Специальная Охранительная команда III Отделения Собственной Е.И.В. канцелярии

Специальная Охранительная команда III Отделения Собственной Е.И.В. канцелярии

Непосредственным поводом к формированию 2 мая 1866 г. специальной «охранительной» (негласной) команды III Отделения Собственной Е.И.В. канцелярии стало первое покушение на императора Александра II, совершенное 4 апреля 1866 г. Это событие показало, что, несмотря на усилия многочисленных ведомств, эффективность существовавших подразделений государственной охраны оказалась на деле невысокой. В архивных материалах за 1861–1863 гг. явно просматривается растерянность власти, столкнувшейся с тем, что хорошо знала Европа со времен Великой французской революции. Ужас перед народом, «толпой», которая может двинуться на Зимний дворец, для того чтобы истребить живущих там, заставил немедленно озаботиться созданием соответствующих структур, отвечающих за безопасность императорской фамилии, и выработать соответствующие инструкции, в которых четко прописывалось, как должен действовать караул в случае, если толпа ворвется в Зимний дворец.

Надо признать, что обеспокоенность власти была вполне обоснованной. В первой половине 1860-х гг. участники революционного движения прошли путь от инфантильных разговоров о цареубийстве до реальных попыток его совершения, и, надо заметить, очень быстро. Впервые конкретные очертания планы цареубийства начали принимать в организации Н.А. Ишутина – И.А. Худякова. В начале 1866 г. была создана новая организация Н.А. Ишутина с характерным названием «Ад». Одной из ее целей было «систематическое цареубийство». При ее создании революционеры учитывали европейский опыт: 14 января 1858 г. итальянец РФ. Орсини в Париже бросил бомбу в карету Наполеона III.

В результате, наслушавшись разговоров о цареубийстве, которые начались в конце 1865 г., 4 апреля 1866 г. бывший студент Д.В. Каракозов стрелял в императора Александра II, когда тот после обеденной прогулки по Летнему саду садился в коляску Каракозов промахнулся, но этот неудачный выстрел положил начало эпохе политического террора в России.

Д. Каракозов

В воспоминаниях князь В.П. Мещерский писал, что «стоять около коляски при выходе Государя дозволялось всякому: были тут обычный жандарм, обычный полицейский городовой и обычный сторож сада. Все они при приближении Государя, становясь во фронт, стояли к нему лицом и спиною, увы, к той кучке, где был злоумышленник Каракозов»²⁷³.

По официальной версии, спас царя крестьянин Костромской губернии Осип Иванович Комиссаров, который толкнул Каракозова в руку, в результате чего пуля пролетела над головой императора Александра II. Участник работы следственной комиссии П.А. Черевин утверждал в воспоминаниях, что, скорее всего, это было искреннее, но крайне выгодное с точки зрения монархической пропаганды заблуждение. При этом во время допросов Каракозов настойчиво утверждал, что ему никто не мешал стрелять и не толкал его руки. Неудачу своего выстрела он приписывал только собственной торопливости²⁷⁴. А торопливость эта была вызвана криком сторожа Летнего сада, который увидел руку с пистолетом, направленную в сторону царя. Но, как это обычно бывает, Комиссаров получил от царя 50 000 руб. и потомственное дворянство²⁷⁵, а безымянный сторож Летнего сада только 20 коп. «на чай».

Любопытны показания самого Комиссарова на заседании Верховного уголовного суда, который был создан высочайшим указом правительствующему Сенату 28 июня 1866 г. Когда «героя» спросили о произошедших событиях, Комиссаров утверждал, что он видел, как преступник вынул пистолет и «метит в государя – я только и успел подпихнуть руку этого самого человека и вдруг не помню, что со мной сделалось, сам ничего не помню». Комиссаров и дальше «железно» стоял на этой версии – видел, как стреляли, он спас царя, а на все попытки уточнить детали заявлял о провале памяти²⁷⁶. Впрочем, его долго и не мучили.

