Безопасность и режимные меры Императорской кухни

Безопасность и режимные меры Императорской кухни

Немаловажным является вопрос о «режимных» мерах безопасности Императорской кухни. В бурном XVIII в. вопросам безопасности питания придавалось большое значение. Например, когда для Павла I построили Михайловский замок, то близ его личных комнат устроили «Собственную» кухню, предназначенную исключительно «для государева стола». Примечательно, что с «готовкой» управлялась одна доверенная кухарка-немка. Подобная же «Собственная» кухня, также расположенная поблизости от апартаментов Павла I, была устроена ранее в Зимнем дворце.

При императрице Елизавете Петровне, панически боявшейся возможного переворота, режимным мерам на Императорской кухне придавалось первостепенное значение. Должности «смотрящих» исполняли гвардейские сержанты, среди которых начинал свою карьеру Иван Никитич Бартенев, его в 1753 г. определили «к смотрению и содержанию привозимых из разных мест фруктов, кои хранились для собственного Ея Величества употребления»⁶⁶⁴.

Работы сержанту на этой должности хватало, поскольку из петербургских садов во дворец привозились в изобилии различные ягоды, вплоть до дынь. Очень много зелени привозили с царских огородов для Овощной палаты. В качестве примера можно привести весеннее меню времен Анны Леопольдовны (6 апреля 1741 г.). Тогда к столу матери малолетнего императора Ивана VI (Антоновича) подали: огурцы свежие, редис молодой, вишни испанские, землянику, молодой горох⁶⁶⁵. Отметим, что это «весеннее меню» начала апреля.

Видимо, гвардейский сержант проявил себя надежным человеком, и его в 1757 г. перевели на более сложный участок, приставив «к смотрению и варению полпив» из персидского и английского солода «по собственный обиход» самодержицы⁶⁶⁶. Проработав почти 10 лет на Главной Императорской кухне Елизаветы Петровны, получив при этом в 1760 г. чин армейского капитана, в 1763 г. И.И. Бартенева назначили руководить Алмазной мастерской.

Стоит упомянуть и о том, что иногда самодержцы хотели поесть и поговорить в совершенно приватной обстановке. Решая эту проблему, они использовали европейский опыт. В последние годы жизни Петра I в Нижнем парке Петергофа на берегу Финского залива был возведен павильон «Эрмитаж» (арх. И. Браунштейн. 1721–1725 гг.). Идею его создания Петр I «привез» из Восточной Пруссии, где он видел подобный павильон. Это был первый «Эрмитаж» в России, поскольку сам термин означает в переводе с французского «приют отшельника», или «место уединения». Изящный двухэтажный «Эрмитаж» изначально предназначался для обедов в узком кругу приближенных или гостей. Уединенность павильона подчеркивалась рвом с действовавшим до конца XVIII в. подъемным мостом. Первый этаж павильона занимали служебные помещения – небольшая кухня и буфетная. На второй этаж можно было попасть только на подъемном кресле. Стол на 14 персон накрывался на первом этаже и с помощью специального механизма поднимался на второй этаж. Кстати говоря, схема стола позволяла поднимать и опускать также среднюю часть стола со всеми тарелками. Смена кушаний и тарелок производилась по звону колокольчиков, шнурки от которых находились у каждого прибора. При помощи этого же механизма гости могли отправлять записки с заказами на тарелках на кухню в первом этаже. Такая «схема» застолья совершенно исключала возможность подслушивания приватных разговоров слугами.

Во времена Екатерины II такой же механический подъемный стол установили в Малом Эрмитаже Зимнего двора. Современники, обедавшие за таким диковинным столом, считали своим долгом подробно описать диковину. Фрейлина В.Н. Головина писала в своих мемуарах: «Императрица велела дяде привезти меня в собрание малого Эрмитажа. Мы отправились туда с дядей и матушкой. Собиравшееся там общество состояло из фельдмаршалов и генерал-адъютантов, которые почти все были старики, статс-дамы графини Брюс, подруги императрицы, из фрейлин, дежурных камергеров и камер-юнкеров. Мы ужинали за механическим столом: тарелки спускались по особому шнурку, прикрепленному к столу, а под тарелками лежала грифельная доска, на которой писали название того кушанья, которое желали получить. Затем дергали за шнурок, и через некоторое время тарелка возвращалась с требуемым блюдом. Я была в восхищении от этой маленькой забавы и не переставала тянуть за шнурок».

