Не вызывают особых замечаний действия синей и красной стороны.

Учебные цели, поставленные главным руководством, выполнены. Единственная крупная ошибка — это решение командира синей стороны 22/IX, когда выяснился глубокий обход его правого фланга: вместо того чтобы контрманевром, именно на правом фланге, ликвидировать угрозу проникновения красных в его тыл, он собрал кулак в 6 батальонов и бросил их на юг, т. е. пошел на контратаку, не связанную пространственно с угрожаемым правым флангом.

В целом маневры особо большого интереса, поскольку отсутствовали настоящие новейшие средства борьбы и авиация, не представляют.

III. Действия отдельных родов войск.

Пехота.

Мы видели пехоту на марше, на привалах, переправе через Одер в последний день, в бою. Втянутость в поход — налицо, на походе держат себя свободно, умеют ходить по одной стороне дорог. На приватах расположены весьма вольготно, без особых мер маскировки, ПВО и мер прикрытия переправы. Уж больно все шло по-мирному (что особенно поражало нас). Немного расшевелились, когда вблизи раздался пулеметный огонь. Около взвода солдат рассыпались у реки и изготовились к ведению огня.

Бой, наблюдавшийся нами в районе Петерсгаген, ничего особенно нового для нас не представлял: лежат солдаты, рассыпаны группами по топографическому гребню или скату, постреливают, одни лежат фронтом на запад, другие под прямым углом. Пулеметы тут же рядом на открытом месте. Вдруг несколько групп солдат поднимаются и бросаются вперед с криком „ура“ в атаку. Артиллерийских наблюдателей не видно, не слышно артиллерийской стрельбы.

Все это так далеко от картины и музыки современного боя.

Артиллерия.

Артиллерию мы больше видели на походе. Движение артчастей ничем особым не выделяется. В бою же поразило нас в одном месте отсутствие тесного взаимодействия пехоты с артиллерией: так, командир батальона, как мы выяснили, не имел связи с артиллерией, действовавшей на его участке, т. к. артиллерия была централизована в руках командира полка. По-настоящему проследить за работой артиллерии не было возможности, поскольку немцы довольно искусно больше возили нас по району маневров, чем показывали.

На походе, на привалах — ничего замечательного.

На переправе через Одер новое для нас — способ переправы лошадей вплавь, тянущих лодки с бойцами, со снаряжением. Чувствуется, что и люди, и лошади хорошо натренированы. Местами мельком видели группы спешенных всадников, ведущих огневой бой. Надо полагать, что пешему бою в коннице Рейхсвера уделяется большое внимание.

Инженерные войска.

Все понтонные части и их парки моторизованы. Наводка понтонного моста через Одер ничего нового не дала нам. Способ наводки, путем предварительной подготовки в заливах отдельных звеньев моторными лодками к месту наводки, мы применяем не хуже немцев.

Бронетанковые части.

В последний день мы часто видели действия бронетанковых частей (макеты) красных, прорвавших фронт синих. Судя по габариту макетов это был отряд бронемашин. Быстрота развертывания после прорыва широким фронтом по обоим сторонам шоссе не вызывает никаких замечаний. По одному этому эпизоду трудно судить о степени выучки бронетанковых частей.

Отдельные запечатлевшиеся моменты:

1) Огромная масса командирских малых машин двухместных. Они очень легкие, проходят по всем полевым дорогам и по полю в сухую погоду очень удобны и незаменимы для связи и личного общения с войсками.

2) Огромная масса 4-х местных (не считая шофера и его помощника) военных машин, специально приспособленных для поля.

Все машины выкрашены в серо-зеленый цвет.

3) Батальонные пушки в разведывательных отрядах на прицепах к автомобилям. Замечательный способ быстрого передвижения по дорогам и маневрирования на поле боя там, где много хороших полевых дорог.

4) Моторизованный тыл — о чем свидетельствует огромное количество грузовых машин, обслуживающих район маневров.

5) Отсутствие авиации. Лишь отдельные самолеты временами летали над районом маневров. Немцы обычно тут же поясняли — это „случайные“ самолеты.

6) Много машин с радиоустановками.

7) Образцы батальонной артиллерии и крупнокалиберных минометов — все деревянного изготовления.

8) Специальные пулеметные установки в четверочной запряжке.

9) Проволочные спирали — противотанковые заграждения.

Вывод: На протяжении маневров не видели никаких признаков новой тактики, и мы, так много работающие над изысканием новых форм глубокой тактики, удовлетворить свою любознательность не могли. Уже наши маневры ЛВО в 30-м году имели гораздо больше элементов глубокого боя и операции, чем германские маневры в 32-м году.

Лично меня все виденное не приводило к выводу, что перед нами передовая армия, у которой можно учиться новым формам глубокого боя и сражения. Наоборот, все больше убеждался, что не лучше, чем у нас, а пожалуй, и хуже.

IV. Участие населения в маневрах.

Район маневров привлек к себе огромное количество зрителей и наблюдателей. Немецкий буржуа и интеллигент любит военщину, любит Рейхсвер (еще бы, на него все надежды). Стоит где-либо показаться группе солдат или офицеров, как их окружает толпа любопытных.

Местами стечение любопытных толп мешает работе войск. Я видел один командный пункт батальона, демаскированный толпой любопытных. Там же, где появлялись наши машины, все внимание устремлялось на иностранцев, и, разумеется, больше всего интересовались „русскими офицерами“.

Весьма показательно, что всюду и везде около нашей машины группировался рабочий люд, приветствовавший нас и жестами, а где и можно было вполголоса, „Рот-фронт“.

