РАННЕДИНАСТИЧЕСКИЙ ПЕРИОД

РАННЕДИНАСТИЧЕСКИЙ ПЕРИОД

«Номовые» царства. В конце IV тысячелетия до н. э. шумерские колонии внезапно перестают функционировать; шумеры теряют свои внешние владения, наступает новая археологическая фаза — Джемдет-Наср. На ее исходе шумеры овладели производством бронзы и перешли от пиктографии к полноценной словесно-слоговой письменности. С этого времени отсчитывают Раннединастический период, первый этап которого около 2900 г. завершился гигантским наводнением (его следы прослеживаются археологически).

Месопотамцы навсегда запомнили его как важнейшую веху своей древнейшей истории — «великий потоп» — и выделяли две фазы истории страны: до потопа и после него. «Допотопная эпоха» отвечает первому этапу Раннединастического периода, а послепотопная — следующим. Обе они были эпохами раздробленности. Первые же доступные нам «послепотопные» письменные источники (вторая четверть III тысячелетия до н. э.) выявляют широкое присутствие бок о бок с шумерами нового, восточносемитского (аккадского) этноса. Причем никакого противопоставления между ними как между пришлым и аборигенным народами источники не отражают — очевидно, приход аккадцев в страну состоялся намного ранее, и следы подобного противопоставления успели стереться.

Сводя все сказанное воедино, можно думать, что былой общинный союз шумеров эпохи Урук утратил свои внешние владения, а потом и вовсе распался под напором расселения восточных семитов-аккадцев из Сирийской степи (на поселениях фазы Джемдет-Наср действительно встречаются следы разрушений). Наступившая стадия раздробленности соответствует первому этапу Раннединастического периода — «допотопному времени», самой древней эпохе, удержавшейся в исторической памяти шумеров; тогда-то и начал осуществляться шумеро-аккадский симбиоз. Восточные семиты усвоили шумерскую культуру, включая письменность, и к середине III тысячелетия до н. э. образовали с шумерами двуединый и двуязычный суперэтнос с единой культурой. Люди этого суперэтноса на обоих своих языках, шумерском и аккадском, определяли себя как «черноголовые» (см. с. 64). Этот суперэтнос современные ученые и называют «древними месопотамцами». Общность «черноголовых» была этнокультурной по характеру: члены общин и родов, поддерживавших культ шумеро-аккадских божеств и считавших своим главным общинным покровителем одно из них (что подразумевало в качестве своего неотъемлемого атрибута освоение и использование одного и того же культурного ядра, в том числе ритуалов на обоих языках и шумероаккадской письменности) относились к «черноголовым», остальные — нет. При этом почти все цари месопотамских городов-государств III тысячелетия до н. э. принадлежали к этнически шумерским династиям, а значительные и официальные тексты составлялись именно на шумерском языке.

В начале III тысячелетия до н. э. месопотамцы перешли от пиктографии к полноценной словесно-слоговой письменности. Ее называют клинописью, поскольку в Месопотамии писали на сырой глине тростниковым пером с треугольным сечением, оставляющим клинообразные оттиски. С середины III тысячелетия шумерское письмо стали все чаще применять для аккадоязычных текстов. В начале II тысячелетия до н. э. потомки шумеров полностью перешли на аккадский язык, но образованные люди продолжали учиться шумерскому языку до конца месопотамской истории, прежде всего как «высокому» языку ритуала (некая аналогия — роль латинского языка в средневековье). Письмо насчитывало в каждый период около 400 различных знаков. При желании можно было обойтись и 70–80, а такое количество знаков мог выучить почти каждый. Поэтому грамотность получила распространение среди месопотамцев очень широко; возможно, в эпохи процветания страны большинство взрослых свободных месопотамцев были в какой-то мере грамотны, хотя писали с ошибками, да и прочитать могли далеко не всякий текст. Грамотность была окружена во всех слоях населения Месопотамии большим почетом.

