Введение ОТКРЫТИЕ ХЕТТСКОЙ ЦИВИЛИЗАЦИИ

Введение

ОТКРЫТИЕ ХЕТТСКОЙ ЦИВИЛИЗАЦИИ

В Ветхом Завете хетты («хеттеи») упоминаются главным образом в числе нескольких народов, обитавших в Палестине к тому времени, когда сыны Израилевы возвратились в Землю обетованную из Египта. Общеизвестны перечни народов, населявших Палестину, такие, как приведенный в Быт., 15:19–21 (кенеи, кенезеи, кедмонеи, хеттеи, ферезеи, рефаимы, аморреи, хананеи, гергесеи и иевусеи) или, более краткий, в Иис. Нав., 3:10 (хананеи, хеттеи, евеи, ферезеи, гергесеи, аморреи и иевусеи). Аналогичные представления о хеттах как об одном из коренных народов Палестины отражены в эпизоде, повествующем о том, как Авраам покупал у «сынов Хетовых» пещеру Махпела близ Хеврона (Быт., 23), в упоминаниях о хеттеянках — женах Исава (Быт., 26:34 и Быт., 36:1–3) и о Хете, сыне Ханаана (Быт., 10:15), а также в образном описании Иерусалима как незаконнорожденного отпрыска аморрея и хеттеянки (Иезек., 16:3). В Числ., 13:30 указывается, в какой именно области Палестины обитали хетты: «Амалик живет на южной части земли, Хеттеи, Иевусеи и Аморреи живут на горе, Хананеи же живут при море и на берегу Иордана». А в Иис. Нав., 2–4, по-видимому, подразумевается, что хетты занимали всю территорию от Ливана до Евфрата, хотя смысл этого фрагмента не вполне ясен.

Рис. 1. Карта Малой Азии

Ни одно из этих ранних упоминаний не позволяет предположить, что хетты играли сколь-либо более важную роль, чем, к примеру, те же гергесеи или иевусеи. Однако в период монархии перед нами предстает уже совсем иная картина. Хеттеянки, которых брал в жены царь Соломон (3 Цар., 11:1), именуются «чужестранными женщинами» и стоят в одном ряду с моавитянками, аммонитянками, идумеянками и сидонянками. Более того, в двух эпизодах упоминаются «Хеттейские цари». В 2 Пар., 1:17 сообщается, что Соломон ввозил коней из Египта и продавал их «царям Хеттейским и царям Арамейским», а в 4 Цар., 7:6–7 повествуется о том, как сирийские воины, услышав ржание коней и стук колесниц, сказали друг другу: «Верно, нанял против нас царь Израильский царей Хеттейских и Египетских…» И встали, и побежали в сумерки…» Очевидно, что цари, способные внушить такой страх, имели далеко не только местное значение.

Когда были расшифрованы египетские исторические хроники, стало известно, что с того времени, как Тутмос III в XV в. до н. э. одержал ряд побед в Северной Сирии и пересек Евфрат, фараоны XVIII династии поддерживали отношения с государством, именуемым «Хета». Жители Хеты и их многочисленные союзники сражались против Рамсеса II при Кадеше на реке Оронт (ныне р. Эль-Аси), в великой битве, которую подробнейшим образом описал египетский поэт Пентавр; позднее Рамсес заключил с этим народом договор, текст которого был высечен на стене главного храма в Карнаке. Кто мог усомниться, что «жители Хеты» из египетских текстов и «хеттеи» Ветхого Завета — один и тот же народ? Казалось, в пользу этого говорят и ассирийские клинописные надписи, с началом расшифровки которых обнаружилось, что со времен Тиглатпаласара I (ок. 1100 года до н. э.) ассирийцы знали Сирию как «страну Хатти» со столицей в Каркемише. И никого не смущали указания на то, что хеттские поселения могли существовать в Палестине еще в период израильской оккупации или даже раньше, во времена Авраама.

