Глава 13 «„КАЙТЭН“ – ПОШЕЛ!»

Глава 13

«„КАЙТЭН“ – ПОШЕЛ!»

Наступило утро 2 мая 1945 года. На рассвете мы погрузились, зарядив аккумуляторы на целый день движения под водой. Водители «кайтэнов» как следует отдохнули и были готовы выполнить любое задание. Все, что нам было надо, – это решение капитана на боевые действия, хотя, сказать по правде, в этот день у нас надежд почти не было. Противник либо вообще не появится в зоне видимости, либо появится в ошеломляющих количествах, заполнив все море и небо множеством эсминцев и самолетов.

Большая часть первой половины дня прошла в тягостном безделье. Не зная, чем себя занять, водители «кайтэнов» собрались в кают-компании. Увешанные своими инструментами, болтающимися на шнурках на шее, мы стали коротать время, пытаясь на глаз определить курсовой угол атакуемого судна. Мы так увлеклись этим занятием, крутя модель корабля в разных направлениях, что даже не обратили внимания, как внезапно во всех отсеках лодки воцарилась тишина. Не услышали мы и доклада акустика в центральный пост управления. Но в 9.30 я и мои пять товарищей были оторваны от нашего занятия оглушительным звоном колоколов громкого боя, возвестивших общую тревогу. Звон этот еще не затих в отсеках лодки, когда по внутренней трансляции прозвучал голос капитана Ориты, отдавшего приказ:

– Команде стоять по боевому расписанию! Подвсплыть на перископную глубину!

Подняв перископ, команда лодки старалась визуально рассмотреть то, что обнаружил на поверхности ее акустик. Приказ капитана, хотя и не касался непосредственно нас, все же привел нас в движение. Мы шестеро стали поспешно проверять, все ли необходимое у нас при себе. Я нажал кнопку секундомера, дал стрелке отсчитать несколько делений, остановил ее и снова сбросил на ноль. Теперь, чтобы занять место в своем «кайтэне», мне надо было только услышать приказ.

– Похоже, что нам наконец-то повезло, господин лейтенант, – произнес старшина Синкаи, обращаясь к Какидзаки.

– Думаю, вы правы, – ответил тот. – Давайте-ка отблагодарим этих ребят за то, что они доставили нас сюда.

Произнося эти слова, он улыбался, как и лейтенант Маэда. Заметив, что Маэда обвязывает голову своей хатимаки, я поспешил последовать его примеру, достав свою наголовную повязку и крепко затянув узел, чтобы она прочно сидела на своем месте.

Снова по трансляции раздался голос капитана:

– Приготовиться к пуску «кайтэнов»!

Через минуту – новый приказ:

– Водители «кайтэнов» – по местам!

– Ну, Синкаи, идем! – крикнул я, хлопнув ладонью по спине моего друга.

Он рванулся вперед, к носовому отсеку, тогда как мне предстояло пробраться ближе к корме, обходя препятствия, которые я для себя запомнил во время учебных тревог. Подводники, стоявшие на своих местах по боевому расписанию, видели, как я несся мимо них, и кричали мне вслед, когда я пробегал:

– Удачи, Ёкота-сан!

Мой переходной лаз располагался ближе к кормовой переборке машинного отделения лодки. Забираясь в него, я успел крикнуть всем морякам, находившимся в отсеке:

– Прощайте! Спасибо вам за все!

Секундой позже я уже исчез в люке.

Вслед за мной по тому же лазу карабкались двое техников. Забравшись в кокпит, я подключил телефон и доложил:

– Старшина Ёкота занял место в «кайтэне» номер три!

Затем я посмотрел вниз. В полутьме переходного лаза, едва освещенные слабой лампочкой в кокпите над головой водителя, белели два лица.

– Сейчас мы задраим за тобой люк, – сказали они, не стирая катящихся по лицу слез.

– Отлично, – ответил я им. – И спасибо вам за все.

Возможно, я должен был использовать этот момент для того, чтобы произнести какой-нибудь вдохновляющий лозунг, но тогда это просто не пришло мне в голову. Я был слишком занят последними приготовлениями к пуску. Подо мной с лязгом захлопнулся люк. Нагнувшись, я повернул задрайку, герметично запирая его.

– Номер третий, номер третий, ответьте! – раздался у меня в наушниках голос из центрального поста.