Подобный «Эрмитаж» был устроен и в парке Царского Села, близ Большого Екатерининского дворца. Видевшая его летом 1781 г., леди Димсдейл отмечала, что к этому времени подъемный механизм стола был в полной исправности, но императрица уже фактически перестала бывать в этом парковом павильоне. Английская леди вместе с внуками Екатерины II Александром и Константином посетила парковую диковину. Сначала они уселись на диван и были мгновенно вознесены на второй этаж. Англичанка внимательно осмотрела все помещения и, вернувшись в главный зал, с удивлением обнаружила посредине зала накрытый стол на десять персон, четыре маленьких стола вокруг и четыре этажерки для закусок. Английская баронесса упомянула, что Екатерина II редко здесь обедает, «разве что угощает иностранцев раз или два за лето»⁶⁶⁷.

Режимному надзору за царскими кухнями в период «дворцовых переворотов» XVIII в. придавалось большое значение. Отчасти об этом свидетельствует и то, что обед на серебряных блюдах к столу Екатерины II подавали солдаты гвардейских полков. По одному солдату на каждое блюдо. Как свидетельствуют записи Камер-фурьерских журналов, для «ношения кушанья» к царской кухне прикомандировали от всех гвардейских полков 50 человек солдат⁶⁶⁸.

В XIX в. ситуация изменилась. Угроза отравления монарха перестала быть актуальной, и на первый план вышли вопросы санитарной безопасности. Так, из архивных документов не просматривается, что над кухней и порядком приготовления блюд для императорского стола был установлен какой-то особый режимный контроль. Специально приставленный к кухне унтер-офицер-смотритель являлся «оком» гофмаршала и скорее контролировал общее санитарное состояние кухонь⁶⁶⁹ и порядочность метрдотелей в расходовании отпущенных денежных средств.

Поскольку Зимний дворец охранялся, то, естественно, охранялся и кухонный комплекс в Зимнем дворце. Так, на 1840 г. охранялись проходные коридоры на Неву в подвальном этаже (два поста). Кроме этого был пост «у парадной лестницы, ведущей в кухни» (две смены по 2 человека) и пост «с церковного дворика в кухонный коридор» (две смены по 2 человека)⁶⁷⁰.

Отчасти к вопросам безопасности можно отнести изменения круга лиц, обслуживавших императорский стол. До Александра I за столом прислуживали камер-пажи. Начиная с Александра I, их сменяют официанты в перчатках, благонадежность которых, безусловно, тщательно проверяли. Как писала одна из фрейлин: «Обед был In fioqui, за каждыми двумя стульями был официант, напудренный, мундир весь в галунах с орлами и шелковых чулках. За государыней камер-паж»⁶⁷¹.

30 августа 1856 г. при коронации Александра II возобновлен придворный чин обер-форшнейдера (этот чин впервые был введен в 1726 г. при Екатерине I). Его обязанностью было следить за Императорской кухней и сопровождать подносимые к царскому столу блюда под эскортом двух офицеров Кавалергардского полка с обнаженными палашами, разделывать мясо и наполнять тарелки императорской четы⁶⁷². Утверждения ряда авторов о том, что «члены Императорской фамилии несли постоянное дежурство на кухне»,⁶⁷³ просто смехотворны и, естественно, не подтверждаются документами.

Тем не менее, известны эпизоды, когда продукты, поставляемые к императорскому столу, проверялись методом «химического разложения». Осенью 1852 г. придворный аптекарь Э. Лоренц сообщал управляющему Придворной медицинской частью Я. Виллие, что исследованные им продукты «совершенно без всякой для здоровья вредной примеси»⁶⁷⁴.