Такое положение дел в хеттологии сохранялось вплоть до 1876 года, когда А. Г. Сейс в докладе, прочитанном на заседании Общества библейской археологии, предложил считать хеттскими выполненные необычной иероглификой надписи на базальтовых блоках из Хамы (на р. Оронт, древний Хамат) и Алеппо (древний Халеб). Один такой камень из Хамы описал еще в 1812 году швейцарский путешественник Буркхардт, сообщивший в своей книге «Путешествия по Сирии», что в угол одного из домов на городском базаре был встроен «камень, покрытый множеством мелких рисунков и значков, — по-видимому, какое-то иероглифическое письмо, но на египетские иероглифы не похожее». Однако это сообщение не привлекло к себе особого внимания до тех пор, пока двое американских путешественников, Джонсон и Джессуп, не обнаружили в стенах домов в Хаме еще пять таких камней. Но из-за враждебности местных жителей снять с надписей надежные копии не удалось, и в распоряжение ученых эти тексты попали только в 1872 году, когда Уильям Райт, миссионер в Дамаске, посетил Хаму в сопровождении турецкого паши — наместника Сирии. Паша распорядился извлечь все пять камней из стен домов и отослать их в музей в Константинополь, но предварительно Райт снял с них слепки, один комплект которых был отправлен в Британский музей, а другой — в Фонд исследования Палестины.

Алеппский камень, встроенный в стену мечети, стал известен западному миру в 1871 году. В Алеппо ему приписывали целебные свойства, и поколение за поколением люди, страдавшие глазными болезнями, терлись о него лицом; в результате поверхность камня отполировалась и стала гладкой. Позднее местные жители извлекли камень из стены и спрятали, но через несколько лет вернули на прежнее место.

К тому времени Э. Дж. Дэвис обнаружил на большом наскальном рельефе над рекой в горах Тавра, близ Ивриза, надпись, выполненную таким же письмом, которое Дэвис назвал «хаматским». Эта находка, сочетавшая в себе изображение и текст, позволила Сейсу включить в ту же категорию целый ряд схожих памятников, обнаруженных за много лет в различных, подчас весьма удаленных друг от друга точках Малой Азии. Главное место среди них заняли остатки построек и наскальные рельефы, найденные в окрестностях Богазкёя и в Аладжа-хююке, в излучине реки Галис (ныне р. Кызылырмак), и описанные Шарлем Тексьером в 1839 году и Уильямом Гамильтоном в 1842 году. На уступе горного склона над Богазкёем сохранились массивные стены и валы, некогда, по всей вероятности, окружавшие стратегически важный укрепленный город, а в двух милях оттуда был обнаружен выход скальных пород, известный теперь под названием «Язылыкая» («Скала изваяний»). Стены естественного углубления в горном склоне здесь украшены горельефным изображением двух процессий, встречающихся в центре дальней стены. На территории города в Богазкёе стоял сильно выветрившийся камень (Нишан-Таш) с хеттскими «иероглифами»; «иероглифические» знаки были найдены также на рельефах в Язылыкая. В Аладжахююке путешественники обнаружили ворота, фланкированные огромными сфинксами и ведущие к насыпи обломков и мусора, под которой, вне сомнения, скрывался некий древний город или большая постройка. К западу от ворот находились наскальные рельефы Гяур-Калеси («Крепости неверных»). В горах, возвышающихся над Смирной, также были высечены рельефы, известные еще со времен Геродота, который считал их изображениями нимфы Ниобы и египетского царя Сесостриса. В 1879 году Сейс лично посетил «Ниобу» и «Сесостриса», а в 1880 году выступил перед Обществом библейской археологии с еще одним докладом, в котором уверенно заявил, что и эти, и прочие анатолийские памятники скульптуры являются хеттскими и что вся горная страна, раскинувшаяся к северу от Месопотамии и целиком включающая Малую Азию, в древние времена была населена хеттскими племенами.

