Третий этап

Третий этап

Сражение за Киев к концу августа, по наблюдениям из ставки, знаменует собой начало третьего этапа Восточной кампании в 1941 году. На всех полях сражений в России были одержаны новые грандиозные победы, и в течение этих нескольких месяцев наблюдалось полное единодушие относительно необходимости дойти до Москвы до наступления зимы. Посему не представлялось случая для нового сколько-нибудь серьезного вмешательства Гитлера. В вводной части единственной за этот период инструкции ОКВ, касающейся Восточной кампании (№ 35 от 6 сентября), подчеркивается, что она составлена в соответствии с предложениями главнокомандующего сухопутными войсками.

Однако ОКХ по-прежнему волновало, как бы не упустить нужный момент для решительного удара на Москву. Ни в штабе ОКХ, ни в зоне 2 верховной ставки ни у кого не было желания присоединяться к победным гимнам, которыми после двойного сражения под Вязьмой и Брянском Гитлер возвестил, что «военная победа на Востоке одержана и с Россией покончено». После «периода топтания в грязи» в самом начале второй половины ноября группа армий «Центр» опять двигалась на Москву, добиваясь обнадеживающих результатов, и у большинства людей снова появился оптимизм, хотя всех беспокоили те громадные усилия, которые требовались при этом от войск. Я помню, в частности, одно незабываемое проявление оптимизма тех дней: начальник оперативного управления Генерального штаба ОКХ, тогда генерал-лейтенант Паулюс, пришел в барак отдела «Л», чтобы обговорить в деталях со мной и полковником Лоссбергом инструкции на период после захвата Москвы. Разговор шел о целях, расположенных гораздо дальше русской столицы. (В дневнике Гальдера упоминаются такие города, как Ярославль, Рыбинск и даже Вологда[168]. Зимовать в «передовом районе» предстояло только необходимому минимуму войск; штабы групп армий должны были взять на себя командование всем фронтом, а большую часть сухопутных войск вместе с другими высшими штабами предстояло оттуда вывести.

Оптимисты, как в вермахте, так и среди широких масс населения, испытали полнейший шок, когда 29 ноября наступление русских заставило группу армий «Юг» оставить захваченный неделю назад Ростов, а всеми уважаемый командующий этой группой фельдмаршал Рундштедт в итоге был уволен со службы. Он направил Гитлеру телеграмму с просьбой либо отменить приказ войскам снова занять позиции впереди оборонительной линии в долине реки Миус, либо «назначить командующим кого-то другого». Два часа спустя, в полночь, Хойзингер запросил у Йодля, отменен ли этот приказ; Йодль ответил: «Ни в коем случае; фюрер приказ не изменил. Рундштедт отстранен от командования, командование передали Рейхенау». Когда Хойзингер воскликнул: «Не может быть! Но это невозможно!» – Йодль положил трубку. Главнокомандующего сухопутными войсками даже не спросили. Тем не менее на следующий же день Гитлер вынужден был уступить Рейхенау в том, в чем он не уступил Рундштедту.

Совсем скоро нам предстояло увидеть дальнейшие и более серьезные последствия гитлеровского противозаконного, «импровизированного» метода командования.

Как уже говорилось, одной из особых задач штаба оперативного руководства ОКВ плюс к обычным его обязанностям было выполнение обязанностей начальника штаба и оперативного отдела сухопутных войск на «театре военных действий ОКВ». В течение лета 1941 года самым важным его участком была Северная Финляндия, где находились два немецких армейских корпуса и один финский[169]. Время от времени командующему генерал-полковнику фон Фалькен-хорсту посылали директивы ОКВ относительно стратегии, аналогичные тем, которые обычно рассылались главнокомандующим отдельных видов вооруженных сил. Естественно, это означало, что Фалькенхорст имел больше возможностей проявлять личную инициативу, чем армейские командующие, непосредственно подчинявшиеся ОКХ. С другой стороны, достигнутые, весьма ограниченные, результаты вскоре сами собой продемонстрировали, что попытка осуществлять оперативное и даже тактическое руководство через ОКВ – ошибка, еще большая, чем исключение из командной цепочки ОКХ. В результате мы попытались подкреплять директивы командующему в Северной Финляндии подробными инструкциями по их выполнению, но вскоре стало ясно, что и это не заменит механизм ОКХ; для всех соединений сухопутных войск главнокомандование сухопутных войск оставалось и отцом родным, и матерью, и настоящим командным органом. Приведу примеры приказов, которые отдавало ОКВ:

1. Приказ от 13 августа, вышедший после моего визита к Фалькенхорсту и Дитлю, где были такие слова: «В соответствии с представленной начальником отдела «Л» оценкой обстановки, подготовленной штабом корпуса «Норвегия», фюрер решил возобновить наступление в направлении Мурманска».

2. Директива ОКВ № 36 от 22 сентября: остановить наступление на Лоухи и Мурманск, а на Кандалакшу – возобновить, для того чтобы «до наступления зимы захватить по крайней мере западную часть полуострова Рыбачий».

3. Директива ОКВ № 37 от 10 октября гласила: «После разгрома или уничтожения основных русских сил на главном театре военных действий исчезнет причина, вынуждающая сдерживать русские войска в Финляндии»; за этим следовало распоряжение: «Пока еще стоит зима, осуществить все приготовления для окончательного взятия Мурманска, полуострова Рыбачий и Мурманской железной дороги в следующем году».

4. Масштаб и разнообразие проблем, о которых шла речь в «специальных инструкциях» от 5 октября 1941 года, особенно отчетливо показывают, сколькими делами, выходящими за рамки компетенции штаба оперативного руководства ОКВ, приходилось ему заниматься; например, указанные инструкции касались таких вопросов, как своевременное снабжение продовольствием, фуражом, горючим, а также строительство складов, распределение бараков и отопительного оборудования на зимних квартирах и в лагерях, использование возвращавшегося в Германию морского транспорта для вывоза железной руды, закупка грузовых автомобилей в Швеции, материалы для прокладки временных железнодорожных путей, зимнее обмундирование.

При этом надо заметить, что из дневника Гальдера ясно, что ОКХ заранее позаботилось об обеспечении зимним обмундированием всей армии еще летом 1941 года.

Норвегия, однако, была для ОКВ театром войны номер один даже во время Русской кампании; она оставалась таковой всю остальную войну. Перед глазами Гитлера вечно маячила угроза вражеского десанта, поэтому Норвегию надо было постоянно усиливать всеми возможными средствами. За этим стояли затраты времени со стороны штаба, усилия со стороны войск и практически вся остальная работа, которая никоим образом не была оправдана планами противника.

С начала лета 1941 года Гитлер все больше и больше использовал штаб оперативного руководства ОКВ в качестве своего командного органа для всех, кроме Восточного, театров военных действий, аналогичного армейскому командованию в соответствующих районах. Его абсолютно не трогали очевидные недостатки такого странного органа, и ни один штаб явно не выразил своего несогласия. На Балканах и обширной прилегающей к нему территории от Эгейского моря и Крита до Далмации был «главнокомандующий вооруженными силами на Юго-Востоке». Именно через штаб оперативного руководства ОКВ он получал приказы о подавлении массовых мятежей, которые там вскоре вспыхнули, а позднее об обороне побережий и островов; он же, со своей стороны, должен был представлять на одобрение именно штабу оперативного руководства ОКВ подробные планы относительно этих мятежей. В этом плане у меня было много дел с болгарами. Их активное участие в войне заключалось единственно в снабжении нескольких оккупационных дивизий в Македонии и Фракии; однако людей в Софии всегда беспокоила опасность, угрожавшая периферии Европейского театра войны, поэтому они рассчитывали на поддержку и помощь штаба оперативного руководства ОКВ не только в оценке ситуации, но и в усилении оборонного потенциала своей страны. Много дел было у верховной ставки и с Загребом. Там «уполномоченный германский генерал», австриец Глейс фон Хорстенау, не останавливался ни перед чем, чтобы помочь в усмирении этой плохо управляемой и раздираемой внутренними противоречиями страны; он также сделал все, что мог, чтобы добиться от Хорватии, доказавшей свои военные способности еще во времена Дунайской монархии, участия в военных усилиях Германии. Менее тесный контакт у нас был со словаками, венграми и румынами, которые имели полностью укомплектованные контингенты большей или меньшей численности для кампании на Востоке и потому общались главным образом с ОКХ; однако четкого разделения ответственности не было.