Николай I иногда подчеркнуто любил опуститься до мелочей повседневности. Видимо, именно с этим связано его распоряжение в феврале 1853 г., провести химическое исследование ряда продуктов, которые поставлялись для «Стола при Высочайшем Дворе»: уксуса, оливок, каперцев, французских фруктов в бутылках и пикулей. Причем, распоряжением царя подлежали исследованию «все места, где производится продажа пикулей»⁶⁷⁵.

Лейб-медик Я. Виллие

Вероятно, это распоряжение связано с постепенным распространением консервов и первыми случаями отравления от ботулизма. Поэтому исследовались, прежде всего, продукты, подвергшиеся консервированию. Поскольку на это последовала высочайшая воля, то аптекари, проводившие химические исследования, отчитывались перед самим управляющим Придворной медицинской частью действительным тайным советником и кавалером Яковом Виллимовичем Виллие. В результате проделанной работы аптекари пришли к выводу, что в проверенных продуктах «вредного для здоровья быть не может»⁶⁷⁶.

В то время с консервами, которые только начали входить в повседневную жизнь, возникало много проблем. Так, в 1863 г. метрдотель Сегера сообщал из Ливадии, что «провизия в жестянках оказалась большею частью негодною к употреблению»⁶⁷⁷. В конце 1870-х гг., когда террористическая угроза, направленная против Александра II, возросла как никогда, химическое исследование продуктов было уже связано с обеспечением безопасности царской семьи. Так, в 1878 г. было отдано распоряжение об «исследовании водки и конфет», подаваемых к Императорскому двору.

Этими исследованиями продуктов занимался ведущий фармацевт, профессор Петербургской медико-хирургической академии (с 1881 г. – Военно-медицинской академии) Юлий Карлович Трапп. Образцы продуктов направлялись Траппу главой Придворной медицинской части Министерства Императорского двора. Как правило, исследованию подвергались различные продукты, которые производители присылали на имя императора. Например, в декабре 1877 г. исследованию подверглась горькая водка, присланная на имя императора из Берлина. В заключении Ю.К. Траппа сказано: «Горькая водка, приготовленная берлинским аптекарем Вольтером и присланная… по тщательному исследованию, состоит из: 41 % спирта, воды, сахара и следующих горько-пряных веществ: генцианы, полыни, трифоли, померанцев и т. п. Наркотических веществ в этой водке не заключается. Хотя эта водка имеет пряный вкус, все же она не представляет ничего особенного»⁶⁷⁸.

Поскольку было достаточно широко известно, что Александр II страдал астмой, то некоторые из производителей продуктов пытались играть на том, что их продукция полезна для здоровья государя. Так, весной 1878 г. Трапп исследовал конфеты, присланные из Бреславля (Германская империя) с указанием, что они «действуют очень пользительно при настоящей вредной, переменчивой погоде» и положительно повлияют на «дыхательный орган» императора⁶⁷⁹. В результате проведенных исследований, Трапп сделал вывод, что хотя конфеты и приятны на вкус, однако «это средство не заслуживает такого внимания и уважения, чтобы оно было поднесено государю»⁶⁸⁰.

Очень остро режимные вопросы, связанные с обеспечением безопасности приготовления собственных блюд, встали при Александре II. Дело в том, что дворцовая охрана плотно блокировала парадные подъезды Зимнего дворца, но через Кухонный дворик в императорский дворец мог попасть фактически кто угодно, настолько плотен был поток людей, по тем или иным хозяйственным делам проходивших через Главную Императорскую кухню.

Должностными инструкциями предписывалось проверять всех лиц, приходивших на Главную кухню Зимнего дворца. Все «гости» должны были предъявлять дворцовой охране вид на жительство⁶⁸¹. Но вследствие огромного потока людей, которые ежедневно проходили через хозяйственные помещения Зимнего дворца, фактически все оставалось по-прежнему. В это время в Зимнем дворце уже работал в качестве столяра-краснодеревщика народоволец С. Халтурин, регулярно пронося мимо охраны динамит.

