8
8
Несколько книг прожили вместе с Михаилом Кузьмичом многие годы. Он перечитывал их, брал с собой в близкие и дальние командировки. Одна из них – «Полет в мировое пространство как техническая возможность» Макса Валье. Известный летчик, конструктор, один из пионеров ракетной техники, Макс Валье не только увлекательно писал о будущих космических полетах, но и доказывал их возможность уже в ближайшем будущем. Михаил Кузьмич купил эту книгу будучи студентом, а последний раз просматривал ее незадолго до смерти. Я понимаю, почему он не мог распрощаться с этой книгой, написанной взволнованно, страстно, убедительно: он разделял мечты и взгляды Валье о будущем ракетостроения.
К началу 50-х годов Михаил Кузьмич Янгель стал опытнейшим конструктором и крупным организатором производства. А потому совсем не случайно, что он оказался рядом с Сергеем Павловичем Королевым.
Из воспоминаний соратников.
Н.И. Урьев, доктор технических наук, профессор:
«С Михаилом Кузьмичом Янгелем я впервые встретился в начале 1950 года. Он был в то время начальником отдела систем управления в головном НИИ отрасли. Мне он показался очень внимательным, спокойным и добрым человеком. Не добреньким – отнюдь! – а именно добрым. Был я тогда молодым специалистом, проработал всего несколько месяцев в Златоусте, и в НИИ приехал в командировку.
Человек этот меня поразил. Особенно на фоне того обширного зла, с которым, несмотря на молодость, мне уже доводилось познакомиться. Он разговаривал со мной, как с равным, как будто и не было меж нами такой большой разницы в возрасте и занимаемом положении. Подробно расспрашивал о делах, о жизни в Златоусте. Было мне с ним тепло и как-то по-домашнему хорошо, от этого человека буквально исходило обаяние. И уж окончательно он меня „добил“, когда через два дня пришел на склад, где я упаковывал в огромный ящик приборы, за которыми приезжал в командировку, чтобы проверить, все ли правильно, как он обещал, сделано, и не обидели ли меня где-то „по дороге“.
Позднее, в 1952–1954 гг., мы встречались с ним часто. Он был тогда уже главным инженером и директором НИИ и часто приезжал в Осташков, где находился филиал НИИ (и куда меня в 1952 году перевели на постоянную работу). Но первое впечатление не изменилось. С годами оно только крепло…»
Диалог с Янгелем.
– Ваш «ракетный университет» начался в конструкторском бюро Королева?
– Да. После учебы в академии я работал вместе с Сергеем Павловичем. Это были годы, когда ракетная техника начала развиваться. Вчерашние фронтовики пришли в конструкторские бюро и на предприятия. Выцветшая гимнастерка была, пожалуй, самой распространенной одеждой в те годы. На долю тех, кто выстоял в самой жестокой войне, выпали новые испытания – нужно было создать технику, способную предотвратить будущую войну.
– Вы считаете закономерным то, что ушли в ракетостроение?
– Ракетная техника выросла из авиационной, стала ее продолжением. Не случайно и среди главных конструкторов и инженеров многие закончили МАИ и другие авиационные институты. Да и Сергей Павлович Королев начинал с планёров.
– Каково, по вашему мнению, основное качество Главного конструктора? Умение предвидеть технику будущего?
– Не совсем верно… Для ученого, конструктора несомненно необходим талант выбирать цель поиска, умение принимать нужные решения. Ведь от них зависит порой не только судьба человека, но и судьба тысяч людей, а иногда и миллионов. Именно поэтому основным качеством Главного конструктора я считаю умение взять на себя ответственность. Я имею в виду не только технические решения – они могут быть разными, речь идет о главных направлениях работы огромных коллективов.
Он шел вниз от площади Дзержинского по проспекту Маркса. Уже зажглись неоновые огни «Метрополя», вспыхнула реклама «Детского мира». Москвичи, как всегда, торопились. Кто-то задел его плечом, и Янгель машинально извинился.
День выдался жарким, и сейчас, хотя над Москвой уже спустились сумерки, еще ощущалась духота.