О.И. Комиссаров

Сохранилась стенограмма допроса тех, кто задержал Каракозова. Так, унтер-офицер жандармского эскадрона Лукьян Слесарчук показал, что он заступил в наряд в 12 часов у Летнего сада и дважды обошел его. В четыре часа пополудни он стоял у ворот Летнего сада, держа в руках полость коляски, в которую должен был сесть царь. Стрелявшего он не видел, но после этого унтер сразу же бросил полость и «сейчас побежал за выстрелившим, а он, как только сделал выстрел, сейчас побежал через дорогу по Невке»²⁷⁷.

Второй участник задержания Каракозова – унтер-офицер Команды дворцовых городовых Степан Заболотин, показал, что в момент выстрела он держал в руках шинель царя. После выстрела, который раздался «с левой стороны», он тоже бросился за террористом. Унтера схватили Каракозова, когда тот подбежал к Прачечному мосту Охранники отобрали у Каракозова двуствольный пистолет, один из стволов которого оставался заряженным. Заболотин передал этот пистолет Александру II и «сказал, что еще заряжен был один ствол и не спущен курок»²⁷⁸.

Судьбу этого пистолета выясняли специально. В ходе следствия было установлено, что пистолет куплен в Москве за 15 руб.

М.Н. Муравьев

Деньги на его приобретение дал двоюродный брат Каракозова – И. Худяков. При этом Каракозов прямо говорил брату для чего покупается пистолет. Пули и порох для пистолета куплены в Петебурге: пули – в оружейном магазине, а порох – в лаборатории на Выборгской стороне²⁷⁹. Прямо на месте покушения пистолет был передан в руки императора, а затем для проведения следственных действий, отправлен в III Отделение. В некоторых источниках утверждается, что Александр II лично отправился в III Отделение и передал начальнику Штаба Корпуса жандармов генералу Н.В. Мезенцеву пистолет Каракозова. Впоследствии один из германских корреспондентов, принятых императором Александром II в кабинете Зимнего дворца, обратил внимание, что «под стеклянными колпаками, рядом с казачьими киверами покойных императора Николая I и цесаревича Николая Александровича» хранится «пистолет, оказавшийся тем самым, из которого Каракозов выстрелил в государя 4 апреля 1866 г. Пистолет был двуствольный и один из стволов оставался заряженным»²⁸⁰.

После задержания Каракозова немедленно доставили в III Отделение. При обыске у него изъяли пузырек с синильной кислотой, два грамма стрихнина в порошке и восемь порошков морфия²⁸¹. Была немедленно организована следственная комиссия, которую с 7 апреля 1866 г. возглавил М.Н. Муравьев, которого революционные радикалы и поляки называли «Вешатель» за жесткие действия по подавлению Польского восстания в 1863–1864 гг. Вскоре филиал следственной комиссии начал действовать и в Москве.

Для того чтобы установить личность террориста, к нему сразу же (с 4 по 11 апреля) применялись жесткие методы следствия. По свидетельству П.А. Черевина, Каракозова держали на хлебе и воде, допрашивали по 12–15 часов подряд, при этом «не позволялось не то что бы сесть, но даже прислоняться к стене. Ночью будили по три раза в час», заговаривая с ним на польском языке, поскольку предполагалась связь покушавшегося с поляками²⁸². Но непосредственные методы физического воздействия не применялись. Проще говоря, его не били и не пытали²⁸³. Хотя революционеры искренне считали, что Каракозова подвергали средневековым пыткам.

Н.А. Ишутин

7 апреля 1866 г. установили имя и место жительство Каракозова. 9 апреля в Москве арестовали Н.А. Ишутина и его соратников, их немедленно доставили в Петербург. После очной ставки Ишутина с Каракозовым, последний стал давать показания. К сентябрю 1866 г. общее число арестованных по делу о покушении на Александра II составило 196 человек.

В ходе следствия вскрылись очевидные недостатки в организации охраны царя. Так, унтера дворцовой стражи и Жандармского корпуса, присутствовавшие в Летнем саду, смотрели на царя, а не на толпу, от которой они должны были охранять императора. Более того, один держал в руках шинель, а другой полость саней. С точки зрения сегодняшнего дня такое поведение охраны просто преступно. Но вместе с тем необходимо учитывать, что должностные инструкции спецслужб пишутся кровью и среди потоков этой крови есть и кровь Царя-освободителя. Эти профессиональные и психологические «проколы» нарождавшейся дворцовой спецслужбы показывали, какой путь предстоит им пройти для полноценной деятельности по охране первых лиц государства.

