Русская Троя. Оборона Севастополя

Русская Троя. Оборона Севастополя

Ввиду крайней нерешительности действий России на первом этапе боевых действий, она целиком передала стратегическую инициативу в руки противника.

Флагманом английского флота, вошедшего в Черное море, стал паровой девяностопушечный корабль «Агамемнон», это весьма прозрачно намекало на то, что Севастополь будет русской Троей. Интересно, кого англичане считали прекрасной Еленой, уж не султана ли турецкого?

К началу сентября 1854 г. в Варне находилось 89 крупных боевых кораблей, в том числе 54 парохода, 300 транспортных судов и 62 тыс. войск. Россия имела на Черном море 36 крупных боевых кораблей, в том числе 11 пароходов, и около 40 тыс. войск в Крыму.

После посадки на полсотни судов коалиционных сил первого эшелона, они, в течение трех суток, находились в море без охранения и без движения — ожидая выхода из Варны основной массы экспедиционных войск.

Это период не был использован русским командованием для атаки, во время которой можно было утопить тысячи англо-французских интервентов.

Переход англо-франко-турецких экспедиционных сил морем также проходил не слишком организованно, не был обеспечен разведкой и охранением. Караван транспортов растянулся в море на десятки миль.

Бездарное англо-французское командование снова предоставило возможность российскому командованию нанести сокрушительный удар. И опять это не было использовано нашими.

Ссылки на то, что русские командиры на Черном море рабски ждали указаний царя, не соответствуют действительности. Никакого оперативного управления император, находящийся в Петербурге, не осуществлял и осуществлять не мог, даже при наличии телеграфного сообщения между столицей и Николаевым. Император всегда давал военачальникам простор для инициативы. Но инициативы на этот раз не было. Нельзя исключать, что сыграл свою роль один важный фактор. Скормить веселых галлов крабам и гордых бриттов рыбам — это было невозможно из-за нравственного стандарта, которые въелся в подкорку любого русского военного, от генерала до солдата.

Упустив те возможности, которые имеет слабейшая сторона — а они заключаются в решительных действиях на опережение — Россия стала напоминать добродушного неповоротливого гиганта. Вроде голубого кита, которые вежливо подпускает к себе лодчонки с гарпунерами.

В течение суток, ожидая подхода остальных караванов, неприятельские транспорта с экспедиционными войсками находились без движения на рейде Евпатории.

Военный министр князь В. Долгоруков в феврале 1854 г. предупреждал Меньшикова, что «англичане собираются высаживаться в Крыму, в 45 верстах от Севастополя, чтобы затем атаковать его с тыла» — за это время можно было подготовить береговую оборону на угрожаемых участках. Но сделано ничего не было. Даже имея донесения о западных кораблях, скопившихся на евпаторийском рейде, адмирал Меншиков не попытался встретить англо-французов на берегу и заставить их есть песок.

В данном случае как будто находит подтверждение тезис о бездарностях, накапливающихся в окружении императора. Остается только поинтересоваться, откуда откуда в николаевское правление брались такие яркие военные и государственные деятели как Дибич, Паскевич, Лазарев, Корнилов, Нахимов, Тотлебен, Муравьев-Карсский, Завойко, Перовский, Сперанский, Муравьев-Амурский, Невельской, Киселев, Клейнмихель. Эти люди имели разные периоды в своей «трудовой биографии», сверхуспешные и не очень, но уж бездарями их никак не назовешь. Критики «самодержавия» — ребята находчивые и, конечно, скажут, что если на высоком посту оказался бездарь, то это царь виноват, а если талантливый человек, то это он сам по себе и вопреки «царизму». Вопреки «царизму» сделал карьеру, наперекор царю стал адмиралом, генералом и губернатором. На самом деле, ум и работоспособность всегда встречали доброжелательность и поддержку императора. Даже Меньшиков в период русской-персидской и русско-турецкой войн 1826–1829 гг. показал себя толковым человеком — это проявилось при взятии Анапы и осаде Варны. Однако сама психологическая атмосфера начала Восточной войны, когда русская элита (не только военная) мучительно стала осознавать, что стоит против всей Европы («просвещенной», «либеральной» и т. д.) не способствовала расторопности и инициативности.

