«Скажите спасибо, что мало дали»

«Скажите спасибо, что мало дали»

Гуляем втроем — Вячеслав Михайлович, Шота и я — по аллее, параллельной железной дороге, вдоль забора. Навстречу нам идет Алексей Иванович Шахурин, нарком авиационной промышленности в годы войны. Старики любезно поздоровались и остановились поговорить. Сначала о здоровье, домашних делах и прочем. Молотов познакомил нас, и я, набравшись смелости, спросил.

— За что вы сидели, Алексей Иванович?

— Вот у него спросите, — ответил Шахурин, кивнув на Молотова, — он меня сажал.

— Скажите спасибо, что мало дали, — ответил Молотов, постукивая палочкой по льду.

Шахурин чуть задумался и посмотрел на меня:

— А ведь он прав. По тем временам могло быть и хуже. Сейчас за это дают Героя Социалистического Труда, а тогда могли расстрелять…

Заговорили об экономике.

— После войны — налоги на все, даже на коров, — сказал Шахурин.

— Ну и что? — спросил, постукивая палочкой, Молотов. — Кого-то надо было облагать. Вас, что ли, обложишь?

— Но что это дало — обложить?

— Вот это и дало нам копеечки, на которые мы и существовали.

— Копейки!

— Да, вот именно.

— Когда я вернулся в Москву в 1953 году, — вспоминает Шахурин, — кругом в Подмосковье козы, мы раньше их не знали, а тут говорят: вот «сталинские коровы»…

— Другого выхода у нас не было, дорогой товарищ. Это вам пора понять. Да, да, да. Пора понять, — говорит Молотов.

Вячеслав Михайлович и Шота Иванович двинулись вперед, а я остался еще на несколько минут — поговорить с Шахуриным. Мне рассказывал о нем А. Е. Голованов, и я сказал, что помогаю Александру Евгеньевичу писать мемуары.

— Читал. Мне очень понравилось, — заметил Шахурин, — но одно там плохо. Я просто не мог воспринять, как Голованов, такой умный человек, мог перехвалить Сталина — в том смысле, что тот чуткий, внимательный… Как можно признать чутким, когда вот он пригласит на обед, сидим, спросит обо всем: как желудок, какое вино вам полезно, домой вам всего пошлет, а через неделю арестуют. Голованов же видел все это! Он пишет, как Сталин выпустил Туполева. А кто мог арестовать, помимо Сталина? Туполев потащил за собой человек пятьдесят. Все КБ работало. Они ведь делали машины в заключении… Правда, Туполев говорил о Сталине: «Масштаб! Размах! Хозяин!»

— И Петляков сидел, и Стечкин сидел, и Глушко…

— Мясищев сидел… Можете прибавить: Шахурин сидел. Спросите у Молотова. Да нет, не надо. Я о себе у него не спрашивал.

— Но вы-то сами знаете?

— Никто не знает. Вызывает Абакумов: «Сознайся, с кем и когда о вредительстве…» Я говорю: «С ума сошли, какое вредительство, когда чисты, как стеклышко, работали, в ЦК нас ежедневно два отдела опекали, обкомовские секретари по авиации тоже, с заводами связаны…» Дело в том, что органам нужно было показать, что они работают. Мне думается, что в отношении меня, скорей всего, им нужно было ударить по Маленкову.

— Потому что он курировал авиацию? Подрубить?

— Подрубить, да. Потому что он слишком большую силу уже имел. Он и обкомы вел, и реэвакуацией руководил, демонтированием оборудования из Германии.

— Мне рассказывал Голованов: «Меня назначили в комиссию, и я, как мог, защищал маршала Новикова и Шахурина. Думали, наоборот, я по ним ударю, а я стал защищать».

— Я знаю его, — говорит Шахурин. — Он хороший человек. У нас отношения очень хорошие, я его очень люблю. Правда, он мне этого не говорил, но я допускаю, что это так.

— Он говорит, все обрадовались, думали, вот сейчас отомстит Новикову — у них же трения были, а он стал защищать.

— Вот видите, — говорит Шахурин, — Вячеслав Михайлович даже глаз прищурил, я его никогда таким не видел раньше.

— Конечно, больной вопрос.

— Вот Зверев пишет… Но все на Сталина нельзя валить! За что-то должен и министр отвечать, правда? — говорит Шахурин. — Вот я, допустим, что-то неправильно сделал в авиации, так я за это и какую-то ответственность обязательно несу. А то все на Сталина! Другое дело Голованов пишет: такой заботливый, такой внимательный… А организацию Ленинградскую, цвет нашей партии, уничтожить! Кузнецов только был выдвинут Секретарем ЦК. Секретарь Ленинградского обкома и горкома Попков, член ЦК. Как же так? Вообще ни одного партийного работника такого масштаба не могли без Сталина арестовать! Не могли. Как же это могло случиться?

Я могу признать очень много положительных сторон Сталина, потому что я часто с ним встречался в течение шести лет, почти каждый день, и знаю очень много его редких, положительных сторон, это человек громаднейшего государственного ума и способностей уникальных, но в то же время я говорю, нельзя же ему простить вот такое избиение кадров — партийных, хозяйственных, военных.

— А чем это можно объяснить?

— Вот спросите у Молотова.

— Он объясняет по-своему. Он говорит, иначе некуда было деваться.

— Врет. Ну как это можно? Нет, не врет, конечно. Молотов — человек честный и очень принципиальный. Он твердо стоит на своем. Не оправдывается, нет, он убежден в своей правоте. Я ему тоже задаю этот же вопрос, он говорит: «Ну, конечно, может быть, не все были врагами, но потенциально…» — «Что потенциально?» — «Вот Хрущев, например». Тут он, конечно, прав. Насчет Хрущева я могу согласиться, потому что он за десять лет успел сделать такое, что враг не смог бы. Это хуже, чем враг. Так развалить то, что построено! Сейчас говорят, Сталин виноват в нашем отставании. Нет, извините, при Сталине мы так перли вперед, что дай бог!

…Я догнал Шоту и Молотова. Спросил мнение Молотова.

— Ну еще бы, конечно, он о себе не будет говорить. Он не может быть благодарен Сталину за то, что отсидел семь лет!

И Молотов рассказал, в чем была причина ареста Шахурина в 1946 году. Вернее, подтвердил то, что я раньше слышал от Голованова. Суть сводится к следующему.

После войны главком ВВС Главный маршал авиации А. А. Новиков и нарком авиационной промышленности А. И. Шахурин решили изъять у одного из самолетов лонжерон. Не от хорошей жизни решили, а для экономии металла и облегчения конструкции. Сделали они это вопреки решению Политбюро, без чьего ведома запрещалось вносить какие-либо конструктивные изменения в самолеты, находящиеся на вооружении в армии. Сталину доложили, что стали разбиваться летчики. Была создана комиссия, Новиков и Шахурин предстали перед судом и получили по восемь лет.

— Он по натуре неглубокий человек, Шахурин, — говорит Молотов. — Нарком был неплохой. Особенно во время войны. Но все хотят быть добрыми. Вот если б большевики были добрыми, не было б большевиков никогда. А им пришлось очень тяжело, трудно. Вот летчики погибли, семьи остались… Не его вина?

04.12.1973

Данный текст является ознакомительным фрагментом.