Надо сказать, что народоволец С. Халтурин, рассказывая соратникам о системе охраны Зимнего дворца, оценивал ее очень невысоко. По дошедшим до нас рассказам, Халтурин «удивлен был беспорядком в управлении… Дворцовые товарищи Халтурина устраивали у себя пирушки, на которые свободно приходили, без контроля и надзора, десятки их знакомых. В то время как с парадных подъездов во дворец не было доступа самым высокопоставленным персонам, черные ходы во всякое время дня и ночи были открыты для всякого трактирного знакомца самого последнего дворцового служителя»⁶⁸².

Однако всех предпринятых мер оказалось недостаточно. Это наглядно показал взрыв в Зимнем дворце 5 февраля 1880 г., подготовленный и осуществленный Степаном Халтуриным. В результате для охраны Зимнего дворца было сформировано новое подразделение по охране «Императорского Зимнего и загородных Дворцов». Возглавил его 22 марта 1880 г. жандармский полковник

М.И. Федоров⁶⁸³. Фактически ему были подчинены все подразделения охраны Зимнего дворца.

Новый руководитель охраны Зимнего дворца полковник Михаил Иванович Федоров развил бурную деятельность в соответствии с инструкцией. Прежде всего, ему надо было исключить возможность проникновения террористов в среду дворцовой прислуги. Поэтому немедленно изготовили фотографии всей вольнонаемной прислуги⁶⁸⁴. В апреле 1880 г. полковник Федоров затребовал от дворцовых структур списки всех служителей и проживающих в Зимнем дворце, особенно – не служителей и вольнонаемных⁶⁸⁵. Видимо, параллельно начался подбор «агентуры» в среде придворной челяди. Началась жесткая проверка на политическую благонадежность всей дворцовой прислуги, со службы безжалостно исключались и все нарушители дисциплины. Так, летом 1880 г. за прогулы и пьянство уволили несколько дворцовых работников.⁶⁸⁶ Федоров потребовал лично представлять ему всех принимаемых на работу во дворец «для расспросов», и для наведения порядка во дворце подчинить непосредственно ему значительную часть дворцовой прислуги. Начал он со швейцаров. Вообще вся служительская команда насчитывала 111 человек. По предложению Федорова, ее разделили на хозяйственную и охранную.

Еще он потребовал от коменданта Зимнего дворца генерал-майора Дельсаля допускать вольнонаемных мастеров для работ во внутренние помещения дворца только под присмотром унтер-офицеров его службы. Это была очень важная проблема, которую пытались решить неоднократно, но, как правило, повседневная жизнь превращала все грозные инструкции в пустую формальность. Федоров попытался переломить сложившееся положение. Он составил новый документ «О наблюдении за рабочими людьми во время производства ими работ в Зимнем дворце». Вводимые им правила были беспрецедентны. Вход рабочих во дворец разрешался только через Главные ворота или через ворота Черного дворика. Каждый раз все рабочие подлежали «тщательному осмотру» надзирателями и дворцовой стражей «непременно в присутствии дежурных офицеров от дворцовой стражи». Паспорта рабочих тщательно проверялись через систему запросов по месту регистрации и «посредством агентуры». Подрядчик распиской ручался за политическую благонадежность поденных рабочих. В каждом помещении, где велись работы, должен был находиться надзиратель из службы Федорова при двух дворцовых стражах. Дежурных офицеров, заступающих на дежурство, инструктировал лично Федоров, ставя акцент на том, на что именно следует обращать внимание при наблюдении за рабочими. Тщательному осмотру подлежали завтраки и обеды, приносимые во дворец рабочим их родственниками. О любом факте отступления от заведенного порядка должен был составляться протокол.⁶⁸⁷