Российский генералитет-адмиралитет был сильно расслаблен сорокалетним периодом европейского мира, обеспеченного русской победой над Наполеоном. Эти сорок лет, когда принципиальной установкой российской власти было миролюбие, не могли способствовать прогрессу того, что пацифисты называют «милитаристским сознанием». В течение этих сорока лет русская армия воевала лишь вынужденно. Все операции нашей армии носили ограниченный, фактически полицейский характер «принуждения к миру» или являлись «усиленной формой ведения переговоров»; они не преследовали цели как можно большего истребления живой силы противника и тотального уничтожения его ресурсов, не должны были ломать ему хребет. Иной раз для устрашения смутьяна хватало и красивого парада. Противник у русских бывал храбрый, яростный (кочевники, горцы, повстанцы, азиатские воинства), но получалась борьба мужчин с мужчинами, а не систем с системами. Штык и сабля, выдержка и упорство у нас почти всегда оказывались крепче. Безалаберность в планировании операций (явное наследие манифеста о «дворянской вольности») компенсировалась великолепными боевыми качествами русских солдат и отвагой офицеров. К этому все привыкли.

1 (13) сентября 1854 г. 3200 англо-французов без какого либо противодействия русской армии высадилась в Евпатории. Со 2 по 6 сентября главные силы интервентов сходили на берег в 30 км от Евпатории, между озерами Камышлы и Кичик-Бель. Совершенно беспрепятственно, как туристы с круизных лайнеров, не хватало только приветствующих девушек в кокошниках. 7 сентября вражеские войска, выспавшись и позавтракав, двинулись к Севастополю.

Поскольку князь Меньшиков боялся показаться невежливым по отношению к западным гостям, его армия ждала противника на р. Альма для проведения честного боя. Отдадим должное князю, он знал, откуда и в каком направлении будут двигаться враги. К Севастополю шло 60 тыс. войска, французских, английских и турецких солдат, с 206 полевыми и осадными орудиями. Меньшиков располагал 34-ти тысячным войском и 84 орудиями, они располагалась на высоком левом берегу Альмы, однако наша позиция была растянута на 8 километров, и имеющихся войск для нее не хватало.

Левый фланг позиции подходил к морю, бухте Улукуль, откуда западный флот вел мощный огонь. На участке между левым флангом и бухтой не было русских подразделений — гуманист (говорю без всякой иронии) Меньшиков не захотел подставлять их под удар корабельной артиллерии. Очевидно экономя силы солдат, командующий пренебрег и возведением укреплений.

Именно в зазор между левым флангом русской армии и морем прошла французская дивизия. Она заняла господствующую высоту, откуда начала штуцерный обстрел русского войска, затем обошла наш левый фланг.

Главные силы интервентов атаковали наши позиции с фронта, переходя вброд мелководную Альму. Русские пытались штыковыми атаками вытеснить вражеские войска за реку, но попадали под перекрестный штуцерный огонь с фронта и левого фланга. Продвижение врага было остановлено только лишь усилиями гусар и казаков.

Русская армия покинула альминскую позицию и отошла к Бахчисараю, западные войска хотя и не преследовали ее, поскольку понесли чувствительные потери, однако путь на Севастополь был открыт.

17 сентября войска интервентов подошли к городу. Защищенный с моря береговыми батареями, со стороны суши Севастополь был почти что беззащитен. Укреплений на северной стороне было мало, на южной они отсутствовали вовсе.

Если бы англо-французы рискнули с ходу атаковать город, что с северной, что с южной стороны, сопровождая это бомбардировкой с моря (по классической схеме «молот и наковальня»), то с большой вероятностью добились бы успеха. Тогда Севастополь стал бы городом англо-французской славы, а не русской. Взяв город, коалиционные войска добили бы небольшую полевую армию Меньшикова, заняли весь Крым, затем Одессу, Николаев, устья рек, впадающих в Черное море.

После этого интервенты могли б приступить к наступательным действиям с восточного побережья моря, направленным вглубь Закавказья. С юга бы их поддержала анатолийская армия турок и, с хорошей вероятностью персы, жаждущие вернуть земли, потерянные по гюлистанскому и туркманчайскому трактатам. В этом случае можно было ожидать и масштабного антироссийского восстания кавказских горцев, неверности грузинских князей, истребления верного империи армянского населения. Планы Пальмерстона претворились бы в жизнь.

Однако бездарные английские и французские генералы упустили свой шанс и увязли в долгой осаде.

Для проведения осадных работ враги выбрали южную сторону города. В северной части Севастополя, отделенной от южной обширной бухтой, располагалась немало каменных построек и она выглядела более защищенной.

