1
1
Эпоха безвременья, начавшаяся с падением Рима, длилась долгих триста лет. Перемены стали заметны лишь к середине VIII века. Первым симптомом того, что над Европой встает солнце новой эпохи, стало падение власти прежних вождей.
В 751 году франк Пипин Короткий захватил трон Хильдерика III, последнего конунга из древнего рода Меровингов. Родоначальником Меровингов был сам Вотан, древний и кровожадный бог германцев. А предки Пипина долгое время были мажордомами своих свергнутых господ.
Хильдерик и его сын были насильно пострижены в монахи. На соборе знати в Суассоне Пипин Короткий был торжественно провозглашен королем. Власть германских племенных вождей навсегда осталась в прошлом. В Европе появилась первая королевская династия Средневековья.
Золотым веком, навсегда вошедшим в легенды и предания европейцев, стало время правления сына Пипина Короткого — Карла по прозвищу Великий (768—814).
При Карле империя франков простиралась от Ла-Манша до Рима, от Пиринеев до Рейна. Багдадский халиф Харун ар-Рашид прислал ему в подарок белого слона. На Рождество 800 года сам Папа короновал Карла в священные императоры всего Запада.
Подразумевалось, что власть императора прямо санкционирована Богом и направлена на благо и процветание религии. Такой подход был чем-то новеньким. Традиция, жестко определявшая место человека в обществе, начинает трещать по швам.
Какое-то время сонный мир был равнодушен к придворным махинациям Пипинидов-Каролингов. Однако с каждым десятилетием в борьбу за место под солнцем включается все больше желающих.
Каждый из этих «новых людей» был властолюбив, жаден и предприимчив. Все они стремились захватить как можно больше и удержать как можно крепче. Очень быстро по всей Европе возникает множество королевских, княжеских и герцогских дворов, стремившихся к максимальной самостоятельности.
В Византии одновременно с Каролингами возвышаются императоры великой Исаврийской династии. Они железной рукой централизуют Империю и отгоняют от границ арабов и болгар.
На Британских островах король Оффа Мерсийский объединяет все пять англосаксонских королевств и на равных держит себя с самим Карлом Великим.
По берегам Вислы, Припяти и Днепра одновременно появляется несколько славянских государств. Вскоре большинство из них исчезло, но тем, что выжили, было суждено великое будущее.
От светских владык стараются не отставать владыки церковные. Во главе Курии встает Николай I — первый великий Папа Средневековья.
Добиваясь беспрекословного повиновения провинций Римской Кафедре, Николай не остановился перед тем, что отлучил от церкви двух главнейших архиепископов Европы и наперекор решению Аахенского собора заставил короля Лотаря I развестись со второй женой и вернуть себе первую, причем папский легат за руку ввел эту жену к нему в спальню.
Сила действия тут же начала встречать силу противодействия. В ответ на стремление Курии встать во главе всей Вселенской Церкви национальные церкви тут же демонстрируют невиданную доселе тягу к автокефальности.
Пика эта борьба достигла в тот момент, когда против Папы Николая встал достойный противник — константинопольский патриарх Фотий. Борьба титанов привела к тому, что в 861 году в единой Кафолической Церкви наметились признаки раскола, который впоследствии разделил ее на Западную Католическую и Восточную Православную.
Вскоре дробиться начала не только Церковь, но и империя. Там, где появился один императорский двор, глупо было не появиться еще нескольким.
Уже сын Карла Великого Людовик I Благочестивый оказался не в состоянии справиться с собственными сыновьями. Всего через три года после его смерти наследники делят громадную империю отца на три более компактные — Францию, Германию и Лотарингию.
Дальше пошло еще веселее. В IX—X веках независимые от центральной власти королевские дворы возникают прямо внутри аморфных империй.
Во Франции согбенную спину распрямляют короли Прованса и герцоги Аквитании. В Париже копят силы потомки Эда, графа Парижского, и недалек тот момент, когда эта династия окончательно похоронит выродившихся Каролингов.
То же самое происходило тогда везде. На удельные княжества распадается Киевская Русь. Лихорадочная смена династий изматывает Германию. В борьбе смешных сепаратизмов гибнет идея единства Британии.