Янгель расстегнул воротничок рубашки. Немного отлегло.
Да, денек выдался необычным.
А, может быть, он и должен был таким?
«Подумайте два-три дня, – сказал секретарь ЦК, – мы не можем вас неволить, но ваша кандидатура согласована во всех инстанциях. Другого человека нам найти будет трудно…»
Он знал, согласится. Еще там, в кабинете, знал, что ответит: «Поеду». И секретарь знал, иначе не позвал бы.
Три-четыре года… Время пролетит быстро. Но Ирине опять будет трудно. А докторская диссертация, лекции в МАИ, друзья? Оставить все это и уехать? Нет, пожалуй… И Ирину тоже можно понять. После военных лет все постепенно улеглось, жизнь налаживается, дети растут. Теперь вот новая командировка.
Не догадывался еще Янгель, что не три-четыре года она продлится, а целых семнадцать лет!..
Интересно, огорчится ли Сергей Павлович? А может быть, обрадуется? Последние годы отношения складывались не очень гладко. Ребята даже песню вспомнили:
Жили два друга в нашем полку.
Пой песню, пой.
Если один говорил из них – «да»,
«нет» – говорил другой…
Певали ее тихонько и в КБ, и на полигоне. И Королев и Янгель хохотали, когда услышали ее впервые… Похожи у них характеры, упрямства хватает у обоих. Коса и камень.
Новое направление в ракетостроении. Он горячо его отстаивал. Наверное, именно поэтому ему предложили КБ в Днепропетровске. Ведь об их спорах хорошо известно и на предприятии, и, конечно же, начальству…
Секретарь так и сказал: «Мы верим в вас, в ваш инженерный талант. Нужны новые машины, иные…»
Значит, Королев будет идти своим путем, а ему, Янгелю, надо определять свой.
Жили два друга в нашем полку…
Янгель остановился у газетного киоска, занял очередь. Купил «Вечерку». Мельком взглянул на страницы. «Конгресс сторонников мира в Стокгольме»… «Погода»… «Бал студентов»… «Сегодня в кинотеатрах»… Словно что-то вспомнив, он перебежал улицу и поднял руку. Такси услужливо остановилось.
– К «Соколу», – сказал он.
– «Приглашу Ирину в кино, – решил он, – давно не ходили вместе, удивится… А уж потом все ей скажу».
Ирина, конечно же, не согласилась совсем переехать в Днепропетровск. Здесь была интересная работа, друзья, наконец, родные.
Так вновь пришлось им жить на два года…
Из воспоминаний соратников.
А.А. Полысаев, кандидат технических наук:
«В 1954 году (кажется, весной) мне пришлось подписывать у директора завода Л.В. Смирнова письмо. Я зашел в кабинет, Смирнов предложил мне сесть и подождать, так как сам разговаривал по ВЧ. В кабинете присутствовал незнакомый мне человек, который стоял у окна вполоборота к Смирному (а когда подошел я, то и ко мне). Я поздоровался, „незнакомец“ ответил, слегка улыбнувшись. Мне запомнилась характерная поза: пиджак не застегнут, левая рука – в кармане брюк, в правой руке – сигарета. Ясное, очень приятное лицо, гладко зачесанные волосы. Костюм, кажется, был коричневым, светлая рубашка, галстук.
Л.В. Смирнов говорил долго. Наконец, закончив разговор по телефону, обратился ко мне: „Что у тебя?“ Взяв письмо, прочитал его, подписал, а затем обратился к „незнакомцу“: „Так вот, Михаил Кузьмич…“, но я уже больше не слышал, так как вышел из кабинета. У секретаря я, конечно, полюбопытствовал: „Кто это?“ Ответ: „Главный инженер НИИ-88 Янгель“. Так вот он какой! Мне достаточно часто приходилось от КБ завода писать письма на имя главного инженера НИИ-88 М.К. Янгеля, но не приходилось его видеть. Я считал, что это был обычный приезд, но по КБ прошел слух, что главным будет Янгель. Эту встречу с М.К. Янгелем я считаю первой, хотя с ним не обмолвился ни словом. В то время я исполнял обязанности начальника сектора.