Французские войска обосновались в Камышевой бухте, где начали воздвигать свой petit Paris. В «маленьком Париже» не было бань и утепленных казарм, но зато большое количество увеселительных заведений и борделей. Французы сразу стали страдать от всех болезней (которые от нервов и которые от удовольствия). Благодаря эпидемиям французское кладбище быстро росло и без всяких боевых действий.

Англичане обосновались в Балаклаве, которую взяли после весьма упорного боя с небольшой командой инвалидов, составлявших ее гарнизон. Немедленно после победы бравые британцы разграбили всё селение, населенное греками. Причем сделали это весьма непринужденно. «Защита собственности», в которой так преуспели британские джентльмены, это ведь тогда, когда собственность своя. А когда чужая — то хватай, не стесняйся.

«Маленькую Англию» в Балаклаве строили не солдаты, а ирландские рабочие и принудительно мобилизованные «остарбайтеры» — болгары. Пока не пришли морем палатки, английские военные даже пальцем не шевельнули, чтобы соорудить себе временные жилища. В первые полгода осады англичане также будут сильно страдать от эпидемий, изрядно прорядивших их ряды. Английская армия просидит в портовой Балаклаве до конца войны, во вторую половину осады пользуясь узкоколейкой, на которой будет ездить к Севастополю.

Прибывшие в Крым османы должны были продовольствоваться у французов, однако беспечные галлы даже и не подумали снабжать союзников-азиатов. Потомки янычаров рылись в отбросах около западных кухонь, выпрашивали корочку хлеба у западных солдат и привычно искали местных жителей-христиан, у которых можно помародерствовать. Впрочем, таковых почти не остались.

Крымские татары, хоть и не возражали против присутствия интервентов в Крыму и даже служили для них проводниками, кормить своих турецких братьев не торопились.

22 сентября англо-французы, очевидно для разминки, отправились в Ялту. В результате этого сафари были полностью разграблены сам городок и все имения в его окрестностях, включая знаменитую Ливадию.

Пока интервенты обживались под Севастополем, не забывая при том о развлечениях, русские военные под руководством адмиралов Корнилова и Нахимова показывали все чудеса «штурмовщины», а также смекалки и изобретательности.

За короткий срок была фактически создана сухопутная оборона города и кардинально усилена его береговая оборона.

В начале осады на южной оборонительной линии находилось только 172 орудия. За последующие три недели здесь возникло 20 батарей, которые располагали 341 пушкой.

Несколько устаревших кораблей было затоплено у входа в Севастопольскую бухту, чтобы предотвратить вход туда западного флота. Орудия и матросы с затопленных кораблей усилили оборону города. Все оставшиеся корабли были расписаны по огневым позициям для эффективной поддержки сухопутных войск и подавления активности западных кораблей.

16 бригов, тендеров, шхун и транспортов были использовали для наведения моста через бухту, чтобы связать северную и южную стороны города.

Начштаба Черноморского флота В. Корнилов разработал подробные инструкции по ведению боя разнородными силами, в которых немало внимания уделил сбережению личного состава.

Хуже обстояло дело с лечением раненных, хотя император умолял Меньшикова: «Пекись о раненых, ради бога, и призри их сколько можно…». Лазаретная служба в осажденном городе налажена не была.

Незадолго до начала штурма Севастополя, русская корабельная и батарейная артиллерия нанесли мощный упреждающий удар по неприятельским батареям. На маневрирующих в бухте пароходофрегатах, которыми командовал капитан II ранга Г. Бутаков, применялся искусственный крен для увеличения дальности стрельбы. Впервые в истории русского флота применялась стрельба по невидимым целям с использованием корректировщиков огня, находящихся на наблюдательных постах.

5 (17) октября, с опозданием на 5 часов, полсотни западных кораблей, которые встали полукругом, охватывая бухту, начали обстрел города из 2680 орудий. Однако ответный огонь 96 орудий Южной стороны, 26 орудий Северной стороны и русской корабельной артиллерии привел к тому, что западные корабли были отведены от Севастополя и, в дальнейшем, почти не использовались для его бомбардировок. Русским огнем были уничтожены и позиции англичан против Малахова кургана. Англичанам удалось разрушить третий бастион, и если бы они его заняли, то оказались бы в тылу Малахова кургана, после чего могли захватить Корабельную сторону. Однако английские войска побоялись пойти на штурм. За ночь третий бастион был восстановлен под руководством Тотлебена и снабжен более мощной артиллерией.