В литературе принято квалифицировать события 4 апреля 1866 г. как действия террориста-одиночки, поскольку даже Ишутин был неосведомлен о террористических намерениях Каракозова.

Да и сама идея цареубийства, видимо, родилась спонтанно на фоне суицидных намерений Каракозова. Но если рассматривать программные документы организации Ишутина – Худякова, то можно признать, что даже на уровне этих, еще «рыхлых» намерений уже просматриваются направления деятельности будущих террористических организаций: изучение общественного мнения и установление врагов революции (разведка); надзор за членами организации и их ликвидация (собственная безопасность); осуществление террористических актов и цареубийство (боевая группа); пропаганда революционных взглядов (активные мероприятия); строгое соблюдение конспирации²⁸⁴.

Что касается бытующих в научной литературе версий, связанных с этим покушением, то, безусловно, преобладает версия о спонтанном покушении террориста-одиночки. Но ряд авторов приводит и другие версии. Достаточно надуманные. Или переносящие сегодняшние реалии в 1860-е гг. Например, высказывается предположение, что покушение Каракозова являлось «тщательно организованной и блестяще осуществленной (кем? – И. 3.) специальной операцией»²⁸⁵, целью которой была «замена ряда руководителей силовых структур империи на более компетентных лиц». То есть жизнью царя рисковали ради устранения В.А. Долгорукого и выдвижения на первые роли П.А. Шувалова и Ф.Ф Трепова. Каракозова якобы использовали «втемную», а Комиссаров являлся или «оперативником службы», или «ему грамотно помогли подтолкнуть покушавшегося»²⁸⁶. Думается, что эта версия при всей ее привлекательности для детективной литературы не подкреплена никакими серьезными аргументами.

Более вескими выглядят построения, увязывающие действия Кракозова с так называемой «партией Константина». Общеизвестно, что сразу же после покушения Каракозова сначала среди столичной богемы, а затем и в городских низах поползли слухи, что это покушение спровоцировано так называемой «константиновской партией». Младший брат царя, великий князь Константин Николаевич, был неофициальным лидером российских либералов, на которого ими возлагались серьезные надежды. Но к середине 1860-х гг. его постепенно начали оттеснять от реальных рычагов влияния на политическую ситуацию в стране. Отчасти эта версия подтверждается тем, что в ходе следствия над Каракозовым в особое делопроизводство Муравьевской комиссии (29 апреля 1866 г.) было выделено следственное дело «О кружках знакомых коллежского секретаря Николая Ножина и причине его смерти» (137 листов)²⁸⁷. Дело завершилось только 18 февраля 1867 г., через пять с половиной месяцев после казни Каракозова, что свидетельствует о серьезном к нему внимании. Из материалов дела следует, что молодой литератор Ножин внезапно умер в конце марта 1866 г., буквально накануне покушения Каракозова. В газете «Северная почта» от 2 августа 1866 г. в сообщении Следственной комиссии упоминалось, что Каракозов через посредство «опасного революционера» Ивана Худякова имел контакт с «кружком крайнего нигилиста Ножина… который находился в сношениях и в связях и переписке с заграничными агитаторами».

В ходе следствия стало известно, что Николай Дмитриевич Ножин родился в 1841 г. в семье богатых помещиков, окончил привилегированный Александровский лицей в Петербурге в 1861 г. После недолгой службы занялся наукой. За границей вошел в контакт с революционной эмиграцией. Вернулся в Петербург в 1864 г. и стал сотрудничать в различных либеральных журналах. В деле Ножина есть указание на то, что в сентябре 1865 г. за ним было установлено «бдительное» негласное наблюдение, в ходе которого выяснилось, что его квартиру наряду с радикальной молодежью посещают и морские офицеры. Самое примечательное в этом решении то, что постановление о негласном контроле над Ножиным было «высочайше одобрено». Видимо, существовали причины, по которым это в общем-то рядовое дело докладывалось непосредственно Александру II. Возможно, дело было именно в морских офицерах, посещавщих заседания нигилистического кружка, а великий князь Константин Николаевич был генерал-адмиралом и морским министром империи…

Возникает вопрос, имелись ли у великого князи Константина Николаевича шансы на занятие трона в случае гибели Александра II? Некоторые шансы на это были. Великий князь Александр Александрович только год как стал цесаревичем после смерти своего старшего брата Николая в апреле 1865 г. Несмотря на безусловное право престолонаследия, цесаревич еще не пользовался серьезным влиянием в бюрократическом Петербурге, а великий князь Константин Николаевич имел влиятельных сторонников.