В Раннединастический период территория Шумера представляла собой конгломерат множества «номов», которые уже к середине III тысячелетия до н. э. превратились в ярко выраженные классовые общества с установившейся государственностью. Разумеется, община сохраняла важнейшее значение, но над ней выросла независимая от нее властная иерархия (т. е. собственно государство), которая своей властью налагала на общину повинности и выводила на войну ее ополчение. Общественная верхушка состояла прежде всего из носителей высших должностей и их сородичей; к числу этих носителей относились верховный правитель и участники совета при нем (в том числе представители общинной знати). Члены правящей элиты по должности осуществляли государственную эксплуатацию, а благодаря своему богатству и влиянию имели наибольшие возможности и в сфере эксплуатации частной (прежде всего путем втягивания в долговую кабалу). Храмовое хозяйство, хозяйство правителя и владения высших должностных лиц располагали наибольшим количеством земельных угодий, которые обрабатывали рабы и зависимые люди.

В общем, в номах выделялись три основные социальные группы: господствующий класс (прежде всего правящая верхушка, в гораздо меньшей степени частные лица, добившиеся богатства и влияния, но не причастные к высоким должностям), рядовые общинники и, наконец, рабы и зависимые люди (этот слой комплектовался из военнопленных, а также изгоев и обедневших общинников, оторвавшихся от своей земли и втянутых в зависимость от власть имущих и состоятельных людей). Эксплуатация проявлялась в двух основных формах. В крупных хозяйствах, принадлежавших храму, правителю, членам правящей верхушки и богатым частным лицам, трудились работники рабского и нерабского статусов, они не имели обычно своего хозяйства, а работали группами за пайки и отдавали все произведенное владельцу. Рабы и большинство нерабов, трудившихся таким образом, свободно покидать хозяйство не могли. Именно эта форма эксплуатации обеспечивала господствующий класс большей частью его богатств. Поэтому шумерское общество нередко определялось как рабовладельческое (ибо подневольный работник, получающий за свою работу паек, по своему месту в производстве оказывается подобен классическому античному рабу, к какому бы сословию он ни принадлежал). Второй главной формой эксплуатации являлась выдача государством или частными лицами части своего земельного фонда в виде отдельных наделов мелким производителям — от зависимых и закабаленных людей или рабов до свободных арендаторов; также производители вели свое хозяйство на выданных им наделах и долю полученного продукта отдавали владельцу земли.

Высших функционеров общины изначально наделяли намного большими наделами, чем прочих; особый обширный земельный фонд выделялся храму как учреждению. Семьи могли покупать и продавать свою землю в пределах общины, что создавало благоприятные возможности для концентрации земель богатыми и знатными людьми.

Организационным центром государства первоначально выступал храм бога-покровителя соответствующей общины, а во главе государства стоял

наследственный правитель — верховный жрец этого храма с титулом «эн» («господин»). При нем существовал небольшой административный аппарат и постоянная вооруженная сила (то и другое из храмового персонала и личных слуг) — зачатки служилой знати и регулярной армии. Власть «эна» была существенно ограничена советом, а в меньшей степени народным собранием свободных общинников, быстро теряющим в силе. К середине III тысячелетия до н. э. титул «эн» выходит из употребления, заменяясь шумерскими титулами «энси» («жрец-строитель», «градоправитель») и «лугаль» (доел, «большой человек», «царь», аккад. эквивалент — «шарру»). Появление последнего титула отражало новый этап развития государственности — утрату общиной всякого контроля над правителем. Правители нарекали себя «лугалями» как военные предводители, с некоторого времени командовавшие воинами помимо общинного контроля (порой этот титул присваивался военному вождю на сходке самих воинов); так же титуловали себя владетели, сумевшие добиться формального признания своей гегемонии со стороны других номов. Во всех случаях титул «лугаль» передавал единоличную власть правителя, основанную на прямой командной иерархии помимо общинных структур, над кем бы такая власть ни осуществлялась — над своими воинами или над соседними номами. В конце III тысячелетия этот титул, с созданием централизованных деспотий, означал такую власть уже применительно ко всему населению страны и в этом качестве употребляется на протяжении всей месопотамской истории в значении «царь, автократ». (Аналогичным было происхождение европейского титулования «император».) Лугальство («царственность») стало нормативным статусом шумерского номового правителя уже в середине Раннединастического периода, хотя некоторые из них по-прежнему ограничивались титулом «энси».