С осени 1941 года район Средиземноморья стал еще одним театром войны ОКВ особого типа. Номинально Верховное командование оставалось за итальянцами, но доминирующая роль Роммеля в Северной Африке и уязвимость морских коммуникаций повлекли за собой постоянные старания Гитлера больше влиять на ход событий. У него вскоре вошло в привычку использовать для этих целей штаб оперативного руководства ОКВ, хотя никакого приказа о передаче ответственности от ОКХ к ОКВ никогда не существовало.

В меморандуме, появившемся в конце августа, особое внимание уделялось тем угрозам, которые рождала обстановка в районе Средиземноморья для государств оси, и именно там они впервые и проявились. Гитлер был полностью согласен с Йодлем, что все имеющиеся в наличии сухопутные силы и авиацию следует держать сконцентрированными для ведения войны против Советской России. Флот тоже не испытывал желания отводить свои субмарины с главных транспортных путей в Северной Атлантике, а Гитлеру мешала еще и обидчивость итальянцев. Поэтому в итоге только ежедневные сообщения о серьезных потерях кораблей и грузов заставили его принять дополнительные защитные меры. Только 13 сентября он созрел для того, чтобы отдать приказ ОКМ – перебросить теперь, правда, «максимально быстро» шесть подводных лодок в Средиземное море; прошло немного времени, и за ними последовали еще пятнадцать. Вскоре после этого он проинструктировал люфтваффе, что главной задачей X воздушного корпуса, основная часть которого все еще находилась на Крите, станет отныне защита наших транспортных судов, следующих в Северную Африку, а не нападение «на вражеские суда и британские базы в Египте», которые до того были их главными целями. Но, как это часто бывало, когда Гитлер сам отдавал приказы, Геринг запротестовал, и ему удалось свести это распоряжение к «обеспечению авиационного прикрытия» для итальянского эскорта «особо важных транспортных судов, следующих из Италии в Триполи». В дополнение он в срочных приказах сообщил, что «не стоял вопрос» о переброске X воздушного корпуса на Сицилию с целью нападения на Мальту, которая была главной морской и воздушной базой британцев.

Только после, как предполагалось, окончательной победы над Советской Россией под Вязьмой и Брянском мне удалось кое-что осуществить. Тем временем морское сообщение по Средиземному морю практически прекратилось. 9 ноября 1941 года Гальдер отмечает в своем дневнике: «Разгромлен конвой № 51. Все корабли, перевозящие боевую технику для танковой группы в Африке, топятся английскими силами». Йодль по-прежнему не желал действовать. Поэтому я пошел в обход него и в итоге через Кейтеля убедил Гитлера отдать в конце октября предварительные, а в начале декабря окончательные приказы о переброске в район Средиземного моря штаба воздушного флота под командованием Кессельринга и еще одного мощного воздушного XI корпуса. Это означало, что с Восточного фронта всего лишь за несколько дней до провала нашего наступления на Москву выводились значительные силы. Последующая задержка произошла в основном из-за заботы Гитлера о престиже Муссолини. В письмах, которыми они обменялись 29 октября и 6 ноября 1941 года, содержался лишь косвенный намек на германскую помощь, но и при этом принималась она неохотно. Знаменательна, однако, запись в дневнике Чиано от 9 ноября 1941 года: «В нынешних условиях [то есть ввиду серьезных потерь судов] мы не имеем права выражать недовольство тем, что Гитлер направляет Кессельринга в качестве командующего войсками на Юге».