Являлись ли сторонники Константина Николаевича «партией»? В явном виде нет, но слухи о влиятельных сторонниках Константина Николаевича были распространены достаточно широко. По крайней мере еще до покушения Каракозов в письме к Ишутину упоминал о существовании такой «партии». В показаниях на судебном заседании 18 августа 1866 г. зафиксированы слова Николая Ишутина: «Худяков мне говорил, что он слышал от кого-то, что такая партия в Петербурге существует, и сказал, что заграничный комитет имеет сношения с этой партией». Да и сам Каракозов в ходе судебного процесса 20 августа 1866 г. заявил: «Я ему (т. е. Ишутину) говорил, что в Петербурге есть партия, которая… хотя личность я не называл. Но сказал, что имею сношения с этой партиею…». Член суда принц Ольденбургский попросил уточнить: «Какая же партия в Петербурге, на которую вы указываете?». На что Каракозов прямо заявил: «Я ему говорил о той партии, которую я называю Константиновскою партиею». После этого заявления допрос немедленно прервали.

В результате можно выстроить вероятную схему. Каракозов, приехав в Петербург, был знаком лишь только с Иваном Худяковым. В свою очередь, Худяков бывал в кружке Ножина, который также посещали морские офицеры. Вполне вероятно, что именно литератор Ножин выполнял роль связного-посредника между Каракозовым – Худяковым и «партией Константина». Это подтверждается и глухим упоминанием о поездке Ножина в Петергоф в марте 1866 г. или в Стрельну, в любимую резиденцию генерал-адмирала Константина Николаевича, в Константиновский дворец. В этом контексте внезапная смерть Ножина вполне объяснима. После того как стало ясно, что у Каракозова были вполне определенные планы на покушение, Ножин стал лишним и даже опасным, поскольку в случае успеха покушения он знал бы слишком много о закулисной стороне столь «спонтанного» покушения.

По данным европейской прессы, к началу июня 1866 г. по делу Каракозова арестовали в Петербурге 139 человек, в Москве – 98, из них под следствием в Москве умерло двое и 9 человек в Петербурге²⁸⁸.

Это покушение не могло не сказаться на характере царя. Современники свидетельствовали, что после покушения «Государь был действительно постоянно в нервическом раздражении, тревожном положении, казался крайне грустным и перепуганным и внушал соболезнование»²⁸⁹. Впечатление, произведенное на общество этим событием, было двояким. С одной стороны, этот выстрел дал понять радикальной молодежи, что царя «можно убить». С другой стороны, возмущение попыткой цареубийства оказалось столь велико, что либерал Н.А. Некрасов написал стихотворение по этому поводу, в котором прославлял спасшегося императора.

Ф.Ф. Трепов

Конечно, сам факт покушения на Александра II повлиял на персональный состав силовых ведомств, связанных с организацией охраны Александра II. Шеф жандармов В.А. Долгоруков 8 апреля 1866 г. подал в отставку. В мемуарах упоминается, что он заявил: «Пусть вся Россия знает, что я уволен за неумение охранять моего Государя»²⁹⁰. 4 мая 1866 г. принимается решение о ликвидации петербургского генерал-губернаторства и князя А.А. Суворова уволили от должности. После его ухода столичную полицию возглавил Федор Федорович Трепов, жесткий, умный и решительный человек, имевший опыт работы генерал-полицмейстера в Царстве Польском²⁹¹.