Благодаря этим выступлениям к проблеме хеттов пробудился большой интерес. В последующие 20 лет археологи посещали Турцию все чаще и чаще, и усилия их щедро окупались. В различных местностях, главным образом в горах Тавра и Антитавра, было обнаружено еще множество подобных образцов скульптуры. Выдающимися успехами увенчались экспедиции Гуманна и Пухштейна (1882–1883), Рамсея и Хогарта (1890), Шантра (1893), Хогарта и Хэдлема (1894), Андерсона и Кроуфута (1900). При раскопках в Каркемише, проведенных по поручению Британского музея в 1879 году, было найдено множество иероглифических надписей и других памятников. Стелу со схожими письменами нашли при раскопках в Вавилоне в 1899 году, и целый ряд памятников в том же стиле обнаружила немецкая экспедиция в ходе раскопок в Сенджерли (Северная Сирия) в 1888–1892 годах. В результате в 1900 году Л. Мессершмидт смог подготовить к публикации обширный свод хеттских надписей, включивший тексты с 96 памятников и еще множества печатей и оттисков (рис. 15, 16).

Тем временем история хеттов во многом прояснилась благодаря архиву документов, обнаруженному в 1887 году в Эль-Амарне. Эти глиняные таблички с клинописными текстами, написанными по преимуществу на аккадском языке, представляли собой дипломатическую и административную переписку египетских фараонов Эхнатона (за последние несколько лет правления) и его отца Аменхотепа III, в общей сложности охватывающую период приблизительно с 1370-го по 1348 год до н. э. Помимо упоминаний о «царе Хатти» и передвижениях его армии, часто встречающихся в посланиях от зависимых палестинских и сирийских правителей, в архиве содержалось одно письмо от самого Суппилулиумы I, «царя Хатти», в котором тот поздравлял Эхнатона с восшествием на престол. Кроме того, обнаружились два письма на неизвестном языке, одно из которых было адресовано царю страны Арцава. Изучив эти письма в 1902 году, норвежский ученый Й. А. Кнудтсон отметил явное сходство этого языка с языками индоевропейской семьи, однако в то время к его наблюдению отнеслись весьма скептически. Несколько текстовых фрагментов на том же языке нашел в 1893 году близ Богазкёя Э. Шантр.

К этому времени многие ученые поняли, что раскопки в Богазкёе, по всей вероятности, принесут богатые плоды. Концессию на исследование Богазкёя в конце концов удалось получить д-ру Хуго Винклеру, работавшему под эгидой Немецкого восточного общества, и в 1906 году он возглавил раскопки на этой территории. Результаты не только оправдали, но и далеко превзошли все ожидания. Археологи извлекли из раскопа царский архив, насчитывавший около 10 тысяч клинописных табличек. Большинство документов было написано на том же языке, что и письмо царю Арцавы, и не поддавалось расшифровке, но часть табличек содержала надписи на хорошо известном к тому времени языке Вавилонии — аккадском. Уже в ходе предварительного исследования этих текстов стало очевидно, что на месте раскопок действительно располагалась некогда столица «страны Хатти». Официальным же языком этого царства, по всей очевидности, был «арцаванский»; и «хеттским» теперь стали называть не только язык иероглифических письмен из Хамы, но и язык этих клинописных «арцаванских» табличек. Что касается датировки табличек, то в первый же сезон раскопок археологам посчастливилось найти документ, оказавшийся хеттской версией вышеупомянутого договора между Рамсесом II и царем Хатти, египетский текст которого был датирован двадцать первым годом правления этого фараона^{1}. Именно здесь, а не в Сирии находилась тогда столица «Великой Хеты», платившей дань Тутмосу III и сражавшейся, а после заключившей мир с Рамсесом II. В 1907 году Винклер опубликовал предварительный отчет о табличках из Богазкёйского архива, в котором привел список царей Хатти от Суппилулиумы I (первая половина XIV века до н. э.) до Арнуванды III (конец XIII века до н. э.), после которого записи внезапно обрывались. Предполагалось, что на протяжении этих 200 лет каппадокийское Хеттское царство доминировало над малыми государствами хеттского союза, такими, как Каркемиш, Мелид и Хамат, упоминающимися в ассирийских хрониках, а около 1200 года до н. э. его завоевали мушки (фригийцы), во власти которых эту территорию ассирийцы застали в VIII веке, после чего прочие хеттские государства вновь обрели относительную независимость в рамках гегемонии Каркемиша. Но в дальнейшем мы увидим, что все хеттские царства, за исключением Каркемиша, существовавшие на территории Сирии в 1-м тысячелетии до н. э., представляли собой новые государственные образования, возникшие уже после падения каппадокийской державы; однако надписи на камне Нишан-Таш, установленном в центре богазкёйской крепости, а также иероглифические знаки с оттиска печати на одной из клинописных табличек свидетельствуют о том, что традиция иероглифической письменности не прервалась.