Отношение Гитлера к ситуации на Западе было прямо противоположным его отношению к ситуации в Средиземноморье и Северной Африке. В июле уже прозвучало предупреждение, а 20 октября 1941 года он по собственной инициативе издал приказ ОКВ «укрепиться на островах в Ла-Манше и защищать их». Приказ начинался с утверждения, что «широкомасштабные операции англичан на западных оккупированных территориях остаются маловероятными»; тем не менее, говорилось дальше, «следует учитывать возможность того, что под давлением своих восточных союзников, а также в политических и пропагандистских целях англичане в любой момент могут нанести отдельные удары; в частности, могут попытаться вновь захватить острова в Ла-Манше, которые чрезвычайно важны для прохода наших конвоев».

Этим приказом Гитлер фактически перенес ответственность за западные оккупированные территории с ОКХ на ОКВ, хотя специального заявления на этот счет никогда не было. Кроме того, приказы об укреплении островов были расписаны до мельчайших подробностей, вплоть, например, до количества и типа береговых батарей, тонкостей конструкций бетонных сооружений и толщины их стен в миллиметрах; доклады о продвижении строительства должны были подаваться ежемесячно. Поэтому за год, как и позже в случае со всем Атлантическим валом, Гитлер собрал коллекцию крупномасштабных карт, которые держал под замком в собственном столе и время от времени сам изучал. Однажды он приказал даже наложить дисциплинарное взыскание на офицера, отвечавшего за регулярное обновление этих карт, так как одна зенитная батарея была то ли слишком, то ли недостаточно показана на островах пролива.

Такого рода задачи привели к громадному объему работы, а соответствующего дополнительного персонала в «армейском секторе» отдела «Л» не появилось. В это же время штаб оперативного руководства ОКВ получил другое задание, которое в большей степени входило в его компетенцию. В декабре 1941 года, еще до начала поворота в ходе боевых действий на Востоке, Гитлер решил, абсолютно самостоятельно, что необходимо подготовить приказ по «сооружению «нового Западного вала» для защиты Арктики, Северного моря и Атлантического побережья». Стратегическая цель была сформулирована таким образом: «обеспечить защиту против любой высадки даже очень крупных сил противника с помощью минимально возможного количества стационарных частей». По срочности строительства на первом месте опять оказалась Норвегия. Затем шли побережья Бельгии и Франции, которые, по договоренности между отделом «Л» и главными командованиями трех видов вооруженных сил, были поделены на ряд секторов: в первую категорию вошли участок между устьями Шельды и Сены, участок южнее Бреста и участок от Куэрона до Жиронды; во вторую – полуострова Нормандии и Бретани; третье место было отдано побережью Голландии и западным и северным берегам Ютландии; последней шла Германская бухта. Фортификационные сооружения на берегах Балтики следовало демонтировать, и только проходы через пролив Каттегат оставались заблокированными[170].

Это было первое явление на свет, в общих чертах, гитлеровского плана по созданию «крепости Европа». Однако подготовленный тогда черновой план явно исходил из предположения, которое подкреплялось обстановкой на Балтийском море, что с Россией мы управимся в ближайшем будущем, то есть в его основе лежало условие, которое никогда даже отдаленно не было достигнуто. Возможно также, что идея эта родилась из желания обеспечить путем укрепления береговой зоны безопасную, не требующую значительных сухопутных сил базу для будущей воздушной и подводной войны с Англией. Этот приказ сразу продемонстрировал, как изменился взгляд на будущий ход войны и ее возможную длительность; впоследствии укреплению побережий на оккупированных территориях Запада суждено было обрести совсем иное, гораздо более широкое и глубокое значение. С учетом дальнейших событий, оценивая этот приказ в целом, можно сказать, что он, преднамеренно ли, случайно ли, знаменует собой начало этапа, когда в стратегическом плане Германия вынуждена была перейти к обороне.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.