Недострой по переплану

Недострой по переплану

[64]

Один из популярнейших упрёков по адресу советской власти – непрерывно растущее при ней изобилие незавершённых строек. К концу эпохи общий объём их соответствовал нескольким годам напряжённой работы всего строительного комплекса страны. Тем не менее то и дело закладывались новые промышленные и жилищные фундаменты.

Система финансирования строительных работ в последние советские десятилетия поощряла работы нулевого цикла – котлован, фундамент… Трудозатраты там сравнительно невелики: работает в основном техника, управляемая минимальным числом сотрудников. Зато формальный объём работ, исчисляемый кубометрами земляных и бетонных работ, составляет львиную долю всей стройки. Отделочные же работы, в значительной степени ручные, оплачивались сравнительно скромно.

Да и украсть цемент из фундамента проще, чем из стен. Особенно если стены – с завода железобетонных изделий, где учёт куда прозрачнее, чем на самой стройке. Как влияют на планирование подобные неофициальные стимулы?

Но система оплаты строительных работ не раз пересматривалась. Незавершённые же стройки – притча во языцех с самого начала советской индустриализации. Фундаменты и тогда закладывались фантастически быстро: так, роман Валентина Петровича Катаева «Время, вперёд!» (вскоре название стало популярнейшим лозунгом) посвящён технологическому (и идеологическому) процессу достижения рекордной скорости бетонирования фундамента на Магнитогорском металлургическом комбинате. Но монтаж механизмов на новых фундаментах шёл заметно медленнее. А уж освоение готовых заводов растягивалось непомерно. Скажем, Сталинградский тракторный выходил на проектную мощность немногим быстрее, чем строился: он приемлемо заработал года через два-три после официального пуска.

Долгое освоение порождено не в последнюю очередь катастрофической нехваткой квалифицированных кадров. К конвейеру становились вчерашние строительные чернорабочие. Да и на новостройку люди приходили в основном из деревни. Не зря одновременно с индустриализацией началась коллективизация. Устранение межей, укрупнение сельхозугодий позволило применить наиэффективнейшие тогдашние агротехнологии, высвободив множество рабочих рук. Сходное укрупнение – хотя иным методом (в основном – скупкой обанкротившихся ферм) – прошло тогда же и в Соединённых Государствах Америки, где также резко подняло производительность на селе и вывело множество работников в города, позволив в скором будущем – к началу Второй мировой войны – вновь резко нарастить промышленное производство.

Кстати, и в СССР, и в СГА переход к новым агрометодам сопровождался изрядными сбоями производства (но по разным причинам: у нас – неосвоенность технологий, у них – кризисное падение спроса). По самым надёжным оценкам, у нас три миллиона жертв голода (хотя заинтересованные политики говорят и о семи), у них – от миллиона до пяти (там приняты иные методы демографической статистики, так что данных за нужный период маловато).

Но дело не только в нехватке отечественного рабочего опыта. Многие производства запускались столь несинхронно, что немалая их часть поначалу работала впустую. Так, легендарная ДнепроГЭС в первые годы работы оказалась загружена лишь на седьмую долю проектной мощности: ещё только строились новейшие мощные заводы, для чьего энергоснабжения создана одна из лучших и совершеннейших гидроэлектростанций тогдашнего мира. Ярчайший пример ошибок централизованного планирования?

Строительство в те годы уже изрядно механизировано. Наиэффективнейшее оборудование – с электроприводом. Если бы ДнепроГЭС строили одновременно с заводами, потребляющими её энергию, само их строительство заняло бы куда больше времени, да и обошлось бы заметно дороже. Если смотреть с поста директора ГЭС – она и впрямь несколько лет работала неэффективно. Если же исследовать весь производственный комплекс, созданный у днепровских порогов – распределение сроков приходится признать оптимальным.

Аналогичный анализ других больших производственных комплексов показывает: значительная часть подобных рассогласований – кажущаяся, фактически же оптимизирующая какие-нибудь существенные аспекты строительства комплекса в целом. Советские планы составляли мастера.