Социально-политическая история Раннединастического периода заключалась во все обостряющейся борьбе между отдельными номовыми государствами за гегемонию, а также в нарастании социального противостояния между правящей верхушкой, приобретающей устойчиво наследственный, аристократический характер, и основной массой общинников, подвергавшейся все более тяжелой повинностной и податной эксплуатации со стороны государства в целом и в то же время жившей — из-за военного разорения, долгов и т. д. — под угрозой утраты собственной земли и превращения в зависимых работников (как правило, от членов той же правящей верхушки). Переплетение этих двух процессов привело в конце концов к крушению «номового» аристократического строя в Шумере и к формированию централизованной общемесопотамской деспотии, опиравшейся на военно-служилую прослойку, внутри которой вопросы происхождения особой роли не играли. Для межномовой борьбы были характерны почти полное отсутствие попыток аннексировать другие номы (война шла лишь за гегемонию) и своего рода «борьба за инвеституру», иными словами, склонность царей добиваться официального признания за ними верховной гегемонии и титула «лугаль Страны» от Ниппурского храма Энлиля. Как видно, владыки Шумера еще сохраняли какое-то представление о всешумерском, причем именно политическом, авторитете Ниппурского храма, а представление о том, что Шумер предназначен представлять собой некое единство, было живо на протяжении всего III тысячелетия до н. э.

Ни один центр не мог удержать гегемонии надолго. После «потопа» в Шумере существовало более десятка значительных городов-государств: Эреду, Ур, Урук, Лагаш, Умма, Ниппур, Киш и др. В первые века после «потопа» (примерно совпадающие со вторым этапом Раннединастического периода) гегемонию удерживал северный центр Киш. Возможно, его правители первыми приняли титул лугалей. Об одном из них, Этане (XXVIII в. до н. э.), сложилось предание, повествующее, как он на божественном орле успешно поднялся на небеса к богам, чтобы добыть себе «траву рождения» и обзавестись наследником. Один из его преемников, Эн-Менбарагеси, стал первым правителем, о котором мы знаем по его собственным памятникам. Он не только контролировал Шумер, но и совершал походы в край горцев-эламитов Юго-Западного Ирана.

Однако при его сыне Агге гегемонии Киша настал конец (ок. 2600 г. до н. э.). Как сообщает шумерский былинный эпос, Агга двинулся приводить к покорности южношумерский город Урук, где недавно получил власть непокорный ему эн Гильгамеш, сын эна Лугальбанды. Совет старейшин Урука готов был покориться, но народное собрание провозгласило Гильгамеша своим лугалем, т. е. признало над собой его личную власть помимо традиционных общинных институтов, и Урук оказал сопротивление. В итоге Агга попал в плен к Гильгамешу; тот пощадил соперника, но гегемония перешла от Киша к Уруку. Эта гегемония известна не только по эпосу, но и по документам архива из Шуруппака (время правления преемников Гильгамеша — XXVI в. до н. э.). Как явствует из них, урукские цари призывали на службу контингенты из одних зависимых от них царств и размещали их по другим зависимым царствам, по системе перекрестного контроля.