Во время первой бомбардировки города погиб адмирал Корнилов. Но совершенствование обороны города продолжалось — она становилась все более глубокой и обеспечивала лучший маневр огнем.

13 октября русская полевая армия атаковала английские войска под Балаклавой и добилась успеха.

В шесть утра одесские батальоны пошли на штурм второго, третьего и четвертого редутов, которые прикрывали на балаклавских высотах занятый противником городок. Атака была успешной. Азовский полк, вскарабкавшись на кручу, занял первый редут. Тяжелая английская кавалерия под командованием генерала Скарлета остановила атаку гусар и казаков, однако попала под обстрел со стороны второго и третьего редутов, занятых русскими, и быстро отступила.

Английский командующий Раглан решил послать кавалерию, чтобы отбить орудия, которые, как он полагал, русские увозят с редутов. Приказ дошел до лорда Кардигана в несколько мутировавшем виде и лорд решил, что необходимо атаковать русскую кавалерию, стоящую в долине Кадыкиоя. На русских устремились два легких драгунских, два уланских, один гусарский полк и драгунская бригада англичан.

Англичане изрубили обслугу донской батареи, ведущей по ним огонь, и кинулись за гусарами, которые получили приказ отступить к Чоргунскому мосту, чтобы заманить противника под перекрестный обстрел двух батарей. Шесть сводных русских уланских эскадронов (преимущественно из Одесского полка), что находились возле второго и третьего редутов, поскакали на английскую кавалерию.

Фланговая атака улан оказалась для английских кавалеристов смертоносной, половина их была переколота уланскими пиками или погибла под артиллерийским огнем. Одесситы покончили с отпрысками многих благородных семейств Британии.

И только французские конные егеря помогли удрать остаткам британской легкой кавалерии.

Успех не был закреплен занятием Балаклавы — не успели подойти подкрепления, но штурм Севастополя западной коалицией был отложен.

Атака легкой кавалерии служила и служит для поколений английских пропагандистов образцом доблести сынов Альбиона — очевидно за неимением других более подходящих образцов — ей даже приписывают невероятную победоносность. Но кто и когда вспомнит одетых в уланскую форму простых мужиков, что разгромили гордых английских аристократов?

Во то время, что было выиграно благодаря Балаклавскому делу, русские солдаты под руководством инженера Тотлебена создали на южной стороне Севастополя три оборонительных рубежа, дополненных четвертой линией обороны, состоящей из баррикад на улицах. Глубина обороны теперь составляла 1,5 км, а протяженность — 7,5 км. Она состояла из опорных пунктов-бастионов, соединенных куртинами, на которые была вынесена крепостная артиллерия.

24 октября адмирал Меньшиков дал приказ атаковать вражеский осадный корпус. Атаку должен был начать в 6 утра отряд из Севастополя под командованием генерал-лейтенант Соймонова, а часом позже поддержать отряд генерал-лейтенанта Павлова — с Инкерманского плато.

Отряд Соймонова должен был ударить от Килен-балки по левому флангу противника, Павлов от развалин Инкермана — по центру и правому флангу. 20-ти тысячному Чоргунскому отряду под началом генерал-лейтенанта П. Горчакова, предписано было содействовать содействовать общему наступлению.

Будучи моряком, Меньшиков не мог заниматься детальным планированием операций на суше. И, хотя общие планы сражений, оказывались у него весьма здравы, при нем не оказалось высокопрофессиональных штабистов, способных довести идею до ума.

Генерал П. Данненберг, недавно прибывший с Дуная и назначенный командовать русскими войсками в данной битве, дал диспозицию, менявшую план Меньшикова.

Соймонов должен был выступить на час раньше и атаковать тот же правый фланг противника, что и Павлов — оба отряда направлялись на узкое плато между Черной речкой и Килен-балкой.

Рано утром отряд Соймонова двинулся к Килен-балке. Несмотря на плотный штуцерный огонь противника, солдаты Томского и Колыванского полков опрокинули бригады Пеннефазера и Буллера. Бросившийся им на помощь отряд генерала Кэткарта был истреблен полностью, вместе с генералом и его адъютантом, сыном бывшего английского посла в России Сэймура. Русские подвели артиллерию и англичане начали поспешно отступать.

Значительная часть французских войск была отвлечена силами генерала Липранди, начавшего обстрел подступов к Балаклаве в долине Черной речки.

Однако отряд Соймонова, выйдя на насквозь простреливаемый участок, остановились под огнем, его командующий был смертельно ранен, выбыли и сменившие его командиры.