И выполняли – тоже мастера. Многие годы я думал: единственная советская пятилетка, исполненная по всем ключевым показателям – восьмая (1966–70), косыгинская. Только недавно узнал: планы составлялись в двух вариантах – отправном и оптимальном. Отправные – рассчитанные на худший случай – выполнялись всегда, кроме разве что военных лет. А вот оптимальные – осуществимые только при наиблагоприятнейшем стечении обстоятельств – лишь указывали, что делать с результатами непредвиденного везения.

Вроде бы печальный опыт долгостроя первых двух пятилеток не помешал в третьей – начавшейся в 1938-м – также наплодить немало новостроечных площадок. Прежде всего – в новых промышленных районах: Урал, Сибирь, Средняя Азия… Тоже омертвление средств? Ан нет: в 1941-м именно на эти площадки эвакуировались – порою прямо из-под носа немцев – многие тысячи промышленных предприятий. И уже в начале 1942-го наше оборонное производство приблизилось к довоенному уровню, а к концу года – существенно превзошло и наши довоенные возможности, и промышленность Германии со всей подмятой под неё континентальной Европой.

План эвакуации был детально расписан загодя. Вопреки расхожим легендам Хрущёва, страна тщательно готовилась к битве с Объединённой Европой – ещё когда на роль объединителя претендовала не Германия, а традиционно конкурирующая с нами Великобритания. В конечном счёте – как и положено по военной (да и мирной) науке – верная стратегия СССР (и военная, и прежде всего экономическая) превозмогла все чудеса легендарной немецкой тактики.

Увы, после Иосифа Виссарионовича Джугашвили грамотные стратеги нашей страной не руководили (а многие – начиная с великого тактика Лейбы Давидовича Бронштейна – и ему в этом даре отказывают). Вспомним хотя бы развиваемую с 1974-го – с подачи идеологического отдела ЦК КПСС во главе с Михаилом Андреевичем Сусловым – закупку всего недостающего за рубежом на нефтедоллары вместо развития новых технологий. А раз уж на самом верху тонули в тактических мелочах – на низовых уровнях управления и подавно решали текущие задачи. В частности, обеспечивали высокий фонд зарплаты. Даже если конкретный долгострой (не говоря уж о положении отрасли в целом) никак не способствовал стратегическому продвижению.

В пьесе Шуни Исааковича Гельмана (отца модного либерального галериста) «Протокол одного заседания» бригада строителей отказывается от квартальной премии, убедившись: реальный трудовой энтузиазм группы никоим образом не способствовал успеху работы в целом, а перевыполнение плана обеспечено всего лишь его предварительной необоснованной корректировкой. Начальника планового отдела строительного треста – не вполне положительного персонажа (вполне отрицательные случаются только в романтике, но не в реализме) – по ходу пьесы упрекают за фразу «Я перед трестом отчитываюсь за каждый квартал в отдельности, а не за всю жизнь сразу». Нынче такое поведение – норма, общепринятая у эффективных менеджеров, и впрямь ежеквартально (в лучшем случае – как политики – раз в 2–4 года) отчитывающихся перед фактическими (и что ещё важнее, потенциальными) акционерами.

Уинстон Леонард Рэндолфович Спенсёр Чёрчилл сказал: политический деятель думает о следующих выборах, государственный – о следующих поколениях. Современный рынок ценных бумаг, рассчитанный в основном на массового инвестора, заведомо некомпетентного в бизнесе, чьи акции его интересуют (в том числе и представительная демократия, рассчитанная на столь же заведомо некомпетентного рядового гражданина, инвестирующего собственный голос даже не в сами государственные решения, а всего лишь в лиц, наделяемых правом соучастия в принятии решений), весьма способствует вытеснению государственных деятелей политическими. Хорошо ещё, что семейный бизнес (в том числе и наследственная монархия) не вполне исключает приход во власть честного, разумного и дальновидного руководителя.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.