– Номер третий на месте! – произнес я в ответ спокойным и четким голосом.

Я действовал именно так, как много раз отрабатывал это во время учебных тревог. Но на этот раз тревога была не учебной. Я опустил руку в карман форменной куртки, достал фотографию моей покойной матери и укрепил ее рядом с компасом. Эта столь дорогая мне женщина, которой я почти и не знал, будет последним, что увидит мой взор в тот момент, когда моя душа вознесется, чтобы соединиться с ней в вечности.

Затем я услышал шум воды, заполняющей переходной лаз к моему «кайтэну». За несколько секунд лаз был полон. Теперь я был полностью готов, оставалось сделать только две вещи: отпустить два крепежных троса и запустить двигатель.

Каждое мое движение, каждое действие, каждый взгляд на циферблаты приборов – все это делалось мною автоматически. И все было так, как в одной из тех бесчисленных тренировок, которые я отрабатывал на базе в Хикари. «Давай! Давай!» – торопил я про себя голос, который должен был вот-вот прозвучать. Прошло всего восемь или девять секунд с того момента, как я водворился в «кайтэне», но я уже не мог дождаться, когда же я ринусь на врага.

– Центральный! Номер третий к старту готов! – произнес я в телефон, надеясь этим поторопить центральный пост поскорее отправить меня в атаку.

Голос, ответивший мне, был снисходителен. Он прозвучал так, словно говоривший ждал, что я произнесу нечто подобное.

– Все «кайтэны» готовы к старту, Ёкота. – Слова эти были произнесены таким тоном, словно говоривший обращался к малому ребенку.

Я понял, что его мнение обо мне может измениться к худшему, если я буду чересчур нетерпелив. В конце концов, первым, как предполагалось, должен был стартовать Какидзаки. И меня сочли бы весьма невежливым человеком, если бы я попросил выпустить меня перед ним. Поэтому я сделал несколько глубоких вдохов, стараясь успокоить нервы. Еще раз проверил все свои приборы и секундомер, а потом занялся своей хатимаки, устраивая ее поплотнее на голове. Затем руки мои принялись автоматически плясать по пульту управления. Я переустановил глубину погружения так, чтобы не быть выброшенным на поверхность моря при старте. Вскоре все необходимое было сделано. Мне оставалось только нажать рукоять пуска двигателя.

Затем, уже гораздо более спокойным тоном, чтобы дать понять центральному посту, что я знаю свое место, я спросил:

– Какая цель?

– Два корабля. Один – крупный транспорт. Второй – эсминец сопровождения.

– Только два?

Эта информация разочаровала меня. Я молился и надеялся на то, чтобы нам попался еще один большой конвой и мы могли бы пойти на него одной группой, погибнув дружной командой.

Голос в моих наушниках стал снабжать меня необходимой информацией.

– Цель справа, угол шестьдесят. Расстояние две мили. Скорость цели четырнадцать узлов, идет курсом двести семьдесят градусов.

Согласно порядку я повторил эти данные, чтобы подтвердить, что я правильно понял их, и отметил их на своем планшете. Мой компас был выставлен соответственно продольной оси лодки. Эта ось будет моей исходной точкой, когда я стартую.

В моих наушниках зазвучал новый голос. Он исходил от капитана, который по общей сети обращался во всем нам, шести водителям.

– Стартовать будут номер первый и номер четвертый. Всем остальным оставаться в готовности.

Это значило, что первыми на врага пойдут лейтенант Какидзаки и старшина Ямагути. А что же со мной?

– А когда пойдет номер три? – спросил я, совсем забыв, что я теперь собирался стать образцом хладнокровия и сдержанности.

– Погодите! – резко оборвал меня голос из центрального поста. – Пока что имеется только две цели!

Мне стало очень стыдно за собственную наглость. Естественно, Ямагути был моим старшим товарищем по службе и должен был идти передо мной. Я замер на своем месте, едва дыша.

– Номер первый – товсь! – прозвучал приказ.