После отставки В.А. Долгорукова к руководству III Отделением пришел П.А. Шувалов. Он восемь лет (1866–1874 гг.) возглавлял политическую полицию империи. Это был жесткий и умный вельможа, пользовавшийся значительным влиянием при Дворе. Он имел опыт полицейской работы²⁹², а его «спокойствие и самообладание давали ему то, что так редко приходится встречать в наших государственных людях, – уменье слушать и задавать вопросы, а это на посту Шефа жандармов, очевидно, было главное»²⁹³.

Прежде всего, ему необходимо было обеспечить должную охрану императора. Создание «умной полиции», или «Шуваловской охраны», имело свою историю²⁹⁴. Покушение Каракозова поставило перед III Отделением и его шефом П.А. Шуваловым в качестве главной задачи проблему обеспечения личной безопасности императора, поскольку дворцовые городовые, несшие преимущественно постовую службу, казаки Конвоя, бывшие скорее пышным антуражем охраны, не могли противостоять новым террористическим методам борьбы революционеров.

По инициативе нового петербургского градоначальника Ф.Ф. Трепова, предполагалось создать специальный отряд

«охранительной полиции», главной задачей которого было обеспечение личной безопасности императора. Уже в конце апреля 1866 г. П.А. Шувалов представил на рассмотрение императора всеподданнейший доклад, в котором обосновывал настоятельную необходимость «учреждения особой команды, исключительной целью которой должно быть постоянное наблюдение во всех местах пребывания Вашего Величества»²⁹⁵.

П.А. Шувалов

2 мая 1866 г. Александр II утвердил проект и штаты²⁹⁶ нового подразделения. Уже 4 мая 1866 г. Шувалов отчитался перед царем о создании костяка «охранительной команды». Первым командиром этого спецподразделения стал надворный советник Н.Е. Шляхтин, служивший прежде в Москве полицейским приставом. Его помощниками назначили капитана жандармерии Н.М. Пруссака, служившего прежде начальником ревельской жандармской команды, и поручика А. И. Полякова, ранее служившего в варшавской полиции.

Принципиально важным стало привлечение на службу секретных агентов. Ими были мещанин И. Кожухов (агент III Отделения с 1857 г.), отставной губернский секретарь Новицкий и рижский гражданин Кильвейн. Нижних чинов набрали сначала 20 человек, но к концу мая Охранную команду III Отделения полностью укомплектовали «нижними чинами»²⁹⁷. Один из мемуаристов упоминал, что уже летом 1866 г., во время отдыха царя в подмосковном имении Ильинском, Александра II серьезно рассердило то, что он впервые увидел «переодетых агентов Шуваловской охраны везде, где Государь гулял… Но граф Шувалов, взявшись за свое дело серьезно, не смутился этим впечатлением Государя и завел действительно умную полицию»²⁹⁸.

Градоначальник Ф.Ф. Трепов лично составил «Положение об Охранной страже» и инструкцию для ее чинов. В разработанном к середине мая 1866 г. проекте инструкции с бюрократической дотошностью в тридцати параграфах регламентировался порядок несения охранной службы, правила поведения стражников при организации наружного наблюдения. В инструкции определялась даже форма примерных ответов на вопросы об императорской фамилии вплоть до «особо вежливого, но непреклонного отношения к дамам при их желании приблизиться к императору». В этом документе указывалось, что Охранная стража «пребывает постоянно там, где изволит присутствовать государь император или члены императорской фамилии». Так, «в садах, где августейшие особы изволят прогуливаться», стражники обязаны заблаговременно осматривать «аллеи и места, по которым обыкновенно прогулка бывает», и «обращать внимание на то, не скрывается ли кто-нибудь в клумбах, кустах или за деревьями и постройками». «При отсутствии публики» полагалось «держаться на значительном расстоянии, дабы не обращать на себя внимание», а в случае «появления публики» необходимо задержать лиц, которые, «пробираясь сквозь толпу, стараются приблизиться к высочайшим особам с подозрительными намерениями», а также «лиц, заметно переодетых в платье крестьянское или другое, несообразное с их наружностью и, очевидно, одетое с какой-нибудь предубедительной целью».