Генерал Жабокритский, находящийся в резерве, на помощь соймоновскому отряду не пошел.

Наконец отряд Павлова, сильно задержавшись при наведении моста через р. Черную, поддержал атаку соймоновского отряда на отрогах Сапун-Горы. Охотский полк вместе с Якутским и Селенгинским взяли высоту за Килен-балкой, переколов гвардейцев бригады Бентинка и захватив редут. Несмотря на тяжелые потери охотцев, вызванные штуцерным огнем, неприятелю был нанесен огромный урон. Англичане пробовали отбить укрепление, но потеряли и второй редут. В штыковом бою простые русские рекруты побеждали отборные британские войска.

К половине десятого утра победа склонялась на нашу сторону — исход битвы мог изменить весь ход Восточной войны. Если б еще противника атаковал отряд генерал-лейтенанта П. Горчакова… Однако тот ограничился бесполезной артиллерийской дуэлью, отказавшись от подъема на Сапун-гору. Силы Горчакова бездеятельно простояли весь день у Чоргуна, отчего французы смогли перебросить дополнительные силы к Килен-балке. «Вероятно, начальник, более предприимчивый и проникнутый высоким чувством патриотизма,  — писал в своих «Записках» генерал А. Хрущёв,  — решился бы пожертвовать собой и частью отряда для успеха главной атаки.» Самую скверную роль сыграл генерал Данненберг, который не поддержал наступающих павловских солдат свежими силами — а у него было 4 полка!

Прибывшая на помощь англичанам французская дивизия Боске также понесла большие потери, когда ее атаковали Охотский, Якутский и Селенгинский полки — но эти части были уже девять часов на ногах и четыре часа в бою.

Затем Данненберг отдал приказ к отступлению.

Отход войска был совершен под огневым прикрытием пароходов «Херсонес» и «Владимир».

В результате Инкерманского сражения обе стороны потеряли до 10 тыс. чел. Численность английского войск сократилась с 18 до 12 тыс. Были убиты или ранены 8 английских генералов, 2 французских генерала.

Наши войска не решили поставленные задачи, но Инкерманское сражение предотвратило штурм города, который должен был произойти в конце октября.

После того урона, что понесли англичане в этой битве, главная роль в ведении боевых действий под Севастополем перешла к французам. В подсознании английских военных русский штык оставил хорошую отметину, в дальнейшем сыны Альбиона будут вести себя донельзя аккуратно и не заслужат никаких победных лавров.

«Мы избежали тогда великой катастрофы,  — писали начальник французского штаба Мортанпре и адъютант французского командующего Вобер де Жанлис, вспоминая об Инкермане,  — Данненберг — не двинул 12 000 человек, бездействовавших в резерве; Петр Горчаков — не пожелал привести хоть часть своего отряда, бесполезно простоявшего весь день у Чоргуна…»[208]

Ирония судьбы: генерал Данненберг сделал свой «решающий вклад» в победу англо-французов в Инкерманской битве ровно через год после того как поспособствовал успеху турок в Ольтенице. Этот человек явно занимает первое место в хит-параде неудачников Крымской войны. Настоящий Мистер Поражение для российской армии, гарантирующий неудачный исход любой битвы.

Возможно читатель заметил, что генеральские списки в это время по большей части состоят из немецких (остзейских) и шведских (финляндских) фамилий. И если процент русских военных на каждой следующей ступени карьерной лестницы уменьшался, то процент немецких и шведских увеличивался. Получалось две пирамиды, нормальная и перевернутая, одна для русских и другая для германцев. Вряд ли ощущало высшее остзейское и финляндское офицерство какую-то связь с низшими чинами, среди которых остзейских и финляндских выходцев не было, поскольку рекрутские наборы в этих провинциях не проводились. Дворянство сильно своей родовой славой, вековой традицией, но у остзейцев и финляндцев пятивековая традиция состояла в борьбе против Руси, а воинская слава проистекала из многочисленных битв против предков тех самых русских солдат, которые сейчас находились у них в подчинении.