В наушниках, по которым транслировалось то же, что и по общекорабельной сети, после этого наступило молчание. Я слышал только приглушенный голос человека, который поддерживал связь со мной – очевидно, он держал микрофон слишком близко ко рту, разговаривая с кем-то из офицеров центрального поста. Голоса Какидзаки я не мог расслышать. Тогда я подался всем телом вперед и прильнул к окуляру перископа. Вода вокруг отливала чудесной голубизной. Света на этой глубине было вполне достаточно, чтобы я мог рассмотреть корму «кайтэна» Какидзаки, закрепленного впереди моего на палубе. Вот начал работать винт, сквозь корпус проник звук мягко работающего двигателя, и по этому звуку я понял, что у Какидзаки все идет нормально. Внезапно картинка перед моими глазами дрогнула. Последний трос, державший «кайтэн», был отпущен.

Я не услышал команды «Пошел!», но она была дана. Через одну-две секунды «кайтэн» Какидзаки плавно сошел со своих опор. Я тихо прошептал про себя его имя, когда масса белых пузырей окутала мою торпеду. Это сжатый воздух высокого давления провернул гребной вал и винт «кайтэна», запуская двигатель. Когда они рассеялись, опоры уже были пусты.

Несколькими секундами позже я услышал глухой рокочущий звук второго двигателя. Это уходил Ямагути, пузыри воздуха снова закрыли поле моего зрения. Два моих товарища, два друга, вместе со мной смеявшиеся и шутившие на палубе торпедного катера на базе Хикари, делившиеся со мной последней сигаретой, ушли в вечность. Я закрыл глаза, произнося молитву по ним.

За их стартом последовало долгое ожидание, завершившееся взрывом, который подбросил субмарину и те «кайтэны», которые еще оставались на ее палубе.

– Попадание! – воскликнул я, не заботясь о том, слышат ли меня через мой микрофон.

Еще через пару минут я снова воскликнул: «Еще попадание!», когда второй взрыв подбросил меня на моем сиденье.

Два моих друга были мертвы. Их земная жизнь оборвалась. Сейчас души их возносились к великому престолу Ясукуни, где им предстояло пребывать в вечности, почитаемым как боги. Я жаждал занять место рядом с ними, мой голос прерывался рыданиями, когда я вызвал центральный пост и спросил:

– Есть еще цели?

– Лейтенант Какидзаки и старшина Ямагути поразили свои цели, – донесся ответ оттуда.

Это привело меня в ярость. Я потерял всякое самообладание.

– Я не об этом спрашивал вас! – выпалил я в микрофон. – Думаете, у меня нет ушей? Я спросил вас, есть ли еще вражеские корабли наверху? Ответьте мне!

В центральном посту стоял совершенный бедлам. В телефонах я слышал один сплошной крик. Свой вклад в него вносили Фурукава, Синкаи и Маэда, запрашивавшие об обстановке по своим микрофонам и требовавшие ответа. Вахтенный офицер в центральном посту дал нам вволю накричаться, а потом прервал своим сообщением:

– Акустик не обнаруживает никаких подвижных целей наверху. Всем «кайтэнам» оставаться в полной готовности.

Этот ответ несколько охладил меня, как и всех остальных. Крик в телефонах стих, и у меня снова забрезжила надежда. Когда нас отобрали для выполнения этого задания, мы часто говорили о том, как мы погибнем все вместе, подобно истинным друзьям. Мы все делили вместе: радости, тяготы службы, строгости дисциплины, опасности и разочарования. Конечно же теперь нашей общей судьбой было не разлучаться и в смерти! Так что в качестве цели мне теперь подошел бы и эсминец, хотя я понимал, что, потопив его, не нанесу врагу сколько-нибудь значительного ущерба. Их у него насчитывались сотни. Даже потери четырех эсминцев неприятель бы не заметил, насколько я знал. И все же мы, Фурукава, Синкаи, Маэда, мечтали пустить ко дну четыре корабля, чтобы сегодня же соединиться с Какидзаки и Ямагути у престола Ясукуни. Если было бы возможно каким-либо образом вызвать на себя врага, дать ему знать, где мы находимся, я непременно сделал бы это. Да так же поступили бы и все остальные, я уверен в этом.

Через некоторое время я услышал в своих наушниках чей-то негромкий голос.

– Номер второй, – спросил он, – вы готовы?

Вопрос был обращен к Фурукаве!

– Цель слева, угол семьдесят. Цель – эсминец. Расстояние – три мили.

Я едва было снова не стал протестовать в голос, но Фурукава уже получал последние указания. Если я сейчас начну чего-то требовать, это может отвлечь его. Я промолчал. Фурукава был моим старшим товарищем. Я должен был оказывать ему всяческое уважение.