Федоров потребовал от Дельсаля, чтобы дежурный чиновник ежедневно докладывал ему обо всем, что происходило во дворце за время его дежурства. Федоров также потребовал, чтобы прислуга ежедневно осматривала во дворце «мебель, рояли, вазы, картины, камины, вытяжки и нагревательные трубы» в поисках новых бомб. При проведении балов Федоров требовал заранее предоставлять ему списки приглашаемой прислуги для ее проверки, а в день бала предполагалось сверять личность и персонала обслуги. Приказом от 4 апреля 1880 г. Федоров отменил дежурную охрану в верхних этажах Зимнего дворца, но при этом усилил охрану Главных ворот дворца. Вся приходящая в помещения дворца прислуга должна была предъявлять «именные билеты» за подписью Федорова с печатью его службы. Была усилена повседневная охрана императора во дворцах. Император охранялся и «по вертикали, и по горизонтали». Если император завтракал, то в соседних помещениях находилась охрана. Особое внимание уделялось охране помещений над и под комнатами, где находился в данный момент император, включая чердаки и подвалы. Перемещения императора по дворцу сопровождалось параллельным перемещением его охраны. Во всех императорских резиденциях установили железные двери в подвалы и на чердаки. Все эти новшества одобрил министр Императорского двора А. Адлерберг. Таким образом, в начале 1880-х гг. режимные меры на императорских кухнях значительно ужесточили.

Несмотря на это, и при Александре III Дворцовая полиция периодически получала по оперативным каналам сведения о готовящихся террористических актах «на кухне». Так, в феврале 1884 г. прошла информация о том, что Александра III «должны отравить на одном из балов, данных в частном доме. Вследствие такого сообщения во дворец великого князя явилась полиция, которая тщательно наблюдала в кухне и других комнатах, где изготавливалось угощение»⁶⁸⁸.

Иногда на Главной кухне Зимнего дворца вводились ограничения по продуктам. В августе 1848 г. во время эпидемии холеры «за обедом, по особому повелению государя, не подавали ни стерлядей, ни трюфелей, ни мороженого – из предосторожности против холеры…»⁶⁸⁹.

Изредка на Главной кухне готовились диетические блюда. Особое диетическое питание для членов императорской семьи назначалось только по рекомендации врачей. В 1835 г. по настоянию лейб-медиков цесаревичу составили специальное меню для завтраков и обедов.⁶⁹⁰ Это было связано с тем, что наследника Александра Николаевича поднимали и кормили завтраком в 6 часов утра, а обедал он только в 16 часов. Поэтому медики сочли, что это слишком большой перерыв для «16-летнего желудка, имеющего питать юношу высокого роста». Поэтому наследника стали кормить еще в 11 часов вторым завтраком из двух блюд, приготовленных «обыкновенным простым способом».

Для жены Николая I, императрицы Александры Федоровны, в 1850-х гг. предусматривалось особое «диетное кушанье», обходившееся в 4 руб. 28 коп. сер. в день. Это были большие деньги. В чем заключалось это питание, из источников неясно.

Несмотря на санитарный контроль, на императорских кухнях периодически происходили скандалы, становившиеся предметом расследования со стороны министра Императорского двора. Так, в 1847 г. на императорский стол подали форель «дурного качества»⁶⁹¹. Под «дурным качеством» имелось в виду то, что форель пахла тиной. Это вызвало сильное раздражение Николая I и вылилось в целое следственное дело.

Подчас кухонные скандалы приобретали политический характер, поскольку бросали тень на императорскую фамилию. Так, в 1861 г. имама Шамиля, два десятилетия ведшего войну против России, накормили в Красном Селе «дурно приготовленным обедом»⁶⁹².

Поскольку «режимные» вопросы питания высочайших лиц были тесно связаны с поставками продуктов ко Двору, то эти каналы пристально контролировались службами безопасности. Анализ архивных документов показывает, что круг Поставщиков Императорского двора подбирался тщательно и был весьма стабилен. Утверждения некоторых авторов, что «большинство поставщиков продовольствия даже не подозревали, что у них закупают продукты для царского стола, осуществлялась ротация поставщиков»,⁶⁹³ по меньшей мере, не соответствует действительности.

Проверялись не только поставщики. Особенно тщательно проверялись Дворцовой полицией все лица, непосредственно доставлявшие продукцию поставщиков в императорские резиденции. В первую очередь, проверялись поставщики «различных продуктов»⁶⁹⁴.

Но, надо признать, что по мере роста террористической угрозы первым лицам империи, продукты питания для императорского стола старались производить либо непосредственно в придворных хозяйствах, либо закупать у многократно проверенных Поставщиков Императорского двора. Свежие фрукты и виноград поступали из дворцовых Ропшинских оранжерей. Поставляли фрукты и купцы, например, Елисеевы. Молочные продукты доставлялись с собственных Елагиноостровской и Царскосельской молочных ферм.