Особенно много народу скапливалось там, где появлялся Гинденбург. В Франкфурте около тира (место разбора) масса народу приветствовала появление Гинденбурга криками „Hoch“ и пением „Deutschland ?ber alles“.

V. Общее впечатление о солдате и офицере.

Солдатский состав — молодых возрастов. Совершенно очевидно, что один из важнейших пунктов Версальского договора о 12-ти летнем сроке службы давно вычеркнут Рейхсвером. Старых солдат не видел. Внешний вид солдат отличный. Физически крепкая, выносливая молодежь.

Офицерский состав — в ротах младшие офицеры — молодежь. Среди старшего офицерства — средний возраст 30–38 лет. Держат себя с большим достоинством. Доклады командиров частей и их штабных офицеров об обстановке отличались краткостью и четкостью. Тактическая выучка хорошая.

Немецкий офицер — профессионал, мастер военного дела: устав и глубокое знание техники и тактики сегодняшнего дня предпочитает высоким проблемам будущей войны.

Во взаимоотношениях офицеров с солдатами на походе особой натянутости не наблюдалось.

VI. О взглядах высшего командования Рейхсвера на новую боевую технику и ее роль в будущей войне.

На банкете, устроенном Главным руководством, в честь представителей иностранных армий, после всяких любезных тостов и обычных взаимных комплиментов мы втянули наших хозяев в разговор на тему о будущей войне. Весьма интересны взгляды Гаммерштейна на роль танков. Он предостерегал от увлечения танками вообще и, в частности, тяжелыми. Увлечение ими, по его словам, это пережиток позиционной войны.

Будущая война ничего сходного не будет иметь с позиционным периодом мировой войны. Она будет вестись иными темпами и не в окопах; она будет скоротечная, маневренная. Танки могут стать гирями на ногах армии. Танки — это „блеф“.

Я перевел разговор на роль авиации в будущей войне, желая выявить взгляд немецкого командования на значение тяжелой авиации. Сослался я на интересную книжку майора Хельдерса, и как велико было мое изумление, когда Гаммерштейн спросил меня, что это за книжка… и кто такой Хельдерс…

Хорошие дела, — подумал я, — у нас Хельдерс нарасхват. Его залпом читают в подвалах „Красной звезды“. Не один десяток летчиков из нашей пылкой молодежи видит себя в воздушном рейде над Варшавой, а тут на родине Хельдерса высшие чины Рейхсвера не слышали о нем, не знают его книжки.

„Я не читаю всяких романов о будущей войне, их развелось слишком много“, — презрительно ответил Гаммерштейн.

Весьма осторожно я задал вопрос о новой организации дивизии, о ее разукрупнении. Ссылаясь на ряд статей в немецкой военной периодической печати, я спросил мнение Гаммерштейна о новой дивизии (без полкового звена)…

Гаммерштейн очень резко высказался против этой организации, ратуя за дивизию состава не менее 16–17 тыс. бойцов.

Когда я начертал ему тип дивизии без полков по данным немецких авторов, сидевший рядом с ним Помощник Начальника Генерального Штаба Итальянской Армии ген. Монти, не понимающий по-немецки, но по схеме моей догадавшись, о чем речь идет, оживленно вмешался в нашу беседу и высказался против такой организации дивизии, сделав исключение для горных дивизий.

Гаммерштейн весьма нелестно отозвался о всяких военных писателях (очевидно, Гаммерштейн не знал, что его собеседники страдают небольшим писательским зудом, иначе он не позволил бы себе такой бестактности).

После этого разговор перешел на охоту, в которой я полный профан, и на другие нескользкие темы.

VII. Гинденбург и Шлейхер.

20-го у переправы через Одер в районе Цибинген нас представили Гинденбургу и Шлейхеру.

Нас расставили шеренгой по алфавиту государств. Гинденбург обходил: здоровался с каждым из нас и обменивался двумя тремя фразами.

Когда он подошел к нашей группе, он немного задержался и, когда увидел нашу группу, выдавил сквозь зубы: „О, сколько генералов, весь Ваш большой Генеральный штаб приехал к нам“.

Гинденбург огромного роста старик, величественная фигура, но колосс на глиняных ногах, и действительно большие ноги с большим трудом удерживают в равновесии огромное туловище. Одет в полной фельдмаршальской форме со всеми орденами.

О Гинденбурге офицеры говорят с затаенной гордостью. Сопровождающий нас офицер рассказал нам следующий эпизод. Штаб Главного Руководства послал Гинденбургу все материалы и задания сторонам. Гинденбург, получив эти материалы, приказал доставившему их офицеру подождать немного, после чего он вызвал к себе его и дал свое решение за красных и синих. Это решение, говорит подчеркнуто рассказчик, совпало с решением Главного Руководства. „Der abte Herr“ (так называют Гинденбурга), остался фельдмаршалом до мозга своих костей.

Этому фельдмаршалу, приведшему Германию в Версаль, немецкая буржуазия вручила бразды правления государством, с затаенной надеждой, что именно он и скинет гири Версаля, нацепив их на шею рабочему классу.

Шлейхер, сравнительно молодой (по немецким понятиям) генерал. Умное, живое с хитрецой лицо, самоуверенный и знающий себе цену в настоящей политической ситуации Германии. Остановившись около нашей группы, обменялся несколькими фразами с тов. Тухачевским и сострил о глубоком обходе Красной стороны. „Вы ведь тоже господин Тухачевский, поклонник глубоких обходов. Ваша конница на правом фланге в походе на Висле замахнулась „глубоко во фланг полякам““…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.