Позднее, когда я работал ведущим конструктором, мне приходилось встречаться с Михаилом Кузьмичом достаточно много. Бывали разные ситуации, память хранит многое, но больше всего – хорошее. Были и благодарности в личном деле (по приказам), было и „работой твоей доволен“. Были и выговоры, солидные, такие, что слезы из глаз лились, были и попроще: „Увеличивай обороты!“
Слово „начальник“ как-то не вяжется с именем Михаила Кузьмича, точнее будет „Руководитель“. А вот „Главный конструктор“ – это очень точно».
Ох, эти августовские денечки! Теплынь, солнышка в избытки, благодать. Мир да покой кругом, дома сонные, тучка как стала на одном месте с утра, так и застыла на небе. В такие деньки лежать бы у реки, глядеть в небо и слушать, как плюхает на перекате рыба.
– В отпуск скоро идешь? – спрашивает ведущий инженер у Матвеева, заместителя Главного конструктора КБ.
– Да был уже, – отвечает Матвеев, – еще в мае отгулял.
– А что не видно было, болел?
– Из командировки вчера вернулся…
– А у нас тут дела начинаются! – загадочно сказал инженер. – Впрочем, не в первый раз новое начальство приезжает, не привыкать.
– Слышал, слышал… – перебивает Матвеев. – Тебе чего от нас?
– Проект! Обещал? Нет проекта… А у меня план по новой технике горит…
– Сделаем, – обещает Матвеев. – Погода-то видишь какая, в отпусках все. Работать некому… Но на той неделе проект выдадим, сам посижу…
– Ну, спасибо, – обрадовался инженер. – Спасибо… А дела обещает новый Главный большие.
– Разговаривал с ним?
– Нет, люди говорят…
Иван Иванович Матвеев наклоняется к бумагам, поднакопилось их в его отсутствие. Надо заставить себя сосредоточится, а в голову мысли разные лезут… Новый Главный… Эту новость Матвеев от жены услышал, едва порог дома переступил. Чемодан поставить не успел, а она уже: «Главный приехал, ходит по заводу. Симпатичный».
Не понравилось и «симпатичный», и то, что «по заводу ходит»…
А почему? Ответить не мог…
За окном август. Воздух стеклянный, не шелохнется. И люди идут – как плывут.
«План, наверное, завод не выполняет, вот и пришел инженер, – подумал Матвеев. – В такую погоду на речке лежать… Впрочем, все теперь в тартарары – новый Главный… Как говорится, новая метла по-новому метет…»
Заглянул заместитель директора завода, приятель Матвеева.
– Привет, Иваныч, – поздоровался он. – Хорошо съездил?… – И не дождавшись ответа, добавил: – Нашу новость слышал? Вроде мужик неплохой…
– Понравился уже? – Матвеев прищурился, словно от яркого света.
– Мне что, с ним рыбу ловить?! – замечание задело замдиректора. – Работа есть работа, а он не только твой начальник, но и наш тоже.
– При чем здесь завод? – удивился Матвеев.
– В том-то и вся штука, что теперь КБ как бы над предприятием становится, – пояснил замдиректора. – Не вы у нас, а мы при вас… – Это интересно, – оживился Матвеев. – КБ крошечное, а завод – махина.
– Что слышал, то и говорю! – отрезал замдиректора. – Только к чему все приведет, не знаю. Вот какие дела, Иваныч! Так что держись, он и к тебе скоро нагрянет.
– А как ведет себя?
– Больше слушает, чем говорит. Слушает хорошо, вдумчиво…
Ушел замдиректора. От разговора остался неприятный осадок.
Звонок. Вызывали к директору.
В кабинете ждали директор и Янгель.
Михаил Кузьмич поднялся навстречу Матвееву, улыбнулся:
– Здравствуйте, Иван Иванович! Хочу представиться: я назначен главным конструктором ОКБ.
Матвеев заметил, что у Янгеля виски тронуты сединой.
– Наслышан, – сказал Матвеев. – Не знаю уж, поздравлять или соболезновать…
Янгель вновь улыбнулся:
– Поздравлять, поздравлять!