Вновь созданные императорские резиденции немедленно начали обрастать собственным хозяйством, главной задачей которого было обеспечение Императорской кухни собственными продуктами. Например, третий сын Александра II Владимир, будучи маленьким, на именины матери однажды подарил ей «корзину яиц, снесенных собственными его курами»⁶⁹⁵. И такие «собственные куры», производившие «собственные яйца», были во всех императорских резиденциях.

Когда в 1860-х гг. императрица Мария Александровна начала регулярно посещать крымскую Ливадию, то естественно возник вопрос о продовольствии. Всем было понятно, что возить из Петербурга «свои» продукты за 2,5 тыс. верст немыслимо. Поэтому продукты покупались на месте. Во время первого визита императрицы в Ливадию в 1861 г. молоко покупали у немецких колонистов. В последующие годы в Ливадии построили свою ферму, для которой купили 30 коров по 24 руб.⁶⁹⁶ Кухонную посуду для Ливадии изготовили в Петербурге.

Если царская семья покидала Петербург, продукты все равно везли из столицы в вагонах-ледниках. Во время путешествия Александра III по Финляндским шхерам в августе 1888 г. считалось нормальным передавать из Петербурга с фельдъегерем, который ехал к царю, «чайный хлеб, фрукты, цветы, молочные скопы (масло, творог, сливки и т. п.) с Царскосельской фермы»⁶⁹⁷. Считалось обычным, когда гофмаршал князь B.C. Оболенский телеграфировал из финского г. Або полковнику Гернету: «Прислать с очередным фельдъегерем 200 бутылок⁶⁹⁸, 50 шт. апельсин и три окорока вареной ветчины⁶⁹⁹». Весовые характеристики этих «посылок» были весьма значительны – 4422 кг, 573 кг, 4045 кг.

Во время отдыха Николая II в Финляндских шхерах свежие продукты привозились из Петергофа на миноносцах. Начальник императорских имений Массандра и Ливадия Н.Н. Качалов «рассказывал, какое огромное количество яиц, молока, сливок и масла требуется ежедневно для Двора, а теперь для высылки в Севастополь, пока там царская семья будет находиться на рейде»⁷⁰⁰.

Лагинкоски. Кухня в доме Александра III. Финляндия

Такая же практика сохранялась при заграничных поездках императора. Все продукты, по возможности, везли с собой. За ценой не стояли, поскольку речь шла о безопасности первых лиц страны. Правда, бывали и причуды. Так, жена Николая I, императрица Александра Федоровна, высоко ценила невскую воду, которую ей возили специальные курьеры даже в Ниццу⁷⁰¹.

Поскольку кроме императрицы Александры Федоровны невскую воду за границу никто не выписывал, то об этом эпизоде скажу несколько подробнее. В августе 1845 г. императрица Александра Федоровна в сопровождении дочери выехала на лечение в Палермо. Местная вода ей категорически не понравилась. Поэтому, по свидетельству мемуаристов, из Петербурга каждый день особые курьеры привозили бочонки невской воды, уложенные в особые ящики, наполненные льдом. Зная это, многие жители Ниццы старались добыть разными путями хоть рюмку невской воды, чтобы иметь понятие о такой редкости. Опытные курьеры прихватывали с собою лишний бочонок и распродавали его воду, стаканами и рюмками, чуть ли не на вес золота⁷⁰².

В Италии российская императрица жила на широкую ногу. Кроме привозной невской воды в Палермо из России выписали печников, которые поставили печи, в которых «русские пекари выпекали наш хлеб, ничто не должно было напоминать Мама, что она вдалеке от России»⁷⁰³. При Александре Федоровне в Италии ежедневно накрывались столы на несколько сотен человек, а гости могли унести с собою весь прибор, в том числе и серебряный стаканчик с вырезанным на нем вензелем императрицы. Все это могла себе позволить только Александра Федоровна, которой Николай Павлович не отказывал ни в чем, и императрица Александра Федоровна мало в чем себе отказывала. И хотя у нее рано начались проблемы с желудком, блюдо из дикой козы с брусникой оставалось ее любимым⁷⁰⁴.