Офицер в центральном посту, говоривший с Фурукавой, должно быть, подошел ближе к микрофону, соединенному со мной. Я ясно и четко услышал слова, обращенные к моему другу:

– Курсовой угол не очень удобный, но вы вполне можете поразить цель. Двигайтесь на полной скорости в течение десяти минут. Вы окажетесь впереди цели. Когда поднимете перископ, смотрите влево!

Я быстро прикинул эту ситуацию на своем планшете. Капитан Орита сделал удачный ход. Цель и Фурукава оказывались, таким образом, довольно далеко от нас. Враг, даже если он останется на плаву, не сможет определить точку, откуда он был атакован.

– Готов?.. Пошел!

И снова туча белых пузырьков окутала мой перископ. У кормы остался только один мой «кайтэн». Когда пелена пузырьков исчезла, я увидел три пустых ложемента для «кайтэнов» перед собой. Это зрелище наполнило меня таким чувством одиночества, что оно, наверное, отчетливо прозвучало в моем голосе некоторое время спустя, когда я негромко спросил:

– А еще враг есть?

И тут же вслед за моим вопросом на центральный пост обрушились голоса. Никакие доводы рассудка больше не сдерживали моих оставшихся товарищей. Мы все желали одного: немедленно ринуться на врага! Я выражал свое возмущение столь же громко, как и остальные, требуя немедленно найти врага для моего «кайтэна»! Это длилось около двадцати минут, после чего нас всех оборвал голос.

– Наши акустики больше не обнаруживают никаких целей на поверхности, – доложил вахтенный офицер из центрального поста. – Оставшиеся водители «кайтэнов» должны вернуться на подводную лодку. Сейчас мы продуваем переходные лазы.

Я проклял свое невезение. Все наши надежды, все наши ожидания пошли прахом, нам не суждено было уйти одной командой. Когда смолк свистящий звук сжатого воздуха, вытесняющего воду из переходного лаза, я открыл нижний люк. Прямо под собой я увидел лицо моего техника.

– Пожалуйста, выходите, – произнес он, проскальзывая в люк и скорчившись в узком пространстве за моим сиденьем. – Я здесь обо всем позабочусь.

Несколько членов экипажа ждали меня, когда я спускался внутрь субмарины.

– Добро пожаловать снова на борт. – Такими словами встретили они меня.

Слова эти поначалу показались мне ужасными, но потом я почувствовал, что они искренне рады, что я не принял участия в бою. На лицах некоторых подводников было написано то же разочарование, что и у меня, но члены экипажа постарше были большей частью рады, что столь юный человек остался в живых.

Пройдя мимо них, я вошел в кают-компанию. Там уже были Маэда и Синкаи, причем оба смотрели на свои секундомеры.

– Время уже подходит, – сказал Маэда.

– А сколько прошло, господин лейтенант? – спросил я.

– Тридцать восемь минут, – ответил Маэда. – Но винтов эсминца уже не слышно. Он дальше, чем его может услышать наша аппаратура.

– Ах, вот как? – сказал я.

Я почувствовал беспокойство. Чтобы сблизиться с целью, Фурукаве надо было пройти довольно большое расстояние. Лишь заняв определенное положение относительно нее, он мог лечь на курс сближения с ней и нанести удар. Если он не выдержит глубину погружения, то эсминец сможет заметить его. И тогда он станет спасаться бегством, а Фурукава станет догонять его. Скорость, которую может развить эсминец, позволяла ему уйти от «кайтэна», лишь имея значительное первоначальное преимущество в дистанции.

Фурукаве, если ему не удастся догнать врага, придется включить механизм самоликвидации торпеды и погибнуть вместе с ней. Я был уверен в этом. Невозможно будет обнаружить его, если «кайтэн» выработает все горючее. Даже поднявшись на поверхность, торпеда сидит слишком глубоко в воде, чтобы ее можно было обнаружить с подводной лодки, пусть на море и царил бы совершенный штиль. В любом случае капитан Орита не стал бы всплывать на поверхность моря в дневное время, чтобы искать его, особенно если бы там оказались вражеские корабли.

Мои размышления прервал доклад акустика:

– Есть эхо! Очень слабое. Уровень звука меньше единицы. Это может быть «кайтэн».