Крепко спаянное этническое сообщество, состоящее из остзейских и финляндских дворян, активно тянуло наверх своих родственников и одноплеменников, не взирая на их военные способности. Немцы были исполнительными и дисциплинированными служаками, что крайне хорошо выглядело в мирное время, в период парадов и смотров, но многие из них испытывали дефицит инициативности и самоотверженности, если угодно, любви к родине, что так важно в реальном бою. Разумеется, речь идет лишь о типичном представителе немецкого и финляндского офицерства. Были среди них люди, в которых счастливо сочеталась немецкая педантичность с российским патриотизмом, как, например, Эдуард Тотлебен. В то же время и среди русских генералов, прошедших «немецкую школу», были такие квази-немцы, как оба Горчаковы, которые явно не страдали избытком патриотизма…

Несмотря на огромные затраты на обустройство лагерей, французы и англичане провели зиму в страданиях. Они массово умирали от холеры, дезинтерии, простудных заболеваний, даже замерзали (ударили смертельные для «союзников» морозы до минус 10). Практически вся английская армия выбыла из строя и была заменена свежими людьми.

Русская армия не воспользовалась зимними месяцами, чтобы нанести поражение осадным силам, если не считать неудачного штурма Евпатории 5 (17) февраля, проведенного весьма ограниченными силами и без достаточной решительности. Меншиков списывал свою бездеятельность на зимнюю распутицу и внушал императору мысль, что неприятель рассосется сам собой, за счет кровавого поноса, и мы достигнем своих целей без пролития крови.

Определенно и император поддался таким настроениям, это видно по его письму, отправленному Меньшикову в начале 1855 г. «Сведений новых об отправлениях неприятельских войск нет; все прежние, но к весне, вероятно, будут новые силы отправлять. Вопрос: дойдут ли вовремя и много ли останется в живых прежних войск? Думаю, что настала для них эпоха гибели, ежели погода продержится такая же хотя месяц. Надеюсь, что наши войска не терпят от нее, ибо мы зимы не боимся. Лишь бы удалось хорошо их кормить, и для того не щади ни трудов, ни издержек, дабы непременно люди были сыты вдоволь.»

Однако к февралю 1855 интервенты, несмотря на огромную зимнюю убыль, располагали 120 тыс. человек. Военная машина врага не простаивала и особой чувствительностью к потерям не отличалась. А с началом весны, когда просыпаются змеи и всякие вредные насекомые, началось и быстрое разрастание вражеской армии. Переброска западных войск к Севастополю являлась чисто индустриальным процессом, не несущим каких-либо военных рисков. Британское правительство не жалело на войну средств, ведь провал интервенции в Россию означал подъем освободительных движений и в самой британской империи. Организаторы войны, сидевшие в Уайт-Холле и Сити, вели войну нового типа, войну по Клаузевицу, вплоть до достижения стратегических целей. Смерть многих тысяч ирландцев и кокни, одетых в солдатские шинели, или французских крестьянских парней, или каких-то там турков, никоим образом не могло подействовать на решимость джентльменов получить необходимые дивиденды на затраченный капитал.

При отсутствии у нас оборонительных сооружений крепостного типа, казематированных помещений для защиты войск и вооружений, в условиях всё возрастающей огневой мощи противника, только активная умная оборона позволяла держаться Севастополю.

Военный губернатор города Нахимов разработал эффективную систему использования артиллерии в обороне Севастополя. В разработанных им указаниях от артиллеристов требовалось упреждения противника в открытии огня, массирование огня по одной цели при совместном использовании береговой, корабельной и полевой артиллерии, постоянное поддержание взаимодействия между батареями при ведении артиллерийской дуэли. Артиллерийская поддержка пароходофрегатов, которые имели пушки с дальностью стрельбы до четырех километров, была крайне важна была для сухопутных войск.

Другой гений нашей обороны, инженер-полковник Тотлебен, производил «контрапрошные» (т. е. противоподступные) работы. Разветвленная система ложементов усиливала огневое воздействие на противника, затрудняла ему ведение осадных работ, способствовала производству вылазок, была «ушами и глазами обороняющихся». Под огнем вражеской артиллерии в феврале 1855 г. были выдвинуты вперед Селенгинский и Волынский редуты и Камчатский люнет, с которых стали вестись фланговые обстрелы противника.

Ночью 11 (23) февраля около 6 тыс. французы атаковали строящийся Селенгинский редут, однако попали под огонь наших пароходов, и затем были опрокинуты штыками волынских батальонов, находящихся под командование генерала А. Хрущева — рукопашный бой продолжался «втемную» около часа. В ночь с 2 на 3 марта французы несколько раз пытались захватить ложементы на подступах к Камчатскому люнету, где еще не была установлена артиллерия, но отбрасывались камчатским батальоном.

