«МАРШ ДЕСЯТИ ТЫСЯЧ»

«МАРШ ДЕСЯТИ ТЫСЯЧ»

Никакой рассказ о древнегреческих солдатах не будет полон без упоминания знаменитого «марша десяти тысяч», который Ксенофонт обессмертил в своем «Анабасисе». Ничто лучше не характеризует интеллект, инициативу и самодисциплину древнегреческих воинов, чем это волнующее повествование о переходе целой армии греческих наемников по дебрям Малой Азии и их последующем отступлении в разгар зимы через горные области Армении.

Вкратце повесть эта рассказывает о следующем. После смерти персидского монарха Дария на трон взошел его старший сын Артаксеркс. Его младший брат Кир, сатрап в Малой Азии, решил попытаться свергнуть своего брата с трона и с этой целью собрал большую армию в окрестностях своей столицы Сарды, находившейся в примерно пятидесяти милях к востоку от современного турецкого города Измир (античная Смирна). Подавляющее большинство воинов — около 100 000 человек — были восточного происхождения, но Кир отдал должное превосходству греческих солдат, основу его армии составили около 13 000 греков, в числе которых 10 600 человек были гоплитами. Примерно 700 из них были лакедемонянами, отправленными Киру правительством Спарты, которое было многим обязано персидскому царю за былую поддержку. Остальные прибыли из многих других городов-государств, поскольку в Греции в 401 году до н. э. имелось большое количество смелых людей, готовых отправиться в предприятие, предложенное Киром. Прошло только три года с тех пор, как потерпевшие поражение афиняне и их завоеватели-спартанцы плечом к плечу проделали под звуки флейт путь по протяженной долине, соединяющей Пирей с Афинами. Окончание затянувшегося военного конфликта и вспышка сильных волнений, потрясших многие греческие города, выбросили на военный рынок множество наемников и солдат-граждан, которых больше не привлекали прелести тихой цивильной жизни.

Эти вольные солдаты были навербованы Клеархом; истинная цель всего предприятия сначала держалась от них в строжайшем секрете по понятным причинам: одно дело — принимать участие в кампании под руководством Кира, щедрого молодого сатрапа, действуя против горцев Писидии (что было официальной целью кампании, сообщенной армии), и совсем другое — вступить в самое сердце Среднего Востока под командованием Кира — претендента на трон с целью свержения самого Великого царя. Но к тому времени, когда экспедиционный корпус преодолел переход к Киликийским Воротам [25] через труднопроходимые горы Тавра и начал спуск к Тарсу, даже самым тупым копьеносцам стало ясно, что объявленная цель похода является не более чем выдумкой, а многие даже стали догадываться о его подлинной цели.

Наемники отказались следовать дальше. Клеарх, приверженец строгой дисциплины, прибег было к угрозам — но бунт уже зашел слишком далеко. Тогда он решил испробовать хитрость. Рыдая, он сообщил собравшимся вокруг него грекам, что их действия поставили его перед жестокой дилеммой: он должен либо нарушить свое слово, данное Киру, либо бросить свои войска. На последнее, сказал он, он никогда не пойдет, но если они больше не будут получать плату от Кира, то как они захотят поступить?

К Киру направилась депутация, некоторые из членов которой были доверенными людьми Клеарха, для выяснения его истинных намерений. Кир сообщил им, что в его планы входит дать сражение его старому врагу, находящемуся в настоящее время на Евфрате, и обещал платить солдатам повышенное жалованье. Продолжая испытывать в душе определенные сомнения, греки согласились продолжить марш.

Все то же самое повторилось, когда войско подошло к Евфрату, — и Кир наконец вынужден был сознаться, что его целью был Вавилон и свержение Великого царя. Обещана была еще более высокая плата, поднявшийся было ропот смолк, и армия пустилась в свой долгий поход вниз по течению Евфрата. У селения Кунакса (sic!), примерно в шестидесяти милях от точки своего назначения, они были остановлены армией Великого царя. В последовавшей за этим битве греки сражались на правом фланге — хотя Кир (который сам начинал становиться великим вождем и в случае, если бы стал им, оказался бы серьезной угрозой для греческого мира) настаивал, чтобы Клеарх переставил их ближе к левому флангу, где его удары пришлись бы по вражескому центру. Именно в центре занимал позиции Артаксеркс, и его поражение или бегство могло решить исход всей битвы. К сожалению, Клеарх не решился отступить от греческой военной максимы, гласившей, что правый фланг никогда не должен позволять обойти себя.