Провинциальные аристократы, побочные отпрыски влиятельных родов, предводители дружин основывали собственный двор и тут же отправлялись резать соседей и вымогать дань у крестьян.
Монолитное европейское общество неудержимо РАССЛАИВАЕТСЯ. Прежде вожди мало чем отличались от рядовых дружинников. Епископ был зачастую столь же безграмотен, как его паства. Теперь в Европе появляются как минимум два слоя населения: тоненький верхний (военная знать) и массивный нижний (пахари-крестьяне).
К началу XI века сепаратизмы рвут Европу в клочья. Ее карта, столь одноцветная при Карле Великом, напоминает теперь лоскутное одеяло. И вот в этих-то крошечных королевствах, княжествах и графствах начинает созревать новая, средневековая культура.
Период западноевропейской истории, о котором мы говорим, принято называть Каролингским Возрождением. Культуру того же периода в Византии — Македонским Возрождением. Имеется в виду возрождение интереса к Античности.
Впервые после долгого перерыва культурой начинают интересоваться — она впервые НАХОДИТ ПОТРЕБИТЕЛЯ. Образованная молодежь собирается в константинопольском доме патриарха Фотия. Какие-то «латинские книги» обсуждают при дворе англосаксонского короля Альфреда Великого. В залах аахенского дворца Карла Великого ведут возвышенные беседы члены созданной им Академии.
Ценителей культуры было совсем немного — буквально единицы. Зато количество они компенсируют качеством. Каждый из них был жаден, алчен в своей тяге к образованию. Они без устали читают, обсуждают прочитанное и снова читают.
Они стремятся овладеть ВСЕЙ культурой. Вскоре в Европе появляется изрядное количество «энциклопедически образованных» людей, способных бойко разглагольствовать о чем угодно: от астрономии до правил стихосложения.
Один из современных исследователей писал:
В Х веке в Византии был создан первый европейский энциклопедический словарь «Суда».
Эту эпоху можно рассматривать как время расцвета коллекционерских и энциклопедических тенденций. Практически все известные нам авторы того времени вписали свое имя сразу на несколько страниц культуры.
Культуру начинают потреблять. Та начинает формировать для себя потребителей. Для европейских интеллектуалов культура теперь была ценна не с утилитарной точки зрения, а сама по себе.
Именно в расчете на подобную публику Симеон Метафраст предпринимает шаг, совершенно непонятный сегодня. Собрав все доступные ему жития святых, Симеон переписал их более «возвышенным» слогом. В досимеоновских редакциях «грубый слог неприятно резал ухо и скорее вызывал досаду, чем доставлял удовольствие».
Следующий шаг был закономерен. Образованные люди начинают не только потреблять изящную словесность, но и создавать ее.
Творчество первых европейских писателей наивно. Стихи отдают графоманством, богословие опасно балансирует на грани неортодоксальности. Однако они полны гордости за свой труд: у них получается!
И тут происходит очень важная вещь: эти люди начинают впервые подписывать свои произведения. В Европе появляются первые историки Эйнхард и Нитхард, первые поэты Седулий Скотт и Валахфрид Страбон, первый богослов Эриугена и первый философ Годескальк.
Каролингское Возрождение открыло европейцам античных авторов — древнюю языческую культуру. Новость о том, что «культура» и «культ» связаны, оказывается, не так неразрывно, как всем казалось прежде, в самое сердце поражает новорожденную европейскую интеллигенцию.
Часть интеллектуалов пытается усидеть сразу на двух стульях. Отказ от традиции в пользу индивидуальной культуры и манит, и пугает. Из произведения в произведение кочует история про Брунона Кельнского, которого апостол Петр из-за его любви к римскому поэту Теренцию не хотел пускать в рай.
Другая часть образованных людей решительно выбирает культуру в ее не-, а иногда и анти-христианских формах. Именно в IX—X веках в хроники проникают истории по поводу того, что византийский базилевс Константин VI Погонат, напившись на пиру, пародировал литургию, германский император Генрих III участвовал в сатанинских обрядах, а анти-Папа Иоанн XII пил за здоровье языческих богов и рукоположил своего фаворита во епископы прямо на конюшне.
Новые проблемы требовали новых подходов. Впервые за несколько веков европейцы осознают, что Бог — это не обязательно что-то вычитанное в старинной книге или переданное старцами. Религиозные вопросы начинают восприниматься ЛИЧНО — как нечто свое.