Сам Гильгамеш стал героем множества преданий. Согласно одному из них, он восходил на высокие Кедровые горы к востоку от Месопотамии и убил там демона кедров Хумбабу, врага людей (через несколько веков, в ходе развития традиции, место действия этого предания было перенесено в более знаменитые кедровые горы Ливана). По другим легендам, Гильгамеш открыто шел наперекор великим богам, добиваясь успеха, и даже овладел «травой бессмертия», желая сравняться с богами (по твердому представлению месопотамцев, бессмертие принадлежало только богам, а не людям, исключая пережившего Потоп Зиусудру — да и тот получил бессмертие лишь милостью бога, а не добыл сам). Однако на обратном пути «траву бессмертия» случайно съела змея, и Гильгамеш остался смертен. Общим мотивом для всех этих преданий является представление о том, что Гильгамеш желал и мог уподобляться богам. В первый же век по его смерти шумеры сочли, что он, как и его отец Лугальбанда, умерев, стал богом, и включили их обоих в список шумерских богов. Происхождение Гильгамеша тоже сочли божественным: его считали то сыном демона-инкуба и жрицы, то сыном Лугальбанды и богини Нинсун, заявляя, что он был «на две трети бог, на одну человек», более великий, чем все люди.

Ок. 2550 г. гегемонию у Урука перехватила династия Ура. Наиболее известным царем-гегемоном из Ура был Месанепада. В то время для Ура были характерны шахтные гробницы царей и уникальное погребение верховной жрицы-правительницы Пуаби; вместе с ней были похоронены десятки людей и животных, умерщвленных без всякого насилия; по-видимому, они были усыплены каким-то ядом и приняли его «добровольно-принудительно», смиряясь со своей судьбой и рассчитывая служить своей госпоже в загробном мире. Погребение Пуаби, как и уверенность в посмертной божественности Гильгамеша, показывают, что шумеры Раннединастического периода отделяли посмертную участь своих правителей (точнее, наиболее замечательных из них) от участи всех прочих людей: первые могли после смерти приобщиться к богам, вторые — нет.

Ур вскоре утратил преобладание над Шумером, однако позднее потомки Месанепады аннексировали Урук и перенесли туда свою столицу. Уро-Урукское царство (XXV–XXIV вв. до н. э.) было, пожалуй, самым богатым месопотамским государственным образованием своего времени, хотя гегемонии в Шумере добивалось лишь однажды и на короткий момент (в конце XXV в. до н. э.).

Шумеро-аккадская цивилизация Нижней Месопотамии была вплетена сетью контактов с другими цивилизационными очагами в огромную ойкумену, простиравшуюся от Кипра и Сирии до Амударьи и долины Инда — первую цивилизованную ойкумену в истории. По-видимому, в любом крупном центре этой ойкумены складывалось достаточно адекватное представление о ней целиком, и уже в середине III тысячелетия до н. э. шумеро-аккадцы устойчиво подразделяли окружающий мир на обширные этнополитические регионы: «Горы Эанны» к югу от устья Евфрата (скорее всего, ареал былых поселений местных убейдцев), Сутиум (край западносемитских племен сутиев в Сирийской степи), Марту (шумер.; акк. «Амурру»; оба эти слова обозначали одну из географических сторон света — северо-запад) в Южно-Центральной Сирии и смежных районах (важнейшими центрами этого региона были Эбла и нагорье Джебель-Бишри), Субар — названный по субареям край от гор Амана в Северной Сирии до Центрального Загроса, Кутиум (край горных племен кутиев) в Центральном Загросе, Элам в Юго-Западном Иране и «Гора Кедра» (небольшой анклав между Шумером и Эламом). К востоку от кутиев, субареев и шумеро-аккадцев — от Загроса до Гималаев — простирался огромный ареал расселения племен и народов, родственных дравидам — нынешним жителям Южной Индии.

Собственно предки дравидов обитали тогда на северо-западе Индии в бассейне р. Инд и являлись творцами первой цивилизации на территории Индийского субконтинента — Индской (Хараппской) цивилизации, известной месопотамцам под названием «Мелухха, Мелахха»; судя по тому, что столетия спустя индоарийские пришельцы именовали аборигенов Индии «млеччхами», это слово отражало самоназвание индских прадравидов-хараппцев.