В мае 1866 г. всем сотрудникам Охранной стражи выдали пронумерованные удостоверения, в которых указывалось, что «предъявитель сего состоит при III Отделении». Сотрудники спецслужбы охраняли царя в статском платье, на которое выделялись специальные средства²⁹⁹, и лишь «в особых случаях» малая часть охраны могла быть «наряжена» в форменную одежду. В инструкции подчеркивалось, что стражники «должны держать себя так, чтобы на них не было обращено внимание общества». Они не должны никому сообщать о своих обязанностях, «когда им необходимо содействие наружной полиции, они предъявляют только свои особые билеты, которые отнюдь не передают никому под страхом самой строгой ответственности»³⁰⁰.

Проект инструкции был добротный, но П.А. Шувалов, как опытный царедворец, счел, что в ней «слишком много говориться об опасности для жизни государя, чего желательно избегнуть»³⁰¹. В июне 1866 г. Ф.Ф. Трепов представил на рассмотрение

П.А. Шувалова второй вариант «Инструкции», который после доработки в III Отделении и был утвержден Шуваловым в октябре 1866 г.

Вновь созданная спецслужба должна была действовать в глубокой тайне, а ее сотрудники давали подписку «о неразглашении».³⁰² В качестве главной задачи им предписывалось «зорко следить за собирающейся около Высочайших Особ публикою и стараться удалить всякого рода причины, могущие послужить поводом, к какого бы то ни было рода беспорядкам в присутствии Императорской фамилии, наипаче же всего охранять всюду драгоценнейшую жизнь Его Императорского Величества».

Принципиально важным был вопрос о непосредственном кураторе деятельности новой спецслужбы. Автором и проработчиком идеи ее организации был обер-полицмейстер Санкт-Петербурга Ф.Ф. Трепов. По его замыслу, Охранная стража должна была состоять «под главным ведением» III Отделения, но в «непосредственном распоряжении» Санкт-Петербургского обер-полицмейстера. То есть фактически Ф.Ф. Трепов создавал эту службу «под себя». Однако П.А. Шувалов не допустил, чтобы служба, главной задачей которой было обеспечение физической безопасности императора, находилась вне сферы его влияния. Поэтому он, дав Ф.Ф. Трепову разработать регламентирующие документы, полностью взял под свой контроль решение всех вопросов, связанных с организацией и деятельностью Охранной стражи, отстранив с июля 1866 г. Ф.Ф. Трепова от какого-либо участия в ее руководстве.

Охранная стража формировалась как спецслужба с особым неофициальным статусом, и ее не оформляли в законодательном порядке. Начальник Охранной стражи подчинялся непосредственно управляющему III Отделением. Поэтому о ее деятельности было мало известно даже ее «смежникам» из Дворцовой полицейской команды³⁰³. Тем не менее хотя III Отделение и пыталось сохранить в тайне образование новой спецслужбы, но слухи о ней моментально расползлись в высшем обществе. Уже в мае 1866 г. один из современников упоминал, что «при отъездах государя со станции Царскосельской железной дороги начали появляться какие-то лица, обращавшие своими манерами на себя внимание. Мне сказали, что это приставленные III Отделением канцелярии государя телохранители. Эти господа должны были быть никем не замечены, а их узнали на другой день по их назначении»³⁰⁴.

В период становления Охранной стражи неизбежно возникали кадровые проблемы, поскольку личный состав ее подбирался в спешке. В конце мая 1866 г. первый командир Стражи, Н.Е. Шляхтин попросил перевести его на другую должность. Вместо него начальником Охранной стражи назначили его заместителя, надворного советника Ф.Ф. Гаазе (с декабря 1866 г.). В июле 1866 г. из команды отчислили 4 человек «нижних чинов». Тогда же решено было откомандировать поручика Полякова как «несоответствующего своему назначению». Однако в связи с кадровыми проблемами Поляков оставался на своем посту до конца 1869 г. Видимо, отношения между тремя офицерами службы были не самыми простыми. Лишь после заявления начальника Охранной стражи Ф.Ф. Гаазе, что поручик Поляков, «оказывается, по своему поведению не совсем благонадежен», того немедленно откомандировали из спецслужбы. Вместо Полякова прислали жандармского штабс-капитана Агафонова. Он прослужил с 1869 по 1876 г., до своей кончины. После его смерти новым помощником начальника Охранной стражи назначили поручика Петербургского жандармского дивизиона Карла Коха.