К. Робертсон. Императрица Александра Федоровна. 1840–1841 гг.

Впрочем, справедливости ради надо сказать, что приведенный выше эпизод – типичный образчик мемуарного мифотворчества. Невскую воду в Италию не возили, это были не более чем слухи, поскольку в 1830-1840-х гг. в Петербурге свирепствовала эпидемия холеры, и в императорском дворце вода (невская, конечно, как и сегодня) подвергалась тщательной очистке. Фрейлина императрицы М.П. Фредерике, ссылаясь на приведенный выше эпизод с «бочонками невской воды», утверждала, что «бочонки с невской водой не присылались из Петербурга – ее никогда в рот не брала, живя даже в Петербурге. Ее величество употребляла постоянно зельтерскую воду – здоровья ради»⁷⁰⁵.

Находясь вне резиденций, монархи, по возможности, если это не нарушало приличий, старались «чужого» не есть. Эта практика сложилась еще в XVIII в. Так, в 1826 г. императрица Мария Федоровна, находясь на экзамене в Екатерининском институте, позавтракала блинами, поскольку была масленица. По свидетельству мемуариста: «Этот завтрак привозился придворными кухмистерами, и блины точно пекли на славу во дворце»⁷⁰⁶.

Возвращаясь к «продовольственной безопасности» первых лиц, можно утверждать, что в период Первой русской революции (1905–1907 гг.) усилили контроль за приготовлением пищи, подаваемой к императорскому столу. Прямых указаний на это нет, но есть упоминания о том, что у Николая II было «собственное» спиртное, которое ни кому за столом не предлагалось. Так, на «Штандарте» он пил только сливовицу, которую ему присылали из Польши, из имения великого князя Николая Николаевича (Младшего). Во время обеда перед царем стояла бутылка «собственного Его Императорского Величества портвейна», из которой наливали только царю⁷⁰⁷. Вместе с тем, мемуаристы в один голос утверждают, что они не помнят «случая, когда бы Императорскому Величеству подавали что-либо отдельно от того, что полагалось всем»⁷⁰⁸.

По традиции все императоры снимали пробы из котла с солдатской пищей. В Александровский дворец такие «пробы» приносили ежедневно, по очереди от различных подразделений охраны. Естественно, это были не простые пробы. По свидетельству мемуариста, для пробы все бралось «с общего котла, но с хитрецой. В серебряные царские судки добавлялись разные специи, все сдабривалось сметаной, подливой, и, безусловно, матросские щи выглядели уже первоклассно»⁷⁰⁹. Примечательно, что судки с «царской пробой» пломбировались.

После переезда семьи Николая II на постоянное жительство в Александровский дворец Царского Села, там наладили жесткую систему охрану императорской резиденции. Особое внимание было уделено организации внутренней охраны царской резиденции. Среди постов охраны внутри дворца особое место занимал пост № 1, находившийся в подвале дворца при спуске в тоннель, соединявший дворец с Кухонным корпусом. Поскольку через него за день проходило множество людей, то там ввели жесткую пропускную систему. Она включала в себя необходимость записи всех дворцовых служителей в постовую книгу. Не только отмечалось в книге время прихода и ухода придворных служителей, но и всех их при входе и выходе из дворца обыскивали. Указывалось, кто, куда и к кому направляется, записывалось имя сопровождающего. Служащие дворца предъявляли пропуска с фотографиями, заверенные дворцовой полицией. На пропускном пункте был алфавитный список всех дворцовых служащих с указанием номеров фотокарточек. На этом посту дежурили семь «присмотрщиков», которые выходили на звонки внутренних постов и докладывали обо всем дежурному офицеру. Столь жесткая процедура начисто исключала проникновение в Александровский дворец через кухню и тоннель потенциальных террористов.