Диалог с Янгелем
– Вы знали, что надо делать в первую очередь?
– Конечно. И на первом же совещании с сотрудниками ОКБ сказал четко, что организация ОКБ иметь должна совсем иную основу, чем раньше. ОКБ следует расти и развиваться как головному разработчику, а заводу – расти и крепнуть как головному опытному предприятию на основе и в процессе материального воплощения проектов ОКБ. Ну а разговоры о том, что важнее – ОКБ или завод – не имеют никакого практического смысла и, если хотите, даже вредны.
– Трудно было вести первый разговор? Ведь ситуация коренным образом менялась…
– Руководитель стоит перед необходимостью четко определять свои позиции. Нельзя допускать, чтобы твои мысли могли толковаться по-разному. К счастью, меня поняли сразу.
– Я знаю, что многие поддержали вас, они стали вашими соратниками, друзьями.
– Иначе и не могло быть, потому что у нас общее дело! Наша организация стремительно росла, и дело было даже не в том, чтобы занять вакантные должности, необходимо было найти людей, которые бы соответствовали этим должностям. А это нелегко.
– Поистине: «кадры решают все!»…
– Так и есть…
Из воспоминаний соратников.
«Встретились мы случайно. Я ехал в Ялту, на отдых. В ожидании своего рейса обедал в ресторане аэропорта.
Вдруг кто-то вполголоса меня позвал. Вижу – Михаил Кузьмич.
Он сел за мой столик и сразу спросил:
– Поедешь со мной работать?
Я знал Михаила Кузьмича достаточно хорошо, глубоко уважал его и, конечно же, сразу ответил утвердительно.
– А ты знаешь хоть куда?
Я не знал, но еще раз подтвердил, что согласен.
Михаил Кузьмич улыбнулся…
Прошло несколько месяцев, а меня никто не вызывал. И я, грешным делом, подумал, что о своем приглашении Михаил Кузьмич забыл.
Наступила весна. И вдруг меня срочно вызывают к начальнику. У него в кабинете увидел Михаила Кузьмича. Цель его приезда: узнать, не передумал ли я и, как оказалось, еще несколько человек, которым Янгель предлагал работать в ОКБ. Янгель сразу же хотел договориться с ними об условиях новой работы.
Но ведь это можно было решить по телефону, либо в крайнем случае письменно! Однако Михаил Кузьмич хотел переговорить с каждым из них лично».
«Можно сказать, что вся жизнь конструктора – все равно, удачливого или неудачливого, но удачливого в особенности, – это почти непрерывная цепь конфликтных ситуаций, которые только начинают разворачиваться после того, как реализован в металле его проект. Конфликтов возникает много: мелких и крупных, явных и скрытых, вызванных чьим-то недомыслием и вытекающих из объективно действующих закономерностей. В любом конфликте подобного рода обязательно происходит столкновение человеческих эмоций, характеров, темпераментов, личных и общественных устремлений».
«Михаил Кузьмич четко понимал, что без хорошей производственной базы нельзя было ничего сделать. И поэтому, возглавив новую проектную организацию, он сразу же включился в работу по созданию экспериментальной базы. Конструкторы и заводские специалисты вместе сидели ночи напролет в цехах, вместе экспериментировали, дорабатывали, улучшали.
Было трудно. Переучивали людей, перепланировали цеха, меняли оборудование. Помогала вся страна, и мы, ощущая эту заботу и поддержку, работали день и ночь, без выходных. Спали урывками. Оперативки, как правило, проводили в час-два ночи.
Помню, праздновали 1 Мая. Вышли на демонстрацию. Прошли по улице торжественно, с песнями, а после демонстрации сразу отправились на завод и продолжили работу…»
«При всей своей занятости Михаил Кузьмич обязательно беседовал с поступающими на работу молодыми специалистами, определял им рабочее место, а затем на деле „прощупывал“ каждого: на что способен.
Янгель часто приходил к комсомольцам на собрания. Рассказывал о том, как идут дела в ОКБ, о перспективах, просил активизировать работу комсомольских постов.