Сражение закипело, и греки стали обходить противника, оставляя его слева от себя. Кир, находившийся в центре, предпринял попытку прорваться конницей и захватить своего брата. Но, вырвавшись далеко вперед, без отставшего прикрытия, он был убит, а его армия тут же пустилась в бегство. Победоносные греки, вернувшись после погони за неприятелем, обнаружили, что оставшаяся часть армии бежала, их лагерь разграблен, а принц, от которого они ожидали столь многого, мертв. Потрясенные, но отнюдь не побежденные, они отвергли требование Артаксеркса о сдаче. Чтобы отделаться от столь неприятных (да еще и непобедимых) визитеров, персидский монарх согласился снабдить их продовольствием. Его полководец Тиссаферн взялся провести их домой маршрутом, на котором они смогли бы найти продовольствие для обратного пути (вся территория вдоль 1500-мильной дороги от Сард была обобрана армией еще по дороге сюда). Возвращаясь от Вавилона в Мидию вдоль левого берега Тигра, греки форсировали реку Большой Заб несколько ниже античных развалин города Ниневия. Здесь разногласия между греками и их персидским эскортом достигли апогея, и Тиссаферн пригласил греческих лидеров на совещание. Ничего не подозревая, Клеарх с четырьмя своими генералами, двадцатью офицерами и несколькими телохранителями прибыл в лагерь Артаксеркса, где все они были убиты, и лишь одному тяжелораненому воину удалось пробиться обратно к грекам.

Персидский сатрап не имел никакого желания предпринимать атаку на основные силы греков. Он предполагал, что, оказавшись в странной и незнакомой для них стране, лишившись своих командиров, они прочувствуют весь ужас ситуации и тут же сдадутся в плен. Армия, состоявшая из азиатов, несомненно, так бы и сделала, но греки поступили по-другому. Их природный разум и чувство дисциплины подсказали им, что, если они хотят снова увидеть населенную своими сородичами страну, они должны оставаться организованной армией, а не толпой беженцев. Они не представляли в полном объеме всех опасностей и трудностей, лежащих перед ними, но их солдатский опыт подсказывал, что пробиться сквозь многие мили незнакомой и враждебной для них страны будет труднейшим предприятием. Тем не менее без всякой паники, на которую так рассчитывал Тиссаферн, они спокойно избрали себе новых вождей, которым предстояло командовать ими на обратном пути.

К счастью для них и для их потомства, среди них оказался афинский всадник по имени Ксенофонт. Сословие всадников по политическим соображениям было не слишком популярно в Афинах в 401 году до н. э., и Ксенофонт — блестящий молодой человек (которому тогда было около 30 лет), солдат и философ, называвший Сократа своим другом, с радостью воспользовался шансом сопровождать экспедицию в качестве волонтера, не имея никакого формального звания. Его природный ум и здравый смысл сделали его популярным, и в сложившихся обстоятельствах он был избран генералом. Очень быстро его способности к убеждению и дар лидерства сделали его командующим.

Беспрецедентный поход греческих воинов и возвращение их в родной им мир Греции стали объектом эпических повествований о высоком воинском опыте и стойкости. Переправы через безымянные реки, переходы через высокие горные кряжи, бесконечная борьба с холодом, голодом и дикими местными племенами — во всех этих испытаниях греческая армия сохранила свое единство и дисциплинированность, поддерживаемую не насилием, но здравым смыслом. Никогда еще горстке людей не приходилось совершать подобный марш, пересекая одну из самых диких стран Малой Азии, без проводников или опытных офицеров, в самый разгар зимы.

Поскольку войско не располагало проводниками, было принято решение пробиваться на север, к побережью Черного моря, на берегах которого располагались греческие колонии. На первых этапах похода войско беспокоили отдельными наскоками отряды Тиссаферна, которые днем держались на значительном расстоянии от греков, а на ночь устраивались лагерем не ближе шестидесяти стадиев (около семи миль) от них. Частью сил Тиссаферна были всадники, которые в случае атаки должны были распутать стреноженных лошадей, быстро взнуздать их, а к тому же и надеть свое собственное защитное снаряжение. Можно представить себе суматоху, которая возникла бы, если все это надо было проделать за несколько минут в случае нападения. Замечание Ксенофонта о том, что «персидская армия в ночных условиях плохо управляема», можно смело считать преуменьшением.

Критские лучники уступали персам в дальности стрельбы, а греческие копьеметатели не могли поразить своими дротиками персидских пращников. Не могли греки, лишенные конницы, и отогнать персов на безопасное расстояние. Число раненных в частых стычках все росло, а греки были лишены возможности достойно ответить своим преследователям. В конце концов Ксенофонт отобрал лучших наездников из числа рядовых пехотинцев, посадил их на лучших из обозных лошадей и вручил командование над ними немногим оставшимся в живых офицерам конницы. Создав таким образом конное подразделение численностью в пятьдесят человек, он поручил им держать вражеских пращников и лучников на безопасном расстоянии. Зная также, что среди пехотинцев есть много родосцев, Ксенофонт вызвал самых опытных из них в обращении с пращой — родосцы славились как отменные пращники. Две сотни добровольцев были вооружены импровизированными пращами. Теперь преимущество в этом роде вооружения перешло на сторону греков, потому что родосцы в соответствии со своими обычаями использовали при стрельбе свинцовые пули, которые они посылали на расстояние вдвое большее, чем тяжелые камни, используемые персами.