Ценнейший свод результатов, достигнутых в области исследования хеттов и памятников хеттской культуры, опубликовал в 1910 году Джон Гарстанг, весной 1907 года лично совершивший большое путешествие по Малой Азии и посетивший д-ра Винклера в Богазкёе. В его книге «Страна хеттов» («The Land of the Hittites») обзор хеттских памятников дополняется описаниями той прекрасной местности, где они были обнаружены, и сопровождается краткой историей хеттов, изложенной на основании отчета Винклера. На протяжении многих лет труд Гарстанга оставался в своей области образцовым. В ходе раскопок под руководством Гарстанга в Сакча-Гези (Северная Сирия) были обнаружены украшенные барельефами развалины дворца, датируемого концом неохетгского периода, однако пролить новый свет на историю хеттов эти находки не смогли, и даже древнее название этой местности до сих остается неизвестным.

В 1914 году, с началом Первой мировой войны, раскопки были приостановлены; кроме того, английские ученые были вынуждены прервать отношения со своими немецкими коллегами, которые в этот период как раз исследовали огромный массив первоисточников из Богазкёйского архива. Именно в военные годы в Германии вышла в свет первая монография по грамматике «клинописного хеттского» языка и состоялась первая факсимильная публикация хеттских текстов. И к тому времени, когда контакты между английскими и немецкими специалистами возобновились, уже существовал обширный список хеттологической литературы, от работы над которым английские ученые невольно остались в стороне. Но с другой стороны, в 1911–1914 годах коллекция Британского музея пополнилась множеством образцов каменной скульптуры и иероглифической письменности, обнаруженных второй экспедицией в Каркемиш, которая проводила раскопки под руководством Д. Дж. Хогарта, K. Л. Вулли (ныне сэр Леонард Вулли) и Т. Э. Лоуренса. Иными словами, если в Германии сложилась немецкая крупная школа хеттологии, ориентированная на изучение клинописных табличек, то в Англии небольшая группа энтузиастов сосредоточила усилия на дешифровке иероглифической письменности и исследовании хеттского искусства. Со своими попытками расшифровки выступили в печати Сейс, Коули и Кэмпбелл Томпсон. Но задача была слишком сложной, и труды их по большей части оказались тщетными. Ведь на тот момент был известен лишь один сколь-либо пригодный для работы двуязычный текст — так называемая «Розетка Таркондемоса» фото 20b), серебряная накладная пластина с цилиндрической печати, о которой Сейс в 1880 году написал статью. Но она содержала всего десять клинописных и шесть иероглифических знаков; и, более того, сама клинописная надпись допускала несколько вариантов прочтения. Разумней было начать расшифровку с идентификации ряда топонимов и нескольких личных имен, встречающихся в современных хеттским ассирийских надписях. Этим путем пошли пятеро исследователей — немец Боссерт, швейцарец Форрер, американец Гельб, чех Грозный и итальянец Мериджи. Работая независимо друг от друга, они пришли к более или менее схожим результатам, определив фонетические соответствия иероглифов и общую структуру языка. Но понять, о чем говорится в надписях, так и не удалось: значение идеограмм не расшифровано, и словарный состав языка не восстановлен по сей день. Впрочем, двуязычная надпись из Кара-тепе (см. ниже) дает ценнейшую информацию, которая позволит сделать шаг вперед в решении этой проблемы.