Наши часы отсчитали сорок минут, затем сорок пять. Лицо Маэды потемнело. Наши часы свидетельствовали, что истекли уже сорок семь минут с момента старта Фурукавы. Через тринадцать минут его «кайтэн» выработает последние капли горючего. Я молился о том, чтобы услышанный акустиком звук был знаком его последнего броска на полной скорости против врага.

Затем, еще до того как акустик доложил об этом, мы услышали звук взрыва! Он был гораздо слабее звука двух первых взрывов – те прозвучали куда ближе к лодке. Но это, вне всяких сомнений, был звук взорвавшегося «кайтэна». Никакая глубинная бомба, сброшенная американским эсминцем, не могла бы породить такой звук.

– Бандзай, Фурукава! – воскликнул я, не в силах остановить слезы, текущие из глаз.

– Старшина Фурукава совершил прямое попадание, – подтвердил и громкоговоритель судовой трансляции.

Но больше никто на лодке не кричал от восторга. Все неожиданно словно бы потеряли дар речи. Я никогда не был в состоянии объяснить, почему так произошло. Ведь в ходе выполнения этого задания на счету субмарины капитана Ориты прибавилось три пораженных судна. Считая еще два, потопленные несколько ранее в ходе обычной торпедной атаки, счет 13:9 выводил субмарину «1–47» вперед против лодки-соперницы «1–36». Экипаж должен был бы вопить от восторга и хлопать друг друга по спине. На память мне, в столь полном наступившем молчании, пришли слова, которые я так часто слышал с тех пор, как попал на императорский флот: «В эти решающие дни вы должны быть всегда готовы отдать свою жизнь, чтобы спасти Японию!» Фурукава отдал свою жизнь, но столь долгое ожидание его атаки, похоже, привело нас в оцепенение. В нас уже не осталось чувств, которые могли бы вызвать новые восторги. Их начисто унесли эти напряженные сорок девять минут.

Через некоторое время, не знаю точно через какое, я вернулся в кубрик команды. Там на двух койках были разложены в аккуратные маленькие кучки те личные вещи, которые Ямагути и Фурукава оставили рядом со своими подушками. Я упал на свою койку, не в силах сдержать рыдания. Для меня было бы проще самому встретить смерть, чем переживать невыносимую горечь утраты моих дорогих друзей. Сможет ли Ямагути еще хоть раз попробовать пива в том новом мире, где он оказался? Будет ли сидеть рядом с ним Фурукава, верный, преданный друг, пространно рассуждая о том, что ему довелось узнать и испытать на флоте? Я молился за них, рыдая и всхлипывая, а также за лейтенанта Какидзаки. «Я догоню вас, мои дорогие друзья», – рыдал я в подушку и просил их приветствовать меня улыбками у входа во врата храма Ясукуни.

Следующий день, 3 мая, я встретил немного более спокойным. Мое горе сменилось состоянием обреченности. Теперь я хотел только одного – чтобы все это наконец закончилось. Но за весь день не было замечено ни одного вражеского корабля, и вечером капитан Орита вызвал к себе Маэду, Синкаи и меня.

– Благодаря нашей торпедной атаке и пуску «кайтэнов», – сказал он, – противник уже наверняка знает о нашем рейде. Он, вне всякого сомнения, направил на наши поиски воздушные и морские патрули. Поэтому я намереваюсь отвести лодку из этого района океана. Мы будем день или два скрываться от кого бы то ни было. Когда противник решит, что мы ушли вообще, мы вернемся в этот район и попытаемся найти себе цели. Поэтому у вас троих сейчас одна задача – как следует отдохнуть. Дня три «кайтэнам» делать будет нечего.

Поникнув головой, вы вышли из его каюты и направились в кают-компанию. Личные вещи лейтенанта Какидзаки по-прежнему лежали на его койке. Эта сиротливая кучка наводила тоску. Не знаю, почему они оставались здесь так долго. Мне в глубине души приходилось только надеяться на то, что мои вещи не встретят такого к себе отношения, когда их хозяин оставит этот мир.

Вечер и весь последующий день прошли без всяких событий. Утром 5 мая штурман сообщил нам, что мы в настоящий момент патрулируем в районе между Гуамом и Окинавой. Вражеских кораблей не было замечено и в течение этого дня. Когда я курил свою ежевечернюю сигарету на палубе у рубки, я испытал странное чувство. Мне показалось, что мои товарищи по-прежнему со мной, хотя в темноте и не было видно никаких огоньков их сигарет.