Юго-Западный Иран занимало несколько племенных княжеств, чью совокупность месопотамцы именовали «Элам» (акк. доел. «Высокая (горная) страна»). Важную роль играли также Аратта в Центральном Иране, известная своими контактами с Шумером; особая этнокультурная общность на севере Ирана, занимавшая Сиалк и Гиссар и создавшая здесь обширные протогорода с развитой металлургией, царство Варахше с центром в совр. Кермане, контролировавшее территории между Эламом и зоной Индской цивилизации, и, наконец, золотоносная страна Харали на северо-восточных рубежах Ирана (видимо, ареал с центрами в Анау и Намазга-тепе на территории совр. Туркмении). О развитых контактах Месопотамии с этими регионами свидетельствуют упомянутые выше погребения Ура: найденные там золото и сердоликовые бусы происходят из Индии, лазурит — из копий Бадахшана у истоков Амударьи. По Персидскому заливу и Аравийскому морю шла морская торговля Месопотамии с Мелуххой. Одним из важных центров на этом пути был очаг цивилизации на островах Дильмун (совр. Бахрейн). Еще более плотные контакты связали Месопотамию по Евфрату, через зону власти сирийской Эблы, с берегами Средиземного моря, к которым выходили кедровые хребты Аманус и Ливан.

С развитием внешних контактов, укреплением царской власти и ростом номовых богатств войны за гегемонию в Шумере лишь усилились, а сами гегемонии утверждались и рушились с невиданной быстротой. В середине III тысячелетия до н. э. контроль над Шумером впервые начали захватывать, хоть и на короткое время, правители чужеземных городов, например загросские и эламские. В свою очередь, и шумерские номы стали порождать недолговечных «завоевателей мира». Так, царь незначительного шумерского городка Адаба Лугальаннемунду (ок. 2400 г. до н. э.), добился на время гегемонии в Шумере и, по-видимому, совершил успешные походы в окружающие регионы от Элама до Сирии, но его могущество рухнуло так же неожиданно, как возникло, еще при жизни самого завоевателя. Военные потрясения обостряли социальный кризис: победы обогащали прежде всего номовую верхушку, поражения ставили рядовых жителей на грань выживания, и они вынуждены были в еще больших масштабах обрекать себя на кабалу.

В Лагаше, одном из наиболее экономически развитых номов, дело дошло до переворота: тамошний правитель сосредоточил в своих руках практически полную собственность на половину всей земли Лагаша, начал массовое перераспределение должностей в пользу своих личных слуг, увеличил поборы и с зависимых людей, и с общинников, и при этом апогея достигло долговое закабаление общинников со стороны знати. В результате дом этого правителя оказался низложен массовым восстанием (впрочем, ему самому оставили жизнь и права гражданина), а на его место народное собрание выдвинуло некоего Уруинимгину, наделив его титулом «лугаля» (конец XXIV в. до н. э.). Тот упразднил чрезмерные поборы с населения, вновь отделил храмовое хозяйство от личного хозяйства правителя, отменил ряд долговых сделок. Такие реформы иногда проводились и в других номовых государствах Месопотамии.

В конце XXIV в. до н. э. набирает силу новый завоеватель — царь Уммы Лугальзагеси, начавший систематически устранять и истреблять правителей соседних номов и соединять последние под своей властью. Однако делал он это не за счет слияния этих номов в единую державу, а на основе личной унии, сохраняя традиционные структуры власти в каждом номе и возглавляя каждую из них. Лугальзагеси разгромил Уруинимгину Лагашского, аннексировал Уро-Урукское царство и перенес свою столицу в Урук. На севере он разбил Киш (царь Киша погиб) и совершил поход к Сирии, раздвинув свои владения от Средиземного моря до Персидского залива (шумер, «от Верхнего до Нижнего моря»).

Данный текст является ознакомительным фрагментом.