В Берлине за изучение клинописных табличек из Богазкёя принялась по поручению Немецкого восточного общества группа ассириологов. Кроме того, как уже было упомянуто, началась факсимильная публикация клинописных текстов. И сенсационные лингвистические открытия не заставили себя долго ждать. В 1915 году Б. Грозный издал первый очерк грамматики хеттского языка и показал, что по структуре этот язык является индоевропейским, как и утверждал Кнудтсон еще в 1902 году. Вскоре вышел в свет более подробный и проработанный труд того же автора под заглавием «Язык хеттов» («Die Sprache der Hethiher»). К сожалению, не будучи специалистом в области индоевропейского языкознания, Грозный перенес свой исходный тезис с грамматики на словарный состав и приписал хеттским словам произвольные значения, основанные всего лишь на созвучии со словами других языков индоевропейской семьи. В результате многие филологи отвергли его подход полностью, невзирая на то что в большинстве своих предположений Грозный был совершенно прав.

Коррективы в его работу внес в 1920 году Ф. Зоммер, выдающийся филолог, свободно читавший с листа печатные ассирийские тексты. Зоммер был убежден, что без строгой дисциплины достичь реальных успехов в расшифровке невозможно; приписывать слову какое-то определенное значение допустимо только на основе сопоставления всех известных контекстов, в которых оно встречается, решительно отвергая все соблазны ложных этимологий. Соблюсти столь жесткое требование удалось лишь благодаря тому, что хеттские тексты изобилуют так называемыми «аллографами»: широко распространенные хеттские слова писцы нередко заменяли шумерскими или вавилонскими, прибегая к особым аббревиатурам. Поскольку такие замены носили нерегулярный характер, в одном и том же тексте могли использоваться и аккадский, и шумерский эквиваленты одного и того же хеттского слова. И даже в тех случаях, когда мы не располагаем дубликатом текста с хеттскими словами на месте «аллографов», в рамках одного предложения нередко встречается так много аккадских или шумерских замен, что догадаться о значении остальных хеттских слов оказывается совсем нетрудно.

Некоторые ценные сведения удалось почерпнуть из фрагментов словарей — шумерских, аккадских и хеттских слов, выстроенных в параллельные столбцы. Но в целом эти словари принесли больше разочарования, чем пользы, так как они дошли до нас в очень плохом состоянии и содержат главным образом слова, редко встречающиеся собственно в текстах.

Установив с помощью вышеописанного метода значение некоторых общеупотребительных хеттских слов, исследователи получили возможность работать аналогичным способом и с другими предложениями, в которых эти слова встречались уже в своем первоначальном хеттском облике. Так, последовательно продвигаясь от известного к неизвестному, Зоммер и его коллеги Й. Фридрих, Г. Эгелольф и А. Гетце постепенно вывели наши познания в хеттском языке на уровень, позволяющий почти с полной уверенностью переводить без купюр тексты исторического содержания, хотя во многих религиозных и прочих текстах все еще остаются фрагменты, не поддающиеся интерпретации. Уже к 1933 году относительно хорошо сохранившиеся исторические тексты в большинстве своем были тщательно проанализированы и переведены на немецкий.