Конструкторы из цехов сутками не выходили, работали по две-три смены. И никто не жаловался. Первая машина буквально на руках переносилась с участка на участок, из цеха в цех…»
«Принцип отношения к своим обязанностям у Михаила Кузьмича был четким: определенность и требовательность. Те вопросы, которые могли быть решены на уровне начальников КБ или комплексов, никогда не доходили до Главного. Он доверял своим подчиненным, а те в свою очередь щадили его, понимая, что Янгель нужен для решения кардинальных вопросов.
День Михаила Кузьмича начинался с проектных дел. Эта потребность в общении с проектантами, пожалуй, самая отличительная черта в стиле его руководства ОКБ. Он был предан проектантам, проектанты вдвойне были преданы Михаилу Кузьмичу.
Удивительная особенность была у Михаила Кузьмича: зримо, объемно представлять себе конструкции сложнейших узлов и агрегатов, держать в памяти с учетом всех плюсов и минусов, предлагать варианты конструкций, такие, что комар носа не подточит. У него была особая интуиция – где-то в кладовых памяти и воображения он отыскивал единственно правильное решение».
«…Не терпел он инженеров, плохо знающих орфографию. Найдя ошибку в начале письма, он не мог читать дальше, всегда ворчал по адресу „писаки“ и возвращал документы для доработки».
«Энтузиазма у всех было хоть отбавляй. Каждый старался работать изо всех сил, лишь бы дело продвинулось. Иногда доходило до курьезов. К примеру, шла сборка ответственного узла. Опытный слесарь – специалист высокой квалификации – заканчивал последнюю операцию. Рядом стояли руководители завода и наблюдали за работой. Еще бы – первая сборка! Одна, вторая, третья, четвертая гайки… Как медленно течет время! Главный инженер не выдержал, отобрал у слесаря ключ и сам начал завинчивать гайку. Естественно, у него это получалось не так четко и еще медленнее. Все видели это, но вместе с тем понимали и другое: как человек болеет за общее дело… Михаил Кузьмич вежливо взял ключ у инженера и передал его слесарю. Сказал: „Ему тоже хочется завершить свою работу, не будем ему мешать…“ Все рассмеялись, и первым – главный инженер».
«У Михаила Кузьмича была интересная привычка: разговаривать с самим собой, думать вслух. Очень часто, принеся к нему в кабинет стакан чая, я заставала его „марширующим“ и говорящим вслух. Я ставила стакан на стол и потихоньку, чтобы не помешать, выходила из кабинета. Но Михаил Кузьмич останавливал меня у дверей, говорил, что я ему не мешаю, а, наоборот, ему удобно, если есть аудитория.
Он ходил и говорил долго, подходил к доске, рисовал какие-то иероглифы, обращался ко мне, будто хотел, чтобы я подсказала ему что-то неразрешимое. И он всегда находил то, что искал. Видно, разговор с самим собой ему помогал.
Он садился в кресло, брал карандаш и писал, писал, не обращая ни на что внимания, и тут уже он не замечал, когда я выходила из кабинета. Он был поглощен своими мыслями, он был счастлив…»
Однажды Михаил Кузьмич сказал:
– Мало спроектировать ракетную систему, надо научить ее летать…
Первая машина готова, но пока она еще в цехах завода. Завершены комплексные испытания, теперь ракету ждет полигон.
Снова под крылом аэропорт
Промелькнул и скрылся в синей дали.
Это слова из песни испытателей. Распевали ее обычно в полете.
Горизонт – бескрайние пески,
Разбежались огоньки площадок.
Здесь не умирают от тоски,
Здесь не говорят, что мир несладок.
По нескольку месяцев жил Михаил Кузьмич Янгель со своими ближайшими соратниками на полигоне. Испытания нового комплекса – это десятки пусков, далеко не каждый из них удачен. Надо учить ракету летать, и они шлифовали ее конструкцию, как гранильщик бриллиант.
И вот наступал заветный день:
Мы кончили работу, и нам пора в дорогу,
Пускай теперь охрипнет товарищ Левитан…
Данный текст является ознакомительным фрагментом.