Вместе с тем, при Императорском дворе произошло несколько трагических эпизодов, которые напрямую связаны с Императорской кухней. Например, после традиционного торжественного обеда, устроенного для Георгиевских кавалеров в Зимнем дворце 26 ноября 1895 г., погибли 63 человека, причем «одни из заболевших умирали так быстро, другие же так скоро переходили в алгидную форму, что …их не успели даже опросить»⁷¹⁰. Была немедленно образована комиссия, которую возглавил лейб-медик Ф.А. Роoинин. Члены комиссии осмотрели все помещения Зимнего дворца, где находились с момента прибытия Георгиевские кавалеры. Тщательно проверили воду во всех кранах дворца. Анализ позволил исключить ее как фактор заражения, хотя «она по анализу дала огромный процент органических веществ». В результате комиссия пришла к выводу, что причиной трагедии стали рыбные блюда, подававшиеся на празднике, способ приготовления которых не выдерживал «самой снисходительной критики». В рыбе содержался рыбный яд, и даже был выявлен «холерный яд еще не погасшей холерной эпидемии в Петербурге».

Об этом эпизоде помнили очень долго. Так, в ноябре 1900 г. после очередного дня Св. Георгия в Зимнем дворце генеральша А.В. Богданович писала в дневнике: «Говорят, солдатики опасливо ели царский обед после прискорбного случая, когда несколько человек в этот день поплатились жизнью – были отравлены там гнилой рыбой». Примечательны эти «несколько человек»⁷¹¹. Видимо, дворцовые службы сумели скрыть истинное количество погибших – 63 человека, поскольку столь значительная цифра прямо била по престижу царского дома.

Более того, значительная часть членов императорской фамилии переболела в разное время таким серьезным инфекционным заболеванием, как брюшной тиф. В декабре 1865 г. будущий Александр III заболел брюшным тифом. Сначала «Великий князь жаловался на сильную головную боль – это было прологом тифа, которым он опасно заболел после переезда в Аничков Дворец»⁷¹². Его сын, Николай II, едва не умер от брюшного тифа в Ливадии в ноябре 1900 г.

Следует пояснить, что брюшной тиф еще называют «болезнью немытых рук». Поэтому одним из источников заболевания вполне могли быть плохо помытые фрукты. Версия выглядит тем более достоверно, поскольку Николай II заболел тифом именно в Крыму, где опасность кишечно-желудочных заболеваний традиционно велика.

Осенью 1903 г. в Спаде скоропостижно скончалась от брюшного тифа младшая сестра императрицы Александры Федоровны Елизавета. Императрица пережила это как трагедию, поскольку событие напомнило ей, как ее собственная мать и одна из сестер умерли от дифтерии. А сама будущая российская императрица тогда же едва не умерла от этой болезни⁷¹³. Тогда в Спале было немедленно проведено врачебное расследование, которое «не оставляло никаких сомнений в причине смерти малышки»⁷¹⁴. Тем не менее, слухи о смерти младшей сестры императрицы Александры Федоровны еще долго блуждали по придворным гостиным. Например, один из офицеров императорской яхты «Штандарт», описывая события 1911 г., упоминал: «В свое время много говорили о смерти дочери Виктории Федоровны (Даки. – И. 3.), малолетней принцессы, которая покушала рыбы вместе с нашими княжнами, заболела и умерла. Говорили, что рыба была несвежая, но в таком случае, как же ее благополучно откушали наши княжны?»⁷¹⁵.

Надо упомянуть еще об одном сюжете, связанном с режимными мерами на царской кухне. Дело в том, что и тогда публику интересовало, что «ели цари» за столом. А на всю информацию об Императорском дворе распространялись жесткие цензурные правила – вся иноформация о первых лицах, идущая в печать, должна была обязательно проходить цензуру Министерства Императорского двора. Поэтому некоему Евгению Крантцу, для того чтобы опубликовать статью «О царской кухне», понадобилось такое разрешение в 1895 г.⁷¹⁶.

Накануне празднования 300-летия Дома Романовых предпринимались целенаправленные усилия по популяризации царской семьи. Была выпущена «царская серия» почтовых марок, снимались художественные фильмы, связанные с приближающейся датой. В этом же контексте следует воспринимать и решение разместить портреты «Императора, Императрица и Наследника на этикетках шоколада»⁷¹⁷.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.