Иудины рубли

Иудины рубли

Известны даже немецкие расценки на предательство: «Кто своим сообщением поможет поймать или уничтожить членов любой банды, бродяг, саботажников или пленных-беглецов, получит либо 1000 рублей вознаграждения, либо право первенства в получении продовольственных продуктов, либо право на надел его землей или увеличение его приусадебного участка», — обещали немецкие власти.[180] Как можно заметить, в серьезных делах немцы предлагали вознаграждение, имеющее реальную ценность (рубли или продукты), а не свою оккупационную псевдовалюту. Видимо, сами сознавали ее сомнительную ценность.

Надо отметить, что особо баловать подонков, желающих заработать на ловле саботажников или беглых пленных, немцы не собирались. Пятьсот сигарет в розницу или четыре килограмма хлеба, или пять стаканов соли можно было купить на иудины деньги. Масла или сала приобрести вообще можно было ничтожное количество.

Разумеется, как и в советском тылу, цены на оккупированных территориях в различных регионах складывались свои и могли очень сильно различаться. В том числе — и цены на предательство. Например, партизан Леонид Исаакович Окунь в воспоминаниях привел цену, которую в Белоруссии немцы обещали заплатить за выдачу еврея, бежавшего из гетто, — пуд муки или корову.[181]

Кажется чрезвычайно странным такой выбор — даже самый далекий от реалий деревенской жизни человек легко сообразит, что корова представляет большую ценность, чем пуд муки. Может быть, дело было в том, что обладание коровой в ту пору было слишком рискованным — ее легко могли реквизировать немецкие военные, полицаи или просто украсть изголодавшиеся соседи? К тому же куда девать и как прокормить корову в городе, если предатель был горожанином? А пуд муки надежно спрятать было значительно легче. Существовала и другая цена.

Партизан Борис Зеликович Долгопятый: «Мы знали, что за нами уже охотятся, знали, что за каждого пойманного живого или убитого во время облавы еврея немцы платили предателям, озверевшим извергам, вознаграждение — 2 килограмма сахара. И неважно, кто оказывался жертвой: женщина или мужчина, ребенок или старик. Цена за еврея была одна — 2 килограмма сахара… А говорили, что мы ничего не стоим».[182]

В Белоруссии немцы обещали заплатить за выдачу еврея, бежавшего из гетто, — пуд муки или корову.

Финны сами «постарались» укрепить моральную стойкость солдат, зверски расправляясь с попавшими в их руки советскими бойцами.

Любопытно, что нс только немцы, но и финны также разработали свои расценки за предательство, причем сделали это еще в январе 1940 года во время советско-финской войны. Красноармейцам из попавших в окружение частей предлагалось сдаваться в плен с оружием и получить за это деньги согласно предлагаемым расценкам. Финские листовки, разбрасывавшиеся над позициями советских войск, рассказывали про хорошую жизнь в плену, обещали выдать бойцам теплую одежду и обувь, горячую пишу. Сулили премии за сданное оружие. Револьвер оценивался в 100 рублей, винтовка — в 150, пулемет — в 1500, танк — в 10 тысяч рублей. Особая, достаточно щедрая плата предлагалась летчикам, перелетевшим к финнам на своем самолете. За самолет же финны обещали 10 тысяч долларов. Пилоту гарантировали политическое убежище в Финляндии или, по его желанию, выезд в любую страну мира. Правда, финская пропаганда оказалась практически бесполезной, особенно в отношении летчиков. Ни один советский пилот так и не клюнул на их валютные обещания.[183] Красноармейцы из наземных войск если и сдавались в плен, то только в совершенно безнадежной ситуации. Многие просто предпочитали смерть плену. Финны сами «постарались» укрепить моральную стойкость солдат, зверски расправляясь с попавшими в их руки советскими бойцами.

Понятно, что летчик, перелетевший к врагу, чего финны так и не дождались, мог бы со вкусом потратить 10 тысяч долларов и в Финляндии, и за ее пределами. Сумма по тем временам была солидная. А вот что должен был со своими рублями делать сдавшийся вместе с пулеметом или винтовкой красноармеец? Тратить рубли в финском лагере для военнопленных? Или «отложить» на возвращение в СССР из плена, чтобы чекист спросил, за какие такие заслуги ему финны денег дали? Просто непонятно, на что их пропагандисты рассчитывали — какая-то тайна финской души, загадочной и непостижимой.

Можем мы составить определенное представление и о постоянных доходах немецких пособников на оккупированных территориях.

Литовский историк Петрас Станкерас в любопытном исследовании «Литовские полицейские батальоны» приводит сведения из копии циркуляра директора Административного департамента МВД Йонаса Ундрайтиса, обнаруженного им в Центральном государственном архиве Литвы. В этом циркуляре от 23 июля 1941 года указывалось, что в утвержденной министром финансов Временного правительства Литвы Йонасом Матуленисом смете расходов МВД установлены следующие оклады начальникам полиции уездов и служащим их учреждений:

начальнику полиции Вильнюса 1000 руб.