Тем временем Э. Форрер с энтузиазмом взялся за реконструкцию хеттской истории. Независимо от Грозного он тоже составил очерк грамматики хеттского языка, но претендовать на честь первопроходца в этой области он не может. Зато ему удалось собрать и опубликовать в одном томе почти все исторические тексты, относящиеся к периоду Древнехеттского царства (см. ниже), а также восстановить полный, от начала и до конца, список царей Хатти. Эта работа в дальнейшем сыграла очень важную роль. Кроме того, широкую известность получила данная Форрером итоговая лингвистическая характеристика архива из Эль-Амарны, в текстах которого было выделено в общей сложности восемь языков. Но самой сенсационной из его работ стала опубликованная в 1924 году статья, в которой Форрер заявил, что обнаружил в хеттских памятниках ссылки на греков гомеровского периода (т. е. ахейцев) и даже упоминания таких конкретных личностей, как Андрей, Этеокл из Орхомена и Атрей из Микен. Несмотря на то что заявление это подкреплялось лишь неопубликованными источниками, многие ученые, в том числе и Сейс, приняли его с энтузиазмом. Однако Фридрих в статье, опубликованной в 1927 году, резко раскритиковал Форрера, после чего у многих исследователей эта проблема стала вызывать крайний скептицизм (как и индоевропейская гипотеза Грозного). И в этом случае задачу научного анализа всех относящихся к теме материалов взял на себя Ф. Зоммер. Результаты его исследований были опубликованы в монументальном труде «Документы Аххиявы» («Die Ahhijava-Urkunden») в 1932 году.

Первой попыткой синтезировать все полученные из текстов сведения о жизни и культуре хеттов стала статья «Хетты», написанная Грозным в 1929 году для 14-го издания энциклопедии «Британника». Но первое полностью документированное и систематическое описание хеттской цивилизации удалось сделать только Гетце в томе «Малая Азия» (1933) из мюллеровской серии «Справочники по Древнему миру» («Handbuch der Altertumswissenschaft»). Гетце разрешил эту задачу так уверенно и точно, что воздвигнутое им здание стоит неколебимо до сих пор, несмотря на то что за истекшее время были заполнены некоторые пробелы. Поэтому труд его с неизбежностью лег в основу данной книги, как и целого ряда предшествующих хеттологических трудов.

Первым выдающимся достижением в области хеттологии за пределами Германии стал труд Л. Делапорта «Основы хеттской грамматики» («Elements de la Grammaire Hittite»), опубликованный в 1929 году во Франции. В 1930 году по инициативе Л. Делапорта, Э. Кавиньяка и А. Жюре в Париже было основано Общество хеттских и малоазийских исследований, которое издает периодическое обозрение «Revue Hittite et Asianique», посвященное проблемам исследования хеттской и анатолийской цивилизаций. Американский ученый Э. Г. Стертевант, глава группы филологов-индоевропеистов, интересовавшихся хеттским языком с компаративистских позиций, опубликовал в 1933 году труд «Сравнительная грамматика хеттского языка» («А Comparative Grammar of the Hittite Language»). Эта работа подверглась суровой критике за скороспелые гипотезы в области сравнительной этимологии. Но в качестве описательной грамматики, подведшей итоги трудам немецких ученых, она оказалась весьма своевременной и более удачной, чем все предшествующие попытки такого рода, включая и работу Делапорта. В области лексикографии аналогичную роль сыграл небольшой «Хеттский словарь» Стертеванта (2-е изд., 1935), дополнение к которому было опубликовано в 1939 году.

«Грамматика» Стертеванта удерживала ведущие позиции на протяжении семи лет. Академическая описательная грамматика хеттского языка вышла из-под пера одного из основоположников хеттологии только в 1940 году. Это был труд Й. Фридриха «Учебник хеттского языка» («Hethitisches Elementarbuch»), который, по всей видимости, еще долгое время останется в своем роде образцовым.

Исследования на территории расселения хеттов возобновились в конце 1920-х годов, чему благоприятствовали новые условия, сложившиеся в этих землях после крушения довоенного турецкого режима. Г.Г. фон дер Остен и И. Е. Гельб от Чикагского университета совершили ряд путешествий по Малой Азии и обнаружили множество памятников. Кроме того, фон дер Остен провел раскопки хеттского поселения на месте Алишара, где было положено начало серии гончарных изделий анатолийского века бронзы. Делапорт в 1932 году начал раскопки в Малатье. В самом Богазкёе раскопки возобновились в 1931 году под руководством К. Биттеля и продолжались год за годом вплоть до начала Второй мировой войны. На территории Сирии раскопки велись в Хамате (датская экспедиция под руководством Харальда Ингхольта), в Телль-Таинате (экспедиция из Чикаго) и в Телль-Атшане (под руководством Леонарда Вулли). Примечательно, что в этот период в работу во всех областях хеттологии все активнее стали включаться турецкие исследователи под руководством профессора хеттологии университета Анкары Г. Г. Гютербокка (в 1935–1948 годах)^{2} и директора Отделения ближневосточных исследований Стамбульского университета Г. Т. Боссерта.