На следующее утро, 6 мая, для нас, водителей «кайтэнов», была проведена учебная тревога. Все прошло успешно, за исключением небольших неполадок с моей телефонной связью. Порой голос говорившего со мной офицера из центрального поста прерывался, так что я пропускал одно-два его слова в самой середине предложения, а один раз я не слышал его в течение целых тридцати секунд. Когда учебной тревоге был дан отбой, я попросил моего техника проверить связь.

– Без надежной телефонной связи я совершенно бесполезен, – предупредил я его. – Я не смогу получать указания центрального поста. Не буду знать, где находится враг и что он предпринимает. Проверьте как следует связь. Если надо, замените телефонную трубку. Связь у меня должна быть в полном порядке!

Он ответил, что займется проверкой. Мой техник знал свое дело. Он будет возиться, пока не починит все. Если он не успеет, то будет работать до поздней ночи, а потом встанет задолго до рассвета, чтобы закончить ремонт.

По иронии судьбы в 11.00, вскоре после окончания учебной тревоги, акустик субмарины услышал шум винтов корабля. Капитан Орита поднял перископ, чтобы осмотреться, и тут же объявил боевую тревогу. Вскоре после этого он отдал команду всем водителям «кайтэнов» занять свои места. Он решил задействовать нас. Цель, должно быть, оказалась крупной, думал я, проносясь по машинному отделению, иначе он применил бы обычные торпеды.

– Докладывает старшина Ёкота! – сообщил я из своего одного-единственного оставшегося на корме «кайтэна». – Занял место в «кайтэне» номер три!

Никакого ответа не последовало.

Я снова повторил все сказанное мной.

И снова никакого ответа.

Лишь после этого я сообразил, что остался совершенно без связи. Скорее всего, вода проникла в какое-нибудь электрическое соединение, заземлив его на корпус лодки. Или где-нибудь нарушился контакт. Я быстро осмотрел несколько проводов, проходивших внутри моего отсека. Здесь все было в порядке. Я осмотрел телефонную трубку и даже постучал по ней кулаком. Но по-прежнему не было ничего слышно.

Что ж, сказал я себе, ничего не остается делать, кроме как провести обычную подготовку к старту. Я выполнил стандартную процедуру проверки и установки всех рукоятей и клапанов. Возможно, неполадка со связью возникла на другом конце телефонной линии. Когда ее устранят и я снова смогу разговаривать с центральным постом, я должен быть полностью готов.

Вскоре вся подготовка была закончена, и я снова попытался доложить об этом.

Телефонная линия молчала.

Несколько секунд я подождал, прошептал молитву и сделал новую попытку.

Телефонная линия молчала.

Я изо всех сил закричал в трубку.

Телефонная линия молчала.

Я обезумел. Проклиная всю технику, я принялся вопить в телефонную трубку, требуя немедленно выпустить меня на врага. Что из того, что я не знаю местоположения и курса цели?

– Немедленно освободите крепления, – кричал я в микрофон. – Я сам найду цель!

Надеялся я только на то, что, может быть, центральный пост слышит меня, хотя я их и не слышу.

В телефонной трубке по-прежнему царило молчание. Поскольку я ничего не мог сделать до тех пор, пока не будут освобождены два последних удерживающих мой «кайтэн» троса, мне оставалось только сидеть на своем месте, ждать и надеяться.

Вскоре я услышал звук заработавшего мотора одного из «кайтэнов», закрепленных впереди моего. Я внимательно вслушивался в этот звук, а потом взглянул через перископ, но так и не смог понять, какой из «кайтэнов» уходил – закрепленный по правому или по левому борту субмарины? Был ли это Синкаи или Маэда? Знать этого точно я не мог, но еще один мой товарищ уходил навстречу славе и смерти.

Некоторое время после этого никаких новых звуков не раздавалось. Мое нетерпение все нарастало и нарастало. И тут мне в голову пришла, как мне тогда показалось, великолепная идея. Я запущу двигатель! Тогда капитану Орите придется освободить крепления и отпустить меня! И я получу шанс. В этом случае мне придется уйти, разумеется, без каких-либо указаний относительно цели. Но я сам найду себе цель. Возможно, что я и не смогу ее найти. Тогда мне придется отойти подальше от лодки и погибнуть в океане. Но по крайней мере, я выйду в бой. Если капитан не выпустит меня, то мой «кайтэн» будет для лодки потерян. Выработав все горючее, он станет бесполезен. Если же я запущу двигатель, Орита должен будет либо позволить мне выйти на поиск врага, либо лишиться одной боевой единицы и, стало быть, шанса потопить еще одно вражеское судно.