помощнику начальника полиции г. Вильнюса 800 руб.

начальнику полиции г. Каунаса 900 руб.

помощнику начальника полиции г. Каунаса 700 руб.

начальникам полиции других уездов 750 руб.

начальнику пункта разряда 600 руб.

чиновнику полиции 500 руб. полицейскому 450 руб.[184]

Прямо скажем, 450 или даже 1000 рублей — не богато. Видимо, помимо денег ретивые «борцы за свободу Прибалтики» могли рассчитывать на какую-то часть имущества уничтожаемых ими людей (в Литве — прежде всего евреев). Но рачительные немцы не давали своим литовским пособникам сильно разгуляться. Надо отметить, что оккупационные власти не особенно им доверяли и, как пишет тот же автор, присматривали за тем, чтобы литовские полицейские не воровали в квартирах выселяемых. Однако при массовом масштабе истребления людей даже немцы не могли полностью уберечь их имущество от расхищения, и кое-что полицейским все же доставалось.

Понятно, почему начальник полиции Вильнюса получал на целых 100 рублей больше, чем его коллега в Каунасе. Дело в том, что в Каунасе, в котором преобладало литовское население, особенно после истребления местных жителей-евреев, служба была относительно спокойной. А вот на территории Виленского края, который до разгрома в сентябре 1939 года принадлежал Польше, присоединенного к Литве по сталинской воле, литовские оккупанты столкнулись с ожесточенным сопротивлением сил польского подполья. Немцы после оккупации сохранили в силе сталинское решение о присоединении Виленского края к Литве. Начавшееся при Советской власти переселение литовцев на Виленщину при немцах проходило особенно активно. Поляков такая ситуация никак не устраивала. «Долой хамов литовцев!» — таков был лозунг польских подпольщиков.

Боролись с литовским хамством они весьма активно. Особенно доставалось литовским оккупационным силам в самом Вильно (Вильнюсом город назвали оккупировавшие его с разрешения Сталина, подтвержденного Гитлером, литовцы). Так, польскими патриотами из засады был застрелен полицейский по надзору за ценами Заранка, сотрудник уголовного розыска Иозас Пранцкявичюс и др. Одного полицейского польские партизаны застрелили около часовни. Убит был также полицейский VII участка Якутис, а другому полицейскому вахмистру прострелили шею. Еще одного вахмистра спасла металлическая пуговица, в которую ударила пуля. Готовилось также покушение (его удалось предотвратить) на начальника полиции города Вильнюса и одного сотрудника из Варенского края¹⁸⁶.

Все это, по мнению литовского историка Станкераса, было возможным благодаря прямому попустительству и даже поддержке немцами поляков. По его утверждению, немцы не только снабжали оружием местные подразделения Армии Крайовой (польские партизаны, подчинявшиеся правительству Польши в Лондоне), но и по договоренности платили им такую же зарплату, как и литовским полицейским, поскольку отряды Армии Крайовой немцы собирались использовать против советских партизан.

Станкерас пишет: «Все командиры взводов получали из Вильно деньги в немецких марках от 8 до 20 тысяч ежемесячно, что являлось неоспоримым доказательством их связей с немцами».[185]

Если учесть, что немецкая марка обычно котировалась на оккупированных немцами территориях в соотношении 1 марка к 10 рублям, то получается, что один только командир польского взвода получал от 80 до 200 тысяч советских рублей ежемесячно! Не преувеличил ли литовский историк размер немецкой оплаты воинов Армии Крайовой? Приведенные им данные вызывают сомнение хотя бы потому, что в их подтверждение он ссылается на… труд сталинского наркома госбезопасности Белорусской ССР Лаврентия Цанавы «Всенародная партизанская война в Белоруссии против фашистских захватчиков», изданный в 1951 году (?!). Прямо скажем, несколько неожиданный для современного литовского историка источник информации. А вот данные о размерах оплаты литовских полицейских, взятые из архивных документов (приведенные выше), выглядят более реалистично.

Вряд ли оклады рядовых полицейских и их командного состава в других, оккупированных немцами регионах СССР принципиально отличались от литовских.

Таким образом, мы можем составить себе некоторое представление о рублевых ценах на оккупированных территориях. Цена на самый жизненно важный продукт — хлеб — от 250 рублей в Киеве до 1000 рублей под Ленинградом. Предположим, что советский летчик авиации дальнего действия, сбитый над вражеской территорией, имел при себе наличными 2000 рублей, полученные за бомбардировку Берлина. В Киеве, скажем, послав мальчишку на базар, он мог бы приобрести 8 килограммов хлеба, 1000 сигарет или около 300 граммов сала. Под Ленинградом же он мог рассчитывать только на два килограмма хлеба, и то, если повезет его достать

Разумеется, в разные периоды войны на различных территориях СССР цены сильно менялись. Однако имеющиеся данные все же позволяют составить некоторое представление о покупательной способности советского рубля (а также других разновидностей денег) и на оккупированных территориях.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.