7 марта на Камчатском редуте погиб адмирал В. Истомин, талантливый руководитель обороны города.

Вторая масштабная бомбардировка Севастополя началась 28 марта (9 апреля) и продолжалась 10 суток. 30 марта французы пробовали овладеть русскими ложементами у кладбища, но были выбиты нашими двумя батальонами. Также неудачей закончилась атака французов в ночь с 1 на 2 апреля на пятый бастион и редут Шварца. Русские отряды постоянно делали вылазки, так в ночь с 29 на 30 апреля 180 добровольцев из Охотского полка — старые знакомцы англичан — проползли по Лабораторной балке и уничтожили английскую батарею.

В ночь на 12 апреля французы пытались захватить только что построенные русские ложементы перед редутом Шварца, но были отбиты солдатами генерала Хрущева.

В начале мая Наполеон III уже собирался снять осаду Севастополя. А без французов английская армия под Севастополем не просуществовала бы и нескольких дней. Но тут в Петербурге, где был предан земле император Николай I, повеяли новые «либеральные» веяния. И начались они, как всегда, с предательства. От информантов в российских высших кругах вражеские стратеги получили сведения, «что Россия уже истощила свои средства, что ее армии изнемогают…» В Петербурге начиналась первая российская «перестройка», российская элита была готова к «реформам», то есть к возвращению в европейскую политику и экономику на западных условиях. Обрадованная смертью Николая Павловича западническая партия искали способ «слить» Севастополь.

Приободренный противник довел численность своей армии до 200 тыс. человек и повел решительную борьбу за город.

11 мая две французские дивизии попытались захватить ночью только что созданные русские контр-апроши впереди пятого бастиона и у карантинной бухты — но были отброшены в результате ожесточенного рукопашного боя. Однако на следующий день новый командующий генерал-адъютант М. Горчаков вывел часть наших подразделений с этого участка и оставшимся дал приказал отступить в случае атаки значительных вражеских сил. Ночью французы захватили контр-апроши у пятого бастиона.

Третья массированная бомбардировка Севастополя шла с 26 по 30 мая. В это время Нахимова свалила с ног тяжелая болезнь и командовать Корабельной стороной Горчаковым был поставлен генерал Жабокритский. Этот польский шляхтич уже «отличился» полным бездействием в Инкерманском сражении. Сейчас он, хоть и получил сведения от французского перебежчика о готовящемся штурме контрапрошных укреплений, вывел оттуда почти все силы, оставив лишь 600 человек. Против них должно было действовать 40 тыс. французов.

Перед самым началом вражеского штурма генерал Жабокритский просто покинул позиции, рапортовавшись нездоровым, и уехал на Северную сторону. Сменивший его генерал Хрулев едва успел принять меры для организации обороны.

Пять вражеских дивизий, брошенных на штурм, смогли захватить несколько контапрошных укреплений, в частности Волынский, Селенгинский редуты и Камчатский люнет. Хрулеву удалось отбить французов от Малахова кургана, русские солдаты ворвались и в Камчатский люнет. Но, давя массой, французы снова выбили русских оттуда.

После этой неудачи падение Севастополя стало гораздо более вероятным.

Версия о намеренном предательстве Жабокритского выглядит вполне правдоподобной. Еще более вероятно его нежелание воевать за Россию. Пусть империя делала ставку на полное инкорпорирование в состав российского благородного сословия дворян из присоединенных западных провинций, но та же польская шляхта тянула за собой длинный шлейф идеологической ненависти к российскому государству и вряд ли была готова жертвовать жизнью за чуждое им отечество. Похоже, что нежелание воевать Жабокритского органично наложилось на дезорганизацию обороны города, рекомендованную кем-то из верхов. Горчаков мог элегантно этому поспособствовать, назначив бездеятельного трусливого Жабокритского для командования самым ответственным участком обороны. Судя по биографическим справочникам, генерал Жабокритский не понес за свое бесчестное поведение никакого наказания. Это показывает, что «оборотень в эполетах» имел хорошее прикрытие.

После неудачи 26 мая командующий Горчаков повторно посылает телеграмму новому императору о невозможности удержать город.

А наши инженеры, тем временем, вели строительство на Корабельной стороне общего ретраншамента, который, кроме обороны левого фланга оборонительной линии, должен был служить для закрытого помещения ближайших резервов и защиты Малахова кургана.