Я должен сделать это! Я уже отвел правую руку назад, нащупал рычаг пуска и готов был нажать его, когда услышал свистящий шум сжатого воздуха, вытесняющего воду из переходного лаза. Тревоге для водителей «кайтэнов» был дан отбой. Я тут же отказался от своего плана, зная, что целей на поверхности больше нет, и открыл люк, чтобы вернуться в лодку.

– Кто стартовал? – спросил я у встретившего меня техника.

– Лейтенант Маэда.

– А Синкаи?

– У него отказала связь, как и у вас.

– Сколько было вражеских кораблей?

– Точно не знаю. Кажется, два.

Техник не мог скрыть своего огорчения. Он чувствовал, что подвел меня, не устранив неисправность линии связи. Если бы связь со мной работала нормально, то я бы почти наверняка пошел в бой. Я знал, что было бы именно так, поскольку у Синкаи не работал его телефон.

Сам Синкаи уже был в центральном посту, когда я вошел туда. Капитан посмотрел на нас обоих и сочувственно покачал головой.

– Вам двоим здорово не повезло, – сказал он. – Я не мог послать вас, не дав полной информации. Волнение на поверхности слишком сильное. Видимость с «кайтэна» практически нулевая.

– Но лейтенант Маэда… – начал было я.

– Он настоял на своем выходе, – ответил капитан. – И я думаю, он уже поразил цель. Обещаю, за ночь мы устраним отказ связи. У вас еще будет шанс.

– Господин лейтенант, – спросил я, – а сколько было вражеских кораблей?

Орита несколько мгновений смотрел на меня, прежде чем ответить.

– Только один, – ответил он. – Крейсер.

Сказано это было несколько сердито, словно я задал вопрос чересчур настойчиво. Я не поверил капитану, и он, думаю, это понял.

– Ну что ж, Синкаи, – сказал я, – нечего нам тут стоять, лишь мешаясь на дороге всем этим людям. Пойдем отсюда.

Выходя из центрального поста, мы услышали звук сильного взрыва.

– Маэда сделал это! – сказал я, обращаясь к Синкаи. – Он поразил цель!

И снова я расплакался, когда вбежал в кубрик команды и бросился на свою койку. В этот момент мне было грустно, как никогда в жизни. Я вспомнил слова, которые произнес на Танэгасиме, обращаясь к нам шестерым, капитан Орита, когда нам пришлось вернуться на базу для ремонта после того, как нас забросали глубинными бомбами: «Порой жить бывает куда сложнее, чем умереть. Требуется чертовски много терпения, чтобы дождаться самого благоприятного момента, когда надо выбрать смерть».

Я был уверен, что он не сказал мне правды там, в центральном посту. Он сказал тогда, что наверху был только один корабль, но я почти уверен – там было два или даже больше. Крейсера не так уж часто ходят в одиночестве, во всяком случае вражеские крейсера. Они обычно прикрывают кого-нибудь либо сами идут под эскортом эсминцев. Я уверен: капитан Орита солгал нам, чтобы мы не терзали себя и сохранили спокойствие духа на тот случай, если мы снова встретимся с противником.

Если он и сказал нам неправду, то я простил его. Я всегда глубоко уважал капитана Ориту. Он обещал нам на Танэгасиме, что снова возьмет нас, когда его лодка вернется после ремонта. Свое первое данное нам обещание он сдержал. Столь же крепко держал он свое слово и тогда, когда мы вышли с ним в море на выполнение задания. Только что он дал нам новое обещание, сказав, что нашу связь починят еще до утра, так что у нас будет шанс нанести удар по врагу. Я верил, что и это обещание он сдержит.

Судьба, однако, не дала ему возможности выполнить это обещание. Ночью, когда наши техники не спали, протягивая новые линии связи к каждому из «кайтэнов», радист лодки получил радиограмму из штаба 6-го флота. Она гласила: «Действия „1–47“ оцениваются как чрезвычайно удачные. Поздравляем. На этом выполнение операции прекращается. Немедленно возвращайтесь на базу».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.