Именно профессору Боссерту и его турецким ассистентам мы обязаны открытием одного из важнейших хеттских иероглифических памятников — двуязычной надписи из Кара-тепе. На вершине этого кургана, расположенного высоко в предгорьях Тавра близ реки Джейхан (античный Пирам), сохранились руины неохеттской крепости, впервые привлекшие внимание профессора Боссерта в 1946 году. Раскопки начались осенью 1947 года. Обнаружилось, что в крепости две привратные постройки, северная и южная, и к каждой ведет коридор, фланкированный каменными плитами с надписями. У обоих коридоров надпись на левой плите сделана на древнефиникийском языке, а на правой — хеттскими иероглифами. Содержание надписей на всех плитах одинаково, то есть перед нами — две копии одного текста на финикийском и хеттском иероглифическом языках. Еще одна копия финикийского текста высечена на статуе, которая была найдена лежащей на поверхности. Хеттский и финикийский тексты не идентичны, но очень близки по содержанию. Таким образом, это открытие сыграло важнейшую роль в изучении хеттских иероглифических надписей, несмотря на то что многие проблемы так и не разрешились. Остается только удивляться, что столь важный памятник ускользал от внимания исследователей так долго.

В дополнение необходимо упомянуть об американской экспедиции под руководством профессора Хетти Голдман, проводившей раскопки в Тарсе (Киликия) с 1935 года, об экспедиции профессора Джона Гарстанга, в ходе которой была частично раскопана хеттская крепость и найдены некоторые еще более древние материалы в Юмюк-тепе близ Мерсина, а также о турецких раскопках в Аладжа-хююке под руководством д-ра Хамида Кошая и, впоследствии, в Кюль-тепе и Кара-хююке под руководством д-ра Тахсина Езгюча. В Тарсе и в Аладжа-хююке было обнаружено по одной хеттской табличке. Клинописные надписи на многочисленных табличках, найденных в Кюль-тепе, оставлены ассирийскими поселенцами.

Из вышесказанного явствует, что в силу ряда обстоятельств различные области хеттологии какое-то время развивались изолированно друг от друга. В результате у английской читающей публики хетты стали ассоциироваться скорее с иероглифическими надписями и каменными памятниками, чем с глиняными табличками и клинописными текстами из Богазкёя, которых в Великобританию попало не так уж много. С другой стороны, культуру, историю и язык анатолийского Хеттского царства рассматривали вне общего контекста хеттской цивилизации. Эта тенденция усугублялась тем, что эпохальный труд Гетце был посвящен исключительно Малой Азии как таковой. Гетце занял крайнюю позицию: он утверждал, что термин «хеттское» применим только к анатолийскому царству, а так называемыми «хеттскими памятниками» в действительности представлено искусство хурритов, а не хеттов. Правда, впоследствии, после того, как утвердилось мнение, что «иероглифический хеттский» тесно связан, хоть и не идентичен, с «клинописным хеттским», возникла тенденция к синтезу, и теперь все чаще признают, что анатолийское и сирийское царства все же следует рассматривать как части единого целого. Тем не менее иероглифические надписи не расшифрованы до сих пор, а потому все наши знания о сирийских хеттах сводятся к общим представлениям об особенностях их искусства и отрывочным сведениям из истории их внешней политики. Сообщить нам нечто новое об образе жизни и образе мышления этого древнего народа в настоящее время способны только таблички из Богазкёя, и именно по этой причине анатолийскому царству мы уделяем в своей книге гораздо больше внимания, чем сирийскому. Надеемся, что достаточным оправданием этому послужит сама важность информации, содержащейся в клинописных текстах.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.