Так, импровизируя по мере сил и необходимости, греки продолжали продвигаться на север — покинув Мидию и углубившись в дикую холмистую местность Кардухи. Обитатели ее в те времена были не более сговорчивыми, чем их потомки в наши дни, и, когда греки с огромным трудом пробирались по горным тропам, дикие горцы обрушивали на их головы деревья, скатывали огромные камни, осыпали дротиками и стрелами, нанося изрядный урон. Когда же это угрюмое нагорье осталось позади и греки вышли к реке, являвшейся границей Армении, они обнаружили, что сатрап этой провинции со своими войсками поджидает их на дальнем берегу, а позади них еще маячат разъяренные горцы. Искусным маневром они все же форсировали реку и смогли договориться с сатрапом о беспрепятственном проходе через его территорию в обмен на обещание не грабить население. (В этом случае трофеи состояли бы исключительно из продовольствия. Солдаты, идущие по неприятельской территории, обычно легки на грабеж, но нам трудно представить себе ветеранов, отягощающих себя бесполезными украшениями и безделушками, когда перед ними на пути вздымаются снежные шапки гор.)

Пересечение подобной местности в самый разгар зимы стало для греков суровой проверкой на выносливость. Маршрут их перехода примерно вел от современного Мосула вдоль западного берега озера Ван, расположенного на высоте около 6000 футов, а затем проходил между 10 000-футовыми пиками в окрестностях Эрзерума. Здесь они снова оказались во враждебном окружении; местные племена были прекрасными лучниками, вооруженными мощными луками, примерно трех локтей в длину. (Античный локоть, используемый в качестве меры длины в Древней Греции, варьировался от 18,25 до 20,25 дюйма, так что эти луки могли иметь длину до четырех с половиной футов. То обстоятельство, что подобные луки привлекли внимание Ксенофонта, свидетельствует, сколь короткими были обычные луки, использовавшиеся греками.)

Но конец долгого пути был уже близок. Пробив себе дорогу сквозь земли воинственных жителей гор и холмов, греки вышли наконец к городу Гюмниас, где нашли дружественный прием и узнали, что находятся неподалеку от города Трапезус (современный Трабзон в Турции). Они тут же получили проводника и «на пятый день приблизились к горе Фехес, и, когда авангард достиг перевала, поднялся сильный крик. Когда Ксенофонт, двигавшийся в арьергарде, и другие воины услышали эти крики, они подумали было, что на них напали враги. Однако, когда крики стали усиливаться по мере того, как новые группы воинов подходили к перевалу, Ксенофонт подумал, что происходит нечто более серьезное, и вместе с несколькими конниками галопом вырвался вперед. Когда он подскакал поближе, то услышал громкий крик своих воинов: «Море! Море!»

Из легендарного «марша десяти тысяч» вернулись около 8600 человек, вполне боеспособных и в добром здравии, мужественно преодолевших все тяготы похода. Поразительный переход был завершен, и военная история пополнилась еще одной славной страницей.

«Марш десяти тысяч» был окончен, и вскоре основная масса легендарных греков была завербована Спартой для ведения войны с Персией. Их предводитель Ксенофонт, который теперь тоже служил Спарте, последовал за ними. В этой кампании он взял в плен персидского вельможу и его семью. Полученный за них выкуп дал ему возможность поселиться в Спарте, где он провел отпущенные ему богами дни в тиши и покое, перемежая их охотой и письменными воспоминаниями о былых походах.

Несмотря на то что Ксенофонт, по существу, был дилетантом в военных делах, или, возможно, именно потому, он обладал способностью к импровизации и в особых обстоятельствах применял тактику, не описанную в военных учебниках греков. Так, в одном случае было необходимо очистить от врага упорно удерживаемый им гребень горы. Подходы к нему вели по пересеченной местности, на которой фаланга действовать не могла. Ксенофонт сформировал из своих воинов несколько групп, построив их в колонны по нескольку сотен человек в каждой. Колонны двигались самыми удобными маршрутами, стараясь как можно точнее сохранять строй. Интервалы между колоннами были таковы, что каждая группа охватывала какое-то из неприятельских формирований. Фланги колонн прикрывали отряды легковооруженных воинов, группы лучников и пращников двигались впереди в качестве застрельщиков — в целом весь ход атаки гораздо больше походил на тактику XX века, чем на 400 год н. э. В другом случае Ксенофонт расположил резерв в составе трех отрядов, каждый по две сотни тяжеловооруженных воинов, на расстоянии пятидесяти ярдов позади каждого из флангов и центра основного строя. Такое решение тоже было отступлением от канонов: обычно греки обрушивали на врага всю тяжесть своего войска.

Значение опыта этой кампании не было забыто греками. Практически случайное поражение в битве при Кунаксе не сыграло никакой роли. Гораздо важнее стало то, что греческие силы углубились почти на 1500 миль по направлению к персидской столице и нанесли там поражение войску Великого царя. За восемьдесят лет до этого персы взяли штурмом и разграбили Афины. Теперь волна мщения обрушилась на обидчиков и уже греческие воины мечтали о разграблении богатейших городов и дворцов Азии. Сцена была расчищена, а на севере Греции происходили события, которые вот-вот должны были выдвинуть на нее главного героя.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.