Кадровые проблемы были связаны с тем, что назначения в престижную спецслужбу не обходились без протекции. Начальник Охранной стражи Ф.Ф. Гаазе мог многое себе позволить, поскольку был зятем крупного чиновника III Отделения. Он мог быть грубым с подчиненными офицерами, халатно относиться к своим обязанностям, пить во время службы, присваивать денежные средства подчиненных³⁰⁵. Но его родственные связи были столь влиятельны, что ему все сходило с рук. Только после покушения на Александра II 2 апреля 1879 г. Ф.Ф. Гаазе «высочайшим повелением» от 11 апреля был «уволен от службы, согласно прошению, по болезни». Новым начальником Охранной стражи назначили упомянутого выше Карла Коха.

Офицеры этого подразделения тоже не были ангелами. Майор Пруссак вел себя грубо по отношению к нижним чинам, стращая их ссылкой на каторгу, пил во время службы. Как следует из рапорта, 10 октября 1866 г., сопровождая высочайший поезд, он находился «в столь нетрезвом виде, что на царскосельской станции, как пришлось выходить из вагонов, никакие увещевания не могли привести к желаемому успеху и добудиться его и заставить выйти из вагона». Несмотря на столь вопиющие нарушения служебных обязанностей, майора Пруссака отчислили из Охранной команды только в апреле 1871 г., после очередного служебного расследования.

Столь конфликтные отношения в небольшом подразделении, конечно, не шли на пользу делу. Периодически происходили даже «возмущения» нижних чинов действиями своих офицеров. Так, осенью 1868 г. по приказанию Шефа жандармов П.А. Шувалова производилось негласное служебное расследование, выявившее множество проблем³⁰⁶, существовавших внутри Охранной стражи.

Все это приводило к тому, что, несмотря на столь важные задачи, возложенные на Охранную стражу, личный состав нижних чинов был постоянно в недокомплекте. Причина состояла не только в межличностных отношениях между офицерами и нижними чинами, поскольку все они были старыми служаками, видевшими на своем веку всякое. Прежде всего это связано с достаточно высокими требованиями, предъявлявшимися при наборе нижних чинов, и с тяжелыми условиями службы.

Кандидаты в Охранную стражу III Отделения должны были быть холостыми, православного вероисповедания, крепкого телосложения, хорошего здоровья, «благообразной наружности» и, безусловно, благонадежными.

Чинам Охранной стражи приходилось вести круглосуточное «наружное наблюдение» в местах пребывания императора для обеспечения его «безопасности и спокойствия». Постоянные посты Охранной стражи размещались не только у Зимнего дворца, но и у Аничкова дворца, где жил наследник. Служба была тяжелой, а материальное обеспечение – не самое щедрое. Стражники получали по 75 руб. в месяц, еще они получали наградные на Пасху от 15 до 75 руб. и на Рождество – до 100 руб. Во время поездок им могли перепасть наградные деньги и подарки. Стражников часто увольняли со службы по причине расстроенного здоровья. Ревматизм, туберкулез, нервные расстройства, хроническая простуда были обычным делом. Поэтому вплоть до 1881 г. Охранная стража почти никогда не укомплектовывалась полностью нижними чинами.

Если в конце мая 1866 г. Охранная стража была полностью укомплектована согласно штату, то уже в конце 1866 г. число агентов сократилось до двух человек, а нижних чинов – до 40 стражников. В январе 1870 г. – 37 человек, в январе 1879 г. – 20. Только после взрыва в Зимнем дворце 5 февраля 1880 г. Охранную стражу полностью укомплектовали до 80 человек. Из них только 10 стражников служили с первых лет создания подразделения в 1866–1870 гг., 4 человека начали службу в 1870–1876 гг., 26 человек (65 %) зачислили в 1878–1880 гг. Из них «по вольному найму» служили 32 стражника. Костяк нижних чинов подразделения продолжали составлять отставные фельдфебели и унтер-офицеры (24 человека). Но в числе нижних чинов были и трое мещан, отставной поручик, отставной коллежский регистратор, дворянин, купеческий сын и крестьянин³⁰⁷.