Каждый образованный европеец стремится отстоять собственную точку зрения. Это приводит к тому, что после многовекового перерыва в христианском мире опять появляются ереси. Самой известной из них стало иконоборчество.
Сомнения по поводу отношения к иконам появлялись среди христиан издревле. Однако как организованное течение иконоборчество оформилось в VIII веке, при первых императорах византийской династии Исаврян.
В 754 году собор 300 епископов, претендовавший на статус Вселенского, объявил почитание икон идолопоклонством. На иконопочитателей обрушились жесточайшие репрессии.
Монахов, не желавших признавать решения собора, живьем закапывали в землю и баржами топили в море. Тех, кто выжил, на арене Константинопольского цирка заставляли под руку с монахинями участвовать в непристойных процессиях.
Один из иконоборцев писал:
Почитатели икон делали из них крестных своим детям при святом крещении. Желая принять духовный сан, многие отдавали свои остриженные волосы не духовным лицам, а складывали их при иконах.
Некоторые скоблили краски с икон, смешивали их с причастием и давали эту смесь желающим вместо причащения. Другие, презрев храмы Божии, устраивали в частных домах алтари из икон и на них совершали святые таинства…
Историки недоумевают: при чем здесь иконы? Почему после ариан, монофизитов, несториан — ересей тонких, дающих повод для возвышенных дискуссий — столь странный повод соблазна?
Говоря об иконоборчестве и иконопочитании, не стоит вкладывать в эти термины их современное значение. Возжигание перед иконами лампады, коленопреклонение, обращение к ней с молитвой — в глазах иконоборцев все это означало обожествление рукотворных икон.
Смириться с таким отношением к «раскрашенным доскам» иконоборцы не могли. При императоре Константине V Копрониме иконы повсеместно изымались, а церкви раскрашивались под античные портики. Молодой, воспитанный на античном наследии индивидуализм атаковал вековую традицию.
Выступления против икон были спровоцированы новым поколением образованных богословов, самым известным из которых был Иоанн Грамматик. Русский историк церкви Александр Карташев прямо называет иконоборцев просветителями и рационалистами. Объектом их атаки были в общем-то даже и не иконы. Бунтари собирались изменить само представление о том, Кто есть Бог.
К концу «Темных веков» от тонкого, виртуозного богословия великих Отцов Церкви сохранилась лишь голая схема. Она годилась для проповеди варварам-германцам и славянам, но выглядела смешно в глазах европейцев, уже читавших не только св. Августина, но часто и неоплатоников.
Мысль о том, что Бог един в Троице, кажется им примитивной. Гипотеза о существовании дьявола вызывает улыбку. Едва отделившись от серой средней массы населения, интеллектуалы начинают издеваться над религиозными представлениями предшествовавшей эпохи.
В VIII веке св. Иоанну Дамаскину было достаточно приложить к иконе свою отрубленную извергом-халифом руку, чтобы она тут же приросла обратно. Всего столетие спустя Клавдий Туринский, гордый своим возвышенным пониманием религии, писал:
Если вам угодно почитать дерево, сложенное в крест, только потому, что Иисус Христос был пригвожден ко кресту, то почему бы вам не почитать и ослов, ибо Он ездил на осле?…
Спор об иконах был по сути конфликтом двух видений Божества. Бог, которому поклонялись в «Темные века», был настолько ЗДЕСЬ, что мог вести в бой армии. Теперь Он должен был быть достоин того громадного и замечательного мироздания, которое, как уверяли, Им сотворено.
В определенном смысле одинаково неортодоксальными были и вульгарный фундаментализм иконопочитателей, и бунтарский индивидуализм иконоборцев. Потребовался VII Вселенский Собор, чтобы сформулировать единственно верную точку зрения: поклонения достоин лишь Бог. Иконам же подобает почитание.
После этого иконоборчество было обречено. В 843 году последние епископы-еретики были смещены со своих кафедр. 11 марта Константинопольский Собор провозгласил праздник Торжества Православия, который с тех пор торжественно и отмечается.
Первая атака индивидуализма на традицию захлебнулась. Впереди у Европы было много подобных атак.