6 (18) июня, в годовщину сражения при Ватерлоо, после длительной бомбардировки, западными войсками был предпринят новый штурм. Обороной Корабельной стороны командовал генерал Хрулев. Русские солдаты устраняли повреждения фортификационных лини прямо под огнем противника. По англо-французам били батареи Городской стороны, русские пароходы из Килен-бухты уничтожали скопления живой силы противника в Килен-балке.

В течение дня было отбито 6 вражеских штурмов. Французы ворвались на одну из батарей Малахова кургана, где находился Нахимов, но были переколоты отрядом, который лично возглавили бесстрашный адмирал вместе с Хрулевым.

В этот день англо-французы потеряли втрое больше русских, в том числе погибло и было ранено 10 генералов.

«Об оставлении Севастополя, надеюсь, с Божиею помощью, что речи не будет больше…»,  — написал государь князю Горчакову, но тот опять выразил сомнение в возможности оборонять город.

8 июня раненный Тотлебен покинул Севастополь, а 28 июня был смертельно ранен Нахимов. Свидетельства показывают, что командир севастопольской обороны словно искал свою смерть — адмиралу было хорошо известно о пораженческо-предательских настроениях петербургских аристократов. Для этого не надо было ездить в Петербург, достаточно было взглянуть на командующего Горчакова.

28 августа начался новый штурм. Многотысячные массы французов смогли захватить Малахов курган, где по странному стечению обстоятельств находилось лишь несколько сотен русских (в развалинах укрепления еще пять часов сражались несколько десятков солдат и матросов). Но атаки на других направлениях были отбиты. Французы были разгромлены при атаке на второй бастион, не выдюжили при атаках на четвертый и пятый бастион, на люнеты Белкина и Шварца. Англичане потерпели полное поражение при попытке взять третий бастион, где дело решил рукопашный бой. (Собственно, англичане так и не смогли взять ни одного крупного севастопольского укрепления, в том числе большой редан и третий редут, которые они осаждали почти целый год.)

На занятом французами Малаховом кургане неожиданно взорвался пороховой погреб, уничтожив большое количество вражеских солдат. Многие французские подразделения покинули высоту и можно было попытаться отбить ее силами двух славных полков, Азовского и Одесского. Но генерал Горчаков отдал приказ оставить Южную сторону, что он, собственно, и мечтал сделать с момента назначения его командующим. Русские солдаы и матросы не хотели оставлять свои позиции. Несмотря на тяжелейшие 11,5 месяцев обороны у наших войск сохранялся высокий боевой дух.

Вечером 28 августа, по наплавном мосту, русские войска начали отход на Северную сторону. Почти все укрепления на Южной стороне были взорваны нашими саперами. С разведением моста оборона Севастополя, продолжавшаяся 349 дней, закончилась.

На следующий день были взорваны оставшиеся укрепления Южной стороны, добровольцы обеспечили эвакуацию еще несколько сотен раненных. Русские войска расположились на Северной стороне города и никуда не собирались оттуда уходить. Обескровленный противник долго боялся входить на Южную сторону, а о занятии Северной стороны и не помышлял.[209]

Весной-летом 1855 г. коалиционный флот производил бомбардировки и высадки своих войск в некоторых прибрежных пунктах восточной части Крымского полуострова и Азовского побережья.

Фактически эти операции свелись к мародерству, насилию над мирными жителями и истреблению имущества частных лиц.

Занятие Керчи 18 (25) мая обернулось резней. Интервенты и коллаборационисты из числа крымских татар грабили и убивали жителей города, не щадя ни детей ни женщин.

Характер возможной оккупации нашей территории был явлен во всем кровавом блеске.

«Просвещенные» европейцы вели себя на русской земле, также как в Индии и Китае. По счастью, русская армия была далека от сикхской или китайской…

Позорно провалились попытки западных сил захватить Мариуполь, Таганрог, Бердянск. Не помогали массированные бомбардировки жилых кварталов этих городов. Нескольких казачьих сотен хватало, чтобы загнать обратно в море морскую пехоту интервентов.

Накрылась и попытка вражеских судов войти в Сиваш, чтобы отрезать русскую армию в Крым от путей снабжения.

В конце октября 1855 император Александр Николаевич приехал в Крым. 27 октября он был в Симферополе, 28-го в Бахчисарае, а в следующие два дня побывал в окрестностях Севастополя, на Инкерманской высоте, и в самом городе, на Северной стороне, где располагалась 9-ая пехотная дивизия. Император находился в Севастополе, который, согласно мнению, навязанному публике, был уже сдан противнику.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.