К 1875 г. сменилось около 80 % всего личного состава Охранной стражи. Многих уволили по состоянию здоровья. Практически все уволенные не получали никакой пенсии за свою ответственную службу. Пенсия назначалась только в виде исключения. Такое положение не способствовало ответственному несению службы. Поэтому командование Охранной стражи пыталось изменить сложившуюся практику. В записке начальника Охранной стражи от 8 октября 1878 г. отмечалось, что «из всех чинов Охранной стражи, уволенных от службы, получает пенсию один унтер-офицер Слюсарчук по 5 руб. в месяц, и то по высочайшему повелению за поимку Каракозова на набережной у Летнего сада 4 апреля 1866 г.».

Пто касается непосредственных обязанностей стражников, кроме постоянного сопровождения императора и несения постовой службы в местах его постоянного пребывания они при необходимости выполняли самые разные обязанности. Так, стражники III Отделения как квалифицированные специалисты по наружному наблюдению осуществляли контроль как за членами императорской фамилии, так и за близкими к ним людьми. Особенно если возникали щекотливые ситуации, задевавшие престиж императорской фамилии. Например, осенью 1875 г. один из стражников был командирован в г. Венден Лифляндской губернии для наблюдения за балериной Е.Т. Нисловой³⁰⁸, куда ее выслали по личному приказанию Александра II. В мае 1880 г.³⁰⁹ двоих стражников назначили на постоянное дежурство с целью охраны у дома княгини Е.М. Долгоруковой³¹⁰. В делопроизводстве III Отделения сохранилось множество агентурных донесений о том, как проводили время наследник и другие члены царской семьи. Кроме этого, III Отделение использовало стражников и для борьбы с рабочим движением. Осенью 1878 г., во время стачки рабочих на Кренгольмской мануфактуре, 10 унтер-офицеров Охранной стражи направили на рабочие окраины Петербурга для наблюдения за настроениями рабочих.

Естественно, так или иначе, об этой охране стало известно достаточно большому числу людей. Утечка информации привела к тому, что летом 1868 г. в листке «Земли и воли» № 5 опубликовали первую и единственную информацию об Охранной страже III Отделения. В нелегальном издании сообщалось, что «это тайное общество, число членов которого в настоящее время свыше 1 тыс. чел., находится под непосредственным начальством императора и содержится в такой тайне, что подробности его организации до сих пор еще не вполне раскрыты»³¹¹.

Таким образом, период с 1866 по 1879 гг. был временем вызревания идей и тактики взаимной борьбы. Очень важным для общественного умонастроения стало «нечаевское дело». 21 ноября 1869 г. «пятерка» членов общества «Народная расправа», возглавляемого его основателем и вождем Сергеем Нечаевым, по обвинению в предательстве убила студента Ивана Иванова. В результате общество получило мощную прививку от терроризма, которая действовала 10 лет. А русская литература получила роман Ф.М. Достоевского «Бесы». Тем не менее будущие террористы в ходе безуспешных «хождений в народ» «дозревали» до идеи систематического террора, направленного против Александра II. Охрана царя тешила себя успешными арестами сотен «нигилистов». Казалось, что все в России постепенно успокаивается.

Именно Охранная стража III Отделения стала первым подразделением, задачи которого весьма схожи с задачами сегодняшних спецслужб, занятых охраной первых лиц страны. Инициаторами ее создания были Ф.Ф. Трепов и П.А. Шувалов, которые играли ключевую роль в обеспечении безопасности императора почти на протяжении десяти лет (с 1866 по 1878 г.). Дворцовая стража, также занимавшаяся наружной охраной царя, выполняла скорее задачи постовой (караульной) службы в местах пребывания императора. Между ними сложилось определенное разграничение задач. Дворцовая стража охраняла царя в местах его постоянного пребывания – в Зимнем дворце и пригородных резиденциях. Охранная стража занималась скрытым сопровождением царя при его поездках вне резиденций. Кроме этого, стражники III Отделения занимались наблюдением в деревнях и селах близ царских резиденций. Оба подразделения формально подчинялись начальнику Императорской Главной квартиры полковнику Рылееву. Однако реально они подчинялись своим командирам и координация их действий оставляла желать лучшего.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.